Sociality as a subject of sociocultural analysis

Baklanova Ol'ga Aleksandrovna PhD in Philosophy Docent, the department of Philosophy, North-Caucasus Federal University 355009, Russia, Stavropol, Pushkina Street 1 olgabaklanova78@mail.ru

Dushina Tatyana Viktorovna Head of the department, Professor, the department of State and Legal Disciplines, Nevinnomyssk State Humanitarian-Technical Institute 357108, Russia, Stavropol Krai, Nevinomyssk, Bulvar Mira 17 tatyanadushina78@mail.ru

Введение

Фундаментальное исследование социокультурной реальности, окончательно проясняющее природу и сущность данного феномена, представляется весьма проблематичным в силу целого ряда причин как онтологического, так и гносеологического характера. В том числе, этому препятствуют прогрессирующие в современном обществе процессы глобализации и технизации социальных практик, и сопутствующая этому процессу сложная трансформация культурной сферы.

Тем не менее, в рамках социальной теории происходит постоянное совершенствование теоретико-методологического инструментария для релевантного описания случающихся изменений и рассмотрения современного общества и отдельных его элементов, включая подсистемы и социальные институты. Усложнение социального устройства и наличие в социокультурном пространстве различных, порой диаметрально противоположенных тенденций и процессов, концептуализируемых как «глокализация» (Р. Робертсон) или же как «фрагмеграция» (Дж. Розенау) ^[8], актуализируют поиск оснований, базиса, или же, как принято сейчас говорить, «скреп» общества. Актуализация поиска оснований общества и приводит инструментальной и опреациональной необходимости определения и использования концепта «социальность».

Проблема концептуализации социальности

Социальность как фундаментальный концепт современной теории общества изучался и изучается множеством разных дисциплин, его проблемное поле так или иначе охватывает все исследования, в которых ставятся вопросы о сущности, типологии, функциональных или иных особенностях человеческой социации. К понятию социальности восходят и на него замыкаются все сюжетные линии и связи современной социальной теории. Тем не менее, единой концепции социальности до сих пор не существует, несмотря на её выраженную востребованность.

Основные методологические стратегии исследования социальности также чаще всего выстраиваются как некий путь от концепта к термину, включающий в себя экспликации явных и неявных установок, формально-логических заключений и философских интуицией о том, как соотносятся между собой «общественное» и «человеческое» и что представляет собой фундамент «общественного» как особая реальность. Социальность существует в своеобразном пространстве, где человеческое переходит в общественное и наоборот. При это различия между общественным и человеческим не снимаются ни в коей мере: они несомненны, чаще всего в исследованиях меняются всего лишь исходные точки отсчета: «на место общества ставят систему, структуру, институциональную статику, а на место человека – жизненный мир, повседневность, индивидуально-волевую динамику» ^{[9, с. 13]}. При этом у исследователей и теоретиков существует понимание того, что все же онтологическая независимость данных различий относительна, она тускнеет и исчезает перед неизменным фактом сквозного социального единства общественно-человеческого многообразия.

Неоднократно предпринимались попытки отказаться от исследования социальности, элиминировать это понятие как «пустое», не имеющее референта, и заместить его более содержательными и менее объемными. Постмодернистская теория в лице Бодрийяра и его последователей прошла этот путь, предсказывая «конец социального» ^[4].Однако, по-видимому, речь идёт не о конце «социального» как такового, а о том, что к концу идёт его прежнее понимание, поскольку несмотря на все попытки «разоблачения» его устаревших форм (речь идёт в первую очередь об эссенциалистских формах его понимания), концепт социальности не прекращает своего существования, он актуализируется в новых формулировках проблемы и требует своего осмысления ^[3].

Если не принимать во внимание самые радикальные концепции, можно заметить, что в целом в сегодняшней социальной теории произошла заметная переориентация с теории К. Маркса на теорию М. Вебера, то есть, установки заметно теряют социо- и экономикоцентризм, приобретая «человекоразмерные» ориентации. На это есть целый ряд причин, среди которых и значительная изношенность (в том числе политическая) редукционистских концепций, и переоткрытие культурных факторов в социальных исследованиях. Р. Инглегарт заметил по этому поводу, что «…культурные факторы неуклонно становятся все более и более важным компонентом повседневного опыта по мере нашего перехода от «общества дефицита», где экономическая необходимость втискивает поведение человека в довольно узкие рамки, а также переоткрытие значимости антропологического фактора. К миру, в котором человек будет играть все более и более заметную роль по сравнению с внешней средой, открывая расширенный спектр возможностей для индивидуального выбора» ^[6].

В определении социальности существуют как минимум четыре координаты, несводимые друг к другу, две из которых можно условно считать горизонтальными, две – вертикальными. Вертикальные определяют диалектические переходы (перетекания) антропологического в социальное и наоборот. Горизонтальные – объясняют диалектику биологического и культурного (здесь, как указывает Ч. Х. Кули, может выделяться психическое как дополнительная характеристика). В результате они образуют своеобразную матрицу социальных связей, которая позволяет описывать различные состояния отношений между индивидами и социальными группами.

