Criminal law characteristics of the elements of the crime of piracy in the Criminal Code of the Russian Federation.

Предлагаемая статья представляет собой анализ спорных вопросов, возникающих при толковании ст. 227 УК РФ «Пиратство», и выработку предложений по ее совершенствованию.

Пиратство как один из самых древних видов преступлений, посягающих на интересы всех государств при использовании морских пространств, возникло одновременно с судоходством ^{[10, с 12-13]}.

В последние годы проблема пиратства на море, о существовании которой, казалось, уже забыли в XVIII веке, снова оказалась в центре внимания мирового сообщества. Особенно острой ситуация представляется у побережий Сомали и в Юго-Восточной Азии.

По сведениям Международного морского бюро (ММБ) по состоянию за 2009 год было зафиксировано 406 случаев совершения пиратских действий. Из них 217 приходится на воды Сомали. Последний раз количество пиратских актов превышало отметку в 400 инцидентов в 2003 г. ^[18].

Несмотря на активные политические усилия мирового сообщества, прежде всего ООН, и массированное присутствие у побережья Сомали военно-морских сил целого ряда государств, включая Россию, акты пиратства и вооруженного разбоя в этом регионе продолжают представлять серьезную угрозу для жизни моряков и пассажиров судов, наносят ущерб безопасности судоходства, затрудняют оказание международной гуманитарной помощи Сомали, ведут к существенным экономическим убыткам для многих государств.

Современное международное право рассматривает пиратство в качестве уголовного преступления международного характера, направленного против осуществления свободы судоходства как составной части свободы открытого моря ^{[3, с.232-233; 4, с. 20-21]}.

Преступления международного характера помимо того, что они посягают на национальный правопорядок, затрагивают и интересы международного сообщества. Иногда эти преступления называют конвенционными, поскольку сотрудничество государств в борьбе с конкретными преступлениями международного характера осуществляется в рамках многосторонних международных договоров.

До принятия многостороннего международного соглашения, содержащего определение пиратства, вопросы борьбы с пиратством регулировались в основном национальным законодательством отдельных государств и обычными нормами международного права.

Впервые международно-правовая норма о пиратстве появилась в Женевской конвенции об открытом море 1958 г. (ст.15). Основой положений о пиратстве Женевской конвенции послужили Гарвардские исследования по международному праву ^[23].

Конвенция ООН 1982 г. по морскому праву является универсальным международно-правовым актом в области мореплавания. В соответствии со ст. 101 Конвенции 1982 г. пиратством является любое из перечисленных ниже действий:

а) любой неправомерный акт насилия, задержания или любой грабеж, совершаемый с личными целями экипажем или пассажирами какого-либо частновладельческого судна или частновладельческого летательного аппарата и направленный:

i) в открытом море против другого судна или летательного аппарата или против лиц или имущества, находящихся на их борту;

ii) против какого-либо судна или летательного аппарата, лиц или имущества в месте вне юрисдикции какого бы то ни было государства;

b) любой акт добровольного участия в использовании какого-либо судна или летательного аппарата, совершенный со знанием обстоятельств, в силу которых судно или летательный аппарат является пиратским судном или летательным аппаратом;

c) любое деяние, являющееся подстрекательством или сознательным содействием совершению действия, предусматриваемого в подп. "a" или "b".. ^[17].

Нормы Римской конвенции о борьбе с незаконными актами, направленными против безопасности морского судоходства, принятая в 1988 г., и Протокола о борьбе с незаконными актами, направленными против безопасности стационарных платформ, расположенных на континентальном шельфе могут быть к актам пиратства и вооруженного разбоя против судов.

В отличие от Конвенции по морскому праву, Конвенция 1988 г. не сужает место совершения незаконных актов против безопасности судоходства до открытого моря, устанавливая при этом единственное условие применения положений Конвенций: маршрут судна должен включать плавание в воды, через воды или из вод, расположенных за внешней границей территориального моря какого-либо одного государства. Ст. 3 содержит перечень составов преступлений, в отношении которых распространяется закрепленный в Конвенции 1988 г. режим международного сотрудничества по борьбе с ними:

- захват судна или осуществление контроля над ним силой или угрозой силы или путем любой другой формы запугивания;

- акт насилия против лица на борту судна, если этот акт может угрожать безопасному плаванию данного судна;

- разрушение судна или нанесение ему или его грузу повреждений, которое может угрожать безопасному плаванию данного судна;

- помещение на борт судна устройства, которое может разрушить это судно;

- разрушает морское навигационное оборудование, или наносит ему серьезное повреждение, или создает серьезные помехи его эксплуатации, если любой такой акт может угрожать безопасному плаванию судна; или

- сообщение заведомо ложных сведений, если это создает угрозу безопасному плаванию судна.

