Reflection of the category “security” and derivative concepts in the Constitution of the Russian Federation (in the light of the amendments of 2020)

Iroshnikov Denis Vladimirovich PhD in Law Docent, the department of Legal Support of National Security, Russian Presidential Academy of National Economy and Public Administration 127055, Russia, g. Moscow, prosp. Vernadskogo, 82 dv-iroshnikov@mail.ru Other publications by this author

Роль конституционного права и конституции в механизме правового обеспечения безопасности сложно переоценить. Конституционное право как ведущая публично-правовая отрасль права закрепляет и регулирует основы государственного устройства, в том числе форму государства, основу экономических отношений, вопросы взаимоотношения государства и личности, церкви и других институтов гражданского общества, определяет партийную систему государства, устанавливает систему конституционных прав человека и гражданина, соответствующие гарантии их реализации, а также иные важнейшие вопросы взаимодействия государства, общества и личности. В этом ключе вопросы безопасности не являются исключением: как правило, общая правовая конструкция обеспечения различных ее видов и уровней отражается в конституции.

Следует принять во внимание высказанное С. А. Комаровым и А. В. Поповой замечание о том, что «предмет конституционного права конкретного государства всегда эволюционирует, но в определенных границах, целью которых является сохранение баланса интересов личности, общества и государства» ^[1], что в свою очередь является значимой предпосылкой к безопасному существованию и развитию личности.

Исследование исторического аспекта отражения идеи о безопасности в конституционных актах государств позволяет заметить такие проявления еще в Средневековье. В этом отношении можно отметить документ периода английской буржуазной революции XVII века – Соглашение народа Англии и местностей, в нее входящих, для утверждения прочного мира, основанного на общем праве, свободе и общей для всех безопасности 1649 года ^[2], в основу которого были положены идеи общей безопасности.

В конституционном развитии России категория «безопасность» впервые появилась в Конституции РСФСР 1978 года в словосочетании «безопасность страны», являющемся по смыслу синонимом государственной безопасности. При последующих изменениях Основного закона в 1989–1992 годах были пересмотрены и конституционные основы обеспечения безопасности: в качестве обобщающей в Конституции стала фигурировать категория «безопасность» («безопасность Российской Федерации»), а в качестве ее видов упоминались государственная безопасность, общественная безопасность и экологическая безопасность ^[3]. Это было продиктовано расширением подхода к пониманию безопасности в отечественной науке с конца 80-х годов XX века (отчасти после катастрофы в Чернобыле).

В последующем процессе конституционного развития России нельзя не рассмотреть Федеративный договор от 31 марта 1992 года, имевший важное значение для стабилизации обстановки в стране и предотвращения ее распада в условиях конституционного вакуума. В документе «оборона и безопасность» были отнесены к ведению федеральных органов государственной власти Российской Федерации, а общественная и экологическая безопасность – к совместному ведению федеральных органов государственной власти Российской Федерации и органов государственной власти республик в составе Российской Федерации ^[4].

Действующая Конституция Российской Федерации, принятая в 1993 году, восприняла терминологию безопасности, содержащуюся в предшествующей конституции: в качестве обобщающей используется категория «безопасность» ^[5].

Нужно отметить, что в конституциях некоторых государств – участников СНГ в качестве обобщающего фигурирует понятие «национальная безопасность» (Беларусь ^[6], Казахстан ^[7], Кыргызстан ^[8], Молдова ^[9], Таджикистан ^[10] и др.). Представляется, что использование в конституции научной категории «безопасность» в качестве обобщающей более оправданно, поскольку кроме национальной безопасности она подразумевает и другие уровни безопасности – международную и региональную.

Учитывая значимость поправок, внесенных в Конституцию в 2020 году, актуальность и необходимость их научного анализа, предлагается следующий методологический подход к изучению безопасности как конституционно-правовой категории. Необходимо в первую очередь изучить положения Конституции Российской Федерации в редакциях с 1993 по 2020 год, а затем исследовать внесенные в 2020 году поправки и их значение в конституционно-правовом обеспечении безопасности.

