Territorial stigmatization of youth (on the example of Far Eastern region)

Turkulets Svetlana Evgenievna Professor, the department of Criminal Law Disciplines, Far Eastern State Transport University 680021, Russia, Khabarovskii krai, g. Khabarovsk, ul. Serysheva, 47, aud. 3348 turswet@rambler.ru Other publications by this author     Turkuletc Aleksei Vladimirovich Doctor of Philosophy Professor, the department of Criminal Law Disciplines, Far Eastern State Transport University 680021, Russia, Khabarovskii krai, g. Khabarovsk, ul. Serysheva, 47, aud. 3348 tual63@mail.ru Other publications by this author     Gareeva Irina Anatol'evna Doctor of Sociology Professor, the department of Social Work and Psychology, Pacific National University 680035, Russia, Khabarovskii krai, g. Khabarovsk, ul. Tikhookeanskaya, 136 gar_ia@mail.ru

Slesarev Aleksandr Valerievich Postgraduate student, the department of Criminal Law Disciplines, Far Eastern State Transport University 680021, Russia, Khabarovskii krai, g. Khabarovsk, ul. Serysheva, 47, aud. 3348 alekssles@yandex.ru

Введение

Исследовательский интерес к проблемам стигматизации на протяжении всего времени существования научного знания актуализировался в такие периоды, когда перед обществом наиболее остро вставал вопрос о сущности и причинах отклоняющихся форм поведения, о факторах, стимулирующих дискриминацию, социальное отторжение индивида от общества.

Современные исследователи стигматизации традиционно понимают под ней процесс «навешивания ярлыков», «клеймения». Причём отмечается, что нередко стигма может произвольно сочетаться с такими характеристиками индивида, как, например, цвет кожи, манера разговора, наличие внешнего увечья и т.п. То есть далеко не всегда стигматизация определяется поведением или конкретным индивидуальным поступком ^[3]. Стигматизация проявляется в различные времена и в разных сообществах по-своему, она исторически и социокультурно конкретна. Мы ранее обращались к исследованию сущности процесса социальной стигматизации ^[5], анализируя стигматизацию как фактор, негативно влияющий на процесс социализации и социальной идентификации индивидов.

В настоящей статье предпринята попытка проанализировать особенности стигматизационного процесса современной молодёжи в условиях российского Дальнего Востока. Гипотезой нашего исследования является идея о том, что территориальная стигматизация обладает признаками амбивалентности, с одной стороны, негативно влияет на процесс социализации молодёжи на российском Дальнем Востоке, но с другой – может выступать побудительным мотивом для осуществления молодыми людьми активного сознательного выбора своей жизненной стратегии. Под территориальной стигматизацией в контексте настоящей работы понимается процесс «маркирования» и «самомаркирования» индивида как проживающего на особой территории (в «глубинке», на периферии, в маргинализированном районе) и (на основе устоявшихся стереотипов) в этом смысле ограниченного в правах на полноценную жизнь и реализацию своих жизненных стратегий.

На первом этапе нашего исследования использовался метод включенного наблюдения, что позволило получить первичную информацию о влиянии стигмы на самоидентификацию молодых людей, проживающих на Дальнем Востоке России. В ходе сбора материала применялся статистический метод. На эмпирическом уровне исследования были применены такие социологические методы, как анализ документов, социологический опрос в форме анкетирования и интервьюирования. Социологический опрос проводился в качестве пилотного исследования среди старшеклассников и студентов города Хабаровска. Общее количество опрошенных 145 человек. Неформализованное интервью было проведено со старшеклассниками общеобразовательных школ Хабаровска и Комсомольска-на-Амуре. Исследование носит междисциплинарный характер, поскольку охватывает предметные поля социологии, социальной психологии, философии, политологии.