Современное уголовное законодательство Российской Федерации содержит норму об ответственности за совершение пиратских действий. Для Уголовного кодекса РФ 1996 г. понятие пиратства является новым. Ранее, по УК РСФСР 1960 г., действия, образующие пиратство, квалифицировались как разбой, грабеж, бандитизм, преступления против личности ^{[7, с. 557-558; 8, с. 543-545; 19, с 446-447]}.

Статья 227 УК РФ определяет пиратство как нападение на морское или речное судно в целях завладения чужим имуществом, совершенное с применением насилия либо с угрозой его применения. Квалифицированным видом пиратства является совершение его с применением оружия, а также организованной группой либо с причинением тяжких последствий.

Анализируя статью 227 УК РФ, многие ученые отмечают, что положение о пиратстве в УК РФ во многом не соответствует аналогичному положению Конвенции 1982 г. Это касается как объективных признаков состава преступления, так и субъективных.

Так, А.Л. Колодкин отмечает, что норма российского уголовного законодательства о пиратстве не содержит признаков, имеющих существенное значение для отграничения пиратства от других преступлений. В статье 227 УК РФ не указано место совершения преступления в качестве конструктивного признака пиратства. По мнению Колодкина, это позволяет сделать вывод о том, что нападение на морское или речное судно будет также считаться пиратством, даже если оно находится во внутренних водах государства. Такое положение, считает Колодкин, противоречит международному праву, ведь тогда не может быть речи об установлении универсальной юрисдикции, так как во внутренних водах осуществляется юрисдикция прибрежного государства. Ученый полагает, что пиратские действия, совершенные в территориальных или внутренних водах, должны квалифицироваться как разбой по ст. 162 УК РФ ^{[5, с 200]}.

Некоторые авторы делают вывод о меньшей общественной опасности акта вооруженного разбоя, совершенного в территориальном море прибрежного государства, при его квалификации по законодательству данного государства [см. напр. 16, с 194-196].

Однако с выводом о том, что российский законодатель допустил ошибку, не предусмотрев в качестве признака состава пиратства совершение его в открытом море, нельзя согласиться. Дело в том, что Конвенция 1982 г., как уже было отмечено, устанавливает универсальную юрисдикцию в отношении актов пиратства, т.е. предоставляет всем государствам-участникам право пресекать действия пиратов и осуществлять в их отношении уголовное преследование в соответствии со своим собственным национальным законодательством. Без уточнения места совершения пиратских действий предоставление такого права было бы невозможно, ведь иначе пришлось бы пойти на нарушение принципа исключительной юрисдикции прибрежных государств в их территориальных и внутренних водах. Такой шаг в современной международно-правовой практике возможен лишь в исключительных случаях. (К таким случаям относится ситуация у побережья Сомали, где бóльшая часть захватов судов происходит вблизи границы территориального моря этого государства, либо в его пределах. В силу отсутствия у переходного правительства Сомали необходимого для борьбы с пиратством ресурса Совет Безопасности ООН одобрил ряд резолюций, предоставляющим государствам, сотрудничающим с правительством Сомали, на ограниченный период право захода как в территориальные воды, так и на сухопутную территорию Сомали для принятия необходимых мер «в целях пресечения актов пиратства и вооруженного разбоя на море сообразно тому, как это разрешается делать в открытом море в отношении пиратства согласно соответствующим нормам международного права ^[15]»).

Таким образом, у разработчиков Конвенции ООН по морскому праву 1982 г. были особые причины сузить понятие пиратства указанием на открытое море или иное место за пределами юрисдикции какого бы то ни было государства – содействие кооперации государств-участников в борьбе против этого явления.

Совершенно другая ситуация складывается в национальном законодательстве. Перед российским законодателем не стояло цели международно-правовой координации борьбы с пиратством. Поэтому вполне логичным в аспекте места совершения пиратства выглядит то, что в нынешней редакция статьи 227 УК РФ не содержится указания на открытое море. К тому же, включение в ст.227 УК РФ указания на возможность совершения пиратства только в открытом море и вытекающая отсюда необходимость квалифицировать нападение на суда, совершенное в пределах Российской Федерации, квалифицировать как разбой было бы шагом назад в деле совершенствования отечественного уголовного законодательства. Ведь выделение пиратства в отдельную статью диктовалось, прежде всего, необходимостью защитить отношения в сфере безопасности судоходства, т.е. состав пиратства необходим в первую очередь в силу своего специфического объекта.