В Конституции Российской Федерации 1993 года в период до 2020 года наряду с обобщающей категорией «безопасность» фигурировали такие ее виды, как «безопасность государства», «государственная безопасность», «общественная безопасность», «безопасность граждан» и «экологическая безопасность». Кроме того, категория «безопасность» употреблялась в таких словосочетаниях, как «безопасность и гигиена», «безопасность и целостность государства» и др. Нельзя не упомянуть также конституционную категорию «неприкосновенность», которая, по мнению О.Е. Кутафина, шире безопасности и предполагает наряду с защищенностью невмешательство ^[11].

Проведенный анализ конституционных норм, в которых употребляется категория «безопасность», дал основание разделить их на группы следующим образом:

1) ограничение чего-либо в целях обеспечения безопасности (ограничение прав и свобод человека и гражданина, запрет на создание общественных объединений, ограничение перемещения товаров и услуг, исключение в неприкосновенности депутата Государственной Думы и члена Совета Федерации);

2) разграничение предметов ведения между Российской Федерацией и ее субъектами (оборона и безопасность – в исключительном ведении Российской Федерации, общественная и экологическая безопасность – в совместном);

3) права и свободы человека и гражданина (труд в условиях, отвечающих требованиям безопасности и гигиены);

4) полномочия или обязанности органов государственной власти (Президент Российской Федерации формирует и возглавляет Совет Безопасности, клянется обеспечивать безопасность и целостность государства, Правительство Российской Федерации осуществляет меры по обеспечению государственной безопасности).

Нужно оговориться, что выделенные группы не отражают всего механизма конституционного обеспечения безопасности, они касаются только различных смысловых употреблений категории «безопасность» и производных от нее понятий в тексте конституции. Так, например, конституционные основы государственной безопасности содержатся в нормах о защищенности таких ее объектов, как конституционный строй, суверенитет и территориальная целостность, особая защита которых напрямую закреплена в Конституции; конституционные нормы об обсечении экономической (право каждого на свободное использование своих способностей и имущества для предпринимательской и иной экономической деятельности; право частной собственности и право наследования и др.) и социальной (гарантия социального обеспечения по возрасту, в случае болезни, инвалидности и в иных случаях) безопасности личности и иных видов безопасности.

Более детальное исследование конституционного отражения категории «безопасность» позволило выявить следующие дискуссионные аспекты.

Во-первых, к исключительному ведению Российской Федерации в соответствии со ст. 71 Конституции относится «оборона и безопасность», при этом общественная безопасность и экологическая безопасность отнесены к совместному ведению Федерации и ее субъектов. Налицо логическое противоречие, поскольку категория «безопасность» шире понятий общественной и экологической безопасности и ее отнесение в целом к исключительному ведению должно предполагать соответствующее отнесение всех ее видов. Однако если применить телеологическое толкование данной нормы, то можно с уверенностью предположить, что в сочетании «оборона и безопасность» речь идет лишь о государственной безопасности, которая по своей сущности и должна относиться к исключительному ведению государства.

Во-вторых, в Конституции Российской Федерации наблюдается подмена понятий «государственная безопасность» и «безопасность государства».

Вопрос о соотношении данных понятий не так прост, как мог бы показаться на первый взгляд. С теоретико-правовой точки зрения можно предположить, что в случае с государственной безопасностью объектом защиты выступает государство как политическая система власти, как особого рода организация, а в случае с безопасностью государства применяется более широкий подход, в соответствии с которым под объектом защиты подразумевается страна, характеризующаяся в большей степени историческим и культурными факторами, включающими население, общность территории, язык, религию и т.п. По этому поводу А.В. Опалев писал: «Если отождествлять понятия “государственная безопасность” и “безопасность государства”, то в систему обеспечения государственной безопасности следовало бы включать всю экономическую, социально-политическую и духовно-идеологическую систему общества в той мере, в какой она направлена на развитие государства, и, таким образом, на обеспечение его безопасности» ^[12].

