Mari and Russian Poetry in Critical Commentaries of A. Tudorovskaya (the Article 'The Poet's Mastery' Published in 1944)

Karpov Igor' Petrovich Doctor of Philology Professor of the Department of the Russian Language, Literature and Journalism at Mari State University 424003, Russia, respublika Respublika Marii El, g. Ioshkar-Ola, ul. Pushkina, 30, aud. 312 kip52@yandex.ru

Исследование выполнено при финансовой поддержке РФФИ в рамках научного проекта № 18-012-00086.

В годы Великой Отечественной войны (1941–1945) в Марийской АССР пребывали и активно работали не только специалисты технических профилей на эвакуированных заводах, но и гуманитарии.

Виктор Фёдорович Иваницкий (1881–1956), выходец из Херсонской губернии, рождённый в семье учителя, получивший образование в Одесской духовной семинарии и Киевской духовной академии, работал в Рес­публиканской научной библиотеке (сейчас – Национальная биб­лиотека им. С. Г. Чавайна), в должности научного сотруд­ника, заведующим справочно-библиографическим отделом. В альманахе «За Родину» (Йошкар-Ола. 1944. № 5) была опубликована его статья, посвящённая баснописцу И. А. Крылову.

Екатерина Иосифовна Цинговатова (1911–2001), работница заводской многотиражки в Москве, редактор Гослитиздата, с начала войны вместе с детьми оказалась в посёлке Цибикнур, где был детский дом для эвакуированных детей. В марийской республике она редактирована сборник «Вперёд за Родину» (1942), написала рецензию на сборник «Марийские писатели» (1941).

Николай Николаевич Фатов (1887–1961), учёный-филолог, профессор, заведовал кафедрой литературы Марийского педагогического института, был автором большого количества работ (книг, в основном – брошюр) о Леониде Андрееве, Демьяне Бедном, Александре Пушкине.

Особое значение в литературной жизни республики имела деятельность Елены Александ­ровны Тудоровской (1904–1986), дочериАлександра Илларионовича Тудоровского (1875–1963), эвакуированного в Йошкар-Олу с Государственным оптическим институтом, научным руководителем которого был знаменитый ученый, академик С. И. Вавилов.

Тудоровская – прежде всего фольклорист, она составила сборник марийских народных сказок (в соавторстве с С. Эманом) ^[5]. Кстати, редактором книги был В. Ф. Иваницкий. В соавторстве с местным фольклористом В. М. Бердниковым выпустила монографию «Поэтика марийских народных песен» ^[1]. В 1955 году в Трудах Научно-исследовательского института языка, литературы и истории была опубликована её большая статья об изучении поэтики народных песен ^[13]. В этом же году в Москве вышло её исследование о волшебной сказке и сказках о животных ^[12], среди авторов книги – известный исследователь русского фольклора В. Я. Пропп, ответственный редактор издания Д. С. Лихачёв.

До настоящего времени остаётся популярным и переиздаётся изложение Тудоровской приключений Одиссея ^[15]. В 1977 году эмигрировав в США, публиковала в русскоязычной периодике статьи о русских писателях. После кончины Тудоровской её дочь Нина Аловерт подготовила к изданию книгу матери «Поэтика лирических стихотворений А. С. Пушкина» ^[14].

Таков жизненный, интеллектуальный и информационный контекст публикуемых Тудоровской произведений в Марийской АССР.

Особого внимания своей теоретической насыщенностью заслуживает статья Тудоровской «Мастерство поэта», в которой представлен обширный обзор вышедших во время войны сборника «Марий­ские писатели» ^[6], четырёх книжек альманаха «За Роди­ну», сбор­ника избранных стихотворений «Вперёд за родину» ^[3], в которых были представлены как марийские, так и русские авторы. С той или степенью полноты Тудоровская оце­нивает стихи марийских поэтов И. Осмина, М. Чойна, Н. Ка­зако­ва, В. Чалая, С. Виш­нев­ского, А. Бика, М. Майна, Шадт Булата, В. Элмара, В. Рожкина, русских поэтов Н. Бирюкова, Ю. Петрова, Дм. Леся.

