Models of nomination of peasants in the Business writing style of the Yeniseian Siberia of the XVII century

Gorodilova Lyudmila Mikhailovna Doctor of Philology Professor, the department of Russian Language and Publishing, Pacific National University 680000, Russia, Khabarovskii krai, g. Khabarovsk, per. Studencheskii, 36, of. 421 gorodilova_l@mail.ru Other publications by this author

Введение

Становление русской системы именований лиц разной социальной принадлежности привлекает внимание ученых, начиная с середины прошлого века, однако полное описание отдельных социальных групп в настоящее время отсутствует. Довольно редки исследования, в которых именования жителей отдельных различных регионов страны рассматривались бы с точки зрения социальной обусловленности, на которую указывал В. К. Чичагов еще в 1959 г. ^{[35, с. 9]}. Впоследствии к исследованию вопроса обусловленности именования лица его социальным статусом обращались И. М. Ганжина (1992), М. С. Черкасова (1997), Е. Ю. Сидоренко (2005), А. А. Ильичев (2011), С. Н. Смольников, Ю. И. Чайкина (2000, 2012). В некоторой степени описаны модели именования основных социальных слоев населения — помещиков и крестьян ^[5], служилых людей ^[16], горожан ^{[23, 31]}, представителей разных сословий ^{[14, 15]}. Фрагментарно подвергся исследованию русский антропонимикон конфессиональной сферы ^{[32, 33, 34]}.

Сегодня в научной среде сформировалось мнение о том, что «разные слои общества принимают разные антропонимические модели: незнатное городское население и (особенно) крестьяне тяготеют к двухкомпонентной модели, потомственная аристократия и служилые люди пользуются, как правило, трехкомпонентными антропонимами (как вариант – двухкомпонентным, включающим личное имя и фамилию» ^{[12, с. 7]}. Однако в отношении Сибири — территории позднего заселения — данное положение требует тщательной проверки.

Актуальность исследования обусловлена необходимостью изучения региональной системы именований лицдля каждой социальной группы населения «с обязательным учетом особенностей исторического развития конкретных территорий, связанных с определенными социально-экономическими и историко-культурными параметрами» ^{[5, с. 1]}, а также крайне слабой изученностью антропонимикона русских первопоселенцев Приенисейской Сибири.

Цель работы: по рукописным источникам Приенисейской Сибири XVII в., не привлекавшимся к лингвистическому исследованию, установить состав и типы моделей именования крестьянского населения, определить возможные разновидности каждого типа, выявить дополнительные идентификаторы лица.

Для достижения поставленной цели использовались следующие методы исследования:

- метод сплошной выборки по целевой заданности при установлении состава антропонимикона крестьян;

- сравнительно-сопоставительный метод при установлении сходства и различия разных типов именования;

- статистический метод, без которого невозможна убедительная интерпретация антропонимических данных;

- описательный метод, включающий наблюдение, классификацию и интерпретацию явлений прозвищной номинации.

Источником наших наблюдений стали неопубликованные рукописные материалы, преимущественно переписные книги, хранящиеся в Российском государственном архиве древних актов (Москва): книги именные Енисейского острога «пашенным крестьянам и государеве десятинной пашне» 1654–1667 гг.; дозорная книга Енисейского уезда 1673 г.; книги десятинной пашни Енисейского уезда 1686–1695 гг.; книга переписная «недописанным землям Енисейского уезда» 1691 г.; книги именные десятинной пашни Красноярского уезда 1667–1670 гг.; книга переписная Красноярского острога и уезда 1671 г.; переписные книги Спасского, Рождественского и Троицкого монастырей 1679 г. и др. частные акты.

Выбор социальной группы обусловлен исторически сложившейся ситуацией, обусловленной ходом колонизации Сибири и формированием оседлого населения. Енисейский земледельческий район существенно отличался от других территорий Сибири. «Расположенный на основной сибирской магистрали, он быстро превратился во второй по значению район хлебопашества. Основная масса поселений возникла по Енисею от Енисейска до Красноярска и по Верхней Тунгуске, Ангаре и Илиму. К началу XVIII в. здесь было 1918 крестьянских дворов с населением примерно в 5730 душ мужского пола» ^{[13, с. 73]}. По подсчетам В. А. Александрова, «численно крестьянское население Енисейского уезда прочно занимало первое место, составляя в 1669 г. 42% от всего населения, а к 1719 г. более половины населения (51 %)» ^{[1, с. 94]}. По нашим данным, извлеченным из переписных, дозорных и именных книг, численность «государевых» пашенных, оброчных и монастырских крестьян Енисейского и Красноярского уездов составляла в 1654 г. 254 чел., в 1667 г. — 496 чел., в 1669–1679 гг. — 634 чел. и в конце века — 968 чел. Расхождение наших данных с показаниями историков обусловлено, скорее всего, неполным охватом источников, привлеченных к лингвистическому исследованию. Тем не менее, количественный показатель позволяет получить достаточно достоверные сведения о характере именования крестьян, входивших в состав постоянного населения Приенисейской Сибири.

Следует отметить, что в Сибирь в течение XVII в. переселялись представители различных сословных групп, но преобладали бывшие крестьяне европейского Севера Руси, которых привлекали «новые угодные землицы»: «Куземка Дементьев сын Ярыкалов родом он вычагжанин крестьянской сын въ Енисейскъ пришелтому лет с шездесят» (1691) ^{[22, кн. 1419, л. 148 об.]}; «Федка Родионов сын Белой родом он Соли Вычегоцкой црковног дьячка сын въ Енисейскъ пришел тому лет с пятнатцат» (1691) ^{[22, кн. 1419, л. 69 об.]}; «Гришка Ларионов сын Пестерев родом он Соли Вычегоцкой крестьянской сын въ Енисейскъ пришел тому летъ з дватцат» (1695) ^{[22, кн. 1089, л. 133 об.]}.