Иными словами, безопасность государства подразумевает такие ее подвиды, как «экономическая безопасность государства», «информационная безопасность государства» и др. Как известно, в качестве основания для ограничения прав и свобод человека и гражданина Конституция в ч. 3 ст. 55 устанавливает обеспечение безопасности государства. При этом согласно правовой позиции Конституционного Суда, допускается ограничение конституционных прав в целях обеспечения «экономической безопасности Российского государства» ^[13], что несколько шире непосредственно государственной безопасности.

Для полноценного научного разграничения указанных понятий необходимо специальное исследование с обязательным привлечением ученых-лингвистов для анализа их семантической составляющей.

Проведенный научный анализ исторической и современной нормативной базы показал, что в отечественных нормативных правовых актах понятия «государственная безопасность» и «безопасность государства» традиционно используются как синонимы, при этом в целях недопущения путаницы в правоприменительной деятельности представляется более логичным либо нормативно разграничить данные понятия, либо использовать в источниках права только одно из них.

В-третьих, иногда употребление категории «безопасность» в Конституции вызывает вопросы с филологической и логической точек зрения. Так, в присяге Президента содержится положение о том, что глава государства клянется «защищать… безопасность и целостность государства» (ч. 1 ст. 82). Однако более правильным и общепринятым выражением (в том числе встречающимся в других конституционных нормах) является обеспечение безопасности, а не ее защита. Кроме того, в словосочетании «безопасность и целостность государства» «целостность», с точки зрения логики, должна входить в содержание безопасности, поскольку сложно представить нарушение целостности государства без ущерба его безопасности.

Учитывая указанные проблемные аспекты конституционной терминологии в сфере безопасности, автор настоящей статьи в 2014 году ^[14] и в 2018 году ^[15] отмечал необходимость навести порядок и устранить понятийно-категориальную неопределенность конституционных норм в сфере безопасности. Однако при внесении поправок в 2020 году эти пожелания, к сожалению, учтены не были.

Вопрос о необходимости и целесообразности внесения поправок в Конституцию Российской Федерации в 2020 году, а также об осуществлении столь значимых изменений без ее полного пересмотра не входит в предмет настоящего исследования. Вместе с тем следует обозначить позицию, согласно которой в случае таких серьезных поправок логичнее было бы разработать и принять новую конституцию, которая отражала бы настоящий момент эволюционного развития российского общества и государственности. Аналогичную позицию занимает известный российский конституционалист С.А. Авакьян, который научно обосновывал с приведением бесспорных аргументов необходимость пересмотра действующей Конституции Российской Федерации ^[16].

Внесенные поправки (при всей их важности) были приняты с осознанным нарушением юридической техники, поскольку их формат не позволял затронуть гл. 1 и 2 Конституции Российской Федерации. Несмотря на то, что разработчики поправок предприняли все усилия, чтобы максимально интегрировать значительную часть новых конституционных установлений в гл. 3 «Федеративное устройство», на деле получилось бросающееся в глаза несовершенство юридической техники в части структурного единства Конституции.

Поправки в Конституцию, внесенные в 2020 году, затронули следующие аспекты, касающиеся вопросов безопасности.

1. В соответствии с ч. 2.1 ст. 65 Российская Федерация обеспечивает защиту своего суверенитета и территориальной целостности. Действия (за исключением делимитации, демаркации, редемаркации государственной границы Российской Федерации с сопредельными государствами), направленные на отчуждение части территории Российской Федерации, а также призывы к таким действиям не допускаются.

Данная норма закрепляет защиту суверенитета и территориальной целостности как важнейших объектов государственной безопасности. Под прямой конституционный запрет отныне попали действия, направленные на отчуждение части территории Российской Федерации, а также призывы к таким действиям.