В начале статьи Тудоровская отмечает, что в раскрытии темы Великой Отечественной войны «поэзия Марийской респуб­лики ни в чём не отстаёт от литературы братских народов», но «на вопросы мастерства ей следует обратить серьёзное внимание» ^[16].

Чтобы понять, почему именно мастерство поэтов привлекло внимание исследовательницы, учтём три обстоятельства.

Первое: личные пристрастия Тудоровской. В фольклоре (рус­ском и марийском) её интересовала именно поэтика – форма, структура. От формы она идёт к содержанию, т. е. к сознанию, воплощённому в тестах.

О такой методологии писал А. А. Блок: «Стиль всякого писа­теля так тесно связан с содержанием его души, что опытный глаз может увидать душу по стилю, путём изучения форм проникнуть до глубины содержания» ^{[2, с. 315]}.

Известный фольклорист В. Я. Пропп критиковал «вульгарно-социологическую» концепцию Тудоровской. И до нашего време­ни доходит эта критика ^[7]. Но сама постановка проблем поэтики была определённым вызовом тому литературоведению, для кото­рого первичным в оценке литературно-художественного произве­дения были содержание, темы, идеи.

Второе обстоятельство: литературно-идеологическая атмос­фера в стране и науке. Не так давно, в середине 1920-х годов, была начата критика «формальной» школы, ОПОЯЗа (общество изучения поэтического языка). Л. Троцкий: формальная школа – «препарированный недоносок идеализма» ^{[11, с. 145]}. В 1930-е годы слово «формализм» превратится в политическое обвинение.

Третье обстоятельство: Тудоровская два раза была арестована (в 1923 и в 1931 году за участие в студенческих протестах), была выслана на 3 года на Урал (в Тобольск). В ссылке вышла замуж, в 1935 году вернулась в Ленинград, а муж в 1937 году был расстрелян.

Дворянка, дочь знаменитого физика, лауреата Сталинских пре­мий, она не примет идеологического диктата и хотя в своих работах отдаст дань «вульгарному социологизму», уедет за границу.

Так что в начале статьи Тудоровская как бы обезопасила себя, сказав, что с темой войны в марийской литературе всё нормально.

Далее Тудоровская ставит важнейшую для многонацио­нальных наших литератур проблему возможности судить об авторе по переводам его произведений.

И утверждает: «Перевод не может значительно изменить содержание образа, развитие поэтической мысли, – а они-то и составляют главную основу мастерства поэта». В этом случае можно рассматривать как марийских писателей (переводные тексты), так и русских. «…Уровень мастерства у русских и марийских поэтов в общем одинаков». Отметим: «содержание образа» и «развитие поэтической мысли». Посмотрим, как она воплощает эти понятия в анализе конкретных произведений.

Предварительный тезис: «Творчество поэтов Марийской республики ещё очень молодо. Нельзя говорить о традициях и определённой школе; можно сказать лишь о тенденциях, о поисках традиции».

Здесь мы можем уточнить автора, потому что два поколения марийских писателей (1880-х и 1900-х годов рождения) были уничтожены в 1937–1938 годах, как и несколько начинающих русских поэтов. Так что Союз советских писателей МАССР в 1939 году создавался заново из совсем недавно проявивших себя в литературе молодых писателей.

Ответственный секретарь союза С. Николаев писал, приводя казусные примеры: «Не совсем благополучно и в отношении качества художественного творчества начинающих поэтов. Чувствуется сухость и бледность образов, отсутствует глубокая мысль и идея. Многие из них спешат, подражают друг другу, поэтому стихи часто не отличаются друг от друга ни формой, ни стилем.

Ан. Бик в 1939 году пишет:

Еду я на дальнюю границу

Родину свою защищать.

Чалай в этом же году повторяет:

На границу, далеко я еду

Родную страну защищать.

Рожкин в 1940 году пишет это же самое:

Я еду на дальнюю границу

Родную страну защищать.

Таких примеров немало. Списывание не поможет продвижению вперед нашей молодой поэзии» ^[8].

Тудоровская особое внимание обращает на марийского поэта И. Осмина (Осмин Йыван, 1915–1997) – как обладающего своим «индивидуальным творческим лицом». Поэту «свойственен ясный лиризм и задушевность интонаций, близость к народной песне, склонность к сравнениям и образам, взятым из обыденной жизни народа».

