Library
|
Your profile |
Philosophical Thought
Reference:
Melikov I.M., Khrapov S.A.
The phenomenon of "Russian religious socialism": N. Berdyaev about the specifics of socialism and the Soviet reality
// Philosophical Thought.
2017. № 7.
P. 21-33.
DOI: 10.25136/2409-8728.2017.7.23401 URL: https://en.nbpublish.com/library_read_article.php?id=23401
The phenomenon of "Russian religious socialism": N. Berdyaev about the specifics of socialism and the Soviet reality
DOI: 10.25136/2409-8728.2017.7.23401Received: 22-06-2017Published: 19-07-2017Abstract: The subject of the article is that socialism as a specific historical form of existence spiritual and social reality. The research urgency is caused by the significance of the socialist period of Russian history, as well as the 100th anniversary of the 1917 revolution. The aim of the study is a comprehensive understanding of the phenomenon of socialism, it really is historical manifestations and idealistic nature in the context of the religious philosophy of N.. Berdyaev, by means of social-philosophical and theological analysis. The subject of the research is concretized in the following sections of the article: "problem", "the transformation of the ideas of Marxism in "religious socialism", "a"Religious socialism" and the Soviet reality". The research methodology is based on the principles of comparativism, systematic and interdisciplinary. The authors used historical-philosophical, socio-philosophical, socio-cultural, socio-theological approaches to the analysis of socialism as a specific historical form of existence spiritual and social reality. The novelty of the research is reflected in the following conclusions: 1. The transformation of the ideas of Marxism in Russian "religious socialism", is one of the most important paradoxical social and cultural processes of the Russian history of the XX century, largely reflecting ambivalence of the Russian national character and contradictory nature of the "soul" of the Russian people. A theocratic form of socialism in our country was inevitable, because of her religious-transcendental civilizational grounds. That is why socialism is so quickly became the ideal and the real spheres of social life. 2. An extremely important feature of the theocratic nature of Russian socialism is its bearer - the Soviet people – a phenomenon quite unique in history. It characterized, in our view, three main feature.First, it's ideological. Not ideological, and ideology. It is not about political ideology, and psychological characteristics. Ideas for Soviet people was more important than life itself. Ideas for him was the ideal life, and therefore become a kind of idols. The Soviet people were looking for a lofty ideal, strive for it and your life necessarily correlated with it. Communism was presented to the Soviet man ideal, but only because he is set to ideal. Otherwise, any ideal becomes a mere phraseology.Secondly, romanticism. Without him, the Soviet people simply would not have survived the stresses of everyday life in socialist reality. Thirdly, morality, bordering on religiosity. Soviet morality, values which did not differ from the universal-religious, in fact was the basis, if I may say so, the Soviet religion.3. The Soviet system was a theocracy, because above all he proclaimed not only spiritual, but even of religious values, imbuing socialism with transcendental meanings. Socialism was based on the romance of the soul, he displaces the soul of man from material and social life in areas of significantly elevated, more spiritual, being in which she can find romanticism. Socialism does not allow the human soul to fall to the ground, because for him it means death. That is why in the years of socialism there have been many brilliant creations of culture. The Soviet system, in fact, ceased to exist, when this exalted qualities came down to earth realism and the basest pragmatism. Keywords: socialism, theocracy, God, Marxism, society, human, state, religion, culture, social realityПостановка проблемы Постсоветское российское общество находиться на особом этапе своей эволюции, когда происходит переоценка истории и поиск новых идентификационных ориентиров. Кризисность этого момента проявляется в противоречивости векторов развития современной России: стремлении интегрироваться в современный глобальный мир, быть великой мировой державой и в тоже время, черпать потенции для великодержавного статуса в своем историческом прошлом, определившем на всегда ее цивилизационную уникальность[13]. В этих условиях социокультурное пространство России амбивалентно, а вопрос о ее будущем как никогда актуален. Символический 2017 год, в котором исполнилось 100 лет со дня революции 1917 года, еще раз побуждает социальных философов обращаться к российской истории и истории русской философии, для которых вопрос о природе социализма стал одним из наиболее знаковых… Формулируя тему исследования, мы поставили своей целью – определение специфичности русского "религиозного социализма" как уникального феномена и формы бытия советской реальности, посредством методов экспликации взглядов Н.