Основная часть

Процесс стигматизации в последние годы достаточно активно исследуется учеными разных стран. Нередко поводом для навешивания ярлыков становится нестандартная внешность (излишняя полнота, увечья). Особое внимание учёные обращают на стигматизацию наркозависимых и лиц с преступным прошлым. Однако, каждый из приведённых и многие другие критерии предполагают весьма узкий диапазон исследований. Нас в данной работе интересует, прежде всего, территориальная стигматизация, поскольку она, в свою очередь, способна обусловливать и иные критерии стигматизации (например, несоответствие устоявшимся стереотипам «успешного человека» (Catherine J. Taylor ^[9] и др.), а также может провоцировать на совершение противоправных деяний (наркомания, преступное поведение), что также приводит к следующему витку стигматизации. Кроме того, данный процесс оказывает весьма серьезное влияние на процессы социальной идентификации молодёжи.

Российские ученые, исследующие стигматизационные процессы, обычно обходят вопросы территориальной стигматизации стороной.

В последние годы только работы А. Ю. Казаковой привлекают внимание научной общественности своим глубоким анализом места жительства как стигмы ^{[1; 2]}. Ученый рассматривает территориальную стигму в контексте выполнения ею функций культуронаследия, интеграции и социальной регуляции, отмечая, что она определяет отношение людей к жилью, расположенному в пределах стигматизированных пространств, влияя на территориальное поведение жителей, становясь фактором формирования физического пространства поселения.

В отличие от российских ученых современные зарубежные исследователи нередко обращают свое внимание на территорию проживания как стигма (Loïc Wacquant, Tom Slater, Virgílio Borges Pereira ^[8]; Sune Qvotrup Jensen, Ann-Dorte Christensen ^[10]; Simone Antonia Luciavan de Wetering ^[7]).

Так, Loïc Wacquant, Tom Slater, Virgílio Borges Pereira ^[8] показывают динамическое взаимодействие различных составляющих социального пространства: территориально-административных единиц, культурно-символических групповых моделей поведения и повседневных индивидуальных действий. Используя многочисленные примеры европейских (например, Париж, Стокгольм, Бристоль, Эдинбург, Копенгаген) и американских (например, Нью-Йорк, Чикаго) городских территорий, авторы раскрывают живую связь трёх пространственных структур в единой городской онтологии: символического пространства, социального пространства и физического пространства. В ходе проведённых авторами исследований были выявлены такие тенденции, как желание людей, проживающих в особых, неблагополучных, «забытых Богом» районах, «закрыться» от окружающих, уединиться, скрыть свою стигматизированную идентичность. Это объясняется тесной связью территориальной стигмы с такими факторами, как нищета, безнравственность, уличная преступность, этническая принадлежность мигрантов и проч. Авторы утверждают, что современной территориальной стигматизации присущи следующие характерные черты: 1) тесная взаимосвязь с этнической принадлежностью участников данного процесса; 2) феномен территориальной стигматизации воспринимается обществом как нечто само собой разумеющееся, как своеобразный видимый атрибут «социального ада»; 3) стигматизированные кварталы современных постиндустриальных мегаполисов воплощают в себе векторы социальной дезинтеграции (общая распущенность образа жизни); 4) гипертрофия расовых или религиозных особенностей жителей данных территорий провоцирует усиление процессов стигматизации; 5) стигматизированные районы современного города вызывают отрицательные реакции (эмоции, мнения, оценки) жителей так называемых нормальных районов, что, в свою очередь, способствует обывательскому оправданию жёстких мер со стороны государства (ограничения прав, штрафы, наказания). Более того, государственные службы манипулируют этим закреплённым в общественном сознании образом неблагополучных районов для того, чтобы продвигать свои стратегии в развитии территорий (например, снос целых кварталов или кардинальное переустройство городских районов).

Здесь видна прямая социально-политическая манипуляция данной проблемой, вместо того, чтобы обстоятельно и глубоко исследовать причины её появления, условия и факторы её нынешнего воспроизводства, а также вырабатывать на этой основе способы её перспективного преодоления. Зарубежные исследователи результируют свое исследование тезисом о том, что территориальная стигматизация как некий якорь социальной дискредитации играет ключевую роль в материально-предметной и символически-культурной трансформации современного городского ландшафта. По их мнению, территориальная стигматизация не является статическим состоянием, нейтральным процессом или безобидной культурной игрой, она выступает последовательной и вредной формой действия социальной общности по отношению к своим же членам. Ученые указывают на настоятельную необходимость принятия политических мер, направленных на ресоциализацию лиц, подвергшихся территориальной стигматизации.