За соответствующие действия установлена уголовная ответственность. Нужно отметить, что за публичные призывы к осуществлению действий, направленных на нарушение территориальной целостности (ст. 280.1 УК РФ) ответственность существовала еще с 2013 года (вступила в силу с 9 мая 2014 г.), а вот за само нарушение территориальной целостности (ст. 280.2 УК РФ) уголовная ответственность была установлена лишь в 2020 году, после конституционных изменений.

Представляется, что данная норма обладает особой важностью в конституционно-правовом обеспечении государственной безопасности. Здесь нужно согласиться с теми исследователями, которые утверждают, что «современные проблемы сохранения национальной безопасности требуют новых подходов к развитию федеративных отношений, направленных на усиление центростремительных тенденций в отношениях между Российской Федерацией и ее субъектами» ^[17]. В таких условиях для обеспечения государственной безопасности, основанной на территориальном единстве страны, не допустимы тенденции, направленные на нарушение ее территориальной целостности.

Нужно отметить, что данные меры направлены не только и не столько на тех лиц, кто (нередко под воздействием специальных агитационных мер, проводимых зарубежными спецслужбами, а также политики западных СМИ) будет публично призывать к возврату Россией Республики Крым, присоединенной в полном соответствии с нормами международного права. Так, например, анализ приговоров по ст. 280.1 УК РФ дает представление о более широких масштабах такой преступной деятельности. В частности, помимо приговоров за призывы к возврату Крыма судами были вынесены приговоры, например, за призывы к выходу Астраханской области из перечня субъектов Российской Федерации и образованию Астраханской Народной Республики (АНР) ^[18], а также за призывы к выходу из состава Российской Федерации Республики Коми ^[19], Республики Саха (Якутия) ^[20] и других субъектов Федерации.

2. В соответствии с п. «м» ст. 71 к исключительному ведению Российской Федерации относится «обеспечение безопасности личности, общества и государства при применении информационных технологий, обороте цифровых данных».

Вопросы цифровизации общества сегодня нельзя не принимать во внимание. При этом проблемы безопасности в этой сфере только обостряются. Технические средства при их несомненной и бесспорной полезности в то же время позволяют вести наблюдение за миллионами людей по всему миру, отслеживать каждое их действие, в том числе перемещение, информацию о текущем местоположении, данные о состоянии здоровья, о покупках в Интернете, а также разговоры, сообщения, электронную почту и другие важные данные. Ситуация усугубляется тем, что большинство привычных программных продуктов, использующихся российскими гражданами (в том числе программы для обмены сообщениями, так называемые «месседжеры» и популярное в молодежной среде приложение «Instagram») действуют на платформах западных гигантов – «Google», «Facebook» и пр. С.А. Авакьян справедливо отмечает: «И особенно грустно стало тогда, когда нам разъяснили, что львиная часть соответствующей информации хранится на серверах в США» ^[21].

Вопросы безопасности в данном случае имеют исключительную актуальность.

Нужно понимать, что далеко не все потенциальные угрозы безопасности личности в сфере применения информационных технологий и оборота цифровых данных исходят из стремления каких-либо зарубежных стран контролировать данные россиян. Некоторые из таких угроз носят внутренний характер.

В качестве яркого примера можно привести функционирующую в Москве систему «Безопасный город», в рамках которой в столице функционируют более 180 тысяч камер видеонаблюдения с применением системы распознавания лиц. Такие камеры установлены в общественных местах, в городском транспорте, а также на подъездах жилых домов и ведут круглосуточную видеозапись.

Работа системы дает неоспоримые преимущества в расследовании и раскрытии преступлений, о чем свидетельствуют статистические данные. Так, «за 12 месяцев 2020 года с использованием системы городского видеонаблюдения – правоохранительного сегмента АПК “Безопасный город” было раскрыто 5 085 преступлений, из них 40 убийств, 516 грабежей, 129 случаев причинения тяжкого вреда здоровью, 2713 краж», а «по итогам 2019 года уровень преступности в общественных местах города снизился на 6%, на улицах – на 12%, отмечает ГУ МВД по г. Москве» ^[22]. Кроме того, данные с камер видеонаблюдения успешно использовались для наложения штрафов за нарушение самоизоляции в период профилактики пандемии COVID-19 ^[23], что подтверждается сложившейся по данному вопросу судебной практикой. Так, правонарушение, выраженное в нарушении правил самоизоляции было «зафиксировано камерой видеонаблюдения, установленной по адресу: … площадка перед подъездом», – отмечается в судебном акте ^[24].

