Animalistic Phraseological Units of the Russian, Buryat and Chinese Languages in Terms of Culture

Dashieva Soelma PhD in Philology Lecturer at Buryat State University 670000, Russia, respublika Buryatiya, g. Ulan-Ude, ul. Smolina, 24 a soelma_d@mail.ru Other publications by this author

Современные лингвистические исследования свидетельствуют о многогранной связи между человеком, языком и культурой. Особенно ярко эта антропоцентрическая триада представлена во фразеологическом фонде языка, который является хранилищем народной мудрости, где, по мнению В. А. Масловой, отражен в своей семантике длительный процесс развития культуры народа, зафиксированы и передаются от поколения к поколению культурные установки и стереотипы, эталоны и архетипы ^{[7, с. 81]}.

Уникальность картины мира отдельно взятого этноса транслируется через призму многих факторов, в число которых входят исторические традиции, образ жизни, духовные ценности и идеалы. Особенно важную роль играет природа, среда обитания, окружающий мир, неотъемлемой частью которого являются животные и животный мир – реальный и мифический, тесно и многообразно связанный с различными сторонами человеческой жизни.

Животные всегда играли важную роль в жизни человека, о чем свидетельствуют многочисленные фразеологизмы и паремии, образованные путем метафоризации поведения, привычек и качеств животного, но «зооморфизмы разных языков, ориентированные на одно и то же реально существующее животное, могут представлять его … эталоном разных качеств и свойств. Содержание зооморфизмов в каждом данном языке может отличаться от содержания аналогичных зооморфизмов в любом другом языке» ^{[5, с. 40]}. Зооморфимы не раз подвергались всестороннему анализу российских и зарубежных ученых – Е. А. Гутман, Ф. А. Литвин, М. И. Черемисина, В. М. Мокиенко, О. А. Рыжкина, А. В. Кунин, Н. П. Дондокова, Ц. Ц. Огдонова, Чулуунхишиг Кукээ, Чжао Чжицян, Хао Хуэйминь и др. Однако анималистические фразеологизмы русского, бурятского и китайского языков не становились объектом изучения в лингвокультурологическом аспекте.

Сопоставительное исследование анималистических фразеологизмов русского, бурятского и китайского языков, предпринятое в рамках данной статьи, ставит своей целью выявление универсальных и уникальных национально-культурных особенностей русской, бурятской и китайской языковых картин мира. Надо отметить, что принадлежность бурят к монголоязычным народам дает нам основание рассматривать и монгольские фразеологизмы.

Актуальность сопоставительного исследования фразеологических единиц русского, бурятского и китайского языков обусловлена активным смешением, тесным взаимовлиянием вышеуказанных народов, языков и культур на территории многонациональной Республики Бурятия, где «…межкультурная коммуникация происходит ежеминутно и человечество понимает, что выживание, продолжение и развитие цивилизации во многом зависит именно от эффективной межкультурной коммуникации. Как никогда встала проблема воспитания терпимости к чужим культурам, пробуждения интереса и уважения к ним, преодоления в себе чувства раздражения от избыточности, недостаточности или просто непохожести других культур» ^{[11, с. 9]}.

Безусловно, толерантное межкультурное общение зависит от достаточной осведомленности о культурных и национальных особенностях коммуникантов. Несмотря на универсальную способность зоонимов к метафоризации, каждая культура трактует их по-разному по причине «сформированной стереотипами лингвокультурного сознания совокупности знаков и механизмов» ^{[1, с. 61–62]}. Например, лошадь характеризуется преимущественно положительно во всех рассматриваемых языках, так, в русской картине мира лошадь является символом трудолюбия, выносливости и работоспособности: рабочая (ломовая) лошадь; работать как лошадь; кормна лошадь, так и добра, богат мужик, так и умен. О сильном человеке говорят лошадиная сила; о победителе – быть на коне. Представление о физическом и поведенческом идеале русской женщины отражено в строках из поэмы Н. Некрасова «Русские женщины», ставшие уже поговоркой: «Коня на скаку остановит, в горящую избу войдет». Женщинам, вынужденным выполнять тяжелую физическую работу, часто приписывают твердость характера, решительность, выносливость, которые являются типично маскулинными характеристиками: я и баба, я и бык, я и лошадь, и мужик. Данные фразеологизмы объективируют концептуальные признаки решительности, энергичности, смелости и храбрости.