А. Бердяева, сравнительно-исторических и социально-онтологических, социально-теологических подходов. Трансформация идей марксизма в "русский религиозный социализм" Как известно, политической идеологией советского общества, был марксизм, который считается атеистическим и материалистическим учением. Философия, по выражению К. Маркса, является «для бога вообще – областью, где его существование прекращается» [8, С 232]. В марксизме нет мира сверхъестественного и нет никаких потусторонних сил, вмешивающихся в наш мир. Все в мире естественно и зависит от естественных причин. И, если мы имеем в виду человеческий мир, то в нем соответственно все зависит от самого человека. Бога нет на небе, но есть на земле. Им в марксизме становится человек. Из атеизма вытекает материализм – идея абсолютизации материи. Существующий мир имеет материальную основу своего существования, а все нематериальное зависит и является производным от материального. По отношению к социальной жизни материализм в марксизме доводится до материалистического понимания истории. «Способ производства материальной жизни обусловливает социальный, политический и духовный процессы жизни вообще» [8, с 6], – пишет К. Маркс. В результате марксизм утверждает экономический детерминизм, согласно которому все тенденции возникновения определенных социальных структур, политического и духовного процессов всецело необходимо выводить из особенностей экономического развития [9]. Однако это не помешало Н.А. Бердяеву усмотреть в марксизме соответствующее религиозное содержание. Это выразилось, прежде всего, в том, что, согласно ему, в основе марксизма лежал иудейский хилиазм, т.е. идея о возможности построения царства божьего на земле и сведении всей духовной жизни к земной основе. Царство божье, согласно марксизму, на земле возможно, но без бога. Коммунизм, под которым фактически подразумевается рай на земле, может построить сам человек. Ведь человек в марксизме и есть бог на земле. Марксизм отрицает существование бога на небе, но он утверждает бога на земле: «Социал-демократия жаждет рая земного и ненавидит рай небесный» [3, с 511]. «Бог должен быть устранен во имя счастья людей, во имя освобождения пролетариата от всех ценностей, чтобы сделать его самого высшей ценностью» [3, с 511], – утверждает Н.А. Бердяев. Человек – земной бог, и он строит свое земное царство Божье: «Социалистическая религия не знает святыни высшей, чем человечество, чем человеческое благо, религия эта обоготворяет человеческое и отвергает все сверхчеловеческое» [3, с 515]. Собственно хилиазм и превращает марксизм в религию. «Социализм сразу же заявил претензию стать религией для нового человечества, и внутренняя связь его с религией не подлежит сомнению» [3, с 508], - пишет Н.А. Бердяев еще в 1906 году в статье «Социализм как религия». «Социализм стремится к тому же, к чему стремятся все религии: к освобождению человечества от гнета природы, от необходимости, от страдания. В социализме чувствуется религиозный размах, универсальность цели, и эта связь с целями религиозными особенно ясна в самой совершенной форме социализма – в социал-демократии. Социал-демократия есть самый большой соблазн современного человечества, симптом религиозного перелома и грядущего разделения в мире» [3, с 509]. А в другой работе он отмечает: «Социализм имеет мессианский характер. Существует избранный класс – пролетариат, класс-мессия, он чист от первородного греха, в котором зачиналось все в истории, который лежит в основании всей культуры, «буржуазной» культуры, – греха эксплуатации человека человеком, класса классом. Этот мессианский класс и есть зачаток истинного человечества, грядущего человечества, в котором не будет уже эксплуатации. Пролетариат – новый Израиль. …Избранный класс осуществляет наконец то обетованное земное царство, блаженство во Израиле, которое не осуществил Мессия-Распятый. Это и есть тот новый мессия, устроитель земного царства, во имя которого был отвергнут старый Мессия, возвестивший царство не от мира сего. …Переход власти к этому классу будет означать прыжок в царство необходимости, в царство свободы, мировую катастрофу, после которой и начнется истинная история или сверхистория. Таковы упования классического, революционного социализма» [1]. Восприятие Н.