Simone Antonia, Luciavan de Wetering ^[7] исследуют процесс стигматизации на примере анализа жизни молодёжного населения пригорода Парижа (Бонди). Они подчёркивают, что основой построения стигматизированной личности молодого человека является интернализация атрибутивной идентичности. Однако процесс превращения внешних социальных норм и форм общения в устойчивые внутренние качества самой личности осуществляется зачастую не прямо, а опосредованно. Одним из способов такой непрямой социализации служит экстернализация, выступающая в качестве механизма защиты собственной личной идентичности. Другими словами, с точки зрения авторов, молодые люди, объективно дифференцированные по территориально-административному признаку (место проживания) субъективно исключают дискурс стигматизации и девиантности из собственной самоидентификации. Исследователи считают, что следует отказаться от упрощённых подходов в характеристике данного контингента молодых людей и относиться к этим группам населения, скорее, как к «живущим вместе в разнообразии», способным на достаточно динамичное развитие в социальных структурах общества.

Sune Qvotrup Jensen, Ann-Dorte Christensen ^[10], рассматривая специфику формирования городских маргинальных районов, отмечают, что жители этих территорий принимают свой маргинальный статус как нечто само собой разумеющееся, безо всякой критической рефлексии. Более того, такое некритическое самоопределение только усиливает эффект территориальной стигматизации. Жители маргинальных территорий настолько свыкаются со своим стигматизированным положением, что субъективно даже довольны своим статусом. Авторы считают, что в преодолении данного негативного эффекта определенную роль должны играть государственные институты и развитие политической культуры всего общества.

Отметим, что процессы, описанные выше в работах зарубежных учёных, происходят также и в российской глубинке, особенно в отдалённых районах Дальневосточного региона. Жители, понимая, что не стоит рассчитывать на действенную помощь со стороны государства, официальной власти, идентифицируют себя в качестве маргиналов, нередко вступая на путь криминала, отягощённого алкоголизмом и наркоманией. Дальневосточные сёла исчезают с лица земли, небольшие города превращаются в резервации для тех, у кого нет возможности уехать. Такие населенные пункты лишаются воспроизводства населения, поскольку молодёжь стремится уехать в крупные города, в центральную часть России, чтобы устроить свою жизнь, получить образование, найти достойную работу.

Стигматизация на основе такого критерия, как территория проживания, безусловно, оказывает особое влияние на самоидентификацию молодёжи. Как правило, молодые люди, еще не устроившиеся в жизни, не получившие полного образования, желающие иметь «всё и сразу», конструируют некий идеальный образ обеспеченной жизни в центральной части России (Москва, Санкт-Петербург). В их представлении столичные города дают неограниченные возможности для самореализации. Проживание в провинциальном, по сути периферийном, дальневосточном регионе выступает сегодня для молодёжи фактором, не только ограничивающим ее жизненные стратегии, но и способствующим её негативной самоидентификации.

Результатом стигматизации обычно становится социальное маркирование, выделение индивида из сообщества и противопоставление его другим членам общности, отторжение от неё, полное или частичное. Иногда же она становится фактором, предопределяющим программирование и самопрограммирование поведения индивида на ее основе ^[4].

Отметим, что в 21 веке на Дальнем Востоке России сложилась весьма непростая социально-экономическая ситуация. Если 20 век ознаменовал себя в отношении развития Дальнего Востока как век созидания и развития, когда сотни тысяч молодых людей с энтузиазмом ехали в отдалённые районы на строительство дорог, городов, электростанций и т.п., выпускники центральных российских вузов распределялись на дальневосточные предприятия, в учреждения образования, здравоохранения, оставались здесь жить, бесплатно получая жилье, достойную заработную плату, имея материальную возможность свободно выезжать за пределы региона, пользуясь различными льготами и привилегиями; то с конца 1990-х годов ситуация стала сильно меняться. На Дальний Восток молодые люди с западных и центральных территорий России практически перестали приезжать с целью устроить свою жизнь, реализовать себя в профессии. Дальневосточный регион уже не привлекателен для молодёжи, как своей инфраструктурой, так и формами социальной поддержки. Предприятия и учреждения не способны обеспечить молодых специалистов бесплатным жильём и достойной заработной платой. Уровень жизни в отдельных районах Дальнего Востока очень низкий, что способствует криминализации региона и повышает риски маргинализации молодёжи.