Статья 227 УК РФ предполагает наряду с морским и речное пиратство, поскольку в качестве объекта нападения пиратов может быть и речное судно. Это положение говорит в пользу того, что российский законодатель намеренно распространил понятие пиратства и на нападения, совершаемые во внутренних водах Российской Федерации.

Никакой коллизии с нормами международного права в этом нет. Благодаря более широкому толкованию пиратства с точки зрения места его совершения российское законодательство может применяться как в отношении пиратских действий, совершенных в пределах Российской Федерации, так и в отношении актов пиратства, совершенных вне ее пределов – будь то в открытом море или в территориальныхвнутренних водах иных государств. Это возможно в силу ч. 3 ст. 12 УК РФ.

В соответствии с ней действие УК РФ распространяется и на иностранных граждан, совершивших преступления вне пределов РФ, если преступление направлено против интересов Российской Федерации либо гражданина Российской Федерации и если эти иностранные граждане не были осуждены в иностранном государстве и привлекаются к уголовной ответственности на территории Российской Федерации (т.н. экс-территориальный принцип).

В качестве примера применения экс-территориального принципа можно привести недавний случай захвата судна «Арктик СИ».

В июле 2009 года в открытом море вблизи побережья Швеции произошло нападение на судно “Arctic Sea” с российским экипажем, плавающее под мальтийским флагом и принадлежащее финской судоходной компании.

07 мая 2010 года Мосгорсуд приговорил к пяти годам заключения одного из обвиняемых в захвате судна, признав его виновным в совершении преступления, предусмотренного статьей 227 УК РФ «Пиратство» ^[13].

Анализ норм международного права и статьи 227 УК РФ позволяет выявить и другие различия в квалификации пиратства помимо такого признака состава преступления, как место его совершения.

Это относится к таким объективным признакам состава пиратства, как действие в форме нападения с применением насилия или угрозой его применения и объект нападения в виде морских (речных, воздушных) судов.

Толковый словарь дает следующее определение слову «нападать»: «Наброситься с целью произвести насилие; атаковать кого-что-нибудь» ^{[21, с 543]}. По мнению Иногамовой-Хегай Л.В., Рарога А.И. и Чучаева А.И. нападение - внезапные агрессивные действия с применением насилия или угрозой его реального применения к экипажу либо пассажирам. Нападение возможно с летательных аппаратов, надводных и подводных плавающих средств и др., может выразиться в задержании, затоплении судна, в том числе с помощью оружия ^{[20, с 267]}. Официально в уголовно-правовой доктрине нападение толкуется следующим образом: «Под нападением следует понимать действия, направленные на достижение преступного результата путем применения насилия над потерпевшим либо создания реальной угрозы его немедленного применения. Нападение вооруженной банды считается состоявшимся и в тех случаях, когда имевшееся у членов банды оружие не применялось» ^[14].

Объектом нападения могут выступать как само судно, так и находящиеся на нем экипаж или иные физические лица.

Насилие может выражаться в физическом насилии (легкий вред здоровью, вред здоровью средней тяжести, побои), так и психическом насилии (угроза реального и немедленного применения насилия) ^{[20, с. 268]}.

Как видно из формулировки ст. 227, оконченным пиратство будет уже с того момента, когда нападение совершено без применения насилия, но с угрозой его применения.

Определение пиратских действий, содержащееся в ст. 227 УК РФ, несколько отличается от определения пиратства, закрепленного в Конвенции 1982 г.

Как уже было сказано, Конвенция 1982 г. определяет пиратство прежде всего как неправомерный акт насилия, задержания или любой грабеж.

Таким образом, российский законодатель, в отличие от разработчиков Конвенции ООН по морскому праву, разделил понятия нападения и насилия. Нападение в этом контексте несет смысл внезапности и агрессивности действий, тогда как указание на насилие или угрозу насилия подразумевает конкретные действия в виде угроз, причинения вреда здоровью, связывании, ограничении свободы. К тому же, в соответствии с российской формулировкой объектом нападения является судно, тогда как насилие может быть применено, прежде всего, к физическим лицам. Представляется, что соотношение понятий нападения и насилия, закрепленное в российском УК, отражает суть пиратства в большей степени, нежели несколько сумбурное определение Конвенции 1982 г.