Среди пашенных крестьян оказались и «ссыльные люди»: «Артюшка Елисеев сын Шараглаз родом он устюжанин земской избы подячей и в прошлых де годех тому летъ с тритцат сослан он въ Енисейскъ в пашню» (1691) ^{[22, кн. 1419, л. 82]}; «Федотко Иванов сын Зверев родом он севчанин Комарицких волостей драгун въ Енисейскъ сослан в пашню при столнике и воеводе Кириле Яковлеве» (1691) ^{[22, кн. 1419, л. 115 об.]}; «Оксенко Назарев сын Бочарников родом он Михайловского уезду Печерниковской розсылщикъ въ Енисейскъ сослан в пашню» (1691) ^{[22, кн. 1419, л. 115 об.]}.

Хлебопашество было не единственным занятием оседлой части населения Приенисейской Сибири. Документальная письменность позволяет предположить, что, выращивая хлеб, крестьяне также содержали кузницы, мельницы, занимались и другими промыслами — сапожным, портным, рыбным, кузнечным. Ср.: «дрвня Михалевская в той же дрвне кузница пашенног крестьянина Васки Филиппова» (1691) ^{[22, кн. 1419, л. 148 об.]}. В ряде случаев сфера текущей или прошлой деятельности приенисейских крестьян отразилась в их прозвищах: Мишка Пастух (1654), Семейка Мясник, Юрка Михайлов Красилник (1667), Ивашко Дмитреев сын Мелник,Васка Матвеев сын Сапожник (1673), Васка Гурев сын Кузнец, Данилко Иванов сын Плотник (1691), Мишка Масленик (1695).

Официальный антропонимикон крестьян-дворовладельцев Приенисейской Сибири XVII в., зафиксированный рукописными источниками, насчитывает 2970 антропонимических единиц. В ходе исследования установлено 267 случаев повторяющихся в разных памятниках именований одного и того же лица, что позволяет увидеть не только разные модели именования, но и варианты номинации одного носителя имени.

Структурные модели именования крестьян

Исследование антропонимов, включенных в памятники делового содержания XVII в. позволило установить три основные структурные модели именования крестьян.

1. Однокомпонентные модели именования крестьян

Однокомпонентные структуры представлены личными календарными (Lk) или некалендарного (Lnk) именами в уменьшительно-уничижительной форме: Алешка, Баженко,Данилко, Елфимко, Ивашко, Костька, Куземка, Максимко, Марчко, Ондрюшка, Осипко, Офонька, Полуянко, Пронька, Сенька, Шумилко и др.

Однокомпонентная модель в качестве официального номинатора в переписных документах Приенисейской Сибири второй половины XVII в. не зафиксирована, поскольку не обладает достаточной идентификацией лица. Однокомпонентные именования используются при повторном упоминании дворовладельца и, чаще всего, при перечислении родственников дворовладельцев по мужской линии: «Панфилко Иванов и онъ Панфилко умре а пашню пашут дети ево Петрушка з братями» (1695) ^{[22, кн. 1089, л. 122]}; «в том дворе Спаского мнстря крстьянин МатюшкаФилипов <…> у него ж Матюшки сын Коземка штинатцати лет женат на рускои ж девке сын Федотко одиннатцати лет сын Ортюшка девяти летъ сынъ Якунка семи лет сынъ Ондрюшка пяти лет» (1679) ^{[22, кн. 403, л. 19 об.]}; «во дворе крстьянин Васка Григоревъ <…> родом он Васка сказался лалетин великого гсдря пашеннои крстьянин» (1679) ^{[22, кн. 403, лл. 128]}; «двор пашенного Митрошки Нестерова у него сын Максимко девяти лет»(1669) ^{[22, кн. 527, л. 446]} и под.

Информативно недостаточные однокомпонентные модели, как свидетельствуют исследованные переписи крестьян Енисейского и Красноярского уездов, включают дополнительные неантропонимические средства, способствующие идентификации лица и указывающие на родственные отношения с хозяином двора. Необходимость использования дополнительных сведений о лице обусловлена не только требованиями жанров деловой письменности, но и повторяемостью личных имен в пределах одной семьи, что приводило к высокой степени одноименности: «Оска Ивашко Вахрушко да Ивашко ж Пахомко Федка Архиповы» (1679) ^{[22, кн. 403, л. 136]}; «Васка Безсонов сын з братом с Васкою» (1673) ^{[22, кн. 580 л. 213 об.]} и под.

Отсутствие дополнительных идентификаторов приводит к нарушению «основной функции имени собственного в пределах небольших социумов и территорий» ^{[17, с. 65]} — идентификации субъекта.

Для более точного представления лица в качестве идентификатора при однокомпонентных антропонимах в рукописных документах используются такие функционально значимые термины родства, как дети, сын, брат, отчим, внук, муж: «двор пашенного Лучки Васильева Дутово у него детеи Ивашко десяти лет Митка семи летъ» (1669) ^{[22, кн. 527, л. 426]}; «Сергушка Кирилов а у него детеи Васка 25 летъ Ивашко 22 летъ Петрушка 20 лет Епишка 14 летъ» (1671) ^{[22, кн. 566, лл.203]}; «двор пашенного Якунки Белоусова у него сын Ивашко пятинатцати лет» (1669) ^{[22, кн. 527, л. 450]}; «двор пашенного Гараски Шуваева у него брат Ондрюшка десяти лет» (1669) ^{[22, кн. 527, л. 460]}; «Федка Осипов снъ Глухои у него брат Якунка 15 летъ» (1671), ^{[22, кн. 566, л. 211 об]}; «Гришка Орешик а у нег живут два внука Родка 13 лет Ивашко 8 летъ» (1671) ^{[22, кн. 566, л. 203 об.]}; «а муж де ея Тимошка был за Спаским мнстрем во крстьянех и умре» (1679) ^{[22, кн. 403, л. 25 об.]} и др.