Несмотря на то, что государство в последние годы стало осуществлять некоторые мероприятия в направлении развития Дальнего Востока, ситуация в корне не изменилась. Во-первых, все государственные проекты направлены, по-прежнему, на получение экономической выгоды от эксплуатации ресурсов региона, во-вторых, государственная социальная политика нацелена, прежде всего, на привлечение внутренних и внешних мигрантов на Дальний Восток, а не на поддержку тех, кто живет и трудится на этой территории, интересы и мотивы самих жителей региона игнорируются официальными властями.

Государство не предпринимает надлежащих мер для предотвращения оттока населения с Дальнего Востока. На протяжении многих лет этот регион интересен для центра России исключительно как сырьевая база. Причём, как в отношении природных ресурсов, так и применительно к человеческому капиталу, который в виде потенциальной массы абитуриентов также может стать немаловажным источником доходов (плата за обучение в столичных вузах и колледжах, проживание и т.п.). Всё это привело к тому, что основная масса населения дальневосточного региона и, прежде всего, молодёжь, оказались в ситуации социального неравенства и маргинальности по отношению к остальной части россиян.

Согласно данным статистики, с территории Хабаровского края, например, ежегодно уезжает от 50 до 60 тыс. человек (данные 2012-2017 гг.) ^[6].

В рамках поддержанного РФФИ проекта «Негативная роль стигматизации в процессе социализации российской молодежи (на примере Дальневосточного федерального округа)» нами была разработана программа исследования. Запланировано проведение анкетирования и интервьюирования молодежи городов Дальневосточного региона в соответствии с квотной выборкой. Вопросы анкеты составлены таким образом, чтобы можно было выяснить, с одной стороны, отношение молодёжи к группам людей, которые отличаются от других, определить, какие именно отличия наиболее явно и часто осуждаются или отвергаются обществом (стигматизация), а какие, наоборот, принимаются и даже поддерживаются; с другой же стороны, попытаться установить основания самостигматизации. 40 вопросов анкеты включают различные критерии стигматизации (внешность, национальность, состояние здоровья и проч.).

В ходе изучения сущности стигматизации мы обратились и к такому критерию, как место жительства (вопросы анкеты 34-37). Для выяснения особенностей территориальной стигматизации и самостигматизации молодого населения Дальнего Востока России было проведено пилотное исследование отношения молодёжи Хабаровска и Комсомольска-на-Амуре к месту проживания и перспективам реализации своего потенциала на российском Дальнем Востоке. В ходе исследования проводилось анкетирование и неформализованное интервью. В анкетировании принял участие 131 студент одного из вузов г. Хабаровска; неформализованное интервью проводилось с 14 старшеклассниками (10-11 класс) общеобразовательных школ Хабаровска и Комсомольска-на-Амуре. Выборка обусловлена возможностью выяснения у наиболее «сознательной» части молодого населения – студенчества – крупного территориального дальневосточного центра отношения к вопросам социальной идентификации, стигматизации и самостигматиации. Кроме того, старшеклассники двух дальневосточных городов (столицы субъекта Федерации и провинциального города) были выбраны с целью уточнения различий в оценке их собственных перспектив в реализации жизненных планов.

