Sufi traditions in the later poetic works of Dzhaminat Kerimova

Alkhlavova Inna Khumkerkhanovna PhD in Philology researcher at Institute of Language, Literature and Art 367032, Russia, g. Makhachkala, ul. M. Gadzhieva, 45, kab. 202 inna.atavova@bk.ru Other publications by this author

Akamov Abusup'yan Tatarkhanovich Doctor of Philology Leading Scientific Associate, the Institute of Language, Literature and Art of G. Tsadasa. Dagestan Scientific Center of the Russian Academy of Sciences 367032, Russia, respublika Dagestan, g. Makhachkala, ul. M. Gadzhieva, 45, kab. 208 akamov@mail.ru Other publications by this author

Дагестанские поэты на своем творческом пути осваивали и продолжают осваивать опыт мировой классики лирической поэзии, что способствует сближению художественных миров, обогащению каждого из них, в свою очередь, закладыванию основы новой традиции. Специфичные черты национального поэтического искусства воплотились в творчестве одной из талантливых кумыкских поэтесс конца ХХ – начала XXI веков Джаминат Керимовой ^[7]. Ее поэтические тексты отличаются самобытностью, высокой гражданственностью, философским осмыслением жизни. В творчестве поэтессы наблюдается тесное переплетение социально-психологического, историко-культурного и религиозно-философского начал.

Частое обращение к религиозной тематике Дж. Керимовой наметилось в постсоветский период ее творчества. Характеризируя данный период развития литературы, С. Х. Ахмедов отмечает, что «в постсоветской эпохе отсутствует былая морально-политическая общность в народе, идейно-эстетическое единство в литературе, в которой принципы партийности и классовости стали уступать общечеловеческим идеалам, произвольно истолковываемым каждым из писателей. Религиозные идеи и мотивы стали широко проникать в современную литературу» ^{[9, с. 182]}. Этот период творческого развития Дж. Керимовой, на наш взгляд, характеризируется тем, что здесь прослеживается формирование и развитие нового направления ее художественной мысли, содержащей в себе религиозно-философскую патетику. Как известно религиозное самосознание автора отражается на его творчестве. Поэтому нельзя не согласиться с мнением исследователя М. С. Руденко, что вера «углубляет и расширяет творческие возможности, помогает создать неповторимый образно-символический строй поэтической речи» ^{[13, с. 66]}. Религиозно-философские мотивы в позднем творчестве мы рассмотрим в произведениях, вошедших в поэтический сборник «Избранное» («Сайламлы асарлары», 2008) – последний труд поэтессы, изданный на ее шестидесятилетний юбилей.

Талантливая кумыкская поэтесса, переводчик Джаминат Керимова занимает достойное место в дагестанской литературе. Родилась в п. Тарки г. Махачкалы 18 мая 1948 года. Она была седьмым ребенком в семье. Ее старшие братья и сестры были на тот момент взрослыми и обзавелись уже своими семьями. Дж. Керимова появилась на свет одновременно со своим племянником. Детство поэтессы отличается от детства ее сверстников. Причиной тому послужил тяжелый недуг, болезнь, которая сковала шестилетнюю девочку, лишив ее возможности самостоятельно передвигаться. Врачи поставили диагноз – миопатия. Несмотря на это, надежда на выздоровление не угасала ни у девочки, ни ее родителей, которые очень любили и заботились о ней. В школу она пошла в десятилетнем возрасте. Точнее, в школу ее отнесли родители, потому что она не могла передвигаться самостоятельно. Четыре года носили родители девочку в школу. После чего было принято решение перевести Дж. Керимову на домашнее обучение. Уже в 12 лет ей не давали покоя мысли об одиночестве и смерти, ибо диагноз, поставленный врачами, прозвучал как приговор. Юная Джаминат не по-детски размышляла о жизни, о своей участи. Взрослый человек мог бы позавидовать ее мужеству, терпению и стойкости. Как человек, выросший на исламских традициях, она верила во Всевышнего, в предопределенность человеческой судьбы. Большую роль в этом сыграл ее отец Абдуразак, он был набожным человеком, который преданно служил канонам ислама до конца своих дней. «Ему было больно и обидно видеть, как некоторые представители общества в угоду идеологическим воззрениям обращались с религией и ее последователями, с адатами и традициями предков, всячески препятствовали соблюдению религиозных обрядов. Когда партийцы захотели закрыть сельскую мечеть, он вышел с топором в руках, перегородив им путь: "Не дам вам закрыть дом Аллаха, убирайтесь прочь!" – выкрикнул Абдуразак, подняв топор. Словом, ему приходилось «воевать» и в мирное время, теперь уже против безбожников, бюрократов, нечестных людей и разных жуликов в рангах» ^{[8, с. 53]}. Религиозные взгляды отца в последующем оказали влияние на дальнейшую жизнь Джаминат. Так, девочке, выросшей в религиозной семье, в атмосфере строгого следования исламских традиций, помогло сформировать в ней суфийскую смиренность, в дальнейшем нашедшее отражение в ее творчестве.

