Translate this page:
Please select your language to translate the article


You can just close the window to don't translate
Library
Your profile

Back to contents

Litera
Reference:

Linguoculturological and semantic properties of phraseological units with zoomorphic components (on the example of Chinese language)

Daulet Fatimabibi Nogaikyzy

PhD in Philology

Doctoral Candidate, the department of Chinese Philology, M. V. Lomonosov Moscow State University

125009, Russia, g. Moscow, ul. Mokhovaya, 11,, 1

fatima-dauletova@mail.ru
Other publications by this author
 

 

DOI:

10.25136/2409-8698.2019.6.31168

Received:

26-10-2019


Published:

03-01-2020


Abstract: This article is dedicated to the analysis of linguoculturological, linguocognitive, and semantic properties of phraseological units with zoomorphic components with high connotative potential, which are one of the key sources of cultural-national heritage of the Chinese civilization. Language material of the research demonstrates that in Chinese language most productivity as a figurative core of phraseologisms belongs to zoonyms (common name for animals) from liuchu (六畜) group consisting of six kinds of domesticated animals and birds, which includes horse – ma (马), cow/ox – niu (牛), dog – gou (狗), pig – zhu (猪), chicken – ji (鸡)). The research results illustrate that the value-semantic aspect of national mentality is neither more nor less than an accumulation of systematized knowledge of people on the environment and world, viewed through the prism of their social and emotional experience. Methodological framework is the linguocultural and linguocognitive method, which allow giving a complex description of linguistic and cultural semantics of phraseologisms with the components – zoonyms. The scientific novelty is defined by the author’s original approach towards working with set objectives, comprehensive examination of the question of zoomorphic code of Chinese linguoculture through the basic concepts and their verbal meanings, as well as development of theoretical and methodological grounds of linguocultural and linguocognitive directions of studying linguistic concepts.


Keywords:

Chinese language, linguoculturology, zoomorphism, phraseological units, cognitive linguistics, linguistic worldview, verbal means, secondary nomination, figurative means, semantics


В последнее время для актуальной научной парадигмы характерным стал интерес к работе с биоморфной тематикой, связанной с живыми существами и подразделяемой на два вида [1]: фитоморфная (растительные образы) и зооморфная (образы животных) – объект данного исследования. При этом для упомянутой деятельности представляется органичным проведение таких действий в контексте дискурса. Последнее соотносимо с тем, что социальные отношения выражаются в языке с точки зрения антропоцентризма традиционной картины мира, а также обращением к растительному и зоонимическому кодам для обозначения социальных отношений (биологизм) [2, с. 98].

Такая направленность научных исследований может быть объяснена посредством тенденций к расширению проблемного поля научных отраслей, междисциплинарности работ. Кроме того, мы наблюдаем возобновление интереса к архаическим и архетипическим основаниям культуры, а также исследованию типологической представленности культуры древнего времени в дискурсе современности.

Таким образом, зооморфизм представляется не просто фактом культуры, то есть непосредственно узкоспециализированным предметом культурологических студий, но междисциплинарным явлением, отражающим проблематику лингвистики, социологии, истории и прочих. При этом непосредственно исследования зооморфизма как такого, да и осмысление фигуры животного контекстно, то есть соотносимо с актуальным культурологическим знанием, происходит в границах неких исследований. Как правило, последние посвящены анализу знаковых (графических) форм культуры либо касаются проблемы Я/Другой в контексте бестиарного, то есть вытеснения человеческого социума из нечеловеческого мира. Также продуктивность исследований зооморфного кода связана с тем, что он является составляющей языковой картины мира, репрезентируюсь в зеркале лингвокультурологии: посредством лексики, фразеологии, паремиологии, он концептуализирует внешний и внутренний мир человеку, подобно лакмусово бумаге, выявляя лакуны, универсалии и прочее [3].

В этой связи, вполне закономерным представляется актуальность изучения зооморфного кода в языке, как одного из базовых кодов культуры, который занимает ключевую роль в познании общества, природы и человека. Язык отражает свойство человеческого мышления перемещать в его внутренний мир антропоморфные, зооморфные и объективные характеристики.

Таким образом, лингвокультурологический и концептуальный анализ языковой вербализации зооморфных кодов во фразеологии могут пролить свет в ценностно-смысловые аспекты менталитета народов, поскольку, по нашему мнению, именно фразеология и зооморфный код представляют совокупность систематизированных знаний и понятий людей об окружающей среде и о мире, которые рассматриваются сквозь призму их социального, эмоционального опыта, а также унаследованного человеком культурного кода.

Проблемы зооморфной, фитоморфной и антропоморфной метафоры стали объектами лингвистических исследований сравнительно недавно: так, лексико-семантический анализ лексем с компонентами зоонимами и фитнонимами в современном культурном и языковом дискурсе рассматривались в научных работах: Ф. Даулет [4],[5], Т. Вершининой [6], К. Гафаровой [7], К. Бирюкова [8], Ф. Гукетловой, Э. Кацитадзе [9] и других.

Обозначенная проблематика была отображена также в исследованиях российских лингвокультурологов, при этом наиболее распространенным является определение, введенное В. Красных, которое рассматривает код культуры как сетку, которую «культура набрасывает на окружающий мир, членит его, категоризует, структурирует и оценивает его» [10, с. 232]. По мнению же М. Пименовой, коды культуры помогают носителям тех или иных языков выделить «некий объект – реально или виртуально существующий – из общего фона подобных объектов, наделить его общими с другими и присущими только ему одному признаками» [11, с. 85].

Р. Фрумкина отмечает, что в основе системы кодов культуры лежит способность человека соотносить явления из разных областей, выделяя у них общие признаки. При этом, учёный, акцентируя внимание на важной роли языка в этом процессе утверждает, что «[...] любой язык адекватно обслуживает свою культуру, предоставляя в распоряжение говорящих средства для выражения культурно-значимых понятий и отношений» [12, с. 87]. В. Красных по этому поводу отмечает, что коды культуры образуют систему координат, которая содержит и задает ее эталоны, они также предопределяют метрически-эталонную сферу, участвующую в структурации и оценке материального мира [10, там же].

