Regulatory aspect of the polysemy of approaches towards the definition of "extremism"

Zelenkov Mikhail ORCID: 0000-0002-1005-5721 State University of Education, Director of the Scientific and Educational Center 125993, Russia, Moscow, Radio str., 10A, p. 1 mz60@mail.ru Other publications by this author

Введение

Экстремизм представляет одну из самых больших угроз для международной и национальной безопасности. Тенденция XXI века заключается в том, что он распространился по всему европейскому континенту, активно процветает на Ближнем Востоке, в Африке и Азии и докатился до Северной и Латинской Америки. Сегодня в Сирии, Ираке, Йемене, Ливии, Афганистане в рядах экстремистских организаций представлены выходцы из более 100 государств - членов ООН. Особо следует отметить, что в Западной Европе экстремистские партии и движения добились значительных результатов на демократических выборах. Экстремизм, независимо от его природы, является формой деятельности, которая открыто или скрытно отвергает принципы демократии и очень часто основывает свою идеологию и ее практическую реализацию в отношении нетерпимости, изоляции, ксенофобии, антисемитизма и национализма. Он опирается на социальное недовольство, предлагая упрощенные и стереотипные решения в ответ на беспокойства и неопределенности, которые испытывают определенные социальные группы перед лицом трансформаций, затрагивающих сегодня все человечество. Однако, несмотря на такие крайние характеристики в мире до сих пор нет универсального нормативного правового подхода к сущности экстремизма. Еще в 2010 г. ПАСЕ отмечала, что в 47 странах Совета не существует единого определения, что такое «экстремизм». В течение последних двух десятилетий международное и национальное сообщество законодателей стремилось решать проблему, но пока безрезультатно.

Экстремизм как категория занимает центральное место в международном и отечественном законодательстве. Нормативные правовые акты, которые содержат трактовку понятия «экстремизм» можно разделить на международные и отечественные документы. Основываясь на том, что Конституция Российской Федерации учитывает положения международных договоров, которые ратифицированы в России, начнем наше исследование с международных документов.

Проблема определения экстремизма в международных документах

В качестве основы международных документов обратимся к списку, который приводит в своей диссертации С. Фридинский: (Всеобщая декларация прав человека, Международный пакт о гражданских и политических правах, Декларация о мерах по ликвидации международного терроризма, Декларация о ликвидации всех форм нетерпимости и дискриминации на основе религии или убеждений, Международный пакт об экономических, социальных и культурных правах, Международная конвенция о ликвидации всех форм расовой дискриминации, Конвенция о предупреждении преступления геноцида и наказании за него и др.). ^{[1, с. 250-251]}

Их анализ показывает, что большинство из них лишь косвенно касаются в полном объеме такого явления как «экстремизм». Однако отрадно то, что в качестве особенных признаков «экстремизма» во всех вышеперечисленных международных документах выделено понимание того, что:

во-первых, экстремизм это «идеология самоизоляции и насильственных крайних действий, объектом которых являются несогласные с пропагандируемыми экстремистами идеями, мотивами, взглядами и убеждениями»;

во-вторых, в качестве стратегической цели экстремизма в документах отражено «стремление к насильственному захвату власти с целью установления собственного государственного устройства и правопорядка».

Эти подходы коррелируют с большинством научных трактовок сущности и содержания экстремизма, которые были нами, рассмотрены ранее. Следовательно, экстремизм как противоправное деяние обладает определенными особенными признаками, что позволяет в ходе предварительного следствия и квалификации преступления значительно сузить базу идентификации особенных черт.

Анализ документов ООН показал, что, несмотря на то, что ООН очень обеспокоена проблемой распространения экстремизма по планете Земля, эта международная организация так и не смогла прийти к единому пониманию этой категории. Кроме того, разрабатывая международные документы по борьбе с экстремизмом (например, «План действий по предупрежде­нию воинствующего экстремизма», 2016 г.), ООН расписывается в своей неспособности и вносит в документ фразу: «воинствующий экс­тремизм — явление многоплановое, которое не имеет четкого определения. Оно не является ни новым, ни присущим только какому-либо конкретному региону, национальности или системе верований». ^[2]