А. Бердяевым социализма как религии весьма показательно, поскольку, как представляется, он продемонстрировал типично русское восприятие марксизма. Именно те смыслы, которые Н.А. Бердяев усмотрел в социализме, с нашей точки зрения, и осуществились в советской действительности. Если иудеи религиозное учение свели к земной жизни в своем хилиазме, то русские марксизм, в основе которого лежал еврейский хилиазм, возвысили и восприняли как религию, как учение духовное, как учение об искании бога. Русских в марксизме привлекла духовная сторона, они увидели в нем действительно, как говорил Н.А. Бердяев, учение о затонувшем граде Китеже, учение о построении земного царства на основе духовности. Они восприняли его как весть о воплощении, выражаясь словами Н.А. Бердяева, царства Духа в царстве Кесаря. В России марксизм был воспринят не только и не столько как теория революции и социальных преобразований, а сколько и прежде всего как религия, как вероучение, возвестившее приближение царства грядущего, мечта о котором уже давно жила в душе народа. «Становление советского общества как нового типа социокультурной реальности, сопровождалось ремифологизацией культурных образов царской России: формирование колхозов, на материальной базе и историческом опыте сельских общин, религиозное преклонение перед «мощами» «вечно живого» В. Ленина, имперский стиль советской архитектуры — «сталинский ампир» и многое другое» [12 , с 137]. В душе русского народа жило именно религиозное ожидание царства грядущего, иное устройство жизни, а не дух революций и общественного коллективизма, поглощающего все самобытное и индивидуальное. Фундаментом ожиданий русской души было не общество, а бог. Но Христа русский человек еще не открыл в себе. Обманувшись, он за Христа принял Маркса. «Верующие социалисты ждут Нового Иерусалима, тысячелетнего земного царства, но не Христа, а иного бога» [3, с 520]. И это было вполне естественно. Марксизм, фактически, предполагает меркантилизм, прагматизм, рационализм, т. е расчет, социоцентризм – идеи, которые в принципе противоречат духу православия. Между тем, российское дореволюционное общество было глубоко православным. Это нельзя игнорировать при анализе социальных процессов. Могла ли в стране с глубокими православными корнями группа большевиков, свергнув царя и придя к власти, установить атеистическое и материалистическое общество? Думается, что нет. Религия не может быть вытеснена в один миг. Нам представляется, что марксизм был принят только официально, формально, но не коснулся реального содержания социальной жизни. Реально же советское общество представляло собой новую форму теократии. Классическая теократия – это государственный строй, во главе которого стоят жрецы, священники. Но советское общество – это неотеократия, разновидность нетрадиционной теократии. Поэтому принципы теократии абсолютно точно были воспроизведены в Советском обществе, начиная с самого начала. «Социалистическое общество и государство по типу своему вероисповедальное, сакральное, а не секулярное, не светское. В социалистическом государстве есть господствующее вероисповедание, и принадлежащие к этому господствующему вероисповеданию должны иметь привилегированные права. Это государство не равнодушно к вере, не индифферентно, как государство либерально-демократическое, оно декретирует свою истину и понуждает к ней. Те, которые не признают социалистической веры, должны быть поставлены в положение, аналогичное тому, в котором находились евреи в старых теократических христианских обществах. Вероисповедное социалистическое государство претендует быть сакральным, священным государством, осененным благодатью, не Божьей, а дьявольской, но непременно благодатью. В этом существенная противоположность социалистического государства правовому демократическому государству» [1]. Теократия в свою очередь предполагает тоталитаризм. Тоталитаризм становится обратной стороной теократии. «Социализм так же отрицает свободу совести, как и средневековая католическая теократия. Он хочет принудить к правде добродетели, не оставляя свободы избрания, как либеральная демократия. В социализм перешло ложное притязание старой теократической и империалистической идеи, идеи внешнего, принудительного единства человечества, количественного универсализма. Социалистические утопии, которые слишком многим представлялись золотыми снами человечества, никогда не обещали никаких свобод. Они всегда рисовали картины совершенно деспотических обществ, в которых свобода была истреблена без остатка» [1], – говорит Н.А. Бердяев. Религиозные чувства определяли деятельность большевиков при установлении советской власти. Как пишет А.