Зооморфные образы всегда присутствовали в культуре и кодировали культурные признаки различных эпох, которые не только отражали реальность, но во многом формировали систему представлений о обществе и человеке, живущем в нём. Поэтому осмысление роли зооморфных образов, их использование в интерпретации тех или иных культурных реалий, а так же семантический анализ скрытых в них значений позволяют расширить осмысление системы взаимодействия человеческой цивилизации и природы, определить аксиологические ориентиры культуры, существовавшие на разных этапах ее развития, и углубить понимание особенностей функционирования языкового сознания.

Фразеологический состав языка представляет собой наиболее самобытное явление не только в плане системно-регулярной автономности, но и в плане выражения фразеологизмами и устойчивыми сравнениями национальной самобытности народа – носителя языка [13, с. 215]. Фразеологизмы, пословицы и поговорки наиболее ярко и образно показывают языковую картину мира народов и этносов, отражают особенности их материальной и духовной культуры. Они, как и другие устойчивые словосочетания, показывают то, что человеку кажется важным, значимым. При этом зооморфный код культуры является чрезвычайно интересным и самобытным языковым пластом, выявляющим специфику мировосприятия носителей разных языков и культур [14, с. 521].

Последнее связано с тем, что зоонимы – один из самых древних пластов лексического фонда во всех языках мира. Чтобы охарактеризовать своё поведение, чувства, внешность, все предметы и явления внешнего мира, человек прибегал к сравнению с тем, что ему ближе всего и было рядом, то есть в поле его зрения. Именно через сравнение с окружающими его животными «разумный человек» постигал действительность и себя в ней и через нее.

Анималистическая фразеология или ФЕ, имеющие в составе стержневые компоненты – зоонимы составляют многочисленную подсистему фразеологической системы китайского языка. Данные ФЕ представляют большой интерес не только с точки зрения языка, но и с точки зрения материальной и духовной культуры, поскольку ярко и непосредственно отражают национальную самобытность языковой системы посредством оценочно-образных эталонов, являясь тем самым культурно-информационным фондом в том или ином языке.

ФЕ китайского языка, где “зашифрован” зооморфный код культуры стимулируют в сознании образы домашних и диких животных, птиц, насекомых, которые, в свою очередь, репрезентируют черты характера и личностные качества человека.

В данном исследовании речь будет идти о зооморфных образах с участием так называемых六畜 [liù chù] – «шести видов домашнего скота и живности», представленных 狗-собакой, 牛-коровой, 马-лошадью, 羊-овцой, 猪-свинёй и 鸡-курицей.

О六畜 (другие названия -六牲 [liù shēng], 六扰 [liù rǎo]) -«шести видах домашнего скота и живности» впервые упоминаются в древнекитайских письменных источниках «Zuo zhuan» (左转) [15], «Huainan zi» (淮南子) [16], «Zhou li» (周礼) [17], а также в трудах известного учёного эпохи Хань - Ji Yun [18].

Таким образом, согласно вышеперечисленных источников под六畜 понимается шесть домашних животных: собака, корова/вол, лошадь, овца, свинья и курица/петух. Далее, мы попробуем дать линговкультурологическую и линговкогнитивную характеристику каждого из данных зооморфных образов и подробно остановимся на вербальных значениях, актуализируемых в языковой картине мира носителей китайской лингвокульутры с помощью указанных зооморфов.

[gǒu] [quǎn] – собака.

В китайском языке существуют два иероглифа со значением «собака». Это: 狗 [gǒu] (используется широко) и 犬 [quǎn] (книжное, эмоционально нейтральное слово).

Китайцы любят собак, их повседневная жизнь издревле была тесно связана с собакой [19, с. 29]. Так, в первом китайском словаре иероглифов «Шовэнь цзецзы» собака представлена так: «Конфуций сказал: собака лает. Таким образом он охраняет жильё своего хозяина» [20].

В древнем Китае в районе современной провинции Ганьсу существовало государство Чюаньжуней или Чюаньфэнэй (букв. «собачье государство»), где собака – была тотемным животным – прародителем племени [21, с. 153]. Так же, в провинции Гуандун живет народность юйев, которые считают собаку своим прародителем [22, с. 24].

Собака в китайской языковой картине мира предстает символом преданности, верности и одновременно олицетворяет отрицательный моральный облик, вероломство и коварство, неблагодарность и нечистоплотность (моральную и физическую).

Положительная характеристика, очевидно, связана с той ролью, которая отводилась собаке еще на заре развития человеческой истории: во время охоты, при охране жилищ и домашнего скота. Собака, получая из рук человека пищу, верно служила своему хозяину, забывая о своей дикой жизни, которая состояла как раз из самостоятельного добывания корма.

Отрицательная характеристика собаки, скорее всего связана с развитием человеческого общества и с теми изменениями, которые происходили в воззрениях людей на окружающий мир, природу и религию, взаимоотношения друг с другом.

Таким образом, собака – незаменимый помощник в быту и эталон послушания и смирения (他就是官府的狗 [tā jiù shì guān fǔ de gǒu] – он собака власть имущих), с прошествием времени становится символом вероломства и коварства, подхалимства (小李又抢在我前头给领导倒水了,那样子真恶心, 像狗一样。[хiǎo lǐ yòu qiǎng zài wǒ qiántou gěi lǐng dǎo dào shuǐ le, nà yàng zi zhēn ěxīn, xiàng gǒu yī yàng] – Сяо Ли опять опередил меня и стал наливать воду начальникам. Это выглядело так отвратительно, он услужлив, как собака) и физической и моральной нечистоплотности.

Чаще собака в картине мира китайского народа занимает крайне низкое положение, выражает неодобрение и даже отвращение. К примеру, выражение 狗崽子 [gǒu zǎi zi] – сукин сын имеют такую же орицательную эмоциональную окраску, которую имеет другое экспрессивное выражение 婊子养的 [biǎozi yǎng de] – воспитан уличной девкой (то есть родился у проститутки).

Образно-перцептивные характеристики зооморфного кода собаки представляют собой ассоциативное уточнение его понятийных признаков. Как правило, для выявления образных признаков ФЕ с зооморфным кодом рассматриваются сочетаемостные характеристики этих языковых единиц. Обратившись к данным фразеологического фонда китайского языка, мы замечаем, что ФЕ, в составе которых образным стержнем выступает иероглиф 狗 [gǒu], характеризуют не только образные, но и понятийные и аксиологические признаки данного зооморфного кода.