Встречаются фразеологизмы и с отрицательной коннотацией, например, глуп как сивый мерин; врет как сивый мерин; бред сивой кобылы.

Для бурят и монголов лошадь символизирует не только трудолюбие, но и удачу, успех и везение. Конь – символ мужественности, гордости: монг.: морь нохой шиг зутгэх (букв. «усердствовать как лошадь и собака»); морины нуруун дээрээс буух завгуй (букв. «нет времени слезть с коня»); об удачливом человеке говорят морь сайтай (букв. «с хорошей лошадью»), о неудачливом человеке морь муутай (букв. «с плохой лошадью»); бур.: хγлэг туруугаараа илгардаг, хγн эрдэмээрээ илгардаг (букв. «скакуна прославляют копыта, человека возвышают знания»).

Универсальное отрицательное отношение к мужскому одиночеству представлено в следующих пословицах: мужчина без жены, что конь без всадника; монг.: эмээгийн эр өдрийн гулгачин, эхнэргүй хүн шонийн гуйлгачин (букв. «мужчина без седла днем – попрошайка, а без жены ночью попрошайка»).

В китайской картине мира фразеологизмы с компонентом лошадь отражают военную тематику: 人强马壮 (букв. «солдаты сильные, кони крепкие») – мощная сильная армия; 戎马倥偬 «напряженные военные действия»; 招兵买马 (букв. «призывать воинов и закупать лошадей») – заниматься военными приготовлениями. Приведенные примеры свидетельствуют о важной роли лошади, без которой не мыслимы военные действия. Еще несколько фразеологизмов, положительно коннотированные и имеющие эквиваленты в русском языке: 马看牙板，人看言行 (букв. «лошадь выбирают по зубам, а человека по поступкам») – красна птица пером, а человек умом; не ищи красоты, а ищи доброты; не хвали жену телом, а хвали делом. 老马识途 (букв. «старая лошадь знает дорогу») – опытный человек, который знает как себя вести в затруднительной ситуации и найти из нее выход – старый конь борозды не испортит.

Образ высокорослого, сильного, могучего человека часто ассоциируется с такими животными как лошадь и бык; 人高马大 (букв. «высокий человек, большая лошадь»); 牛高马大 (букв. «высокий бык и большая лошадь»). Путем переноса свойств животных подчеркиваются физические данные мужчин. Например, бур.: үхэр хара баатар (букв. «могучий (как бык), черный (крепкий) батор»); адуунhаа хγлэг тодорхо, хγбγγдhээ баатар тодорхо (букв. «скакун выделяется из табуна, богатырь выделяется среди парней»); булындли хүзүүтэй, бухындли бойногтой (букв. «плечи как два бугра, шея как у быка»); арслан бар (букв. «лев с тигром») – величественность, сила; һайн эрэ юһэн толгойтой, һайн буха юһэн зохорготой (букв. «настоящий мужчина должен иметь девять голов, а хороший бык мычать как девять быков»); эрэ хүн эрдэмээ нюуха, эреэн гүрөөһэн һаараа нюуха (букв. «мужчина скрывает свои знания, тигр прячет свои когти»); русск.: здоров как вол; здоров как бык; кит.:虎背熊腰 (букв. «спина тигра, поясница медведя») – богатырь, дюжий молодец.

Как видно из примеров, такие положительные качества как сила, смелость, ум, трудолюбие реализованы через образы животных – лошадь, тигр, лев, бык.

Зооморфные коды присутствуют не только в репрезентации положительных сторон, но и отрицательных. Негативно коннотированными животными являются свинья, лиса. Неоднозначно репрезентированы заяц и собака. Так, заяц и мышь являются универсальными показателями трусости: русск.: заячья душа, труслив как заяц; дрожать как заяц; монг.: туулай зүрх гаргах (букв. «показать заячье сердце») в значении трусливый; кит.: 胆小如鼠 (букв. «труслив как мышь»). Но, китайская картина мира интерпретирует зайца несколько иначе: 兔脱 (букв. «выбраться моментально как заяц»); 动如脱兔，兔起鹘 (букв. «двигаться как заяц, подняться как сокол»); 狡兔三窟 (букв. «у хитрого зайца три пещеры»). Данные фразеологизмы имеют значение ловкости, продуманности, стремительности.