В. Иванов, «вера – непоколебимая составляющая и главный ориентир в жизни большевиков. … Они мечтали о прекрасном светлом будущем, который рисовался как сказка и выглядел абсолютно несбыточным. Что заставляло их лишаться своей работы, обрекать семью на нищенство, а себя на тюрьму? Только вера в реальность, казавшейся остальным нереальной. Как вера толкала первых христиан на мученичество, так рабочие революционеры были готовы на все, ибо верили, что их страдания принесут пользу тому делу, в которое верили они» [5, с 192]. Интересно, что еще в начале ХХ века будущий нарком просвещения А.В. Луначарский и М. Горький разработали идею новой религии для нового общества. Об этом не принято широко говорить, но это исторический факт. А.В. Луначарский и М. Горький исходили из того, что религия всегда занимала большое место в русском обществе, но поскольку после октябрьской революции православие было отвергнуто, то возникла необходимость новой религии. Они назвали эту новую религию богостроительством. Согласно их представлениям, функции бога в этой религии должен выполнять пролетариат. Соответственно, обращенные в эту религию должны молиться не потустороннему богу, а рабочему классу. Пролетариат – еще не полноценный бог, но он должен стать таковым. А.В. Луначарский писал: «Бог – человечество, цельное социалистическое человечество. Это единственное божество, что нам доступно. Этот бог не родился еще – строится только. А кто богостроители? Конечно, сам пролетариат в первую голову, в тот исторический момент, который мы переживаем … Бог – есть человечество грядущего, строй его вместе с человечеством настоящего, примыкая к передовым его элементам» [6, с. 92-93]. В другом месте он отмечал: «Религия есть чувство связи индивида с высшим началом. Только в чрезвычайной мере оно выявляется в новой религии. С этой точки зрения научный социализм – самое религиозное из всех религий, и истинный демократ – самый глубоко религиозный человек» [7, с 27]. Идея богостроительства была отвергнута В.И. Лениным. Но это еще не означало, что она не утвердилось в советской стране. Конечно, речь идет не о формально-официальном уровне, а о реальной жизни. Можно сказать, что богоискательство и стало составной частью религии социалистического общества. С нее фактически начинает формироваться религия социализма. Сама советская система имела реальные религиозные основы. "Русский релиигиозный социализм" и советская действительность В советской культурной системе сохранились все религиозные принципы, все принципы теократии, начиная с образа руководителей, и в первую очередь, В.И. Ленина. Когда В.И. Ленин умер, все говорили, «теперь он живее всех живых». В.И. Ленина не хоронят как обычного руководителя государства. С почестями его кладут в мавзолей. И туда, в этот мавзолей, на паломничество идет народ. М. Зощенко написал целый цикл рассказов о В. Ленине, В. Маяковский – поэму «Владимир Ильич Ленин», в которых он не просто идеализировался, но и мифологизировался. Показательно, что в 80-х годах ХХ века некоторые защитники идеи социализма, говорили даже, что В.И. Ленин есть второе пришествие Христа. Это была, конечно, атеистическая метафора, но интересно само сопоставление. Подсознательно в народной психологии В.И. Ленин был носителем идеалов христианства. Вот еще интересный факт: в конце 80-х годов, когда пытались анализировать историю несколько с иных позиций, чем до того сложилось, то М. Шатров, один из крупнейших советских драматургов, написал очередную пьесу о В.И. Ленине «Диктатура совести». По сценарию в ней В.И. Ленин выходит на сцену с пистолетом в руке. Но это возмутило критиков. В этом усмотрели оскорбление личности вождя, хотя понятно, что в то сложное революционное время естественно, что В.И. Ленин был с пистолетом. Тем не менее, в сознании людей В.И. Ленин и пистолет никак не сочетались. Для советских людей В.И. Ленин был святым и естественно, что после его смерти его тело было помещено в мавзолей и стало объектом поклонения, что мало чем отличалось от поклонения мощам. Портрет В.И. Ленина как икона висел везде. Повсюду, где только можно было, стояли памятники ему. Кстати, В.