Польза такой системы для обеспечения безопасности в многомиллионном мегаполисе очевидна, и приведенная статистика о снижении правонарушений, а значит и угроз безопасности, является тому подтверждением.

Вместе с тем возникает ряд справедливых вопросов относительно безопасности личности при таком тотальном видеонаблюдении, особенно с применением системой возможности распознавания лиц.

Первый вопрос заключается в том, кто и в каких объемах имеет доступ к информации с этих камер и насколько она защищена на сегодняшний день. В подтверждение справедливости этого вопроса можно указать то, что по данным «Коммерсантъ» более 6300 камер наблюдения в России не защищены, и это делает их уязвимыми для киберпреступников ^[25]. Даже если допустить, что доступ к камерам слежения имеется исключительно у правоохранительных органов для использования при проведении оперативно-разыскных мероприятий, нет гарантий того, что отдельно взятый сотрудник этих подразделений не станет использовать данные с камер в личных целях (например, наблюдение за родственником) или, что еще хуже, в корыстных целях, передавая информацию третьим лицам.

Второй вопрос более общего характера. Несмотря на то, что и по букве Конституции, и на практике политический режим России сегодня демократический, в чем не возникает сомнений, в теории нельзя допускать вероятности смены политического режима государства в сторону ужесточения до авторитаризма или даже тоталитаризма. В этом ключе подобная система видеонаблюдения, оказавшись в руках спецслужб, из системы обеспечения безопасности может превратиться в инструмент тотальной слежки и, напротив, угрозы безопасности.

Зарубежные исследователи также отмечают, что активное использование видеонаблюдения для обеспечения общественной безопасности влечет рост озабоченности по поводу вторжения в личную жизнь, поскольку местонахождение и деятельность людей регистрируются и хранятся системами видеонаблюдения ^[26].

Третий вопрос исключительно правового характера: как круглосуточное видеонаблюдение всего процесса перемещения людей в Москве с применением системы распознавания лиц коррелируется с конституционным правом каждого на запрещение сбора, хранения, использования и распространение информации о частной жизни лица без его согласия (ст. 24)? Перемещение по городу – это и есть частная жизнь. Представляется, что ответ на данный вопрос весьма неоднозначен.

Учитывая изложенное, можно утверждать, что указанное конституционное положение об обеспечении безопасности при применении информационных технологий и обороте цифровых данных имеет исключительную значимость. При этом представляется необходимым проследить дальнейшее конституционное развитие данного положения, ибо простое закрепление его в исключительном введении Российской Федерации недостаточно для реальной практической реализации. Думается, что в развитие данной нормы необходимо закрепить соответствующие полномочия ряда государственных органов, а также предусмотреть вопросы соответствующей юридической ответственности.

3. В соответствии со ст. 79.1 «Российская Федерация принимает меры по поддержанию и укреплению международного мира и безопасности, обеспечению мирного сосуществования государств и народов, недопущению вмешательства во внутренние дела государства». В контексте непростой ситуации, складывающейся в сфере международной безопасности в последние годы, в том числе связанной с деятельностью запрещенной в России террористической организации ИГИЛ, данная поправка в Конституцию представляется особо значимой. По справедливому мнению В.В. Комаровой «термин “международный мир и безопасность” (ст. 79.1) в рамках современной правовой действительности, глобализации и угрозы суверенитету, безопасности государства чрезвычайно важен не только для отдельно взятой страны, но и для всего мира» ^[27].