Таким образом, образ собаки используется для выражения следующих аксиологических стратегий:

1. Подхалимство и раболепие, услужливость: 跖狗吠尧 [zhí gǒu fèi yáo] – собака разбойника лает и на Яо (Яо – мифический китайский император), обр. в знач.: раболепно служить своему хозяину; так же и в знач.: из зависти обливать грязью лучших людей; 狗吠非主 [gǒu fèi fēi zhǔ] – собака не лает на своего хозяина; 打狗看主 [dǎ gǒu kàn zhǔ] – прежде чем бить собаку, посмотри кто её хозяин, влезая в дела дурных людей, следует не забывать о тех, кто может за ними стоять; 狗仗人势 [gǒu zhàng rén shì] – собака пользуется покровительством человека; обр. в знач.: распоясаться под защитой сильного покровителя.

2. Тяжёлые условия жизни: 打落水狗 [dǎ luò shuǐ gǒu] – «бить упавшую в воду собаку», обр. в знач.: добивать кого-либо; ср. рус. бить лежачего; 狗恶酒酸 [gǒu è jiǔ suān] – собаки злые и вино кислое, обр. о плохих условиях жизни; 狗急跳墙 [gǒu jí tiào qiáng] – в крайности и собака бросается на стену, обр. в знач.: в отчаянии не останавливаться ни перед чем; отчаяние толкает на риск; ср. рус.: загнанный в угол.

3. Низкое качество: 挂羊头卖狗肉[guà yáng tóu mài gǒu ròu] – на вывеске – баранья голова, а в лавке – собачье мясо, обр. в знач.: заниматься надувательством, подсовывать одно вместо другого; лживая реклама; 狗尾续貂 [gǒu wěi xù diāo] – прицеплять к соболю собачий хвост, обр. в знач.: присоединять плохое, неудачное к хорошему, доброкачественному; возводить недостойных в высокое положение; 狗屁文章 [gǒu pì wén zhāng] – букв. статья, как вонючий воздух из кишечника собаки.

4. Отрицательный моральный облик: 狗彘不食 [gǒu zhì bù shí] – букв. даже собака и свинья не ест его мясо; подонок; негодяй; 狗血喷头 [gǒu xuè pēn tóu] – обрызгать голову собачьей кровью, ср. рус. ругаться на чём свет стоит; ср. рус.: окатить ушатом грязи; 贼头狗脑 [zéi tóu gǒu nǎo] – вороватый как собака; 狗眼看人低 [gǒu yǎn kàn rén dī] – смотреть на людей глазами собаки, обр. в знач.: определять своё отношение к людям в зависимости от их могущества и богатства (то есть исходить из соображений лишь собственной выгоды).

5. Вероломство и коварство: 人面狗心 [rén miàn gǒu xīn] – облик человека, а сердце собаки, обр. в знач.: зверь в образе человека; 引狗入寨 [yǐn gǒu rù zhài] – позволить собаке войти в деревню, обр. в знач.: впускать в дом плохого человека.

6. Неблагодарность: 狗咬吕洞宾,不识好人心 [gǒu yǎo lǚ dòngbīn, bùshí hǎorén xīn] – собака покусала Люй Дунбиня – не понять добрых намерений другого человека (существует притча о добром Люй Дунбине, который спас собаку, но был укушен ею же).

7. Агрессивность: 那群疯狗又发疯了 [nà qún fēng gǒu yòu fā fēng le] – 瘈狗噬人 [jì gǒu shì rén] – кусаться как бешеная собака; 瘈狗无不噬 [jì gǒu wú bù shì] – все бешеные собаки кусаются; 狂犬吠日 [kuáng quǎn fèi rì] – бешеная собака лает на солнце, обр. о дурном человеке, который посягает на святое, несмотря на свой низкий социальный статус.

8. Плохие привычки: 狗改不了吃屎 [gǒu gǎi bùliǎo chī shǐ] – букв. собака не перестанет есть экскременты, обр. в знач.: плохого человека трудно исправить; ср. рус.: горбатого могила исправит.

9. Развязное половое поведение: 老母狗 [lǎo mǔ gǒu] – старая сука, обр. о женщине легкого поведения; 狗崽子 [gǒu zǎi zi] – детёныш собаки, ср. рус.: сукин сын.

[niú] – корова

Древние китайцы, ещё 7000 лет тому назад, в эпоху раннего неолитита одомашнили крупный рогатый скот [23, с. 24]. Так же известно, что древняя китайская письменность цзягувэнь, относящиеся к XIV–XI векам до н. э., были зафиксированы на лопаточных костях крупного рогатого скота и черепашьих панцирях [24, с. 8].

Шэнь-нун – один из важнейших культовых героев древних китайцев, покровитель земледелия и медицины – имел человечье лицо и бычью голову [25, с. 25].

Концептуальный анализ ФЕ с компонентом牛 [niú] – корова выявил следующие образные характеристики, которые актуализируются в языковой картине мира китайцев. В китайском языковом сознании образ коровы используется для обозначения:

1. Неопытности: 初生牛犊不怕虎 [chū shēng niú dú bú pà hǔ] – новорожденный телёнок тигра не боится, обр. в знач.: о молодежи, совершающей необдуманные и дерзкие поступки, не задумываясь над их последствиями.

2. Глупости: 对牛弹琴 [duì niú tán qín] – играть на цитре перед быком, ср. рус.: метать бисер перед свиньями.

3. Медлительности: 猕猴骑土牛 [mí hóu qí tǔ niú] – макака села на глиняную фигуру быка, обр. о медленном карьерном росте.

4. Силы и мощи: 九牛二虎之力 [jiǔ niú èr hǔ zhī lì] – сила как у девяти быков и двух тигров, обр. в знач.: нечеловеческая сила, огромные усилия; неимоверный труд; 扛鼎抃牛 [káng dǐng biàn niú] – поднимать треножник и руками разводить сцепившихся быков;

5. Упрямства: 九牛拉不转 [jiǔ niú lā bù zhuàn] – даже девять быков не может сдвинуть с места, обр. в знач.: упрямого ничем не убедишь; ср. рус. уперся как бык в стену рогами;

6. Жертвенности и безоглядной родительской любви: 老牛舐犊 [lǎo niú shì d]ú – старая корова лижет своего телёнка, обр. в знач.: баловать своих детей; 当牛马 [dāng niú mă] – букв. быть как лошадь и корова – быть на положении рабочего скота; быть рабами; так же и в знач.: жертвовать собой ради интересов других.

7. Тяжёлых жизненных условии: 牛马生活 [niú mǎ shēng huó] – жизнь лошади и коровы, обр. в знач.: кабальное, подневольное существование.

