Earth and Heaven in Prayer and Liturgical Structure of the Hymn on Paradise by St. Ephrem the Syrian

Vorob'eva Svetlana Nikolaevna PhD in Philology associate professor of the Department of the Russian Language at Tver State Technical University 170041, Russia, Tverskaya oblast', g. Tver', bul. Shmidta, 40 vorobeva-66@mail.ru Other publications by this author

Прп. Ефрем Сирин – известный выдающийся толкователь Библии и церковный гимнограф, молитвенник и аскет IV столетия, чье литературное творчество оставило заметный след как в византийской, так и в западноевропейской христианских традициях. Его произведения, написанные на сирийском языке сразу же переводились на греческий, поэтому были знакомы и свт. Афанасию Александрийскому, и великим Каппадокийцам, и многим другим греческим отцам, через богословские труды которых древнерусские христианские мыслители получили евангельские истины.

Особое место в его литературном наследии занимают гимны (мадраше). С сирийского языка мадраше переводится как рассуждать, беседовать, а с еврейского — толкование, учение. К этому жанру относятся такие его большие циклы, как «О вере» (87 гимнов), «О Нисибине» (77 гимнов), «Против ересей» (56 гимнов), «О девстве» (52 гимна), «О Церкви» (52 гимна), «На Рождество Христово» (28 гимнов), «О неоскудевающем хлебе» (21 гимн), «О Распятии» (9 гимнов), «О Воскресении» (5 гимнов), «О рае» (15 гимнов), «О посте» (10 гимнов). Все они представляют собой не просто ритмически организованную речь, а слово, обращенное непосредственно к Богу и к слушателям. Конечной целью такого общения должно стать спасение, духовное преображение слушающего и обретение им Царствия Небесного, которые изначально являлись основной литургической задачей, стоящей перед христианским мыслителем, реализующим ее в созданной им жанровой системе словесности. Преп. Ефрем Сирин в своих гимнах показывает осмысление событий с точки зрения Замысла Божьего о совершенном мире и стремится выразить реальность, не поддающуюся логическому осмыслению и словесному описанию, используя различные изобразительно-выразительные средства, отчего его произведения приобретают определенную поэтическую образность.

В данной статье мы обратимся к его произведению «О рае», которое хотя и обращало на себя богословское внимание (гимн упоминается в обзорах, посвященных философско-религиозной деятельности мыслителя, содержащихся в учебниках по патрологии), но не удостаивалось быть объектом специального научного исследования. Нам оно интересно тем, что является свидетельством того, как формировалось догматическое сознание, приобретались богословские знания и устанавливались вероучительные истины в период первых христианских гонений, закреплялись христианские представления о жизни верующих. А также тем, что в нем в поэтической форме представляется не только христианская картина мира, известный писатель-молитвенник через данное ему откровение знакомит человечество с божественным миропорядком и открывает ему тайну спасения, к тому же интересно оно и своей молитвенно-литургической структурой, анализу которой и будет посвящена статья.

В самом начале произведения акцентируется внимание читателя на том, что непосредственное общение между Творцом и человеком осуществляется через Священное Писание, изучение которого дает возможность приоткрыть завесу тайны земного и небесного миров, в тонком духовном видении слегка коснуться скрытой от людей истины Божественного мироздания, гармоничного и правильного по своей сути. Безусловность абсолютного творчества выражается в том, и это для преп. Ефрема Сирина является важным, что вся видимая гармония бытия создается одним Словом по идеальному плану, все очерчивается и определяется через Логос. Слово придает смыслы всем вещам, любому сущему в том, что оно «есть». Внутреннее, сокрытое Слово, проявляясь в отношении к миру, управляет и содержит бытие во всех видимых и невидимых проявлениях, каждую вещь в отдельности и все в совокупности, но при этом содержит, не нарушая заданной свободы бытия. «Уста читали открытое в повествовании, а дух, воспаряя трепетно, возносился в исследование славы рая, однако же не с мыслью – постигнуть, что такое рай сам в себе, а желая изведать его, сколько дозволено сие человеку» ^[9].

Духовное умосозерцание автора по восприятию бесплотного ноуменального мира, образа сближается и включается в явленное во плоти бытие - Церковь. Для христианского сознания Церковь есть образ рая, а сотворенный мир – храм Божий, все представляют собой сакральное пространство, где человек наиболее полно ощущает «реальный богочеловеческий символизм», понимает знаки небесного мира, инобытия и ощущает себя сопричастным запредельному миру и молитвенно устремляется к небесам, в ожидании обновленного мира.