Представляется, что главная особенность данной поправки заключается в том, что она дает конституционные основания применения Российской Федерацией вооруженных сил за пределами территории страны для обеспечения международной безопасности и защиты своего суверенитета. В качестве примера можно привести обеспечение безопасности в Сирийской арабской республике Вооруженными Силами России с сентября 2015 года по настоящее время.

4. В ч. 2 ст. 80 были внесены изменения, согласно которым Президент Российской Федерации наряду с охраной суверенитета Российской Федерации, ее независимости и государственной целостности поддерживает также «гражданский мир и согласие в стране». Это изменение представляется важным не только для теории, но и для практики. С точки зрения конституционного закрепления теории безопасности, «гражданский мир и согласие» является одним из важных объектов общественной безопасности и, как следствие, залогом обеспечения государственной безопасности, и закрепление в Конституции его поддержания главой государства становится определенной гарантией исключения гражданской войны и раскола общества. Как показывает практика соседних государств (в частности, Украины и Беларуси), проявления напряженности в этом отношении могут перейти в неконтролируемую фазу, и если в Беларуси гражданскую войну в 2020 году удалось предотвратить, то на Украине, как известно, она привела к трагическим последствиям и фактическому расколу страны.

5. Конституционный статус Совета Безопасности Российской Федерации существенно конкретизировался. В п. «ж» ст. 83 Конституции прописана цель данного конституционного органа – содействие «главе государства в реализации его полномочий по вопросам обеспечения национальных интересов и безопасности личности, общества и государства, а также поддержания гражданского мира и согласия в стране, охраны суверенитета Российской Федерации, ее независимости и государственной целостности, предотвращения внутренних и внешних угроз». Это дословное воспроизведение положений ст. 13 Федерального закона «О безопасности». В связи с этим в первую очередь возникает вопрос о целесообразности копирования столь объемного законодательного положения из текста закона в Конституцию. Какую роль это может сыграть в правоприменительной деятельности? Статус Совета Безопасности изначально (с 1993 года) был конституционным, а название этого органа говорит о его совещательном характере и целях создания. Представляется, что таким образом Конституция Российской Федерации была бессмысленно перегружена лишними программными установками, не имеющими нормативной сущности и практического смысла именно в их конституционном закреплении.

Кроме того, при копировании данного положения из закона о безопасности и повышении тем самым его статуса до конституционного разработчикам конституционных поправок следовало бы провести более глубокий их анализ с точки зрения правил юридической техники и, в частности, законов логики.

Так, фраза «обеспечения … безопасности личности, общества и государства, а также (выделено авт.) поддержания гражданского мира и согласия в стране, охраны суверенитета Российской Федерации, ее независимости и государственной целостности, предотвращения внутренних и внешних угроз» не выдерживает никакой критики. Очевидно, что охрана суверенитета и государственной целостности, предотвращение угроз и все перечисленное входит в обеспечение безопасности, и поэтому вместо союза «а также», соединяющего однородные члены предложения, следовало употребить союз «в том числе», либо ограничиться фразой «безопасности личности, общества и государства». В этом случае удалось бы избежать логического противоречия.

Кроме того, небесспорна с точки зрения юридической техники фраза «содействие главе государства в реализации его полномочий по вопросам обеспечения национальных интересов». Во-первых, такого полномочия главы государства Конституция и действующее законодательство прямо не предусматривают, хотя можно предположить, что оно вытекает из других полномочий Президента России, учитывая его особый конституционно-правовой статус. Во-вторых, само словосочетание «обеспечение интересов» не вполне корректно. Так, действующая Стратегия национальной безопасности Российской Федерации оперирует, возможно, более корректным словосочетанием «удовлетворение национальных интересов», что как раз включается в обеспечение национальной безопасности. Принимая во внимание устоявшееся в юридической науке и правотворческой практике словосочетания «защита законных интересов» ^[28] можно было бы закрепить, например, «обеспечение защиты национальных интересов».