8. Низкого качества: 牛头不对马嘴 [niú tóu bù duì mǎ zuǐ] – голова коровы не подходит ко рту лошади, обр. в знач.: не к месту, ср. рус: не из той оперы; ни к селу, ни к городу.

Образ коровы/вола часто используется для гротеска: 吹牛皮 [chuī niú pí] – надувать шкуру коровы, обр. в знач.: хвастаться; ср. рус.: пускать пыль в глаза; 牛刀割鸡 [niú dāo gē jī] – резать курицу ножом для убоя быков, ср. рус.: стрелять из пушки по воробьям; 鲸吸牛饮 [jīng xī niú yǐn] – вдыхать как кит, хлебать как корова; 多如牛毛 [duō rú niú máo] – так же много, как шерстинок у быка, обр. в знач.: превеликое множество, неисчислимый.

[mǎ] – лошадь

Китайский народ издревле придавал большое значение лошади. Считается, что лошадь китайцы приручили около 5 тысяч лет назад на северо-востоке Китая. С тех пор она оказывала огромную помощь в создании и борьбе за выживание китайкой цивилизации. На колоссальную значимость лошадей в жизни китайцев указывает и тот факт, что в начале правления династии Шан (около 1600-1100 до н. э.), лошадей хоронили вместе с умершими хозяевами, чтобы те помогали им и после смерти. Во время правления династии Западного Чжоу (1045 г. до н.э. - 771 г. до н.э.) военная мощь измерялась исключительно числом военных колесниц, и прямо зависела от количества лошадей, запрягаемых в эти колесницы.

马神 [мǎ shén] – божество лошади – один из верховных божеств китайцев. Древние китайцы регулярно подносили жертвы данному божеству [26, с. 387].

В современном китайском языке существует целый ряд ФЕ, связанных с马 [mǎ] – лошадью, концептуальный анализ которых демонстрируют следующие характеристики:

1. Высокую скорость, резвость: 一言既出, 驷马难追 [yī yán jì chū, sìmǎ nán zhuī] – слово вылетело – на четверке коней не догонишь; обр. в знач.: не отступаться от своих слов, держать слово, ср. рус.: слово не воробей, вылетит – не поймаешь; 窗间过马 [chuāng jiān guò mǎ] – между пролётами окна прошёл конь, обр. о быстротечности времени; 快马加鞭 [kuài mǎ jiā biān] – погонять рысака плетью, обр. в знач.: во весь опор, ускоренным темпом, быстро, стремительно.

2. Силу и мощь: 兵强马壮 [bing qiáng mǎ zhuàng] – сильные воины и могучие кони, обр. в знач.: сильная армия; большая военная мощь; 短衣匹马 [duǎn yī pǐ mǎ] – облачившись в одежду война восседать на резвом коне.

3. Трудолюбие, успех и благополучие: 汗马功劳 [hàn mǎ gōng láo] – заслуги, совершённые на взмыленном коне; обр. в знач.: боевые заслуги; большие достижения宝马香车 [bǎo mǎ xiāng chē] – превосходный конь и прекрасная повозка; роскошь напоказ; 马到成功 [mǎ dào chéng gōng] – поздр. Желаю вам скорейшего успеха!; 鲜车健马 [xiān chē jiàn mǎ] – красивая повозка и здоровая лошадь, обр. о богатстве; 好马不吃回头草 [hǎo mǎ bù chī huí tóu cǎo] – хорошая лошадь не ест траву, оставшуюся позади, обр. в знач.: преуспевающие, устремлённые люди не оглядываются назад, а всё время идут вперёд.

4. Богатство и роскошь: 宝马香车 [bǎo mǎ xiāng chē] – «превосходный конь и прекрасная повозка» – роскошь напоказ;

5. Изнурённость, усталость (от непосильного труда или старости): 马瘦毛长 [mǎ shòu máo cháng] – букв. у худой лошади шерсть длинная; обр. в знач.: у бедного человека стремления ограниченны; бедняку не до гордости; 鞍马劳倦 [ān mǎ láo juàn] – осёдланная лошадь утомляется; обр. об усталости; 车殆马烦 [chē dài mǎ fán] – повозки чуть держатся, и кони измотались, обр. устать от трудностей путешествия, выбиться из сил в дороге.

5. Неутомимость: 马不停蹄 [mǎ bù tíng tí] – как лошадь, скачущий без остановки, обр. в знач.: без передышки, неустанно, без устали.

6. Суетливость: 马捉老鼠 [mǎ zhuō lǎo shǔ] – лошадь ловит мышей, обр. в знач.: бестолково суетиться.

7. Своенравность: —害群之马 [hài qún zhī mǎ] – лошадь, которая весь табун портит; ср. рус.: паршивая овца всё стадо портит; в семье не без урода.

Образ лошади так же используется:

1. Для выражения отрицательных человеческих качеств: 溜须拍 马拍马屁 [pāi mǎ pì] – хлопать коня по крупу, обр. в знач.: подлизываться, подхалимничать; 马屁精 [mǎ pì jīng] – тот, который хлопает коня по крупу, обр. в знач.: льстец, подхалим; 马上看花 [mǎ shàng kàn huā] – скакать на лошади и разглядывать цветы, обр. в знач.: небрежно вести дела; недолжным образом относиться к своим обязанностям; 露马脚 [lòu mǎ jiǎo] – обнажились лошадиные копыта, обр. в знач.: выдать себя с головой тайное стало явным; для выражения смуты и военного времени: 兵藏武库, 马入华山 兵慌马乱 人强马壮 肥马轻裘 归马放牛横戈跃马;

2. Для приукрашивания: 大马金刀 [dà mǎ jīn dāo] – могучий конь и золотой меч, обр. о военачальнике в знач.: грозный, величественный; 马角乌头 [mǎ jiǎo wū tóu] – ворона побелела, а у лошади выросли рога, обр. о неосуществимом деле; ср. рус.: когда рак на горе свистнет; 风马牛 [fēng mǎ niú] – лошадь и корова не потеряются, обр. в знач.: не иметь ни малейшего отношения друг к другу; быть совершенно безразличным (к чему-либо);

3. Для выражения положительных человеческих качеств: 老马识途 [lǎo mǎ shí tú] – старый конь дорогу знает, образно о многоопытном человеке; ср. рус.: старый конь борозды не испортит и др.