Наибольший интерес для исследования представляют ответы респондентов на следующие вопросы анкеты: «Проживая на Дальнем Востоке, считаете ли Вы, что сможете здесь реализовать себя в полной мере?», «Верно ли утверждение, что Россия богата окраинами?», «Считаете ли Вы возможным получение качественного профессионального образования на Дальнем Востоке?». Кроме того, анкетируемым было предложено описать человека из «глубинки» по таким признакам, как внешний вид, речь, поведение, манера общения и др. Ответы распределились следующим образом:

Таблица 1. Вопрос 35.

Полученные ответы позволяют судить о том, что молодые люди не верят в потенциал Дальневосточного региона, как места, где они могли бы в полной мере осуществить свои замыслы, реализовать свои способности. Подавляющая масса респондентов негативно оценивает перспективы развития российского Дальнего Востока.

Таблица 2. Вопрос 36.

Представленное в вопросе утверждение имеет особое значение для удаленного от центра России Дальневосточного региона, поскольку последний отличается, как уникальными природными богатствами, так и человеческими ресурсами, имеющими опыт жизни и работы в суровых периферийных районах. Полученные ответы свидетельствуют о том, что молодёжь не воспринимает окраины России как некое благо и не видит особой привлекательности в жизни в отдалении от центральной части страны.

Таблица 3. Вопрос 37.

Анализ ответов на данный вопрос позволяет сделать вполне закономерный вывод о том, что основная масса респондентов не видит перспектив самореализации на российском Дальнем Востоке.

Открытая форма вопроса о характеристике «человека из глубинки» позволила выявить некоторые содержательные признаки, сформулированные респондентами. Так, подавляющее число опрошенных, перечисляя признаки, указали на простоту речи, сельский жаргон, нецензурную речь, незамысловатость одежды, отсутствие в одежде стиля, простое поведение. Слово «простой» использовалось наиболее часто для описания как внешнего облика провинциала, так и манеры его поведения, речи. Представляется, что данное слово позволило респондентам, глубоко не задумываясь над отличительными чертами, таким образом стигматизировать «человека из глубинки».

В ходе неформализованных интервью старшеклассникам Хабаровска и Комсомольска-на-Амуре задавались аналогичные вопросы. Основная масса интервьюированных отметили, что с удовольствием уехали бы с Дальнего Востока, однако ссылались на невозможность самостоятельно решать свою судьбу без учета мнения родителей в силу полной материальной зависимости от последних; некоторые утверждали, что в принципе можно получить первое профессиональное образование и в данном регионе, но потом все равно лучше уехать, чтобы продолжить обучение (магистратура, второе высшее образование, повышение квалификации), а затем трудоустроиться в центральной части России или за границей. Только один старшеклассник в интервью отметил, что хотел бы остаться на Дальнем Востоке, планирует учиться и работать в будущем именно здесь. По отношению к «человеку из глубинки» чаще всего применялись такие характеристики как «сельский», «деревенский», «грубый», «агрессивный», «скромный», «бедный», «ругается матом». Примечательно, что школьники из Хабаровска делали упор на характеристике провинциала, связанной с его местом жительства (сельский, деревенский) и его внешнем облике (бедный, простой), комсомольчане же обратили внимание на стиль поведения и на речь. Стигма места жительства в ответах школьников позволила в целом заключить, что они подспудно исключают возможность проживания в провинции, не видят перспектив развития личности и реализации жизненных планов вне крупных территориальных центров.

Заключение

В отличие от других критериев стигматизации (наркозависимость, увечья, психические и иные заболевания, нетрадиционная сексуальная ориентация и пр.) стигма территории проживания не так выраженно способствует желанию скрыть свою стигматизированную идентичность. Осознание возможности преодоления территориальной стигматизации за счет реализации своих жизненных стратегий за пределами данной территории побуждает индивидов к соответствующим активным действиям. Молодежь делает сознательный выбор в поиске лучшего будущего, которое для многих не ассоциируется с Дальневосточным регионом.

Таким образом, можно отметить, что гипотеза о двойственной сущности территориальной стигматизации, которая, с одной стороны негативно влияет на процесс социализации молодёжи на российском Дальнем Востоке, но с другой – может выступать побудительным мотивом для осуществления молодыми людьми активного сознательного выбора своей жизненной стратегии, подтверждается.