6. Отныне органы исполнительной власти (включая федеральных министров), ведающие вопросами обороны, безопасности государства и общественной безопасности (наряду с органами внутренних дел, юстиции и т.п.) имеют по сравнению с иными федеральными органами исполнительной власти особый конституционны статус, отраженный в особенностях назначения их руководителей (п. «д.1» ст. 83, п. «к» ст. 102).

Учитывая специфику данных органов, можно считать их особый конституционный статус вполне оправданным. Однако такая конституционная норма должна повлечь незамедлительное изменение действующего законодательства с целью прямого отнесения конкретных органов государственной власти в статус таковых. Без этого могут возникнуть проблемы при применении данной конституционной нормы, учитывая целый ряд различных по правовому статусу, функциям и полномочиям государственных органов, ведающих вопросами безопасности государства и общественной безопасности.

7. Основные объекты безопасности – личность, общество и государство – отныне стали конституционными, заняв свое законное место в конституционной терминологии о безопасности. Это важное теоретико-правовое новшество новой редакции Конституции ляжет в основу многоплановой деятельности по обеспечению безопасности этих объектов и позволит на более высоком уровне, опираясь на конституционные установки, выделить соответствующие виды безопасности – государственную безопасность, общественную безопасность и безопасность личности.

Рассмотрев на научном уровне внесенные в Конституцию поправки, несомненно, усиливающие статус безопасности как конституционно-правовой категории, необходимо на научном уровне проанализировать те аспекты, которые были упущены, при этом их отражение положительно сказалось бы на обеспечении безопасности конституционно-правовыми средствами.

1. Анализ конституционного инструментария обеспечения безопасности дал основание сделать общий вывод о том, что главной угрозой для личности, общества и государства, несмотря на внесенные поправки, согласно Конституции выступает прежде всего угроза военного характера. Однако за прошедшее с принятия Конституции время становится очевидным, что сегодня военный аспект далеко не самый главный в обеспечении безопасности, и пандемия коронавирусной инфекции яркое тому подтверждение. Кроме того, существуют угрозы террористического характера, угрозы, направленные на достижение раскола в обществе, угрозы экономического характера и др. В этой связи в Конституции сегодня необходимо более конструктивно отразить основы противодействия угрозам безопасности невоенного характера.

Приведем соответствующие примеры.

Во-первых, согласно ст. 106 Конституции обязательному рассмотрению в Совете Федерации подлежат принятые Государственной Думой федеральные законы по вопросам финансов, ратификации и денонсации международных договоров, статуса и защиты государственной границы, а также войны и мира. Получается, что из сферы безопасности здесь присутствуют лишь защита границы и военный аспект. Представляется, что с учетом особой значимости проблем безопасности, в том числе противодействия терроризму, экстремизму и другим угрозам для государства, общества и личности, следовало добавить в данную статью также вопросы безопасности (в широком смысле этой категории). Это позволило бы на новом уровне осуществлять взаимодействие палат Федерального Собрания Российской Федерации между собой ^[29].

Во-вторых, в соответствии с п. «з» ст. 83 Конституции Президент утверждает военную доктрину Российской Федерации. Не отрицая важности военного аспекта, следует отметить, что военные угрозы – это лишь одна часть всех угроз безопасности личности, общества и государства. В этой связи представляется необходимым закрепить положение о том, что «Президент Российской Федерации утверждает Стратегию национальной безопасности Российской Федерации». Это было бы весьма перспективным признанием за базовым документом стратегического планирования в сфере безопасности конституционного статуса.

2. Одна из поправок в Конституцию касается особого статуса детей. «Дети являются важнейшим приоритетом государственной политики России. Государство создает условия, способствующие всестороннему духовному, нравственному, интеллектуальному и физическому развитию детей, воспитанию в них патриотизма, гражданственности и уважения к старшим», – говорится в ч. 4 ст. 67.1 Конституции Российской Федерации.