В начале творческого пути у Керимовой превалирует пейзажная, любовная и гражданская лирика. В дальнейшем она обращается к философской тематике, затем в ее творчестве наблюдаются религиозные мотивы. Особенно это проявилось в творчестве поэтессы позднего периода, где четко обозначается религиозное видение мира. Керимова являлась не только автором замечательных стихов, но и претворяла в жизнь суфийскую мораль, принципы религиозного милосердия. Так, несмотря не только на стесненные условия жизни, но и ограниченные возможности (болезнь не отступила, несмотря на ежегодные обследования, консультации врачей и длительное лечение) Керимова удочерила двух девочек: племянницу Камилю и русскую девочку из детского дома, которую назвала Лейлой. Воспитала их в духе высокой нравственности и благочестия.

Джаминат Керимова – человек сложной судьбы. Болезнь, приковавшая юную поэтессу на всю жизнь к инвалидной коляске, не лишила ее веры в светлое будущее. Она нашла в себе силы и продолжала жить, радуясь каждому мгновению. Болезнь, прозвучавшая как приговор, смерть родителей, несостоявшаяся любовь и все переживания, связанные с этими роковыми событиями, определили цельность характера и силу духа поэтессы, которые, в свою очередь, оставили свой отпечаток на творчестве. В ее мироощущениях отмечается вечная дилемма – противоречие между религиозным видением мира и временным пребыванием на Земле. В произведениях последнего периода творческого пути Керимовой все чаще прослеживаются философские суждения о бренности бытия, проявляются традиции суфийской образности. Так, «упоминание Всевышнего, обращение к нему, вера в предопределенность, вера в то, что мирская жизнь – это временное явление, вера в жизнь после смерти – все это является характерными чертами суфийской поэзии» ^{[3, с. 445]}. Прежде чем перейти к сравнительно-сопоставительному анализу поэтических текстов Керимовой с произведениями старших поэтов-суфиев (Абдурахман из Какашуры, Ибрагим из Эндирея), отметим, что суфийская литература находит в Дагестане ХI–ХV вв. благодатную социально-историческую почву и, постепенно разрастаясь, становится литературным направлением религиозного характера. И по сей день, оно продолжает свое развитие. Для полного понимания сути и духа суфийской литературы, в частности поэзии народов Дагестана, очевидно, необходимо изучить и понять некоторые черты идеологии Средневековья.

Особый интерес при изучении творческого наследия таких дагестанских поэтов как Умму Камал (ХV в.), Али Багдади из Тарков (ум. в 1655 г.), Муса из Кудутля (ХVIII в.), Гасан из Кудали (ХVIII в.), Абубакар из Аймаки (ХVIII в.), Абдурахмана из Какашуры (ум. 1841 г.) и многих других представляет их связь с суфийской литературой, возникшей под влиянием мистического движения, зародившегося в VIII в. в Аравии (Сирия и Ирак), называемого суфизмом.

В религиозных стихах дагестанских поэтов суфийская идеология проявлялась как в мировоззренческих концепциях, так и в форме их построения. Поэты-суфии с помощью поэтического слова передавали и определенные части своего учения. Это привело к использованию зашифрованного материала, который требовал умелого обращения.

В произведениях дагестанских поэтов суфийского толка в сложных аллегориях порой зашифрованы раздумья авторов о родине, судьбах народа, осмысливаются социальные проблемы современного им общества.

Так, например, один из ярких представителей кумыкской, да и всей дагестанской суфийской поэзии – Абдурахман из Какашуры в своих произведениях выражает резкое недовольство разложением общества: широко распространенные среди ученых клеветничество, ложь, лицемерие, двурушничество, заразившая все общество коррупция, убежден поэт – признаки уже надвигающегося конца мира, светопреставления. Его не на шутку возмущают произвол властей, неправильные, не укладывающиеся в рамки шариата руководящие указания. Критика, раскрывающая и осуждающая специфичные общественные пороки времени – одна из сильных, прогрессивных сторон всей духовной литературы. Устранить все эти пороки Абдурахман из Какашуры и другие авторы стремились устрашением неизбежной смерти адскими муками на том свете и т. д.