Маркеры дети, сын, брат, отчим, внук, муж в переписных книгах Приенисейской Сибири обладают высокой степенью употребительности (до 82%), что обусловлено социально-экономическими факторами: наличием большого количества детей (сыновей) в семье, преемственностью поколений (переход земельного участка от отца к сыну), совместной с родственниками обработкой земли и др.

Только при двухкомпонентных структурах употребляется идентификатор скормленик/ кормленик: «Микитка Власевъ а у него скормленикъ Микитка Андреевъ 7 лет» (1671) ^{[22, кн. 566, л. 212]}; «Тимошка Карпов сын Метелка з детьми с Ывашкою с Ывашкою же с кормлеником с Трошкою Гордеевым сыном» (1673) ^{[22, кн. 580, л. 31 об.]} и др.

Низкой частотностью употребления (не более 20%) отличаются дополнительные идентификаторы дядя, племянник, пасынок, зять, шурин. При указанных маркерахможно наблюдать как однокомпонентные, так и двухкомпонентные антропонимические структуры, что отличает именование представителей крестьянского сословия от посадских людей, проживавших на той же территории [7. с. 177–178].

Колебания в употреблении одних и тех же маркеров с однокомпонентными и двухкомпонентными структурами доказываются наличием подобных примеров:

- дядя: «что ему Луке досталось з делу на ево треть от дяди ево Ивана да от братеи ево двоюродных от Стефана да от Ивана Жилиных по прежнимъ данымъ» (1679) ^{[22, кн. 403, л. 161 об.]}; «Гришка Иванов сын Сухотин с дядеюСофоном Осиповым да з братьями с Матюшкою с Ысачком с Ывашком с Пронкою» (1673) ^{[22, кн. 580, л. 28 об.]}; «во дворе крестьянин Дениско Ивановъ да дядя ево Якунка Агафонов родомъ сказался сысолич» (1679) ^{[22, кн. 403, л. 137]}; «а с Руси де свез ево и с матерю на Турухан для нищеты их дядя ево туруханскои служилои человекъ Ивашко Обросимов» (1679) ^{[22, кн. 403, л. 169]};

- племянник:«двор пашенног Ивашка Сигова у него племянникъ Родка двунатцати лет» (1669) ^{[22, кн. 527, л. 438 об.]}; «Лучка да Бориско Тимофеевы дети Кукарсково а у них живет племянник их АгафонкоФедоровъ 7 лет» (1671) ^{[22, кн. 566, л. 203 об.]}; «Васка Дементьевъ а у него Васки два племянника Ивашко да Олешка Мартемяновы» (1667) ^{[22, кн. 543, л. 173 об.]};

- пасынок: «двор пашенного Коземки Юрева <…> у него ж пасынок Алешка шти лет» (1669) ^{[22, кн. 527, л. 425]}; «а у Лучки пасынокъ ево пашенново ж крестьянина сын Андрюшка Иванов сын Пузырев 10 лет» (1671) ^{[22, кн. 566, л. 203 об.]}; «Афонка Борисов сын Чюрак а у него сын Микитка 7 лет да пасынок ево пашенново крестьянина снъ Федка Леонтьев 10 лет» (1671) ^{[22, кн. 566, л. 207 об.]};

- зять: «двор пашенного Федки Зыка <…> у него ж зят Ивашка» (1669) ^{[22, кн. 527, л. 460]}; «двор пашенного Первушки Степанова <…> у него ж зят Федоско Аникиевъ» (1669) ^{[22, кн. 527, л. 458]}; «Левка Федоров сын Зырян а у него сын Митка да у него ж живет зят ево Оска Исаев» (1667) ^{[22, кн. 566, л. 204]}; «Харка Дружинин з зятем своим Кондрпашкою Кириловым» (1667) ^{[22, кн. 505, л. 112]};

- шурин:«Васка Онтонов Горинской с шурином своим с Якушкою» (1667) ^{[22, кн. 505, л. 130]}; «Баженко Иванов с шурином своим Ондрюшкою Игнатьевымъ» (1667) ^{[22, кн. 505, л. 135 об.]}; «двор пашенного Ортюшки Григорева женат <…> у него ж шурин Федка Василевъ дватцати дву лет» (1669) ^{[22, кн. 527, л. 445]}.

Можно предположить, что колебания в оформлении антропонимов при идентификаторах родства не зависят от жанра документа, поскольку в одних и тех же рукописях последовательно прослеживается сочетание терминов родства то с однокомпонентными, то с двухкомпонентными структурами.

В целом иерархия терминов родства, раскрывающая внутрисемейные отношения, доказывает особую ценность семьи в трудных условиях выживания на периферии Московского государства в период активного освоения новой территории и формирования постоянного населения.

2. Двухкомпонентные модели именования крестьян

Наиболее частотной в документальной письменности Приенисейской Сибири оказалась двухкомпонентная структура именования крестьян (1738 ед.), на долю которой приходится 59% от общего числа именований крестьян-дворовладельцев. Данная модель существенно преобладает в документах до 1673 г., после чего наблюдается либо колебание в употреблении двух- и трехкомпонентных структур, либо (в отдельных документах) полное вытеснение двухкомпонентной модели: Сенка Луза (1669) — Сенка Алексеев Луза (1669), в одном документе; Петрушка Зорин (1669) — Петрушка Ларионов сын Зорин (1673); Федка Губин (1669) — Федка Григорьев сын Губин (1695); Ивашко Лучников (1669) — Ивашко Полуянов Лушников (1691) и др.

Высокая частотность употребления двухкомпонентной модели именования крестьян объясняется тем, что она выступает «юридически закрепленным знаком своеобразного права на имущественное, духовное и другое наследование от своего отца» ^[21].

Преобладание двухчленных структур антропонимов отмечается также в памятниках деловой письменности, созданных в других населенных пунктах Сибири — Томском, Кузнецком, Нарымском и Кетском острогах ^{[10, с. 12–13]}.

Динамика развития двухкомпонентной модели именования крестьян Приенисейской Сибири в целом совпадает с развитием антропонимической системы европейской части страны ^{[2, с. 204; 5, 11, 26]}.