Методологические и эпистемологические контуры социальности

Методологический корпус исследований, посвященных социальности, распадается на несколько модальных срезов данного явления: прежде всего это онтологические исследования социальности и попытки выяснить, что собой представляет социальность как совместность. Они ведут своё начало от территориальной концепции Платона, определившим общество как совместное поведение людей и очень усложняются к современности, особенно с появлением социальной феноменологии (Э. Гуссерля, А. Щютца и др.), разграничившей различные (слабые, сильные) типы бытия и позволившие выделять социальность как специфическую реальность «слабого» типа, подчеркнувшей его феноменальную природу, определившей её как интерсубъективную, но сущностно и содержательно беднейшую. То есть, в феноменологической перспективе социальность не «существует», в «значит», она конституируется человеческими переживаниями, а не онтологической структурой объектов.

Это также реификационные концепции социальности, развернутое представление о смысле которых можно найти у Эмиля Дюркгейма (социальное для него представляет собой особый тип бытия, оно чётко дистанцируется от биологического или психического, существующего только в индивидуальном сознании). Его в действительности «составляют особые способы мышления, деятельности и чувствования, находящиеся вне индивида и наделенные принудительной силой, вследствие которой они ему навязываются» [5. с. 413].

Это и натуралистические концепции социальности, имеющие большое число разновидностей, таких как: географический детерминизм, социальный дарвинизм, социальный бихевиоризм и др. Также это и попытки описать социальность в терминах биологического, которые в концептуально-методологическом плане фундированы обширным научным материализмом, в том числе касающегося «социальности» животных.

Наконец, это эпистемологические аспекты исследования социальности, и аксиология социальности, которая отказывается от научно верификационных способов исследования социальности и отдает предпочтение валюативным описаниям общества, утверждая, что вне транс-проникающей силы ценностей мир социального просто немыслим. Впору ставить вопрос о трансвалюативности социальной реальности. «…Нет такого социального действия, − подмечает П. Рикёр, – которое не было бы уже символически опосредовано» ^[7].

Все данные направления формируют условное «минимальное» определение социальности, важное для понимания данного феномена: во-первых, социальность есть феномен солидарности, совместности. Во-вторых, социальность – есть взаимодействие, базирующееся на этом единстве. И это суженное определение позволяет дистанцироваться от «социальности» тех способов совместности живых существ, между которыми нет упорядоченного взаимодействия. В-третьих, социальность представляет собой взаимодействие, фундированное общей смысловой перспективой. (И это определение уже позволяет очертить социальность как культурный, чисто человеческий феномен и вынести за скобки «социальность» животных). В-четвёртых, эти взаимодействия не случайны, а организованы, причём не инстинктом, а надындивидуальными культурными формами и нормативными системами.

Таким образом, социальность представляет собой фундированное общей смысловой перспективой взаимодействие людей, совершаемых как упорядоченная цепь коммуникаций и образующая устойчивые структуры.

Заключение

Исследование такого фундаментального феномена как социальность по многим причинам не может отличаться абсолютной прозрачностью изложения и однозначным эпистемологическим подходом. С одной стороны, референт не наблюдаем непосредственно, он представляет собой результат настолько серьёзной абстракции, что часто подвергается сомнению со стороны как сторонниками прагматизма и позитивизма, так и постмодернистами. С другой стороны, становится очевидным, что редукционистская методология в вопросе исследования социальности фактически себя исчерпывает и становится недостаточной, тогда как новые методологические подходы и способы исследования не проверены временем в силу неясности их эвристического потенциала. Парадокс заключается в том, что иногда в социально-гуманитарном дискурсе для четкой концептуализации явлений и процессов необходимо прибегать к не совсем точным и «неясным» выражениям. Например, постмодернисты замыкали, в конечном счете, философскую рефлексию на метафоры, метафоричность, которая способна передать подлинный смысл концептуализаций, говоря языком логики, через традуктивные смысловые цепочки и полисемии. Если довольствоваться только модернистской методологией бинарного восприятия социокультурной реальности, пытаясь уложить постоянно трансформирующуюся современность (текущую современность, по выражению З. Баумана ^[1], а вернее, современное общество в прокрустово ложе традиционной категориальной сетки, методологическая целостность социально-философского анализа современного общества неизбежно окажется утерянной, а исследование будет «разорванным». Разорванность эта будет обусловлена органической гетерогенностью современного общества, так называемой «рассредоточенной множественностью», что делает неизбежным обращение к постмодернистской парадигме рассмотрения социокультурной реальности с ее интересом к проблемам фрагментарности, мозаичности и децентрации. Все же следует констатировать, что в современных исследованиях социальности методология социокультурного анализа практически не наработала свою глубину, в связи с чем, методологически легитимными в среде социальных теоретиков считаются все средства и методики, в том числе и художественные, которые располагают разнообразным инструментарием анализа и релевантного отражения современных социокультурных практик.