Абдурахман из Какашуры неоднократно приводит древний коранический образ смерти «как всеобщей уравнительницы, дарящей одинаково всем – и богатым, и бедным, и счастливым, и обездоленным – два метра земли и кусок белой материи: «Эй, с тобой не останется (мир) навеки» («Гьей, сагъа мюлк болуп къалажакъ тюгюл»), «Днем копишь (богатства), ночью спишь» («Гюндюз къазан, гече юхлап ятасан»). ^{[5, с. 135]}.

Поэт Ибрагим из Эндирея в одном из своих произведений повествует об истории, где «один кирпич человеческим голосом заговорил» про мирские богатства:

<…>

Ай гъапуллар, – деб айтгъан, а – дюньяны мюлкю мигьман,

Булай мюлклени къоюб, сиздей азлар чыкъмагъан.

Менден ибрат алыгъыз, гьей адам огъли инсан,

Гьеч биревге мюлк тюгюл бу пана дюнья жигьан ^{[6, с. 116]}.

Эй, беспечные, мирское богатство как гость.

Немало подобных вам ушли, оставив такие богатства.

Берите с меня пример, эй, инсан, сын человека,

Ни для кого не вечен этот бренный мир.

(Здесь и далее подстрочные переводы наши)

Как бы человек не прожил свою жизнь, в каких бы условиях он не жил, каких бы материальных богатств не нажил, какими бы яствами не лакомился – все это останется в этом мире. После смерти всех ожидает одна участь – белый саван и могила. Поэты-суфии считали смерть проявлением воли Всевышнего. Это мы наблюдаем и в позднем творчестве Дж. Керимовой. Она через свои произведения обращается к читателям, забывшимся в суете мирской жизни, потерявшим свою веру. Автор акцентирует свое внимание на поистине религиозных вопросах эсхатологической направленности, потому как «тема смерти вообще весьма важна для коранической проповеди. Напоминание о смерти – один из постоянно повторяющихся в Коране лейтмотивов, предназначенный для того, чтобы заставить человека вспомнить, что жизнь его не бесконечна» ^{[2, с. 66]}. Так, строки из стихотворения «Ангел смерти не дремлет» («Азирейил хантав тюгюл») поэтессы напоминают нам о том, что жизнь не вечна:

Жанаварлыкъ этип жыйгъан малынг да,

Мунда къала алтынынг да, алынг да.

Къабурлагъа алагъанынг – акъ хаса,

Къаркъарангы къара топуракъ баса ^{[11, с. 192]}.

И все нажитое тобой имущество,

Здесь остается: и твое золото, и потраченное время.

Все, что ты с собой заберешь в могилу – белый саван,

Тело же твое будет придавлено черной землей.

«Смерть» наполняется нравственным, философским содержанием:

Савубузда биз хурма ашап турсакъ да,

Оьлгенден сонг саныбызны хурт ашай.

Азирейил хантав тюгюл хандан да,

Сюйген чакъы бу дюньяда ким яшай? ^{[11, с. 192]}

Будучи живыми хоть мы и едим финики,

После смерти наше тело едят черви.

Ангел смерти постигнет даже хана,

Кто может прожить в этом мире, сколько пожелает?

Старшие поэты-суфии в поэтических текстах на тему смерти акцент делали на похоронный обряд. Так, Абдурахман из Какашуры (XVIII – XIX вв.) описывает «похоронный обряд мусульман: обмывание покойного, облачение в саван, погребение. И самое страшное, когда покойный остается один в могиле со страшными условиями загробной жизни:

Къарнымда къара хурт ойнар,

Къаным ичер, этим чайнар,

Къабур къысар, жаным къыйнар –

Вай, аман, къабур азабы.

В моем чреве будет играть черный червь,

Высасывая кровь мою, и плоть мою жуя,

Могила станет тесной для меня, замучит душу мою –

Ах, эти муки загробной жизни» ^{[5, с. 129]}.

И старшие поэты-суфии, и поэты современности, продолжающие суфийские традиции, призывают читателей совершать благие дела, ибо в мире ином это единственное, что может спасти человеческую душу. Поэтому при жизни, если человек благороден, то у него еще есть возможность приумножить свои хорошие поступки, а если не следовал духовным традициям, отступился, то может исправиться:

Ахыратда алдынг булан етеген –

Яхшылыгъынг бу дюньяда этеген… ^{[11, с. 8]}

В загробном мире предстанут –

Благие дела, которые ты совершаешь в мирской жизни…

Подобное противопоставление автором земного (мирского) духовному позволяет нам вести размышления о своих деяниях, совершаемых на протяжении всей жизни в бренном мире.