И. Ленин вошел в книгу рекордов Гиннеса как человек, которому было поставлено самое большое количество памятников. Кроме того, правящей структурой советского общества было Политбюро, в которое входило двенадцать членов – число, совпадающее с количеством апостолов. Члены Политбюро также обожествлялись и были вне всякой критики…. В любом обществе правитель воспринимается как человек. Да, он высокого социального уровня, но у него все же предполагаются недостатки. В то же время предполагалось, что недостатков у советских правителей просто нет. Они представлялись святыми, а их портреты – иконами, с которыми ходили на демонстрации, подобно крестному ходу, и которые висели в кабинетах. Официально советское общество было атеистически, но анализ его социокультурных реалий показывает, что в нем, фактически, ставился знак тождества между коммунистом и святым. Святость, кстати, и совесть были, можно сказать, самыми востребованными категориями. Коммунист не имел права быть безнравственным, ошибаться, если он провинился в чем-то, он должен был покаяться на заседании парткома. Тогда был шанс, что простят. Если человек сопротивлялся, упрямился, то никакой пощады не было. Таков был советский образ жизни, построенный по религиозному принципу. Официальная идеология была материалистической. Материализм – это, прежде всего, культ материального богатства. Но культа материального богатства явно не было в советские годы. Советское общество жило бедно. Как правило, низкая зарплата, скромное жилье, промышленные и продуктовые товары в ограниченном варианте. Всюду дефицит. Всё только по необходимости. Соответственно, нужен был иной социокультурный механизм, который бы определял социальное развитие. Им как рас и стал социализм в его теократической форме. Метод социалистического искусства с легкой руки М. Горького был назван социалистическим реализмом. Но как раз реализма-то в культуре социализма было менее всего. Опустись социалистическая культура на уровень реализма, она бы утратила свой социалистический смысл. Социалистический реализм, как ни странно, утверждается на закате социализма и в постсоветское время, когда искусство пытается обнажить все реальные, и, прежде всего, негативные, стороны социалистической действительности. Именно в это время искусство опускается с уровня поэзии жизни, с возвышенных сфер на уровень прозы бытия и земных дел. Называя все своим именем, с нашей точки зрения, можно охарактеризовать социалистическое искусство и в целом культуру социализма не как социалистический реализм, а как социалистический романтизм. Реальность в искусстве никто не раскрывал. Более того, это было осуждаемо. Дать адекватную оценку действительности никто из советских писателей и не осмеливался. В действительности было одно, а в литературе все возвышенно и романтично. В этом и была суть соцреализма. «О слиянии в социалистическом реализме реализма с романтизмом много писал М. Горький, который всегда тосковал по «возвышающему обману» и защищал право художника приукрашивать жизнь, изображая ее лучше, чем она есть. Эти призывы не остались втуне, хотя многие горьковские формулировки стыдливо замалчиваются теперь и подвергаются фарисейскому толкованию: нельзя же открыто признать, что нам нужна прекрасная ложь. Нет, нет, Боже упаси, мы против обмана, против лакировки, мы пишем одну лишь правду, но при этом рисуем жизнь в революционном развитии ... Зачем приукрашивать жизнь – она и без того прекрасна, мы не собираемся ее приукрашивать, а желаем выявить заключенные в ней ростки будущего. ... Романтизм, конечно, имеет право на существование, но наш романтизм вовсе не противоречит реализму. ... Революционная романтика (то же, что «ростки будущего», «революционное развитие») присуща самой жизни, которую мы правдиво изображаем, будучи самыми отъявленными романтиками. ... Все эти разговоры – обычная литературная политика, а на деле романтизм – и это чувствовал М. Горький – хорошо отвечает нашим вкусам: он тяготеет к идеальному, желаемое выдает за действительное, любит красивые побрякушки, не боится громких фраз» [11]. Материальные ценности не были ценностями советского общества. Советское общество, с моей точки зрения, – это монастырь в рамках всего общества. Это минимум материальной жизни, т.е. есть скромная пища, простая одежда и небогатое жилье, минимум социальной активности, т.е. влияния на социальные процессы, но простор для духовной жизни. Именно последнее обеспечило взлет культуры в советское время. Как раз за счет ущемления экономической и политической жизни происходила некая сублимация, которая и породила высокий уровень духовной культуры. Особое место в социалистическом обществе занимала коллективность. Коллектив превыше всего, он выступал в роли своеобразного бога. Но коллектив в советской время был гораздо больше, чем просто коллектив, он выступал, скорее, в качестве религиозной общины. Коллектив – это всего лишь собрание людей для того, чтобы производить какую-либо работу, наглядным примером чего может служить производственный коллектив. Коллектив интересует только цель, ради которой он создается. А внутренняя жизнь, личная жизнь находится за пределами коллектива. Это их частная жизнь. Но религиозная община отличается от коллектива тем, что объединяет людей не только для работы, но и еще по внутреннему принципу, т.