Основной же результат нашего исследования сводится к тому, что понятие «экстремизм» в международных документах раскрыто только в Шанхайской конвенции «О борьбе с терроризмом, сепаратизмом и экстремизмом» от 15 июня 2001 г.: «какое-либо деяние, направленное на насильственный захват власти или насильственное удержание власти, а также на насильственное изменение конституционного строя государства, а равно насильственное посягательство на общественную безопасность, в том числе организация в вышеуказанных целях, незаконных вооруженных формирований или участие в них, и преследуемые в уголовном порядке в соответствии с национальным законодательством Сторон». ^[3]

Компаративистский анализ содержания этого определения с перечнем угроз, изложенных в Стратегии национальной безопасности Российской Федерации (2015) дает нам возможность сделать вывод о двух видах национальной безопасности России, в которых это явление в наибольшей степени проявляется: государственная и общественная.^[4] Кроме того, в данном определении понятие «экстремизм» связывается исключительно с насильственными действиями, способными принести как материальный, так и моральный вред, но не с высказываниями (письменными или устными), которые могут принести только моральный вред.

Следует отметить, данный подход не всегда учитывается на практике и приводит к нарушениям прав и свобод человека в ходе расследования преступлений. Так, например, гражданин К., будучи последователем вероучения «Свидетелей Иеговы» преследовал намерение распространить вероучение этой секты на территории Республики Марий Эл. Для этого он, действуя в нарушение статей 19 и 29 Конституции Российской Федерации, организовал деятельность, связанную с получением из централизованной религиозной организации «Управленческий центр Свидетелей Иеговы в России» и последующим распространением среди последователей вероучения «Свидетелей Иеговы», а с их помощью и среди остального населения г. Йошкар-Ола Республики Марий Эл, не относящегося к числу последователей указанного вероучения, печатных изданий, по своему содержанию явно пропагандирующих религиозную и социальную рознь, превосходство последователей вероучения «Свидетелей Иеговы» и неполноценность верующих иных религий, возбуждающих ненависть и вражду между лицами, исповедующими вероучение «Свидетелей Иеговы» и лицами, исповедующими иные религии, унижающих достоинство последних, а также представителей духовенства как социальной группы (текст приводится по источнику). ^{[5, с. 231-232]} Согласно тексту обвинительного заключения, налицо нарушение закона. Однако в дальнейшем при рассмотрении уголовного дела, суд, не нашел в действиях обвиняемого состава преступления и оправдал его. Проблема заключалась в неверном истолковании следственными органами особых признаков экстремизма и их соотнесения с правами и свободами человека и гражданина, изложенными в Конституции Российской Федерации. В то же время в 2017 г. деятельность организации «Свидетели Иеговы» на территории России была запрещена. Вот такая коллизия бывает при квалификации преступления экстремистской направленности.

Для исследования региональной нормативной трактовки понятия «экстремизм» используем формулировку Парламентской ассамблеи Европы (ПАСЕ): «это такая форма политической деятельности, которая прямо или косвенно отвергает принципы парламентской демократии» (Резолюция 1344, 2003 г.). Анализ определения показывает, что,

во-первых, для ПАСЕ «экстремизм» – это только форма политической деятельности, и ни какой другой;

во-вторых, основная угроза, которая исходит от него, это отрицание принципов парламентской демократии, базирующихся на обеспечении максимальных гарантий свободе мнений, собраний и объединений.

Однако, пишет А. Долгова, «самый сложный вопрос – это как определить ту черту, за которой убеждения одних могут рассматриваться как угроза правам других». ^[6] Кроме того, отвержение принципов парламентской демократии может проявляться и в теоретическом аспекте, в виде научного обоснования положений, признающих допустимым подрыв правового статуса либо искажение регламента проведения таких форм прямой демократии, как выборы или референдум; пересмотр результатов выборов или признание их недействительными вопреки воле общества; воспрепятствование гражданам в их возможности осуществить свои избирательные права или ограничить, руководствуясь идентификационными характеристиками той или иной социальной общности и т.п.

Категория «экстремизм» в национальном законодательстве России

Теперь перейдем к анализу сущности и содержания понятия «экстремизм» в отечественных нормативных правовых документах.

Естественно, начнем с Конституции Российской Федерации (1993). В прямой постановке, как и положено Конституции, она не дает определение «экстремизму», не раскрывает его сущность. Однако анализ содержания статей Конституции позволяет соотнести объекты и субъекты экстремизма, отмеченные в трудах ученых, с тем, что Конституция Российской Федерации гарантирует своим гражданам и сделать определенные выводы относительно содержания категории «экстремизм».

Во-первых, гарантируются основные права человека, в том числе свобода слова, выражения мнений, ассоциаций и т.п.