При этом небесный мир не противопоставляется земному, между ними существует невидимая молитвенно-литургическая связь, они дополняют, а не исключают друг друга, взаимопроникают друг в друга, имеют общую структура, о чем свидетельствуют неоднократные указания, которые мы находим в тексте. Так, например, В Божественном откровении автор обращает внимание на трёхчастное деление, три высоты горнего мира. По отношению к Эдему Земля — как бы притвор мирового храма. Центральная часть храма-мира – сам сад Эдем — служит трапезной, за которой – Святая святых: алтарь, чертог Божий. Низ рая – для покаявшихся грешников. В середине рая, центральной его части, живут праведники. Высота рая отдана святым. Такую же планировку имеет и земной храм: притвор, изображающий землю, служил для молитвы оглашенным, т.е. людям, готовящимся к принятию Крещения, средняя часть – видимое небо, предназначена для молящихся и алтарь – Небеса небес. Главное богослужение суточного круга – Божественная Литургия – также состоит из трех частей: Проскомидии, Литургии оглашенных и Литургии верных. С точки зрения святых отцов, во всем изображается троичность Божества, везде Господь проявляет Себя как Троицу Единосущную ^{[10, 28]}.

Сравнивая рай с прекрасным вселенским венцом, автор изображает его как сад с дивными и благоухающими растениям, блистательными и светлыми чертогами, где все ублажает взор праведников, умиляет своим благоуханием, услаждает их слух ангельскими славословиями. Горний, ангельский мир, представляющийся в земном храме средней частью, в философско-мистической традиции – трансцендентное пространство разумных духовных сил, способных мыслить и познавать, символизирует шар, сферу, потому что их бытие определяется круговым концентрическим движением вокруг себя, трансцендентным и интеллигибельным, не имеющим начала и конца и свидетельствующем о полноте их сущности. Небесные Силы не ограничены пространственными рамками и, находясь во всех точках пространственной бесконечности, переносят абсолютные идеи в вещественный мир, отчего объективированная и явленная вещественная субстанция через «ноуменальный» континуум приобщается к смыслу, который осуществляется абсолютными энергиями. Мир бесплотных сил окружает первоцентр бытия – Логос (Бог Слово) концентрическими сферами, которые расположены в соответствии с онтологической иерархией самих ноуменальных сущностей.

Подкупольное пространство земного храма поэтому соответствует обтекаемости, сферичности пространства вселенной, небесному своду, в центре которого изображается Христос Вседержитель, под Ним по нижним краям сферы купола – серафимы, херувимы, далее архангелы, образы евангелистов. Затем следуют изображения апостолов, святителей, преподобных и мучеников, что свидетельствует не только об их постоянном присутствии в нашей жизни, но и о той связи, которая существует между духовным и материальным миром. Среди живущих людей есть и будут святые, праведники, исповедники православной веры, достойные небесных обителей, как, например, автор произведения, который собственным примером продемонстрировал возможность такого общения.

Несмотря на то что универсум субстанциально разнороден, состоит из феноменального (природного) и ноуменального (духовного) континуумов, субстанциально различных бытийственных уровней, между ними нет, как было сказано ранее, изначального онтологического противостояния. Связь и общение Небесной и земной Церквей осуществляется, но, как отмечает автор, в рамках существующей границы, которой, например, в раю являлось древо познания, в земном храме – иконостас, представляющий собой преграду, сплошную стену, составленную из икон, отделяющих алтарь от средней части храма. Это означает не только то, что человек не всегда может общаться с Богом прямо и непосредственно, а через избранных и прославленных, но и то, что духовная и телесная нечистота не дает ему возможности приобщиться рая, увидеть и войти в Святая Святых.

Размышляя над этим, прп. Ефрем Сирин обращается к трагическому событию в истории человечества – грехопадению Адама. Так, с точки зрения автора, изгнание первого человека стало возможным только потому, что он нарушил данную ему заповедь о невкушении плода. Два дерева – древо познания и древо жизни (одна из ипостасей Божьих) – образовывали своими стволами и кронами Царские врата и завесу-катапетасму, чтобы отделялось высшее и низшее, святое и Святая Святых. «Поскольку Адаму не был дозволен вход во внутренний храм, то храм сей был охраняем, чтобы довольствовался Адам служением во внешнем храме, и как служит священник, принося кадило, так служил бы и он, соблюдая заповедь. Заповедь для Адама была кадилом, чтобы ею вошел и пред лице Сокровенного, в сокровенный храм.< ….>Адам в нечистоте своей хотел войти во Святая Святых, которое любит только подобных ему, а поскольку отваживался войти во внутреннее святилище, то не оставлен и во внешнем» ^{[9, 24-25]}.