е. рассматривает их внутреннюю, личную жизнь. В том-то и дело, что производственный коллектив в советское время мог обсуждать и личную жизнь человека, его отношения с противоположным полом, его семейную жизнь. Таково советское общество. Оно полностью противоречило материалистическим и атеистическим принципам. Это было глубоко религиозное общество. Поэтому понять что-либо в советской истории можно, только лишь исходя из этого. Если исходить из чисто материалистических, атеистических принципов, мы никогда не поймем, почему советский народ победил в Великой отечественной войне. Ведь там сработал, прежде всего, духовный фактор. Советская система – это уникальное общество, уникальная империя со своей системой ценностей. Должно, наверное, пройти много времени, чтобы историки, социологи, философы могли понять сущность этого общество. Оно не такое примитивное, как его представляют противники, и не такое совершенное, как отстаивают его сторонники. Оно требует адекватного анализа. А адекватный анализ без учета религиозности советского общества невозможен. Вся система ценностей в советском обществе была построена на духовной основе. А материальные ценности, как правило, осуждались. От этого и нужно отталкиваться. И, между прочим, пока эти ценности сохраняли свою силу в обществе, это общество стабильно существовало. Как только эти ценности стали обесцениваться, восприниматься пародийно, оно прекратило свое существование. Россия приняла марксизм за учение об истине, за учение божье, за учение о царстве грядущего. «Русский коммунизм, если взглянуть на него глубже, в свете русской исторической судьбы, есть деформация русской идеи, русского мессианизма и универсализма, русского искания царства правды» [2, с 126]. Потому-то сам марксизм приобрел в России характер новой религии. Индивидуализм, который проповедует Запад и который является фундаментом западного общества, был всегда чужд России. Россия существовала всегда на иных принципах, на принципах, противоположных индивидуализму. Это и не коллективизм, ибо в его основе лежит все тот же индивидуализм: коллективизм есть один общий индивидуализм, не допускающий другие виды индивидуализма, и представляет собой форму существования общего эгоизма. Коллективизм есть такое же порождение западного образа жизни, как и индивидуализм. Русская жизнь строилась всегда на соборности в духовном плане и на общине – в земном. Соборность в отличие от коллективизма предполагает не только общее, но и отдельное и особенное, не только всех, но и каждого. Соборности чужд как коллективизм, так и индивидуализм, представляющие выпячивание одной стороны жизни в обществе. В России соборность была господствующей в духовной жизни, ибо мысль о том, что спастись люди могут только вместе, и в одиночку к спасению пути нет, была не просто в душе и сознании, а в крови русского человека. Отсюда же следует и феномен общины в земном устройстве, согласно которой все должно было делаться всем миром, где и радость, и горе делилось всеми. Мы привыкли к критике абсолютизации общины народовольцами и сторонниками общинного социализма вслед за марксистами, так и не вникнув в ее действительную суть. В нашем представлении община выступает как некое примитивно-патриархальное образование. Сама же она – более глубокое явление в русской культуре. Община не была построена на насилии или на формальном принципе коллективизма, она строилась на действительном единении душ. Как говорил К. Аксаков, «личность в русской общине не подавлена, но только лишена своего буйства, исключительности, эгоизма... личность поглощена в общине только своей эгоистической стороной, но свободна в ней, как в хоре» [4, с 36]. Поэтому индивидуализм для себя почву в России не мог никак найти. Индивидуализм расцветает на базе узости души. У русского же человека душа слишком широка, чтобы нарядиться в узкие одежды индивидуализма. «В общине факт естественного родства сменяется со временем в необходимость нравственного, человеческого родства вообще» [10, с 80]. Как представляется, есть глубинная мистическая связь между соборностью, общиной и широтой души русского народа. Не учитывая ее, нельзя понять ни психологию русского народа, ни историю России вообще. На почву России могла лечь только та ложная идея, которая хоть как-то отражала эту связь. И этой идеей, воплотившейся затем в жизни советской России, стал коллективизм. Коллективизм был искажением соборности и общины и, по сути, был чужд русской природе. Коллективизм выхолащивает сам дух общинности и соборности, оставляя лишь их форму. Но поскольку все же он