Во-вторых, пресекается деятельность общественных объединений, которая направлена на насильственную трансформацию основополагающих принципов конституционного строя и нарушение целостности Российского государства, подрыв его национальной безопасности.

В-третьих, запрещается призыв к социальной, этнической, расовой или религиозной борьбе, создание незаконных вооруженных формирований.

Как видим, здесь перечислены практически все объекты экстремизма, отмеченные нами ранее, следовательно, согласно Конституции Российской Федерации, действия субъектов, которые посягают на эти объекты можно назвать экстремистскими, а самих субъектов - экстремистами.

В 2014 г. введена в действие Стратегия противодействия экстремизму в Российской Федерации до 2025 года. Этот документ сравнительно новый и должен был бы устранить те недостатки и просчеты, которые отмечены учеными и практиками в уже действующем законодательстве. Однако анализ содержания Стратегии показывает, что она еще больше запутала практиков и озадачила ученых. Отрадно только, что для правоохранительных и судебных органов Стратегия не является правовой основой, а только помогает расширить мировоззрение специалиста в сфере борьбы России против экстремистской деятельности.

Положительным моментом в данном документе следует отметить то, что в нем четко определено, что относится к идеологии экстремизма (экстремистская идеология): «система взглядов и идей, представляющих насильственные и иные противоправные действия как основное средство разрешения социальных, расовых, национальных, религиозных и политических конфликтов». ^[7] Исследование данного определения позволяет сделать вывод, что оно впитало в себя практически все отмеченные нами ранее характеристики экстремизма, как идеологии субъектов, которые посягают на государственную и общественную безопасность Российской Федерации.

В качестве недостатка данного определения следовало бы указать на то, что его разработчики хотели как лучше, а получилось - наоборот (по В.С. Черномырдину). Дело в том, что они указали конкретные виды конфликтов, при разрешении которых применяется экстремистская деятельность. Пытаясь привести более детальную трактовку, они не учли, что все конфликты, которые возникают в обществе, называются «социальные». Поэтому выделение в отдельные группы расовых, религиозных, национальных и политических конфликтов несет определенный теоретический дисбаланс. Согласно этому определению к экстремистской деятельности можно отнести семейные, юридические, управленческие, организационные и т.п. конфликты. Т.е. любой конфликт, где проявилось насилие в отношении оппонента или противоправное действие можно квалифицировать как экстремистскую деятельность. Это, естественно, абсурд.

В документе также нет четкого определения, что такое «экстремизм». Вместо этого разработчики ввели понятие «проявления экстремизма (экстремистские проявления)»: «общественно опасные и противоправные деяния, совершаемые по мотивам политической, идеологической, расовой, национальной или религиозной ненависти или вражды, а также деяния, способствующие возникновению или обострению межнациональных, межконфессиональных и региональных конфликтов». ^[7]

Проблема этого подхода в том, что понимать под словом «проявления»? Согласно словарной расшифровке, «проявления» – процесс действия по глаголам «проявлять» или «проявить». В соответствии со Словарем Ожегова «проявить»: «1. Совершая, делая что-нибудь, обнаружить наличие каких-нибудь качеств, свойств. …». Вот и получается, что для того, чтобы «деяние» отнести к экстремистскому, оно должно обладать свойствами и качествами, которые присущи непосредственно экстремизму и которые должны проявиться. А сами эти качества и свойства не раскрыты.

Еще одна проблема кроется опять в виде конфликтов. Здесь уже появился термин «региональный конфликт», о котором ранее нигде не упоминалось. В тоже время под субъектами регионального конфликта политологи понимают, в первую очередь, государства. Следовательно, речь здесь идет о государстве-экстремисте. В ст. 8 на это обращается особое внимание: «Экстремизм вышел за пределы отдельных государств, и представляет глобальную угрозу безопасности всего мирового сообщества. Некоторыми государствами экстремизм используется как инструмент для решения геополитических вопросов и передела сфер экономического влияния». ^[7]

Вводится Стратегией и новый термин «радикализм» (этот термин в различной интерпретации очень часто встречается в определениях экстремизма, предлагаемых учеными) - «глубокая приверженность идеологии экстремизма, способствующая совершению действий, направленных на насильственное изменение основ конституционного строя и нарушение целостности Российской Федерации». ^[7] В научной среде термин «радикализм», как правило, применяется для характеристики совокупности политических идей и действий, направленных на коренное (радикальное) изменение существующих социальных и политических институтов. ^{[8, с. 3]} В связи с этим большинство исследователей категории «радикализм» и «экстремизм» часто применяют как синонимы.