Существует различия в Конвенции и УК РФ и при определение объекта нападения. УК РФ не относит к пиратству нападение на летательные аппараты, что сужает объект состава преступления до безопасности только морского судоходства.

Здесь, казалось бы, было бы уместно сравнение со ст.211 УК РФ «Угон судна воздушного или водного транспорта либо железнодорожного подвижного состава», которая в качестве объекта состава преступления предусматривает безопасность не только водного, но и воздушного, а также железнодорожного транспорта.

При этом под понятие воздушного транспорта подпадают любые летательные аппараты - самолеты, вертолеты, мотодельтапланы, дирижабли и т.д., поддерживаемые в атмосфере за счет взаимодействия с воздухом, отличного от взаимодействия с воздухом, отраженным от поверхности земли или воды ^[9].

Однако при анализе статей 227 и 211 УК РФ четко проявляются их различия с точки зрения объективной стороны, которые не позволяют распространить пиратские действия и на воздушные суда. Угон или захват судна с целью угона заключается в установлении незаконного контроля над судном, связанным с возможностью его перемещения или воспрепятствования перемещению.

Захват и угон судов или подвижного состава может осуществляться с психическим (угрозы) или физическим насилием, но может быть и ненасильственным (например, когда захват осуществляется в отсутствие экипажа) (там же), тогда как пиратство предполагает нападение на судно с применением насилия или угрозой его применения. Как представляется, нападение на воздушное судно в полете практически неосуществимо, поэтому совершенно логичным, по нашему мнению, является решение законодателя не включать воздушное судно в состав пиратства.

При толковании действующей редакции статьи 227 наибольшие сложности, на наш взгляд, могут возникнуть при анализе формулировки «с целью завладения чужим имуществом», образующей признак субъективной стороны состава пиратства.

Цель преступления - это мысленная модель будущего результата, к достижению которого стремится лицо при совершении преступления.

Под целью как признаком субъективной стороны преступления понимается лежащий вне рамок объективной стороны конечный результат, которого стремится достичь виновный посредством совершения преступления ^[20].

Поскольку цель лежит вне рамок объективной стороны, т.е. вне совершаемых действий, процесс доказательства наличия у подозреваемых лиц цели преступления, являющейся составообразующим признаком преступления, представляет собой определенную сложность. Чем уже формулируемая в составе цель, тем сложнее становится задача доказывания.

Российский законодатель значительно сузил признаки субъективной стороны по сравнению с теми, что содержатся в определении пиратства, данном в Конвенции ООН 1982 г. – в соответствии с последней обязательным признаком пиратства являются «личные цели», тогда как для квалификации действий по ст.227 УК РФ необходимо установить цель завладения чужим имуществом.

Доктор Дуглас Джилфойл из лондонского «University College», автор исследования правовых аспектов борьбы с пиратством, приводит анализ понятия «личные цели». По его мнению, существует две интерпретации этого понятия. «Личные цели» пиратства можно, во-первых, интерпретировать таким образом, что нападения на морские судна, совершаемые с политическими целями, не будут квалифицироваться как пиратство. То есть, например, захват судна, носящий террористический характер (с целью выдвинуть требования к правительству государства), не будет являться пиратством. В соответствии с другим толкованием личные цели вводятся в состав пиратства не в противовес политическим целям, а в качестве отграничения их от государственных целей. Исходя из такого подхода любой захват судна, совершенный в исполнение государственного поручения, не может быть пиратством. Для Джилфойла предпочтительным представляется второй вариант, однако, подчеркивает автор, в отношении пиратства у побережья Сомали различия в толковании не имеют никакого значения, ведь схема захвата судов в этих водах всегда одна и та же: обстрел со скоростных катеров – штурм-захват – пленение команды – конвоирование в пиратскую вотчину. Далее следует вымогательство крупных сумм у судовладельцев. Причем в подавляющем большинстве случаев пираты экипируются и финансируются частными компаниями, находящимися в Европе и США, и действуют по их указаниям и в их интересах ^[22].

Таким образом, целью введения в международно-правовое определение пиратства формулировки «с личными целями» было разделение преступного поведения частных лиц, действующих посредством частных судов, от действий военных кораблей или иных судов, выполняющих государственное поручение, которые не влекут за собой уголовно-правовые последствия, а относятся к вопросам права вооруженных конфликтов (международному гуманитарному праву).