Независимо от национальной и культурной принадлежности, свинья вербализована только отрицательно, являясь признаком нечистоплотности, невежества, глупости: русск.: грязный как свинья; метать бисер перед свиньями; мужик глуп как свинья, а хитер как черт; кит.: 泥猪疥狗 (букв. «грязный как свинья и собака»); 封豕长蛇 (букв. «крупный кабан, длинный удав») в значении ненасытная утроба, жадный хищник; о коварном человеке – 猪卑狗险 (букв. «подлый как свинья, опасный как собака»). Не стала исключнием и бурятская лингвокультура: бур.: гахай тэнэг (букв. «глупый как свинья») в значении круглый дурак, совершенный идиот; гахай нюдэтэй (букв. «с узкими глазами как у свиньи»); гахайшалан хэбтэхэ (букв. «валяться как свинья»).

Интересно отметить совпадение китайских и русских образов в описании хитрого человека, в частности сравнение с хитрой лисой. В китайском фразеологизме 狐假虎威 (букв. «лиса пользуется могуществом тигра») или «лис тем и грозен, что царь зверей с ним» повествуется о хитрой лисе, которая обманула тигра и воспользовалась его же могуществом. В основе выделения лингвокультуремы со значением хитрости лежит образ животного, за которым в народе закреплено представление о его хитрых повадках, как например, в русском и китайском языках, хитрая лиса. Это объясняется тем, что человек c древности верил в то, что между людьми и животными существует родство, и животное было для людей «мерилом многих человеческих качеств – как физических, так и нравственных» ^{[8, с. 92]}.

Но, несмотря на универсальность анималистических кодов культуры, метафоры через которые они реализуются национально определены. Здесь подтверждается мнение видного ученого В. Н. Телия о том, что «фразеологизмы возникают на основе образного представления о действительности, отображающего по преимуществу обиходно-эмпирический, исторический и духовный опыт языкового коллектива, связанный с его культурными традициями» ^{[10, с. 214]}. Это подтверждается в вербализации образа собаки: оготны нүхэр багтах (букв. «пролезть сквозь мышиную норку»); нохой хүн (букв. «человек-собака»); нохос, нохосууд «негодяй, презренный человек»; хара нохой (букв. «черная собака») «паршивая собака». По-видимому, столь негативная оценка собаки у монгольских народов объясняется тем, что монголы никогда не держали собак дома и им не знакомы чувства любви и привязанности к ней, как у русских. В русской и китайской культуре собака – это, прежде всего верность, преданность: собачья верность (преданность); при верном псе сторож спит; 狗的可靠 (букв. «собачья верность»). Немало фразеологизмов и с негативной коннотацией: злой как собака, собачья душа, собака на сене; 狗眼看人 (букв. «смотреть на людей собачьими глазами») – определять свое отношение к людям в зависимости от их могущества и богатства; 狼心狗肺 (букв. «волчье сердце, собачьи легкие») – черная неблагодарность. Нередко в китайской культуре собака предстает как мифическое животное, являясь одновременно символом преданности и объектом презрения.

Присутствие мифических животных очень характерно для китайской культуры и они нашли свое отражение в картине мира. Излюбленным персонажем, который занимает ни с чем не сравнимое высокое место является дракон. Китайцы считают себя потомками дракона, это чрезвычайно важный символ императорской власти, благородного происхождения, могущества, мудрости и богатства. Помимо этого, дракон олицетворяет все лучшие качества, которые могут быть в человеке: храбрость, мужество, силу, смекалку. О талантливом, выдающемся человеке говорят, что он подобен дракону: 云起龙骧 (букв. «облака поднялись, дракон взмыл ввысь») – выдающийся человек; 放龙入海 (букв. «пустить дракона в море») – дать возможность раскрыть свои дарования. Высокий соцальный статус мужчины в китайском обществе играл немаловажную роль: 白龙鱼服 (букв. «белый дракон в белой чешуе») – про власть имущих, государственных деятелей.