[zhū] – свинья/кабан

Весьма примечательно, что иероглиф 家 [jiā] – семья, состоит из графем «крыша» – 宀 и «свинья» – 豕. Гадательные надписи на костях и черепашьих панцирях цзягувэнь, датируемые XIV - XI вв. до н. э. изображает дом в виде ограждения и пузатой свиньи внутри данного ограждения [27, c.79]. Это означает ключевую роль свиньи в жизни древних китайцев: она являлась источником питания, транспортным средством. Так же из шкуры свиньи изготавливали одежду. Поэтому в глазах древних китайцев свинья была символом плодородия и зажиточной жизни.

Репрезентация образа свиньи в паремиологическом фонде китайского языка такова: 猪是家中宝,致富离不了。[zhū shì jiā zhōng bǎo, zhì fù lì bù liǎo] – Свинья это сокровище, хочешь разбогатеть разводи свиней; 养猪栽桐茶, 十年大发家。[yǎng zhū zāi tóng chá, shí nián dà fā jiā] – посади чай, разводи свинью и в течение 10-и лет обязательно разбогатеешь; 猪为家中宝,粪是地里金。[zhū wéi jiā zhōng bǎo, fèn shì dì li jīn] – Свинья это сокровище в доме, его навоз это золото; 有油擦在车轴上, 有钱用在养猪上。[yǒu yóu cā zài chēzhóu shàng, yǒu qián yòng zài yǎng zhū shàng] – масло используй для смазки оси телеги; а деньги используй для содержания свиней; 有儿读书,有地养猪。[yǒu er dú shū, yǒu de yǎng zhū] – если есть сын – пусть образование получит, если есть земля – держи свинью.

Тем не менее, образ свиньи в составе ФЕ, как правило, выражает моральную и телесную нечистоплотность и нечистые побуждения. Здесь, сыграло свою роль, очевидно, восприятие людьми свиньи как животного, не очень чистоплотного, питающегося отбросами. Таким образом, свинья в составе ФЕ китайского языка репрезентирует следующие характеристики:

1) подлость и коварство: 猪卑狗险 [zhū bēi gǒu liǎn] – «подлый как свинья, коварный как собака», обр. о подлом и коварном человеке; 猪狗不如 [zhū gǒu bù rú] – «хуже собаки и свиньи» – хуже некуда, сволочь;

2) низкий интеллект猪头三 [zhū tóu sān] – диал., бран. «свиная голова», обр. в знач. идиот, болван; 猪头猪脑 [zhū tóu zhū nǎo] – свиная головая, свиной мозг;

3) неряшливость и неопрятность: 猪婆子 [zhū pó zi] – неопрятная женщина;

4) дурная компания: 猪朋狗友 [zhū péng gǒu yǒu] – «дружить со свиньёй и собакой»; 牧猪奴戏 [mù zhū nú xi] – бран. «свинопас», обр. об игроках в азартные игры;

5) алчность и похотливость: 猪八戒[zhū bā jiè] - Чжу Бацзе, персонаж романа «Путешествие на Запад», воплощение алчности и похотливости.

[yáng]овца/баран

Из всех «шести домшних животных» овца/баран для древних китайцев занимал крайне важное место. К примеру, древнекитайский письменный памятник Шовэнь цзецзы (说文解字 ) пишет: “羊在六畜主给膳”,т.е. – «баран среди домашних животных является главной пищей» [16]. Значения иероглифов, которые имеют в составе графему 羊, как правило, имеют положительное значение: 美 - красота, красивый, 养 - кормить, 善 -доброта, добрый, 祥 – счастливое предзнаменование, 洋 - заморский; богатый, обильный и мн. др.

Паремиологический фонд китайского языка так же изобилует примерами, где образ барана, в целом, представлен в положительном ключе. Например: 要想吃肉先养羊;要想吃饭先种田 – Если хочешь есть мясо – заведи барана, если хочешь кушать – сажай огород; 懒羊总觉得自己身上的毛太重 -ленивая овца всегда считает, что у него тяжелая шерсть; 养上一群羊,不怕有灾荒-если у тебя есть стадо овец, то не надо переживать, что голодным останешься; 不要看公羊叫得厉害,要看他过河的本领 – не надо смотреть на громкое блеяние овец, смотри когда он будет проходить реку.

Образ барана в ФЕ китайского языка используется для эталонизации качеств, присущих человеку, и как правило, актуализирует следующие значения:

1. Безобидность, пассивность, терпение: 肉袒牵羊 [ròu tǎn qiān yáng] – «обнажить плечо и вести барана» - сдаться на милость победителя;

2. Невинность, мягкость, нежность: 素丝羔羊 [sù sī gāo yáng] – «как некрашенный шелк, как овца» - о честном чиновнике;

3. Жертвенность (жертва): 代罪羔羊 [dài zuì gāo yáng] – жертва, ср. рус. козёл отпущения,虎荡羊群 [hǔ dàng yáng qún] – «тигр вломился в баранье стадо» - пользуясь силой, делать всё, что заблагорассудится;

4. Трусость: 羊质虎皮 [yáng zhì hǔ pí] – «баранье естество в шкуре тигра» - о трусливом человеке, который внешне кажется грозным;

5. Глупость: 哑羊僧[yǎ yáng sēng] – «монах, похожий на немого барана» - гдупый человек;

6. Надувательство; подмена: 挂羊头卖狗肉[guà yáng tóu mài gǒu ròu] – «на вывеске - баранья голова, а в лавке - собачье мясо» - подсовывать одно вместо другого; фальшивая вывеск; 羊毛出在羊身上 [yáng máo chū zài yáng shēn shang] – «овечья шерсть берется с овцы» - скидка или подарок уже включена в счёт; 驱羊战狼 [qū yáng zhàn láng] – «с помощью барана бить волка» - использовать слабого, чтобы бить сильного;

7. Быстротечность времени: 羊胛熟 [yáng jiǎ shú] – «пока сварилась баранья лопатка (ночь уже минула) - о незаметно текущем времени;

[]курица/петух

В большинстве традиций Петух связан с божествами утренней зари и солнца, небесного огня. Петух, как правило, возвещает о начале дня (вставать рано в русском языке — это - вставать с петухами; так же и в французском — se lever au chant du coq)

В древнекитайской культурной традиции образ 鸡-курицы/петуха выступает как символ плодовитости и жизнеспособности (生殖力和生命力的象征), духа-защитника и чудотворной силы (保护神和神力的象征), символ солнца и солнечного света (光明和太阳神的象征), символ благополучия (吉祥的象征) [23, c. 70-72] .