по форме соответствовал соборности и общине, то именно ему удалось утвердиться в России. Советский социалистический режим был, безусловно, тоталитарным. Но он неоднозначен. В нем есть не только отрицательные, но и другие стороны. Западные демократии построены на порабощении человеческих душ, на скрытом насилии над человеком. Западное общество заставляет человека отдавать и приносить ему в жертву свою душу. Без этого оно просто не может существовать. «Под социально-экономический механизм потребления была структуризирована не только политическая система, ведущей силой которой стала буржуазия, имманентно следующая потребительским идеалам Запада («буржуазия объявила Евангелие мирового наслаждения, материального наслаждения»), но и духовная система общества, выразившаяся в секуляризации и коммерциализации культуры и массового сознания, социальном титуловании богатых людей, кризисе общественного сознания» [14, с 56]. Все его внешние свободы основаны на внутреннем насилии. Тоталитарный социализм в отличие от «свободных» обществ не порабощает человеческую душу, его насилие открытое, не скрытое и очевидное. «Тоталитарным может быть лишь царство Божье, царство кесаря всегда частично. Для коммунизма царство кесаря становится царством Божьим» [2, с 124]. Социализм, наоборот, строится на романтике души, он сам вытесняет душу человека из сферы материальной и социальной жизни в сферы значительно возвышенные, в более духовные, пребывая в которых она может обрести романтизм. Социализм не позволяет человеческой душе опуститься на землю, ибо для него это означает смерть. Именно поэтому в годы социализма было создано немало гениальных творений культуры. Однако социализм злоупотребляет романтикой души, которую он развивает. Он использует романтизм в своих целях и подчиняет его себе. Если западное общество подчиняет себе души людей непосредственно, то социализм делает это, опосредуя через романтизм. Сама душа предоставляется романтизму. Социализм был построен на высоких и благородных принципах души и сознания, на идеологии гуманизма, справедливости, честности и т.д. Идея нравственности в сознании людей имела несомненный приоритет над выгодой и эгоизмом. Социалистический режим принял даже свой «Моральный кодекс строителя коммунизма», который строился непосредственно на духовно-нравственных принципах. А сами его основные нравственные заповеди мало чем отличались от религиозных. Невольно он напоминал кодекс чести. Социалистический тоталитарный строй негативен, прежде всего, в социальном плане, в смысле только общественного устройства. Но он отнюдь не является негативным в психологическом смысле, с точки зрения жизни души. Социализм душу расширяет, возвеличивает. Социализм угнетает и даже убивает тела людей. Именно поэтому многие советские люди, уехавшие на Запад, так и не могли там прижиться. В этом плане достаточно ярким примером выступает, как представляется, судьба русского философа А.А. Зиновьева, который много лет на Западе, так и не принял его образ жизни и, в конце концов, вернулся в Россию. Россия в начале XX века находилась перед выбором: либо пойти по пути западных демократий, либо же по пути социализма. Монархия еще до свержения самодержавного строя уже сошла с арены ее истории. Пойдя по западному, пути Россия потеряла бы себя. Следуя же по социалистическому пути, Россия ущемляла себя в социальном плане, но спасала в духовном. Иллюзии более всего удаются и утверждаются на Западе и при западном образе жизни. Социалистические режимы слишком легко разоблачают себя и иллюзии, лежащие в их основе, и тем самым как бы вынуждают человека искать себя, свою суть в самом себе, а не во внешних условиях и факторах жизни. Используя терминологию Н.А. Бердяева, можно сказать, что социализм есть «новое средневековье», подчинившее социальную жизнь духовному началу. Как и само Средневековье, русский социализм в качестве Нового Средневековья представлял собой жесткую систему. Советское социалистическое общество – это монастырь в масштабах всей страны. Монастырь предполагает обеспечение необходимым минимумом материальную жизнь, практически отсутствие социальной и политической жизни и полный простор для духовного развития. Это и характеризовало советское общество с той только разницей, что речь идет не о формальной, а о действительной стороне дела. В частности, социализм культивировал духовность не показную, не обрядово-ритуальную, а содержательную. Советский социализм был диктатурой, но в большей степени – диктатурой в определенном смысле моральности и духовности. И политическая диктатура, с одной стороны, и духовность – с другой обеспечивали жизнеспособность и устойчивость социалистической системы. Выводы.