Тудоровская приводит отрывок из стихотворения, в котором «слышен оригинальный, собственный голос лирического поэта», – «В прощальную ночь» (в переводе Б. Иринина).

…С высоты, с высоты льёт свой свет искрометный

Месяц полным ковшом на ковёр самоцветный…

Вновь вперёд! Под уклон!.. Где виднеется просинь,

Между ровных рядов убегающих сосен, –

Там – Кокшага. И вот, словно тени, легки,

Встали липы, дубы по откосам реки.

И, косясь с крутизны на её берега,

Лось стоит, приподняв золотые рога. ^[10]

Насколько перевод порой обезличивает автора, мы можем понять, сравнивая переводы этого стихотворения Б. Иринина и А. Казакова.

В переводе последнего стихотворение потеряло темп, энергичность, превратилось в повествовательный рассказ ^{[9, с. 21-22]}.

Тудоровская, при всей высокой оценке лирики Осмина, отмечает: «Гораздо меньше удаются поэту стихотворения на не­лирические темы». Так Тудоровская косвенным образом указы­вает на неудачные стихи политического содержания.

Главный недостаток и Осмина, и других поэтов – «частое отсутствие развития темы, отрывочность мыслей», неверное «развитие поэтической мысли». Тудоровская подробно обосно­вывает эти понятия.

Жизнь полна недоумений и конфликтов, «увидеть мир пра­вильно, почувствовать (а не только понять!) истину за кажущейся пестротой явлений – это и даёт поэзия». «…Жизнь – предмет поэзии. Но тогда тема стихотворения должна выражать какое-то противоречие жизни, которое поэт стремится разрешить. Проти­воречие – развитие – разрешение, – таков обычный путь каждой темы, каждой поэтической мысли».

Если мы зададим себе вопрос, из какого мышления могли родиться такие мысли, то нам станет ясно: из мышления, которое обогащено знаниями и законов логики, и законов риторики, и законов художественного творчества.

Тудоровская тактично показывает на примере стихотворения «Вперёд» поэта Мирона Чойна, что высказанная им мысль в первой строфе повторяется в последующих.

В стихотворении «Колья» русского поэты Н. Бирюкова «есть все необходимые элементы развитой поэтической мысли, но они так перепутаны, что мысль теряет всякую ясность».

В качестве примера «правильно выполненного развития темы» Тудоровская приводит стихотворение Ю. Петрова «Метель».

«В нём противоставлены (так в тексте. – И. К.) две темы: фронтовая ночь, полная воя метели и грохота орудий, – и тихое жильё в котором

Стекла тоненько

Перезванивают.

С виду сумрачен,

Неказист,

Прикурнул

К русской печке раненый,

Обгоревший в боях танкист.

Встаёт вопрос, который и надо разрешить: как можно оставаться спокойным на тихом островке посреди военной бури?

В дальнейшем разъяснятся: раненый танкист и не может оставаться спокойным. Все мысли его там, на войне, с товарищами, идущими вперёд:

И дымит он,

Дымит цыгаркою,

И всё слышит:

Сквозь морок, муть

Миномёты,

И воя и каркая,

Пробивают

На Запад путь.

Образ метели, безостановочно рыскающей за дверьми, сливается с образом военной бури, увлекающей всё живое в своём неудержимом движении».

После разъяснения того, что такое «правильное строение поэтической мысли», Тудоровская приходит к главной проблеме: в чём отличие публицистики от поэзии, декларации от лирического стихотворения?

Рассуждения Тудоровской на эту тему соответствуют началь­ным главам учебного предмета «Введения в литературоведение», который изучают сегодня на первом курсе студенты филоло­ги­ческих факультетов: публицистика – логические доказательства, прямое точное выражение идеи; в поэзии – образ, идея скрыта в образе. Но в то время, вероятно, и такие истины нуждались в повторении.