В древнем Китае должность чиновника, криком будивших других на рассвете перед жертвоприношением назывался 鸡人 jīrén, букв. “петух/курица-человек” [28].

Анализ языкового материала демонстрирует, что символический образ курицы/петуха в китайской языковой картине мира участвует в кодировании следующих значений:

1. Солнце; рассвет; раннее время: 鸡鸣而起 [jī míng ér qǐ] – «вставать с петухами»;

2. Слава; превосходство: 金鸡独立[jīn jī dú lì] - «стоять петушиной стойкой на одной ноге” - возвышаться над окружающими, выделяться, возвыситься;

3. Хорошие или плохие вести: 金鸡 [jīn jī] – «золотой петух» - символ амнистии; 金鸡消息[jīn jī xiāo xī] – “вести от золотого петуха” – указ об амнистии, указ о помиловании; 雄鸡夜鸣[xióng jī yè míng]- «петух кричит ночью» - плохие вести; вести о войне;

4. Борьба, битва, бой; призыв к бою: 像公鸡般好斗 [xiàng gōng jī bān hào dòu] «драчливый как петух”;

5. Гордыня, высокомерие: 鸡烂嘴巴硬 [jī làn zuǐ bā yìng] – “курица переварена, но рот твёрдый” – не признавать своих ошибок; 公鸡在其粪堆上称雄 [gōng jī zài qí fèn duī shàng chēng xióng] - петух на своей навозной куче считается героем;

6. Женщина/мужчина лёгкого поведения: 做鸡 [zuò jī] - заниматься проституцией; 这条街晚上鸡很多[zhè tiáo jiē wǎn shàng jī hěn duō] - на этой улице вечером много проституток;

7. Скупость: 铁公鸡 [tiě gōng jī] - “железный петух” - очень скупой человек; 你太鸡! [Nǐ tài jī le] - ну ты и скупердяй!

8. Старость, немощность; бессилие: 鸡肤[jī fū] / 鸡皮[jī pí] – «куриная кожа» - морщинистая кожа у человека; 鹤发鸡皮[hè fà jī pí] – «куриная кожа и журавлиные (белые) волосы» - престарелый человек; 手无缚鸡之力[shǒu wú fù jī zhī lì] – «в руках нет силы, чтобы связать даже курицу» - слабый и бессильный человек;

9. Недостойный, ничтожный, незначительный: 鸡头鱼刺 [jī tóu yú cì] - «куриная голова и рыбьи кости» - слабый и ничтожный человек или незначительное дело; 鸡豚之息 [jī tún zhī xī] – «дыхание курицы и свиньи» - низкая прибыль (ср. рус. кот наплакал); 鸡毛蒜皮 [jī máo suàn pí] – «куриное перо и чесночная шелуха» - сущий пустяк; 牝鸡司晨 [pìn jī sī chén] – «курица возвещает рассвет вместо петуха» - жена управляет мужем и его делом; 割鸡焉用牛刀[gē jī yān yòng niú dāo] – «резать кур ножом для забивания коров» - делать большие усилия для пустякового дела, ср. рус. стрелять из пушек по воробьям; 鸡窝里飞出金凤凰 [jī wō li fēi chū jīn fèng huáng] – «из курятника вылетела птица феникс» - ср. рус. из грязи в князи; 牛鼎烹鸡 [niú dǐng pēng jī] – «в большом треножнике (котёл для жертвоприношении) варить курицу» - растрачивать большой талант по мелочам;

10. Жертва и жертвенность: 杀鸡儆猴[shā jī jǐng hóu] – “резать кур в предупреждение обезьяне» - наказывать кого-л. в назидание другим, 杀鸡取卵

[shā jī qǔ luǎn]- «убить курицу, чтобы получить яйцо” - ради сиюминутной выгоды жертвовать важными вещами; 指鸡骂狗 [zhǐ jī mà gǒu] – «показывать на курицу, но ругать собаку» - ругать одного, но иметь ви виду другого; 嫁鸡逐鸡

[jià jī zhú jī] – «выйдешь замуж за петуха-слушайся петуха» - мириться со своей женской долей;

Фразеологический фонд китайского языка изобилует примерами, где образ курицы/петуха представлен в паралллели с собакой: 鸡鸣狗盗 [jī míng gǒu dào],

«поёт как петух, крадёт как собака” - ловкий трюк, тонкое мошенничество;

鸡犬升天jī [quǎn shēng tiān] – «петухи и собаки возносятся на небо” - получить повышение, получить выгодную работу; 鸡犬不宁[jī quǎn bù níng] – «курам и собакам нет покоя” - жить в вечной тревоге; 鸡犬不惊 [jī quǎn bù jīng] – «даже куры и собаки не пугаются” - тишина и спокойствие, мирное время; 鸡犬不留[jī quǎn bù liú] - «не оставить ни кур, ни собак” (обр. в знач.: истребить всё живое, никого не оставить в живых); 鸡飞蛋打 [jī fēi dàn dǎ] – «курица улетела и яйца разбились” - остаться ни с чем; ср. рус.: остаться у разбитого корыта; 陶犬瓦鸡 [táo quǎn wǎ jī] – «глиняный пёс и черепичный петух” - о чем-то бесполезном (потому что глинятный пёс не лает, а черепичный петух не предвещает утро.

В народных изречениях образ курицы/петуха является лидером среди всех всех видов пернатых. Это, очевидно, может быть связано значимостью данного образа для традиционной культуры китайцев. К примеру, в пятичленной космологической модели мира курица/петух соответстствует южной пространственной зоне, из временных зон соотносится с летним периодом, из пяти цветов – с красным цветом, из пяти первоэлементом с огнём, таким образом, в китайской культуре образ курицы/петуха является солярным символом [29, с. 46-47].

Соотношение слов-компонентов фразеологизма с кодами культуры, по мнению М.Л. Ковшовой, является «ключевым звеном его культурной̆ интерпретации», поскольку «именно эта процедура обусловливает декодирование культурных смыслов фразеологизма, которые служат интерпретантами фразеологического знака, реконструирует культурную коннотацию фразеологизма, формирует его роль как знака культуры» [30, с. 65].