Мотив приближения «конца света» («ахыр заман») – довольно известный. Он часто встречается в духовной литературе кумыков и объясняется «богооставленностью»: лишившись связи с Богом и высшим миром, люди уподобились «ненасытным животным», они (люди) утратили связь с миром духовным, частица которого заложена в каждом человеке. Все это ведет к трагизму бытия как отдельного индивида, так и человеческого социума в целом. Так, мотив «конца света» воспроизводится в стихотворении «В это теперешнее время» («Бу энниги заманада») из «Сборника назмов» Абдурахмана из Какашуры:

Бу Дагъыстан олду дагъы,

Ёкъдур мисгинлени ягъы,

Гелди ахыр заман чагъы –

Бу энниги заманада.

Бирин-бири сатып ашар.

Мунда гиши нечик яшар?

Къайда бу иш негер ошар,

Бу энниги заманада? ^{[1, с. 105]}

Этот Дагестан разрушился,

Нет защитников бедноты,

Наступили времена Конца Света –

В это теперешнее время.

Друг друга готовы продать,

Как же здесь дальше жить?

На что это похоже –

В это теперешнее время?

Здесь и во многих других произведениях автором осуждаются отрицательные стороны жизни, свидетельствующие о приближении конца света: «плохое ценится, хорошее – нет, забыт Коран, черти разжирели, злодей считается добродетельным, никто не хочет вспомнить о Боге, ученик спорит с учителем, не следуют заветам Пророка, дети рождаются вне брака, одним словом, все создания осрамились перед Всевышним» ^{[5, с. 153]}. О приближении этого «времени» говорится в «Одиннадцатом» и «Тринадцатом» назмах Ибрагима из Эндирея: «Теперешние богачи не соблюдают шариат» («Бу замандагъы байлар шариатда турмайлар»); «Кушают, пьют, спят, не думают о могиле» («Ашай, иче, юхлайлар, къабурну ойламайлар»); «Я расскажу об этом времени» («Мен айтайым бу заманны гьалындан»); «Когда хвалятся те, кто не достоин похвалы» («Макътавсызлар кёп макътагъанындан» ^{[6, с. 200]}; «Подобно волкам гонятся за богатством» («Бёрюдей мал учун айланагъанлар»). ^{[6, с. 210]}.

Лирической героиней Дж. Керимовой также перечисляются предвестники «конца света»: нет у людей ни стыда, ни совести («хатир де ёкъ, бет де ёкъ»); родственник родственнику стал врагом («къардаш къардашгъа къаршы»); народ стал недружелюбным («халкъдан татывлукъ тая»); человек человека убивает, будто животного («гьайванны соягъандай, адам адамны соя»); с каждым днем становится все больше сквернословия и блудливости («писликден, зиналыкъдан зириллеп гете юрек»); уменьшилась милостыня, зато увеличилось попрошайничество («садагъачы кёп болгъан, аз болгъан садагъалар»); разбогатевшие старшие братья забывают о своих младших братьях («иниге де бет бурмай янгы байлар-агъалар»); увеличилось количество падших женщин («тиштайпалар эдепсиз, эрин де, гебинин де сатып юрюй месепсиз»); все люди рабы Аллаха, однако есть и те, которые прислуживают богатым («Аллах, сенден къайрыны къулу болмагъа тюшмей, тек бирлер бар – байланы къулулары болуп ишлей»); люди стали бешеными, лишенными контроля над собой («адамлар бек къутургъан»).

Таким образом, суфийские поэтические традиции не меняются, ибо «суфийский поэт всегда говорил слушателям о любви к ближнему, призывал ко взаимной поддержке, к нравственному очищению» ^{[4, с. 10]}.

В позднем творчестве Керимова ставит и развивает мотив «дуа» – обращения за мусульман. Стихотворение «Чётки» («Зувгьан») достаточно объемное, состоит из 34 строф, написано в форме молитвы-просьбы, ибо «… когда перебираешь четки, вряд ли можно не читать молитву. А всякая молитва – это и есть прощение, а прощение – это унижение своего эго»: ^{[12, с. 59]}.

Намазлыкъны уьстюнде

Ажайым зувгьан тарата,

Намазыны артындан

Дуаларын узата ^{[11, с. 66]}.