Тудоровская приводит многочисленные примеры «отвле­чённых понятий», «общих определений», «штампов», «ни одной живой черты», «выдуманная абстракция», «декларативные речи», «штампованные слова и образы», «берётся плакатный лозунг и втискивается в форму лирического стихотворения», «примитив­ный, броский агитационный лозунг»…

Поднимая важную проблему содержания и формы, Тудоровская пишет, что «для каждой темы надо отыскать свою наилучшую форму, которая поддерживала бы тему, придавала ей яркость и силу», советует авторам, использующим «плакатные лозунги», обратиться к жанру агитки. Показывает своеобразие и важность этого жанра – работа В. Маяковского в «Окне Роста», «лирическая агитка» Анны Ахматовой «И та, что сегодня прощается с милым…». Кстати, называет Ахматову принадлежащей к «крупнейшим мастерам поэзии XX века».

«Это происходит вовсе не из отсутствия таланта, а исклю­чительно по непониманию своих задач», – заключала Тудо­ровская, тактично обходя одну важную проблему: образное мыш­ление неразрывно связано с природной поэтической одарён­ностью, с талантом, которым человек, пишущий стихи, или наделён свыше, или не наделён. И в большинстве случаев поэзия, тем более провинциальная, – это переведение обыденных сужде­ний, безобразного мировосприятия в стихотворные размеры, рифмы, строфы. И стихотворцу невозможно это объяснить, а поэту – и объяснять не надо. Поэтому стихотворцев всегда много, а поэтов – всегда мало, единицы.

«Чем ярче индивидуальность каждого образа, тем большее впечатление он производит» – такие правильные высказывания критика предполагают следующую мысль – об индивидуальности самого поэта.

Сравнивая поэзию марийских авторов довоенного (сборник «Марийские писатели», 1941) и периода войны, Тудоровская отмечает «углубление поэтической мысли». Но указывает на возможные пути преодоления однообразия и декларативности: «Вместо того, чтобы без конца повторять “Люблю страну мою родную” и перечислять, что любит автор, лучше бы показать, как реальный данный человек в своих поступках и чувствах действительно руководится любовью к родине».

«…Война должна принести зрелость поэтам», зрелость «придёт только к тем, кто будет ждать и добиваться её, – будет думать и учиться, учиться мысли художника, мастерству поэта, кто полюбит поэзию больше, чем собственные стихи…». Так Тудоровская указывала пути развития поэзии в Марий Эл, ссылаясь на поэму «Во весь голос» В. Маяковского, в которой «подчинение своей личной заинтересованности интересам поэзии, интересам идеи – и есть поэтическая зрелость».

«Марийские поэты и должны стремиться к этой плодотворной зрелости. Тогда лучшие стороны их поэзии – их патриотизм, любовь к родному краю, особенный задушевный характер их лирики, связанной с марийской народной поэзией, их тонкое чувство родной природы, умение увидеть конкретные детали явлений, наконец, их тяга к светлому утверждению жизни, – всё это достигнет своего полного расцвета, создаст марийскую школу поэтов во всём её национальном своеобразии».

В конце статьи Тудоровская говорит только о марийской поэзии. Насколько воплотились в жизнь её пожелания и её видение перспектив марийской поэзии, – это могут подтвердить или опровергнуть специалисты в области марийской поэзии. Но эти её высказывания настолько важны, что должны быть разоб­раны буквально по каждому слову, чтобы понять, будут ли соз­даны марийская школа поэтов и русская школа поэтов Марий Эл.

Нас в данном случае интересуют не конкретные разборы Тудоровской, а уроки её критики. И если мы посмотрим на развитие критической мысли в Марий Эл в последующие годы, если прочитаем размышления поэтов об особенностях своего труда, например, запечатленные в письмах Нины Жибрик (1933–2012), к молодому поэту Николаю Михееву (1959–2002) ^[4], а это уже 1980-е годы, то поймём, что мысли Тудоровской и сегодня актуальны, ведь и критики, и сами поэты говорили и говорят об одном и том же – о цельности стихотворения, о цельности автор­ского мировосприятия, о специфике литературно-художест­вен­ного произведения как поэтической реальности.

Статья Тудоровской – один из первых опытов интеллек­туаль­ной критики: осмысленные теоретические установки сопряжены с тонким интуитивным проникновением в анализируемый текст. И что очень важно – опять же для нас: Тудоровская не была ангажирована местными обстоятельствами – зависимостью от людей, о которых она писала. Это взгляд не просто со стороны, но из мира высокой культуры.