В данной статье предметом исследования стал зооморфный код, под которым понимают «совокупность обусловленных культурой̆ стереотипных представлений о свойствах, характеристиках или особенностях поведения животных, которые выступают как источник осмысления человеком мира и несут в дополнение к своим природным свойствам функционально значимые для культуры смыслы» [10, с. 256].

Животный мир – для многих древних культур является символической парадигмой и своего рода символическиим кодом мироздания. «Представления о реальных способностях животных в сочетании с их использованием в классификациях, являющихся способом объяснения человеком самого себя и окружающей природы, создают возможность для <...> мифологической персонификации себя в природе, для подчеркивания своего единства...» [31, с. 15].

В нашем исследовании основное внимание уделяется образам животных, прежде всего потому, что «по количеству видов животных Китай занимает одно из первых мест в мире» [32, с. 25], так же учитывается значимость зооморфов для традиционной китайской культуры:

1) Начиная с космологической модели мира в большое внимание

уделяется “пятерице существ” – покровителей частей света: цилиню, дракону, фениксу, белому тигру, и божественной черепах;

2) С натурфилософскими представлениями связаны летоисчисление и

китайский календарь, в который так же включены образы животных [33, с. 42];

3) Зооморфная символика является универсалией и для

изобразительно-прикладного искусства [33, с. 486];

4) Блюда традиционной китайской кухни имеют уникальные названия, восходящим к образам животных: 蚂蚁上树 [mǎ yǐ shàng shù] – “ants climb a tree”, a Beijing dish of spicy ground beef sauce poured over deep-fried tofu skin; 猫耳朵馄饨 [māo ěr duǒ hún tún] – “Cat ears ravioli”,驴打滚 [lǘ dǎ gǔn] - “The donkey rolled on the ground”, soft layered sweet roll; 贵妃鸡 [Guì fēi jī] - “Royal Chicken”,孙悟空乱棍打死猪八戒 [Sūn wù kōng luàn gùn dǎ sǐ zhū bā jiè] – “Sun Wukong (monkey) scored to death Jubatse (pig), fried pork with bean sprouts [5, с. 34];

5) C образами животных и их символикой связан и традиционный китайский костюм, так же птицы служили ранговыми знаками китайских гражданских чиновников, а образы хищных животных являлись знаками различий военных чиновников [25, с. 42];

Таким образом, многочисленность и разнообразие фауны Китая с одной стороны и значимость образов животных в духовной и материальной культуре древних китайцев предопределили видовое обилие в речи зооморфных образов. Активное использование зооморфных образов так же может быть связано c господством скотоводческого и земледельческого способа производства у древних китайцев.

Таким образом, анализируемый языковой материал наглядно демонстрирует, что переход образа в символ придаёт ему смысловую глубину и смысловую перспективу [34, с. 381]. Следовательно, можно утвержать, что символ – это образ, “взятый в аспекте своей знаковости, исчто он есть знак, наделённый своей органичностью и неисчерпаемой многозначностью образа” [35, с. 378].

Н.Д. Арутюнова указывает, что образ составляет тот базис, над которым надстраивается и символ, и знак” [36, с. 388].

Языковой материал данного исследования демонстрирует, что наибольшую продуктивность в качестве образного стержня в составе фразеологизмов показывают зоонимы-названия домашних животных и птиц: лошадь, корова/вол, собака, свинья, курица. Эти образы занимают лидирующую позицию по частотности употребления в составе ФЕ. Очевидно, чтобы охарактеризовать своё поведение, чувства, внешность, все предметы и явления внешнего мира, человек прибегал к сравнению с тем, что ему ближе всего, который всегда был при нём и постоянно находился в поле его зрения. Именно через сравнение с окружающими его животными «разумный человек», возможно, постигал действительность и постигал себя через эту действительность.

Использованный в исследовании языковой материал наглядно показывает, что национальную специфику фразеологизма чаще всего сохраняет фразеологический образ – то убедительное представление, своего рода «картинка», на фоне которой мы воспринимаем целостное значение ФЕ как обобщённо-переносное. Эти ФЕ так же очевидно демонстрируют, что фразеологический образ очень часто опирается на реалии, известные только одному народу, представителям одной нации. Национальная специфика этих фразеологических образов достаточно ярко отражает образ жизни и характер народа, его историю, духовную жизнь, своеобразные традиции, обычаи и этнический быт в специальном отборе лексических компонентов той или иной ФЕ.

Таким образом, можно утверждать, что лингвокультурологический анализ языковой вербализации зооморфных кодов в ФЕ китайского языка наглядно демонстрируют, что ценностно-смысловой аспект менталитета народов это ни что иное, как совокупность систематизированных знаний и понятий людей об окружающей среде и о мире, которые рассматриваются сквозь призму их социального и эмоционального опыта. Результаты анализа выявили значительное количество зоометафор, присущих исключительно китайскому языковому сознанию, что связано со спецификой национального мышления данного этноса и сложившихся в нём оригинальных культурно-языковых традиций.

Для нас представляется перспективным дальнейшее изучение зооморфного кода и способы его вербализации в как родственных, так и генетически далёких языках, в различных типах дискурса. Весьма перспективно и актуально сопоставительное изучение и выявление этнокультурных символов, образов, стереотипов, эталонов на материалах разнотипных языков, включающих зооморфные компоненты и дальнейшая разработка лингвокультурных комментариев, необходимых для преодоления не только языкового барьера, но и барьера принципиально иного менталитета в рамках лингвокультурологии и когнитивной лингвистики.

Также важно рассмотрение паремиологического воплощения зооморфного кода китайской культуры и его связи с анатомическим, природным, фитоморфным, соматическим, антропоморфным, теоморфным и другими кодами культуры. Следует отметить и важную практическую значимость исследования переводческого аспекта языкового проявления зооморфного кода культуры.