Уголовному законодательству России известен смежный с понятием личных целей термин «личная заинтересованность», используемый при описании, например, ст. 285 УК РФ «Злоупотребление должностными полномочиями». Здесь личная заинтересованность как элемент субъективной стороны состава преступления может выражаться в стремлении извлечь выгоду неимущественного характера, обусловленном такими побуждениями, как карьеризм, протекционизм, семейственность, желание приукрасить действительное положение, получить взаимную услугу, заручиться поддержкой в решении какого-либо вопроса и т.п. ^[20], т.е. в желании получить определенные блага, отвечающие интересам непосредственно совершающего деяние лица, а не государственной службы.

Как и в случае с международно-правовым понятием пиратства, речь здесь идет о противопоставлении личных и государственных интересов. Однако если при определении международно-правового понятия пиратства проведение границы между личными интересами и государственными поручениями, как уже было сказано, было существенным и необходимым, то для квалификации действий субъекта как пиратство по российскому уголовному закону, в отличии от международного права, будет несущественным, действовал ли он по поручению государства или самостоятельно.

Таким образом, слепое копирование международных положений и включение в состав пиратства, описанного в ст.227 УК РФ, в качестве признака субъективной стороны личных целей (к чему призывают многие авторы ^{[1; 12]}) как противовес государственным целям не представляется нам целесообразным, поскольку ни коим образом не послужит цели выявления существенных признаков пиратства как уголовно-наказуемого деяния и разграничения состава пиратства от смежных составов.

Статья 227 УК РФ в действующей редакции представляет собой специальную норму по отношению к разбою (ст. 162 УК РФ), поскольку структура состава пиратства во многом повторяет структуру состава разбоя.

По субъективной стороне отличие состоит в различных целях разбоя и пиратства: совершая разбой, виновный имеет цель хищения чужого имущества, тогда как при пиратстве необходимо установить цель завладения чужим имуществом.

Толковый словарь русского языка дает следующее определение слову «завладеть»: «взять в свое полное владение, захватить» ^{[11, с 51]}.

Термин "завладение" в УК РФ встречается дважды, не считая статью 227: при описании квалифицированного состава разбоя (п «б» ч.4 ст. 162 УК РФ «в целях завладения имуществом в особо крупном размере»), а также при описании основного состава ст. 166 УК РФ - "Неправомерное завладение автомобилем или иным транспортным средством без цели хищения".

Для создания полного представления о проблеме определения завладения имуществом следует проследить упоминание этого понятия в УК РСФСР 1960 г., действовавшем до принятия УК РФ 1996 г. Термин «завладение», помимо упомянутых конструкций составов квалифицированного разбоя и завладения транспортным средством, встречается в УК РСФСР в составах «Незаконное завладение чужим недвижимым имуществом» (ст.148.2) и «Мошенничество» (ст.147).

В.В. Гладилин в своем исследовании о месте завладения чужим имуществом в системе норм уголовного права подробно проанализировал особенности этого уголовно-правового института и предложил использовать для его описания понятие «временного позаимствования».

Как ясно из предлагаемого термина, основное отличие завладения от хищения автор видит во временном характере изъятия имущества при завладении, тогда как хищение подразумевает окончательное изъятие имущества и обращение его в пользу виновного.

Другим существенным признаком завладения, позволяющим разграничить его от хищения, является, по мнению В.В. Гладилина, отсутствие умысла на обращение чужого имущества в пользу виновного или третьих лиц ^[2].

На основании этих признаков законодатель выделил составы неправомерного завладения транспортными средствами без цели хищения (в действующем УК РФ) и незаконного завладения чужим недвижимым имуществом (в УК РСФСР 1960 г.).

Остается не совсем ясным, по какой причине понятие завладения имуществом упоминается в квалифицированном составе разбоя. Если судить на примере изменения состава мошенничества, по УК РСФСР 1960 г. означавшее «завладение личным имуществом граждан или приобретение права на имущество путем обмана или злоупотребления доверием», а в соответствии с действующим УК РФ исправленное на более точное «хищение чужого имущества или приобретение права на чужое имущество путем обмана или злоупотребления доверием», можно предположить, что законодатель при описании ч.4 ст.162 УК РФ вкладывал в термин «завладение» тот же смысл, что и в понятие «хищение», используемое в основном составе разбоя, и просто «забыл» исправить несоответствие в новом УК.