Возникает вопрос: почему здесь не прописаны положения о безопасности детей? Анализ действующего законодательства и проводимой правовой политики свидетельствует об особом отношении к безопасности детей (как физической, так и духовной). При этом угрозы сохраняются. В частности, по статистике МВД за 2018 год выпали из окон и погибли около 700 детей, большая их часть в возрасте до четырех лет (причем подавляющее большинство из них – из благополучных семей). В тот же год утонули 343 ребенка ^[30]. Статистика дорожного травматизма детей также остается острой ^[31], и это лишь одна из угроз, не связанная с преступными действиями третьих лиц.

В этой связи необходимо закрепление в Конституции положения о том, что на всех уровнях (начиная с родителей или лиц, их заменяющих, школы, органов публичной власти и других субъектов) главной задачей является обеспечение безопасности детей, а уже потом их развитие, воспитание и т.п.

3. В новой редакции ст. 68 Конституции русский язык как государственный получил особый статус. Однако данной статьей не предусмотрена его государственная защита. Согласно последним междисциплинарным исследованиям ^[32], с которыми нельзя не согласиться, язык является одним из значимых факторов обеспечения безопасности и его государственная защита сегодня просто необходима в контексте обеспечения общественной безопасности. Нужно отметить, что В.В. Мамонов в докторской диссертации еще в 2004 году отмечал, что проблема сохранения русского языка – это вопрос национальной безопасности. Автор совершенно правильно подчеркивал, что обществом не осознана ценность сохранения чистоты языка, ограждения его от зарубежной экспансии ^[33]. К сожалению, особый статус русского языка как «государствообразующего» (новый конституционный термин) не предполагает его конституционную защиту.

4. В конституции говорится о формировании культуры ответственного отношения граждан к своему здоровью (п. «ж» ст. 72), воспитании экологической культуры (п. «е.6» ч. 1 ст. 114), при этом вопрос о формировании у граждан культуры безопасности в контексте планомерного приучения целых поколений к внутреннему требованию безопасности остался за скобками. Формирование и повышение общей культуры безопасности позволит повилять на безопасность на транспорте (ремни безопасности, детские сиденья), безопасности на воде (в том числе использование спасательных жилетов на маломерных судах, чем часто пренебрегают российские граждане), на охоте, при использовании бытовых приборов (как пример – отравление угарным газом, которое, к сожалению, нередко происходит от нарушения правил безопасности) и т.п.

Разумеется, выработка у людей культуры безопасности – это непростой и достаточно долгий процесс, но ее конституционное закрепление было бы не менее важным и прогрессивным, нежели закрепление экологической культуры.

Указанные примеры демонстрируют то, как можно было бы при разработке конституционных поправок более глубоко, работая на перспективу и, быть может, несколько опережая время, полноценно закрепить конституционные основы безопасности личности, общества и государства.

Учитывая изложенное, принятым в Конституцию поправкам с точки зрения совершенствования конституционных основ безопасности сложно давать однозначную оценку. С одной стороны, о проблеме безопасности не забыли и некоторые ее аспекты были более детально отражены в тексте Конституции. С другой стороны, можно было бы урегулировать важнейшие вопросы обеспечения безопасности нормами Конституции более детально. Нужно также понимать, что глобальному реформированию конституционных основ безопасности помешал, в том числе, формат внесения изменений в текст конституции – поправки. При полном пересмотре всей конституции это можно было сделать с чистого листа, в первую очередь закрепив в конституции (подобно конституциям Испании, Швеции и других государств) право каждого на безопасность. В этой связи можно согласиться с С.Н. Бабуриным в том, что «конституционная реформа 2020 г. не сняла с повестки дня вопрос о необходимости новой Конституции России» ^[34].

Таким образом, безопасность как конституционно-правовая категория сегодня закреплена в действующей российской Конституции, в том числе прописаны ее основные объекты, некоторые виды и т.п. Однако говорить о полноценном конституционном статусе безопасности на сегодняшний день еще рано: для этого нужен полный пересмотр соответствующих конституционных установлений.