Условные знаки и сокращения:

Бран. – бранительное

Диал. – диалект

Обр. в знач. – образно в значении

Ср. рус. – сравни с русским

ФЕ – фразеологическая единица

References
1. Beisembaeva A. U. Biomorfnyi kod kul'tury. URL: https://novainfo.ru/article/13159/ (data obrashcheniya: 12. 12. 18).
2. Ezaova M. Yu. Yazykovye kul'turnye kody v leksiko-semanticheskom pole rodstva kabardino-cherkesskogo yazyka. // Gramota. 2017. № 11, Ch. 3. S. 98–101.
3. Guketlova F. N. Zoomorfnyi kod kul'tury v yazykovoi kartine mira (na materiale raznostrukturnykh yazykov: frantsuzskogo, kabardino-cherkesskogo i russkogo yazykov): diss…. d. filol. nauk. Nal'chik, 2009. 431 s.
4. Daulet F. N. Yazykovaya kartina mira: strukturno-semanticheskie i lingvokul'turologicheskie kharakteristiki frazeologii kitaiskogo i kazakhskogo yazykov. M.: Izd-vo Triumf, 2018. 350 s.
5. Daulet F. N. Sopostavitel'nyi analiz frazeologizmov kitaiskogo i kazakhskogo yazykov: diss. . kand. filol. nauk. Almaty, 1999. 168 s.
6. Vershinina T. S. Zoomorfnaya, fitomorfnaya antropomorfnaya metafora v sovremennom politicheskom diskurse: avtoref. diss. . kand. filol. nauk. Ekaterinburg, 2002. 24 s.
7. Gafarova K. T. Sopostavitel'nyi analiz frazeologicheskikh edinits s zoonimami i fitonimami v tadzhikskom, nemetskom i russkom yazykakh: diss. . kand. filol. nauk. Dushanbe, 2007. 164 s.
8. Biryukova K. V. Animalisticheskaya frazeologiya russkogo yazyka : diss. kand. filol. nauk. Tashkent, 1990. 191 s.
9. Katsitadze E. A. Metaforizatsiya zoonimov v nemetskom yazyke.: avtoref. dis. kand. filol. nauk. Tbilisi, 1985. 31 s.
10. Krasnykh V. V. Etnopsikholingvistika i lingvokul'turologiya. M.: Gnozis, 2002. 284 s.
11. Pimenova M. V. Kody kul'tury i problema klassifikatsii kontseptov. // Yazyk. Tekst. Diskurs: nauchnyĭ al'manakh Stavropol'skogo otdeleniya RALK. Stavropol', 2007. Vyp. 5. S. 85-94.
12. Frumkina R. M. Psikholingvistika. M.: Akademiya, 2001. 320 s.
13. Teliya V. N. Russkaya frazeologiya. Semanticheskii, pragmaticheskii lingvokul'turologicheskii aspekty. M.: Yazyki russkoi kul'tury, 1996. 288 s.
14. Stoyanova R. S. Zoomorfnyi kod kul'tury v semantike bolgarskikh i russkikh obraznykh sravnenii. URL: http://download.atlantis-press.com/php/download_paper.php?id=25879741/ (data obrashcheniya: 12. 12. 18).
15. Zuo zhuan. URL: http://guoxue.lishichunqiu.com/jingbu/cqzz/ (data obrashcheniya: 14. 12. 18). (Na kitaiskom yazyke).
16. Huainan zi. URL: http://www.zggdwx.com/huainanzi.html / (data obrashcheniya: 12. 12. 18). (Na kitaiskom yazyke).
17. Zhou li. URL: http://guoxue.lishichunqiu.com/jingbu/zhouli/ (data obrashcheniya: 15. 12. 18). (Na kitaiskom yazyke).
18. Ji Yun. URL: http://www.99lib.net/book/5750/index.htm / (data obrashcheniya: 15. 12. 18). (Na kitaiskom yazyke).
19. Ji ren. URL: http://www.hydcd.com/cd/htm7/ci121747f.htm/ (data obrashcheniya: 16. 12. 18). (Na kitaiskom yazyke).
20. Yang Defeng. Hanyu yu wenhua jiaoji. Beijing: Beijing daxue chubanshe, 1999. 246 s. (Na kitaiskom yazyke).
21. Shuo wen jie zi. Beijing: Zhongguo shudian chuabanshe, 2015. 546 s. (Na kitaiskom yazyke).
22. Lu Baoyuan. Hanyu yu Zhongguo wenhua. Beijing: Huayu jiaoxue chubanshe, 1999. 312 s. (Na kitaiskom yazyke).
23. Song Zhaolin. Renlei shenmi wenhua. Beijing: Tuanjie chubanshge, 2004. 432 s. (Na kitaiskom yazyke).
24. Liu Shuqin. Tuteng shenhua yu Zhongguo chuantong rensheng. Beijing: Renmin chubanshe, 2002. 310 s. (Na kitaiskom yazyke).
25. He Jiuyin, Hu Shuangbao, Zhang Men. Zhongguo wenhua daguan. Beijing: Beijing daxue chubanshe, 1995. 845 s. (Na kitaiskom yazyke).
26. Zhong Jin Wen. Zhongguo liyi daquan. Anhui: Kexue jishu chubanshe, 1997. 387 s. (Na kitaiskom yazyke).
27. Yu Shu Shen. Hanzi zhongde renwen zhimei. Beijing: Wenhui chubanshe, 2013. 345 s. (Na kitaiskom yazyke).
28. Tang Mei. The symbol of the chicken / cock in folk culture. // Journal of Hebei Politechnic University (Social Science Edition). Vol. 6 No. 3 Aug 2006. P. 72-74. (Na angliiskom yazyke).
29. Reshetneva U. N. Etnoepika kitaiskikh poslovits i pogovorok: diss. …kand. filol. nauk. Omsk, 2006. 202 s.
30. Kovshova M. L. Analiz frazeologizmov i kody kul'tury // Izvestiya RAN. Seriya literatury i yazyka. 2008. T. 67, № 2. S. 60-65.
31. Toporov V. N. Pervobytnye predstavleniya o mire (obshchiĭ vzglyad) // Ocherki po istorii estestvennonauchnykh znaniĭ v drevnosti. M., 1982. S. 8-40.
32. Ganshin G. A., Ushakov I. V. Kitaĭ: Ekonomiko-geograficheskiĭ ocherk. M.: Mysl', 2004. 272 s.
33. Malyavin V. V. Kitaiskaya tsivilizatsiya. M.: Astrel': AST: Izdatel'sko-prodyuserskii tsentr «Dizain. Informatsiya. Kartografiya», 2000. 632 s.
34. Bakhtin M. M. K metodologii gumanitarnykh nauk/Estetika slovesnogo tvorchestva. M., 1986. S. 361-362.
35. Averintsev S. S. Simvol//KLE. SPb. 826 s.
36. Arutyunova N. D. Yazyk i mir cheloveka. M.: Yazyki russkoi kul'tury, 1999. 896 s.