В свете анализа статьи 227 УК РФ возникает закономерный вопрос: преследовал ли законодатель определенную цель, используя термин «завладение» при описании диспозиции основного состава пиратства, или это было технической ошибкой, неверной подменой понятия хищения? Если предполагалось акцентировать особый характер цели нападения на судно – установление контроля над судном и находящимся на нем имуществом без цели его хищения, то состав пиратства сложно было бы разграничить с составом угона судна. В опровержение этой версии говорит и разница в терминах – «завладение» в пиратстве и «неправомерное завладение» в ст. 166 УК РФ.

Кроме того, именно корыстные побуждения и являются тем признаком субъективной стороны состава пиратства, позволяющий разграничить его от угона судна. Совершение угона судна не предполагает, что угонщики действуют из корыстных побуждений, цель может быть какой угодно ^[20].

Тем не менее, если просто заменить в ст. 227 УК РФ слово «завладение» на «хищение», возникнет другая проблема. Ведь как было отмечено выше, распространенным примером современного пиратства является захват судна и последующее выдвижение пиратами требований к судовладельцам выплатить крупные суммы за освобождение судна и экипажа, т.е. вымогательство. Состав вымогательства традиционно относится к преступлениям корыстного характера, не содержащим признаков хищения. Поэтому сужение цели захвата судна до хищения вызовет необходимость в поиске иных вариантов квалификации деяний (например, как угон судна в совокупности с вымогательством), что поставит под сомнение целесообразность наличия в УК РФ состава пиратства и вызовет вопросы о месте пиратства в системе российского уголовного права.

Представляется, что цель завладения чужим имуществом в составе пиратства должна толковаться в том ключе, что конечная цель пиратов при нападении на судно во всех случаях будет носить корыстный характер и состоять либо в хищении чужого имущества (то есть, изъятие и обращение судна и имущества на борту в свою пользу в корыстных целях), либо в таком корыстном преступлении, не содержащим признаков хищения, как вымогательство.

В таком случае использование при описании ст.227 УК РФ термина «завладение», а не «хищение» будет полностью отвечать на вызовы, которые пираты ставят сегодня перед мировым сообществом. Тем не менее, считаем нелишним уточнение текущей редакции ст.227 УК РФ, а именно добавление в нее разъясняющего примечания. В примечании можно было бы описать понятие завладения, которое включало бы совершаемые с корыстной целью действия как имеющие признаки хищения, так и не содержащие их.

В таком случае понятие чужого имущества, используемого в ст.227 УК РФ, следует толковать широко и не сводить его только к самому судну и имуществу на его борту – т.е. толковать его так, как оно толкуется учеными при анализе статей УК РФ, посвященных имущественным преступлениям. Так, А.В. Бриллиантов отмечает, что юридическим признаком хищения является то, что имущество должно быть чужим. Чужим признается имущество, не принадлежащее лицу на праве собственности ^{[6, с 259]}. Имущество во всех случаях является чужим для виновного, который явно не имеет на него никаких прав ^[20].

Следовательно, в действиях лиц, захвативших судно, например, с целью вымогательства денежных сумм у судовладельца, также являющихся чужим для преступников имуществом, будут все признаки, характеризующие пиратство.

Учитывая вышесказанное, полагаем изложить ст. 227 УК РФ следующим образом:

«1. Нападение на морское или речное судно в целях завладения чужим имуществом, совершенное с применением насилия либо с угрозой его применения, -

наказывается лишением свободы на срок от пяти до десяти лет.

2. То же деяние, совершенное с применением оружия или предметов, используемых в качестве оружия, -

(в ред. Федерального закона от 08.12.2003 N 162-ФЗ)

наказывается лишением свободы на срок от восьми до двенадцати лет со штрафом в размере до пятисот тысяч рублей или в размере заработной платы или иного дохода осужденного за период до трех лет либо без такового.

(в ред. Федерального закона от 08.12.2003 N 162-ФЗ)

3. Деяния, предусмотренные частями первой или второй настоящей статьи, если они совершены организованной группой либо повлекли по неосторожности смерть человека или иные тяжкие последствия, -

наказываются лишением свободы на срок от десяти до пятнадцати лет со штрафом в размере до пятисот тысяч рублей или в размере заработной платы или иного дохода осужденного за период до трех лет либо без такового.

Примечание. Под завладением чужого имущества в настоящей статье понимаются хищение чужого имущества, либо иное совершаемое с корыстной целью противоправное безвозмездное обращение чужого имущества в пользу виновного или других лиц, причинившие ущерб собственнику или иному владельцу этого имущества».