Для православного человека приобщение рая возможно только через Христа, так как Он олицетворяется верующими как Древо познания и жизни, Солнце рая: светоносные листья – Его учение, в котором отпечатаны духовные красоты вечной жизни. В этой связи не случайным оказывается то, что в центральной части храма мы видим аналой, на который во время богослужения кладется Евангелие – символ Христа, проповедь которого слышат верующие при каждом богослужении. В полной мере «присутствие Самого Живого Бога в нашей человеческой жизни и обстановке и превращение этой земной обстановки в явление небесных вещей, когда каждое действие, совершенное на земле, имеет небесный смысл, когда каждый предмет, который мы употребляем на земле, обозначает нечто небесное» ощущается во время Божественной Литургии при чтении Священного Писания, являющего одним из способов Богообщения, через которое открываются истины вечной жизни ^[7]. Считается, что во время чтения апостольских Посланий и Евангелия Бог напрямую общается с верующими, и ангелы невидимо возжигают бесчисленное множество свечей. Потоки благ, как пишет Ефрем Сирин, изливаются от благодати Его и созерцание Славы есть источник блаженства как для праведников, так и ангелов.

О постоянном, непрерывающемся ангельском славословии пишет автор произведения, который в своем духовном видении наслаждался их сладостным пением. Кстати сказать, во время богослужения священнослужитель и верующие не раз уподобляются Небесным Силам. Так, во время призывания Святого Духа звучит гимн ангелов, в восторге восклицающих, пораженных и изумленных чудом воплощения Сына Божия: «Слава в вышних Богу и на земли мир, в человецех благоволение». Во второй части – Литургии оглашенных – после малого входа и пения тропарей и кондаков празднику воспевается «Трисвятое» – песнь ангельских сил пред Престолом Божиим, прославляющих Св. Троицу. И в третьей части богослужения звучит «Серафимская песнь» – песнь серафимов, ближе всего предстоящих престолу Вседержителя и воспевающих: «Свят, Свят, Свят Господь Саваоф, исполнь небо и земля славы Твоея», которую и слышал преподобный Ефрем Сирин в своем духовном видении.

Все это является невольным свидетельством того, что наше временное пребывание расширяется до безмерных пределов. Как справедливо заметил прот. Антоний Сурожский, что «всякая церковная молитва, будь то частная, будь то коллективная или всецерковная, уже за пределом нашего исторического становления. Эта молитва уже принадлежит вечности, хотя она происходит в этом мире, точно так же как земная жизнь Церкви есть уже жизнь будущего века в пределах нашего времени. Это небо на земле, пока земля еще не прошла. Это еще не будущий век, когда будет новая земля и новое небо (Откр. 21:1–2), но это уже соединение вечного и временного» ^[7].

Говоря об особом соотношении земного и вечного, Ефрем Сирин обращает наше внимание и на то, что вечная жизнь и вечное блаженство возможно только со Христом в непрекращающемся общении: в раю ангелы и праведники находятся в непосредственной близости от Абсолютной Сверхсущности, имеют счастье быть с Ним в постоянном непосредственном общении, а в земной жизни это становится возможным только через Евхаристию, которая обозначает «благодарение» и греческое выражение кинония, то есть общение, общение со Христом, во Христе с Духом Святым, действием Святого Духа. Верующим предлагается пища (Тело и Кровь Христа), которая делает их не только небожителями.

Через Причастие происходит такое соединение, со-общение со Христом, которое по-благодатному, по-небесному соединяет верующих в единосущную семью со всем тем, что сотворено и что в Боге имеет свое бытие. Таким образом человек, являясь идеальным сочетанием духовной и телесной сущности, замыкает когда-то разорванную грехопадением связь между нетварными и тварными началами, выступает связующим онтологическим мостом между умопостигаемым и чувственным бытийственными уровнями и объединяет в себе нетварное естество с созданным бытием и через себя соединяет все с Абсолютным Логосом, на что и обращает наше внимание преп. Ефрем Сирин. «В евхаристии человек душой и телом соединятся с Богом, в молитве он умом и сердцем восходит к Богу, в опыте боговидения внутренними очами созерцает Божество» ^{[8, 200]}.

Такие отношения человека к Богу, в основе которых лежит любовь к Создателю, возвращаются на уровень всецелого и радостного послушания, и божественная благодать, заложенная в природе человека актом его сотворения, сообщает ему способность к дальнейшему усвоению обоживающей энергии. О духовном совершенстве, дающем вечное блаженство, о счастье в Царстве Небесном просит преп. Ефрем Сирин в каждой новой молитве, начинающей или завершающей песнь и являющейся рефреном, который проходит через весь гимн: «Даруй, Господи, возлюбленным моим, чтобы и мне, и им обрести там хотя последние останки благодати Твоей. Созерцание Возлюбленного Твоего есть источник блаженства. Кто сподобился насладиться им, тот презирает всякую снедь, потому что выну (всегда) созерцающий Тебя утучняется лепотой Твоей. Хвала Твоему великолепию!» ^{[9, 77]}