Использование двухкомпонентной структуры, ввиду высокой частотности употребления определенного набора календарных имен ^[6], часто приводило к полной одноименности разных лиц — владельцев земельного надела, что создавало сложности при переписывании крестьян. Использование дополнительного идентификатора (DI), отражающего социальный статус лица (крестьянин, пашенный крестьянин, пашенный, монастырский крестьянин), не устраняло соименности. Для идентификации лица в таком случае использовались сведения о месте жительства. См., например: пашенный крестьянин Стенка Тимофеев — житель деревни Черкасской (1667) ^{[22, кн. 505, л. 118 об.]} и житель Новой слободы на Кеме реке (1667) ^{[22, кн. 505, л. 133 об.]}; пашенный крестьянин Кирилко Яковлев — житель деревни Сполошный Луг (1667) ^{[22, кн. 505, л. 131]} и житель деревни «на Филиппове острову» (1667) ^{[22, кн. 505, л. 137 об.]}; крестьянин Олешка Яковлев — житель деревни Бугачевской (1670) ^{[22, кн. 543, л. 45 об.]} и житель села Ясаулова(1670) ^{[22, кн. 543, л. 50 об.]}; пашенный крестьянин Мишка Прокопьев — житель деревни Подтесов остров (1695) ^{[22, кн. 1089, л. 121 об.]} и житель деревни Черкасской (1695) ^{[22, кн. 1089, л. 131 об.]} и под.

В функции дополнительного социально маркированного идентификатора для женщин, получивших право на землю после смерти мужа и потому попавших в официальную перепись крестьян, употреблялся термин вдова: «вдова Варварица Анфимова крестьянская жена умершего Богдашки Ананина» (1679) ^{[22, кн. 403, л. 71 об.]}; «вдова Марица Михаилова з детми» (1691) ^{[22, кн. 1419, л. 171 об.]}; «вдова Пелагеица Михаилова пашет четь десятины с получетю» (1695) ^{[22, кн. 1089, л. 118 об.]}; «вдова Овдотица Сергеева пашет чет десятины» (1695) ^{[22, кн. 1089, л. 120]} и др.

Помимо маркеров, обозначающих социальный статус человека, при двухкомпонентных конструкциях отмечаются идентификаторы — названия лиц по роду дополнительной деятельности, которые, как правило, стоят после имени собственного: «Васка Филипов сын кузнецъ и черепан он же родом онъ устюжанин крестьянской сын въ Енисейскъ пришел тому лет з дватцат» (1691) ^{[22, кн. 1419, л. 147]}; «Илюшка Андреевъ кузнецъ родом сказался из Сибири ис Тоболска Краснои слободы пашеннои крстьянин <…> а в Троецкого де мнстря усоле онъ пришел работать кузнечную работу в прошлом во 165м году <…> а робить ему кузнечная работа за вклад полтора года» (1679) ^{[22, кн. 403, л. 159]}.

Двухкомпонентная модель в анализируемых источниках представлена разными структурными типами:

1) (DI) + Lk / Lnk + PtAd.P. — 1264 ед. (73% от общего количества двухкомпонентных структур). Первый компонент представлен неофициальной формой личного календарного / некалендарного имени, второй (патроним) — притяжательным прилагательным с суффиксами -ов (-ев) или -ин, образованным от личного имени отца: Андрюшка Агеев, Тишка Алексеев, Гаврилко Иванов, Лучка Петров, Ивашко Тимофеев, Евдокимко Фадеев, Федка Федотов, Кирилко Яковлев, Варварица Анфимова, Марица Михайлова, Овдотица Сергеева; Богдашка Ананин, Митка Дружини, Максимко Ермолин, Ивашко Первушин, Авдотица Никитина и др.

Примеры с личным именем в официальной полной форме для именования крестьян в исследованных памятниках не выявлены.

Особенно много именований со второй частью, восходящей к патронимам: Иванов (94 ед.), Васильев (49 ед.), Федоров (45 ед.), Григорьев (37 ед.), Михайлов (30 ед.) Семенов (28 ед.), Кирилов (26 ед.), что не противоречит употреблению личных имен на территории Приенисейской Сибири ^{[6, с. 203–204]}.

2) (DI) + Lk / Lnk + Pt/PrAd.<Sub. — 183 ед. (10,3%); здесь второй компонент представляет собой прилагательное, образованное от нарицательного существительного при помощи суффиксов -ов (-ев) / -ин, которое чаще всего обозначало различные черты характера человека или его внешний вид, внешнее сходство с чем-либо, а потому могло употребляться в качестве прозвища: Ивашко Боталов (1667), Васька Боталов (1667–1670) < Ботало < ботало — ‘кто ботает некстати, качает ногами, стучит на ходу тяжелой обувью’, новг. ^{[9, т. I, с. 119]}; Митка Бузунов (1667) <Бузун <бузун — ‘хулиган, скандалист’, волог., карел., новг. ^{[19, с. 68]}; ‘буян, драчун, задира’, волог. ^{[9, т. I, с. 137]}; Ивашко Бухтей (1695) < Бухтей < бухтей – ‘толстяк, пузан, дородный детина’ ^{[9, т. I, с. 146; 24, в. 3, с. 326]}; Мишка Варакин (1654), Оска Варакин (1667), Матюшка Варакин (1667–1669) < Варака < варака — ‘крутой каменный берег, утес, береговая скала’, арх.; ‘плохой писец, не мастер дела’ // ‘болтун пустомеля’, волог., ряз. ^{[9, т. I, с. 164]}; Васка Мигунов (1669) < Мигун < мигун — ‘о том, кто мигает, подмигивает’, нижегор., вологод., псков., вят. ^{[19, с. 345; 24, в. 18, с. 153]}; Федотко Зыков (1667) <зык — ‘стук, крик, шум’ ^{[9, т. 1, с. 697]}); Ивашко Падерин < Падера < падера — ‘буря с вихрем, дождем, снегом; метель, вьюга при сильном ветре’, новг., пск., арх., перм., сиб. ^{[9, т. III, с. 7; 4, с. 352]}; Ивашко Паутов (1654–1669) < Паут < паут — ‘овод, слепень’, белозер., вят., перм., сиб.^{[9, т. III. с. 25; 29, с. 465]}; Гришка Шангин (1667–1679) < Шаньга < шаньга — ‘ватрушка с различными начинками’; ‘толстая лепешка, смазанная сметаной, маслом’, сев.-зап., волог. ^{[19, с. 602]}; перм., сиб. ^{[9, т. IV, с. 621]}; Ларка Шадрин (1667, 1669, 1673) < Шадра < шадра — ‘природная оспа’, арх., перм., новг. ^{[9, т. IV, с. 618; 30, с. 112]} и др.