На молитвенном коврике

Моя Ажай чётки перебирает,

После совершенного намаза

Читает дуа.

Четки – это религиозный атрибут. Они используются мусульманами для поминания Аллаха. Не случайно Дж. Керимова дала стихотворению символичное название, ибо «… четки – это своего рода путеводитель к чистоте и спасению. В самих четках мы видим нечто загадочное, спасительное для себя» ^{[12, с. 59]}.

Анализируемое стихотворение примечательно тем, что в нем, помимо лирического героя, присутствует рассказчик, повествующий о нелегкой жизни Ажай, о том, что она совершила паломничество в Мекку:

Ажайым гьажи къатын,

Юзюнде бир нюрю бар,

Аягъында-къолунда

Кааба ёлну гьюрю бар ^{[11, с. 66]}.

Моя Ажай – женщина, совершившая хадж,

Лицо ее сияет неким светом,

На ногах ее и руках

Остался след от дороги, ведущей к Каабе.

«Бог» в художественной системе Дж. Керимовой – это высший критерий нравственности, воплощение истины, к которой тянется каждый верующий:

– Я рабби, азиз Аллагь,

Дюнья бузулуп бара!

Сен бизге гёре болма…

Халкъгъа онг гёзден къара ^{[11, с. 67]}.

– О, Господи, милостивый Аллах,

Мир рушится!

Ты не уподобляйся нам…

Относись к народу доброжелательно.

Лирическая героиня, «преклонив оба колена», молит Бога о том, чтобы он простил ее грехи, грехи ее «детей, всех родственников, идущих по истинному пути верующих друзей». Героиня Дж. Керимовой не просит у Всевышнего материального блага и славы ни для себя, ни для окружающих, напротив, она беспокоится за благополучие всех мусульман. Трудности отнюдь не страшат Ажай, ибо они приближают к Всевышнему. Идея божественности бытия привносит в душевное состояние лирической героини умиротворение. Очевидным становится тот факт, что земным страданиям отведено определенное количество времени, и только Бог, молитва остаются нетленными:

Къолумдагъы зувгьаным,

Айлана къайтып-къайтып,

Гьар ташына, Аллагьым,

Сени бир атынг айтып.

Я Аллагь, Зубгьан Аллагь,

Айтсакъ да къайтып-къайтып,

Шабагьатынгдан йимик,

Тоймайбыз атынг айтып ^{[11, с. 70]}.

Четки, которые у меня в руках,

Вращаются по кругу,

За каждой бусиной, мой Аллах,

Произносим одно из твоих имен.

О, Аллах, хвала Аллаху,

Хоть и повторяем мы вновь и вновь,

Словно награда от тебя,

Не насытимся произношением имени твоего.

В данном поэтическом тексте мы наблюдаем лексические повторы, усиливающие смысл, заключенный в нем: слово «четки» повторяется 4 раза, само произведение тоже называется «четки» и несет в себе смысловую нагрузку; «Аллах» – 22 раза. Слова «намаз», «ислам», «бренный мир», «грехи» и другие повторяются по 2-3 раза на протяжении всего стихотворения. Все это придает тексту экспрессивность, связность. Данный прием позволяет нам уловить главную мысль автора – молитва за всех мусульман, прозвучавшая устами лирической героини Ажай.

Духовные поиски поэтессы актуальны для современного читателя, ибо человеку по-прежнему не просто найти себя в этом мире. Позднее творчество Дж. Керимовой убедительно свидетельствует о положительных результатах в поиске лирическим героем жизненных опор, среди которых одна из знаменательных – вера в Бога.

Тематика и содержание стихотворений позднего периода, на наш взгляд, позволяет представить отражение в творчестве Дж. Керимовой основных столпов ислама: признание единого Аллаха, пророческой миссии Мухаммада, обязательное исполнение ежедневной молитвы, соблюдение поста, внесение налога в пользу бедных, паломничество в Мекку. Культ ислама требует неукоснительного соблюдения религиозно-правовых предписаний Корана, определяющих образ жизни, поведение мусульман, правила обрядности.

Таким образом, в ходе проведенного исследования было выявлено, что религиозные мотивы и образы выражают идейное содержание в позднем творчестве Дж. Керимовой, определяют своеобразие сюжетных сцеплений, поддерживают смысловое напряжение внутри текста. Суфийские образы, мотивы используются поэтессой в качестве инструмента выражения авторского взгляда. Для Дж. Керимовой исламская культура была важнейшей составной частью национального самосознания.