1. Трансформация идей марксизма в "русский религиозный социализм", является одним из значимых парадоксальных социокультурных процессов российской истории XX века, во многом, отражающем амбивалетность русского национального характера и противоречивость "души" русского народа. Теократическая форма социализма в нашей стране была неизбежна, в силу, ее религиозно-трансцендентных цивилизационных оснований. Именно поэтому социализм так быстро вошел в идеальные и реальные сферы общественного бытия. 2. Чрезвычайно важной особенностью теократической природы русского социализма является его носитель - советский народ – это явление достаточно уникальное в истории. Его характеризовали, как представляется, три главных признака. Во-первых, это идейность. Не идеологизированность, а идейность. Речь идет не о политической идеологии, а о психологической особенности. Идеи для советского народа были важнее самой жизни. Идеи для него были идеалом жизни, а потому становились своеобразными идолами. Советский человек искал возвышенный идеал, стремился к нему и свою жизнь обязательно соотносил с ним. Коммунизм представлялся советскому человеку идеалом, но только потому, что он сам настроен на идеал. В противном случае любой идеал становится простой фразеологией. Во-вторых, романтизм. Без него советский человек просто не выжил бы в серых буднях социалистической действительности. В-третьих, моральность, граничащая с религиозностью. Советская мораль, ценности которой не отличались от универсально-религиозных, по сути дела и стала основой, если так можно сказать, советской религии. 3. Русский социализм стал религиозным, поскольку превыше всего он провозглашал не только духовные, но даже религиозные ценности, наполняя социализм трансцендентными смыслами. Социализм строился на романтике души, он сам вытеснял душу человека из сфер материальной и социальной жизни в сферы значительно возвышенные, в более духовные, пребывая в которых она может обрести романтизм. Социализм не позволял душе опуститься на землю, так как для него это смерть. Именно поэтому в годы социализма было создано так много гениальных творений культуры. Советский строй, фактически, прекратил свое существование, когда на смену этим возвышенным качествам пришли приземленная реалистичность и низменная прагматичность.
References
1. Berdyaev N.A. Demokratiya, sotsializm i teokratiya [Elektronnyi resurs]// Biblioteka russkoi religiozno-filosofskoi i khudozhestvennoi literatury. URL.: http://vehi.liter.ru/index.html (data obrashcheniya 22.05.2017 g.).
2. Berdyaev N.A. Istoki i smysl russkogo kommunizma. M.: Nauka, 1990. – 224 s. 3. Berdyaev N.A. Sotsializm kak religiya // Voprosy filosofii i psikhologii.-M., 1906. — kn. V (85). — S. 508—545. 4. Zen'kovskii V.V. Istoriya russkoi filosofii. V 2-t.t., 4-kh ch. – L. – 1992, T.1, Ch.2. 5. Ivanov A.V. Religioznaya sostavlyayushchaya motivatsii chlenov RSDRP(b) nakanune 1917 goda // Uchenie zapiski Rossiiskogo gosudarstvennogo sotsial'nogo universiteta.-2008, № 4. – S. 190-195. 6. Literaturnyi raspad. – SPb., 1909. – 279 s. 7. Lunacharskii A.V. Budushchee religii // «Obrazovanie», 1907. – № 10. – S.1-25. 8. Marks K., Engel's F. Soch., 2e izd.,-T. 40. – Moskva: Izdatel'stvo politicheskoi literatury. – 1975 god – 728 s. 9. Melikov I.M. Filosofiya klassicheskogo marksizma i russkii sotsializm // Uchenye zapiski RGSU. – M., 2009, № 3.-S.151-158. 10. Sil'nova E.I. Istoricheskie formy sushchestvovaniya naroda v kontekste sotsial'nogo budushchego Rossii // Uchenye zapiski RGSU, № 2.-2007. – S. 79-82. 11. Sinyavskii A. (Abram Terts). Chto takoe sotsialisticheskii realizm [Elektronnyi resurs]. – URL.: http://antology.igrunov.ru/authors/synyavsky/1059651903.html (data obrashcheniya 22.05.2017 g.). 12. Khrapov S.A. Sotsiokul'turnaya dinamika obshchestvennogo soznaniya postsovetskoi Rossii: monografiya. – M.: Sotsial'no-politicheskaya mysl', 2010. – 160 s. 13. Khrapov S.A. Sotsiokul'turnoe prostranstvo postsovetskoi Rossii: kategoriya, fenomen, mekhanizmy dinamiki // Filosofiya i kul'tura. — 2016.-№ 6.-S.834-841. DOI: 10.7256/1999-2793.2016.6.17887 14. Khrapov, S.A. Transformatsiya soznaniya rossiiskogo obshchestva v kontekste sotsial'no-ekonomicheskoi dinamiki potrebleniya // Vlast'.-Moskva : OOO Redaktsiya zhurnala «Vlast'»-2010.-№ 2. – S. 56-58. |