Второй компонент в данной структуре выполнял функцию патронима — протофамилии, передаваемой по наследству, о чем можно судить по примерам: Илюшка Хвоя (1686) — его сын Микитка Хвоин (1691); «Петрушка Ханжа з детьми с Ывашкою с Федкою с Сидорком» (1673) ^{[22, кн. 580 л. 132 об.]} — у него сын Сидорко Петров сын Ханжин (1695) и внук Гарасимко Ханжин (1695); Гришко Орел (1667) — сын Ондрюшка Орлов (1670); Офонка Плетень (1654) — сын Филка Плетнев (1695) и под.

3) (DI) + Lk / Lnk + PrSub. — 148 ед. (8,5%), где второй компонент является отапеллятивным прозвищем, в основе которого лежит апеллятив, характеризующий лицо по внешнему виду, его физическим особенностям, чертам характера, поведению или по роду деятельности: Ондрюшка Сухан (1667) < сухан, сухой — ‘худой, чахлый, тощий, поджарый’, без указания места ^{[9, т. IV, с. 365]}; Федка Зык (1669) < зык — ‘громкоголосый, крикун’ ^{[20; 28, с. 96]}; Васка Хлыст (1667) ^{[22, кн. 505, л. 141]} < хлыст — (бран.) ‘верзила, взрослый парень, который только шатается и повесничает’, новг.; ‘фат, щеголь и повеса, шаркун и волокита’; ‘подворный шатун и нищий от тунеядства’ влад.; ‘наглец, нахал’; ‘сплетник’ ^{[9, т. IV, с. 550]}; ‘франт, щеголь, повеса’ ^{[4, с. 514]}; Гришка Костырка (1667) < костарь, костырь — ‘заядлый игрок в кости’ / ‘страстный картежник’ ^{[25, в. 7 с. 367]}.; Мишка Пастух (1654) < пастух; Ивашко Мелник (1673) < мельник — ‘владелец мельницы или работник на мельнице’ ^{[3, с. 532]}; Стенка Сапожник (1691) < сапожник — ‘мастер по шитью и ремонту обуви’ ^{[3, с. 1148]} и др.

Многие из выявленных прозвищ стали основой для образования фамильных прозваний и фамилий (см. выше).

4) (DI) + Lk / Lnk + PrSub.T — 110 ед. (6,2%). В отдельную группу именования крестьян Приенисейской Сибири следует выделить антропонимы, где вторым компонентом является топоним или оттопонимическое образование, которое в отличие от дополнительного идентификатора с аналогичным значением всегда стоит в постпозиции по отношению к личному имени ^{[8, с. 230–231]}.

Наибольшее количество примеров приходится на оттопонимические антропонимы, образованные с помощью суффиксов -ов (-ев), -ин, -ск- (редко): Евсевейко Каргополов (1667), Стенька Кокшаров (1669–1679), Петрушка Новгородов (1695), Калинка Пинегин (1671), Карпунка Вязмин (1667), Петрушка Чюхломин (1667), Данилко Мурманской (1679), Стенка Тарской (1679) и др.

Реже в составе антропонимов встречаются названия мест выхода первопоселенцев: Фетка Вязма (1654), Васка Вятка (1654, 1667), Сенка Луза (1679).

Незначительную группу в двухкомпонентной модели именования крестьян составляют антропонимизированные апеллятивы: Тихонко Сысолятин (1667), Тимошка Сысолетин (1673), Гордюшка Казанец (1654), Данилко Усолец (1669), Марчко Нижегородец (1670)и др.

В целом оттопонимические прозвища крестьян в памятниках деловой письменности Приенисейской Сибири XVII в. наблюдаются намного реже, чем аналогичные прозвища служилых и посадских людей.

5) (DI) + Lk / Lnk + PrEtnSub.+Ad. — 18 ед. (1,0%). Незначительную группу составляют двухкомпонентные структуры, в состав которых входят этнонимы и производные от них, выполняющие идентифицирующую функцию: Родка Зырян (1654), Ортюшка Зырян (1654–1667), Лучка Колмак (1654), Митька Калмак (1679), Гришка Колмаков (1695), Фетка Тотарин (1654), Ивашко Тотарин (1667), Харка Мордвинов (1695) и др.

Отэтнонимические прозвища, как и индивидуализированные катойконимы, вероятнее всего, связаны «с осознанием личностью своего места в коллективе, а также отношением коллектива к личности, как к чужому “другому”, а потому выделяющемуся среди прочих своим происхождением» ^{[17, с. 66]}.

6) (DI) + Lk / Lnk + PrAd.А — 18 ед. (1,0%), где второй компонент антропонима — качественное прилагательное: Васка Дутой (1654), Васка Короткой (1667), Ондрюшка Молодой (1654–1667), Климко Слепой (1654), Федька Темный (1679),Митка Хромой (1667),Ондрюшка Чермной (1654) и др. Второй компонент антропонима в памятниках делового содержания наблюдается у одного и того же человека в течение длительного времени (насколько позволял возраст регистрируемого лица).