Еще одним значимым персонажем является цилинь – это единорог, если искать аналогию в западной культуре. Это мифическое животное считалось предвестником счастья. Увидеть цилиня было большой редкостью, он появлялся один раз в несколько сотен лет, и по преданию это возвещало о скором рождении мудреца. Что и случилось, когда цилинь, явившись в мир людей, предсказал рождение Конфуция. Существовавший в народе культ цилиня был связан именно с надеждами на рождение детей, мальчиков, которые в будущем непременно должны были стать мудрыми и добродетельными людьми ^{[4, с. 319]}: 凤毛麟角 (букв. «перья феникса, рог цилиня») – редкостный талант; уникум; 天上石麟 (букв. «лесной каменный цилинь») – лестный отзыв или похвала.

Нельзя обойти вниманием феникса – символ гуманности и милосердия, часто упоминающийся вместе с драконом: 龙驹风雏 (букв. «детеныш дракона, птенец феникса») – молодое дарование; 龙跃凤鸣 (букв. «прыжок дракона, крик феникса») – выдающиеся способности, яркий талант.

Как выяснилось, тигр, наряду с драконом, является наиболее частотным зоонимом в устойчивых выражениях китайского языка. Для китайцев тигр – царь зверей, его называют «почтенный тигр». В представлении китайцев тигр настолько силен, что ему отводится место рядом с драконом: 龙争虎斗 (букв. «борьба дракона и тигра») – ожесточенная схватка двух равных противников; 龙行虎步 (букв. «идти словно дракон, шагать словно тигр») – о солидной, степенной походке ^{[12, с. 17]}.

Зоокомпонент тигр встречается в поэтичных китайских выражениях, характеризующих мужскую красоту: 燕颔虎颈 (букв. «зоб ласточки, шея тигра») – величественный внешний вид, а ласточка символизирует прекрасный голос – 燕语莺声 (букв. «звук ласточки и иволги»).

Не менее поэтично образы птиц представлены в русской и бурятской фразеологии: очи сокольи; идет, как лебедушка плывет; плывет словно пава; грудь лебедина, походка павлина; бур.: хун шубуун. В бурятской культуре хун сагаан или хун шубуун – прекрасная птица-лебедь, которая являетсяпрародительницей одиннадцати хоринских родов. Хун шубуун имеет небесное происхождение, подтверждая тем самым прямой отголосок мифологии.

Проведенный сопоставительный анализ фразеологизмов русского, бурятского и китайского языков показал, что анималистическая лексика является ярчайшим транслятором этнолингвокультурной информации, обладает огромным страноведческим потенциалом, высокой культурной ценностью на межъязыковом и межкультурном уровнях. Одной из главных особенностей анималистической фразеологии является антропоцентричность, когда человек становится объектом переноса повадок, привычек и некоторых свойств животного.

Оценочная коннотация в целом совпадает в рассматриваемых лингвокультурах. Универсальным символом нечистоплотности, тупости, невежества является свинья, зооним лошадь демонстрирует выносливость, трудолюбие, удачу. Значительное количество положительно коннотированных фразеологизмов с компонентом лошадь в бурятском языке объясняется принадлежностью бурят к кочевым народам, где особое место в жизни степняка-кочевника занимает лошадь – гордость, постоянный спутник и друг. Эта национальная особенность ярко и напрямую отразилась в языковой культуре монголов и бурят.

Уникальность представляют собой мифические животные и птицы в бурятской и китайской лингвокультурах – хун шубуун, дракон, феникс, цилинь. К числу мифических тотемных животных относится и тигр, который является царем зверей и хозяином леса в восточной культуре. Фразеологизмы, содержащие данные мифонимы вербализуют интеллектуальные способности, характер, нравственный и эмоциональный мир человека.

Русские фразеологизмы с зоокомпонентом акцентируют внимание на внешних и физических качествах, например, лошадиная сила, здоров как бык; очи сокольи. Ядром зооморфного кода чаще всего выступают домашние животные – лошадь, собака, бык, свинья. Здесь отчетливо демонстрируется оседлый сельский уклад жизни, характерный для русского быта.

Представленные выводы свидетельствуют об универсальной и этнокультурной специфике фразеологизмов. Схожесть столь разных языков и культур обусловливается общечеловеческими морально-этическими нормами, нравственными установками, а также историческими и территориальными факторами. Уникальность объясняется особенностью мировосприятия, национального менталитета, а также субъективной интерпретацией картины мира.