3. Трехкомпонентные модели именования крестьян

Трехкомпонентная модель — личное имя (L) + патроним (Pt) + прозвище / фамильное прозвание (Pr/F) — (1232 ед.) занимает 41% от общего числа выявленных именований крестьян, при этом 705 антропонимических единиц употребляются с конкретизатором (K) сын,который мы исключаем из количественного показателя структурной модели. Факультативность употребления данного конкретизатора позволяет говорить лишь о вариативности трехкомпонентной модели именования лица, поскольку употребление того или иного варианта обусловлено не лингвистическими причинами, а характером документа, традициями и профессиональной выучкой писца. Именно поэтому можно наблюдать именование одного и того же лица в разных вариантах: Костька Осипов Безруков (1669) ^{[22, кн. 527, л. 456]} — Костька Осипов сын Безрукой (1673) ^{[22, кн. 580, л. 123 об.]}; Данилко Дмитреев сын Белобородов (1673) ^{[22, кн. 580, л. 6]} — Данилко Дмитреев Белобородов (1695) ^{[22, кн. 1089, л. 100 об.]}; Микишка Микитин Варакин (1669) ^{[22, кн. 527, л. 428]} — Микишка Микитин сын Варакин (1673) ^{[22, кн. 580, л. 19 об.]}; Петрушка Микитин Высотин (1669) ^{[22, кн. 527, л. 492]} — Петрушка Микитин сын Высотин (1673) ^{[22, кн. 580, л. 210]} и под.

Обращает на себя внимание и тот факт, что одно и то же лицо может иметь несколько прозвищ / фамильных прозваний, которые занимают финальную позицию в антропонимической модели. Наличие вариантов именования одного лица фиксируется в разных памятниках Приенисейской Сибири: «Ивашко Григорьев сын Горбун Мурзин он же» (1673) ^{[22, кн. 580 л. 295 об.]}; «Ивашко Леонтьев сын Томилов Гладкой он же родом он енисеецъ» (1691) ^{[22, кн. 1419, л. 152а]}; «Ивашко Харитонов сын Чюстов Вшивков он же родом он енисейской казачей сын» (1691) ^{[22, кн. 1419, л. 66]}; «Андрюшка Василев сын Шохин Черепан он же» (1691) ^{[22, кн. 1419, л. 43]} и др.

Повторяемость личных имен в пределах одной семьи, приводившая к полной одноименности, устранялась использованием дополнительных средств идентификации лица — прилагательных старший, меньший, большой: Васка Тарасов сын Мордвинов меньшой (1691), Васка Романов сын Мордвинов меньшой (1695), Ивашко Тимофеевъ Мятелник болшой (1695), Ивашко Тимофеевъ Мятелник меньшой (1695) и под.

Указанные прилагательные, действительно, выполняют определенную идентифицирующую функцию (в пределах семьи), что сближает их с прозвищами, однако отсутствие экспрессивной окраски, что характерно для прозвищ, занимаемая позиция по отношению к личному имени в структуре именования, низкая частотность употребления, отсутствие примеров передачи именования от отца к сыну не позволяет рассматривать их как составной (четвертый) компонент антропонима.

Трехкомпонентная модель именования лиц крестьянского сословия реализуется в следующих структурных разновидностях:

1) (DI) + Lk / Lnk + PtAd.P.(K) + Pr(F)Ad._{Васка Михаилов Маслеников (1667), Илюшка Василев сын Маслеников (1691), Микитка Иванов сын Мелников (1695), Якушко Григорьев сын Метелкин (1691), Филка Федоров сын Овчинников (1691), Митка Семенов Осетров (1671), Назарко Михайлов сын Пастухов (1695), Гришка Ларионов Пестерев (1673–1675), Микишка Дмитреев Пономарев (1673), Молафейко Никонов Пономарев (1691), Микишка Семенов Серпов (1667), Мишка Федоров Собачкин (1670–1671), Потапко Иванов сын Щербаков (1691), Куземка Дементьев сын Ярыкалов (1673–1691) и др.}

Как и в двухкомпонентных конструкциях, здесь последний компонент — производное от нарицательного существительного притяжательное прилагательное, которое, возможно, уже выполняет функцию фамильного прозвания (протофамилии), так как передается «по наследству», на что указывают рукописные памятники: «пашенный крестьянин Погадаевской деревни Афонка Филипов Соколов» (1669) ^{[22, кн. 527, л. 467 об.]}, его дети в переписной книге 1691 г. зарегистрированы как Соколовы: «Андрюшка Афонасев сын Соколов родом он Енисейского уезду крестьянской сын», «Федка Афонасев сын Соколов, Иевко Афонасев сын Соколов»^{[22, кн. 1419, лл. 133 об., 135 об.]}; «Куземка Григорьев сын Орехов с сыном с Ывашком» (1673) ^{[22, кн. 580, л. 260]}; «Ивашко Кузмин сын Орехов родом Енисейского уезду крстьянской сын» (1691) ^{[22, кн. 1419, л. 52]} и др.

2) (DI) + Lk / Lnk + PtAd.P.(K) + Pr Sub. — 209 ед.(17%), где последний компонент представляет собой прозвище – отапеллятивное образование общерусского или диалектного происхождения: Мишка Алексеев Белошапка (1669), Алешка Петров сын Бирюк (1695), Микулка Дементьев сын Боробанщик (1691), Елфимко Михайлов сын Бурундук (1695), Тимошка Денисов сын Бухало (1695), Васка Федотов сын Горбун (1673), Ивашко Прокопьев сын Губа (1654), Федка Андреев Зык (1669,1673), Данилка Кондратев сын Кабан (1691), Митка Борисов сын Кисель (1691), Ивашко Самойлов сын Козел (1691), Федка Малахеев Курдюк (16670, Ондрюшка Савельев Куча (1667), Тимошка Карпов Метелка (1667), Марчко Дмитреев сын Мизгирь (1673), Федька Григорьев сын Нохрок (1671), Ивашко Евлупьев сын Паут (1673), Тимошка Савелев сын Смородина (1654) и др.

Многие прозвищные именования крестьян послужили основой для образования фамильных прозваний, передаваемых от отца к сыну, о чем свидетельствуют памятники письменности разных лет: «Ивашко Савин сын Костылник» (1654) ^{[22, кн. 317, л. 5 об.]} — «Ларка Иванов сын Костылников родом он Енисейского уезду крестьянской сын» (1691) ^{[22, кн. 1419, л. 137]}; «Ивашко Дмитреев сын Мелник з детьми с Микишкою с Олешкою» (1673) ^{[22, кн. 580, л. 280 об.]} — «Микитка Иванов сын Мелников Алешка Иванов сынъ Мелников» (1695) ^{[22, кн. 1089, л. 132 об.]}; «Гришка Игнатьев сын Орех з детьми с Ывашком с Васкою с Федкою» (1673) ^{[22, кн. 580, л. 307 об.]} — «Ивашко Григоревъ сынъ Орехов» (1695) ^{[22, кн. 1089, л. 139]}; «Мишка Алексеев Белошапка» (1669) ^{[22, кн. 527, л. 478]} — «Ивашко Михаилов сын Белошапкин» (1691) ^{[22, кн. 1419, л. 60]}; дед «Ивашко Прокопьев сын Губа» (1654) ^{[22, кн. 317, л. 4]} — внук «Федка Григорьевъ снъ Губин» (1695) ^{[22, кн. 1089, л. 100 об.]} и др.

Отпрозвищные именования крестьян в конце XVII в. составляют бо́льшую часть трехкомпонентных антропонимических структур.

3) (DI) + Lk / Lnk + PtAd.P.(K) + LkAd.Р./ LnkAd.Р. — 123 ед. (10%). В данную группу входят антропонимы с последним компонентом притяжательным прилагательным — производным от календарных / некалендарных личных имен Климко Терентьев сын Баженов (1669), Федка Клементьев сын Баженов (1695), Бориско Петров Давыдов (1691), Ортюшка Омельянов сын Денисов (1673), Харка Парамонов сын Дружинин (1673), Митка Кондратев Дружинин (1679), Гаврилко Василев сын Захаров (1691), Вахрушко Яковлев сын Иванов (1691), Пашко Микитин сын Дураков (1695), Федка Дементьев Ерафеев (1691), Микулка Семенов сын Жданов (1695), Савка Василев сын Микулин (1691), Андрюшка Агеев Шестаков (1691) и др.

Обращает на себя внимание тот факт, что в именной книге пашенных крестьян Енисейского острога 1654 г.^{[22, кн. 317, лл. 1–22]}, в которой содержатся сведения о жителях 16 деревень (207 чел.), не выявлено ни одного примера подобного именования крестьян. Начиная с 1669 г. подобная структурная модель встречается чаще, а в документах 1691–1695 гг. — существенно преобладает.

Документальные тексты свидетельствуют о том, что последний компонент антропонима постепенно утрачивает функцию патронима (указания на отца), закрепляется за конкретной семьей в качестве родового именования и передается от отца к сыну, внуку, например: отец «Климко Терентьев сын Баженов з детьми с Федкою с Олешкою з Гришкою» (1669–1673) ^{[22, кн. 580, л. 236 об.; кн. 505, л. 113; кн. 527, л. 466]} — сын «Федка Климов сын Баженов родом он Енисейского уезду крестьянской сын (1691) ^{[22, кн. 1419, л. 137 об.]}; отец «гсдрев пашеннои крстьянин Демка Иванов Шестаков» (1667) ^{[22, кн. 505, л. 131 об.]} — сын «Ивашко Дементьев сын Шестаков з братом с Петрушкою с сыном с Якушкою» (1673) ^{[22, кн. 580, л. 126 об.]} — внук Якушко Иванов сын Шестаков (1695) ^{[22, кн. 1089, л. 111]} и др.

4) (DI) + Lk / Lnk + PtAd.P.(K) + PrT. — 112 ед.(9%), где последний компонент — переосмысленный топоним или оттопонимическое образование.

Как и в двухкомпонентных структурах, в составе антропонимов встречаются прозвища, мотивированные названиями рек, озер, отдельных территорий, откуда были родом приенисейские крестьяне или их предки: Якунка Гаврилов Байкал (1679), Васка Петров Вятка (1670), Ивашко Фомин сын Каренга (1673), Сенка Алексеев Луза (1679) и др.

Наибольшую группу в именовании крестьян составляют антропонимизированные апеллятивы: Карпунка Федоров сын Вязмин (1673), Семенка Ермолин Вологжанин (1667), Алешка Яковлев сын Вячанин (1671), Савка Иванов сын Вычегженин (1679), Пашко Михайлов сын Еренченин (1695), Тимошка Степанов сын Сысолетин (1673), Тихонко Сергеев Сысолятин (1667), Ивашко Михайлов Псковитин (1667), Незговорко Марков Верхотоемец (1654), Кирилко Юрьев сын Мезенец (1669), Гришка Федоров Рязанец (1667), Данилко Павлов сын Усолец (1669)и др.

Меньшее количество примеров приходится на оттопонимические антропонимы, образованные с помощью суффиксов -ов (-ев), -ск-: Васка Павлов Байкалов (1667), Дейко Аникеев сын Дауров (1695), Мишка Семенов сын Томской (1695), Ивашка Максимов сын Ленской (1691), Ондрюшка Иванов сын Нарымской (1673) и др.

На прозвищную функцию катойконима указывает место, занимаемое им в антропонимической структуре, стабильность и повторяемость именования лица в разных документах, то есть закрепленность катойконима, как и личного имени, за одним конкретным лицом. Мотивация оттопонимического прозвища в документальной письменности конца XVII в. подчеркивается дополнительными идентификаторами, расположенными за границей трехкомпонентной антропонимической модели: «Андрюшка Афонасев сын Устюжанин родом устюжанин крестьянской сын в Енисейск пришел тому лет з дватцат» (1691) ^{[22, кн. 1419, л. 58]}; «Савка Иванов сын Вычагжанин родом он вычагжанин крестьянской сын в Енисейск пришел тому лет з десят» (1691) ^{[22, кн. 1419, л. 58 об.]}; «Оксенко Елфимов сын Пинеженин родом де пинеженин крестьянской сын в Енисейск пришел тому лет с пятнатцать» (1691) ^{[22, кн. 1419, л. 79]}; «Онтошко Григорев сын Важенин родом он Важского уезду крестьянской сын въ Енисейскъ пришел тому лет з дватцат» (1691) ^{[22, кн. 1419, л. 72 об.]} и др.

Во второй половине XVII в. для крестьян, родившихся на территории Сибири, появляются именования сибирец, сибиретин, сибиряк, которые выполняют функцию дополнительного идентификатора, занимающего постпозицию по отношению к антропониму: «Петрушка Максимов сын Ленской сибирец родом он Якуцкого уезду Киренской волости крестьянской сын в Енисейск пришел тому лет з десять» (1691) ^{[22, кн. 1419, л. 142 об.]},

По данным рукописных источников, с 1691 г. апеллятив сибиряк начинает устойчиво употребляться в качестве третьего компонента антропонимической структуры, то есть переходит в прозвище, выполняющее идентифицирующую функцию: «Ганка Елфимов сын Сибиряк родом он Тоболского города крестьянской сын в Енисейск пришел тому лет с пять» (1691) ^{[22, кн. 1419, л. 84]}; «Илюшка Андреев сын Сибиряк он же Хвоча родом он Тоболского города крестьянской сын въ Енисейскъ пришел тому лет з дватцат» (1691) ^{[22, кн. 1419, л. 83об.]} и под. Последний пример подтверждает, что лексема Сибиряк используется в качестве прозвищного именования лица, наравне с другим прозвищем — Хвоча.

5) (DI) + Lk / Lnk + PtAd.P.(K) + PrEt. — 98 ед.(8%). Данную разновидность трехкомпонентной модели составляют антропонимы, последний компонент которых представляет собой название принадлежности первопоселенцев Приенисейской Сибири или их предков к малым этническим социумам, а также антропонимы — производные от этнических названий: Фомка Сысоев сын Башкир (1673), Андрюшка Борисов сын Вотяк (1671), Родка Прокопев Зырян (1667), Митка Левонтьев Зырянов (1691), Федка Петров Зырянов (1695), Мишка Борисов сын Калмак (1670), Митка Лукин сын Калмаков (1673), Стенка Панфилов сын Кокшаров (1673), Гришка Андреевъ сын Корела (1654), Тихонко Степанов Корелин (1667), Семеика Григорьев сын Остяк (1671), Онтошка Абакумов сын Черкашенин (1691) и др.

Особенно большую группу составляют производные от этнонимов зыряне, мордва и черкасы (соответственно 36, 14 и 12 ед.) — прозвища Зырян, Мордвин, Мордвитин, Черкашенин и фамильные прозвания Зырянов, Мордвинов, Черкашенинов, например: «Онтошка Абакумов сын Черкашенин родом он черкасскои породы города Лубен» ^{[22, кн. 1419, л. 103 об.]}. Данные наблюдения не противоречат сведениям по истории заселения Приенисейского края.

6) (DI) + Lk / Lnk + PtAd.P.(K) + PrAd.А.— 74 ед. (6%). Данную довольно малочисленную группу образуют именования с последним компонентом-прилагательным: Костька Осипов сын Безрукой (1673), Федка Родионов сын Белой (1691), Онашка Федоров сын Беспалой (1654), Ивашко Семенов сын Бешеной (1673), Гришка Денисов Голой (1667), Гришка Фомин сын Долгой (1691), Ивашко Михайлов сын Косой (1654), Ивашко Савин сын Круглой (1654), Васка Игнатевъ Простой (1667), Ивашко Иванов Сухой (1654), Федка Омельянов сын Хворой (1673), Алешка Дмитреев сын Хромой (1691) и др.

Единичными примерами представлены в деловой письменности трехкомпонентные антропонимические структуры с последним компонентом в виде повелительной формы глагола или причастия: Микифорко Якимов Заворуй (1667–1669), Якунка Андреев сын Полетай (1673), Петрушка Никитин Убьенной (1667), Дениско Петров сын Убиенной (1695).

Выводы

Таким образом, исследование памятников делового содержания Приенисейской Сибири показало, что во второй половине XVII в. в номинации лиц крестьянского сословия единая юридическая норма отсутствовала. При низкой плотности населения края для индивидуализации лица вполне достаточной была двухкомпонентная антропонимическая модель, дополненная социально значимыми идентификаторами. Количественный показатель именования лица не имел решающего значения для составителей официальной переписи крестьян-дворовладельцев, а потому в текстах наблюдается высокая вариативность в употреблении как двух-, так и трехкомпонентных структур для номинации одного и того же лица.

Высокой продуктивностью отличается двухкомпонентная модель, в состав которой входит календарное / некалендарное личное имя и патроним или фамильное прозвание, образованное от календарного / некалендарного имени. Однако в документах последнего десятилетия XVII в. эта модель активно вытесняется трехкомпонентной структурой, последний компонент которой — отпрозвищное образование, передаваемое от отца к сыну. Данная тенденция характерна дня всей старорусской антропонимии.

При недостаточной антропонимической идентификации лица составителями переписных книг используются неантропонимические средства — дополнительные идентификаторы, в качестве которых используются термины родства, названия лиц по роду деятельности, названия лиц по социальному статусу, что приводит к созданию более сложных описательных конструкций.

Региональные памятники, содержащие массив антропонимов, позволяют в ряде случаев установить наследственное родовое имя, то есть раскрыть начальный этап формирования фамилий русских первопоселенцев Приенисейской Сибири.