В то же время, согласно результатам исследования, проведенного бельгийской исследовательской группой управления по вопросам безопасности, радикализации, которая ведет к насилию включает в себя три стадии одного и того же процесса: радикализм, экстремизм и терроризм.

1. Радикализм. На этом этапе социальный контекст имеет решающее значение. Дискриминация, но особенно «недостаток внимания» к личности и меньшинству, к которому она принадлежит, приводят к «относительной депривации» социальной группы, что становится одной из причин радикализации.

2. Экстремизм. Это «готовность к применению насилия, не переходя к его осуществлению». В этой фазе, на группу через многочисленные аргументы оказывается давление с целью склонения более умеренных ее членов принять более крайние взгляды. Эффект угрозы для группы существенно усиливает этот процесс, потому что сплоченность группы намного сильнее, когда она направлена против общего врага.

3. Терроризм. Представляет собой комплекс форм агрессивного поведения на основе идеологии, которая совместно используется, по меньшей мере, ограниченной группой в составе социальной группы. Терроризм возникает, когда нет альтернативы для достижения поставленной цели. ^[9]

Однако есть и «оборотная сторона медали». Радикализация сознания представляет собой длительный процесс, причем его причины отличаются друг от друга. Иногда люди круто меняют свой образ жизни, и становятся адептами нового ими принятого мира без какого-то применения насильственных методов. Одним из примеров здесь можно привести кардинальное изменение идеологии сознания российского социума, которое произошло после развала СССР (1991). Бывшие коммунисты быстро перестроились и стали ярыми демократами. При этом никто из них не призывал к насилию и не применял на практике насильственные действия. Поэтому подавляющее большинство людей, которые являются «радикальными» не являются экстремистами, а многие из них явно выступают против применения насилия. В разное время в истории человечества, общество принимало радикальные взгляды, которые впоследствии были рассмотрены очень положительно большинством населения. Радикализация также может выступить в качестве фактора модернизации социума. Так, борцы за отмену рабства и всеобщее избирательное право, в свое время считались радикалами, так как они противостояли взглядам, преобладавшим в тот момент в обществе. ^{[10, с. 22-23]}

Согласно толкованию ОБСЕ, «радикализация, ведущая к терроризму – это динамический процесс, посредством которого личность начинает принимать террористическое насилие как возможный и, вероятно, даже правильный образ действий. В конечном итоге эта личность может, хотя и не обязательно, начать выступать или действовать в целях поддержки терроризма или участвовать в террористической деятельности». ^{[10, с. 17]} Радикализация не может быть объявлена угрозой обществу, если она не содержит в своей структуре насилие или иные противоправные деяния (например, разжигание межконфессиональной или межэтнической ненависти).

Если же посмотреть на использование термина «радикализация» в Северной Америке, то мы увидим, там он также не предполагает использование насилия. Радикализация представляет собой процесс, и человек, который стремится его реализовать на практике не обязательно должен достичь финальной его стадии - насилия. Таким образом, человек может быть радикальным без участия в насильственных действиях. В демократической системе, где свобода мысли, убеждения, мнения и выражения являются основными свободами, факт наличия или выражения радикальных взглядов является защищенным правом, а не проблемой правоохранительной деятельности.

Неоднозначность и субъективность исчезают, когда радикализация рассматривается в контексте установленной правовой системы. Когда радикализация включает в себя насилие в качестве компонента, оно становится незаконным. Акты насильственного радикализма являются преступлением, чьи исполнители считаются экстремистами или террористами. Когда такие акты совершаются, безопасность системы и справедливость перевешивают философские дебаты о культурной относительности. По стандартам государства и судебной системы, насильственные действия являются незаконными. В западном и российском обществах, насильственный экстремизм является незаконным актом и нарушением норм и ценностей общества. В исследовании, проведенном Департаментом полиции Нью-Йорка в 2007 г. выделено четыре фазы процесса радикализации:

фаза предварительной радикализации или поиск ее происхождения;

этап самоидентификации, где люди начинают обнаруживать радикальную идеологию и общаться с людьми, которые имеют схожие взгляды;

стадия индоктринации, где верования усиливаются и укрепляются;

фаза атаки и терроризм, где участники соглашаются с тем, что участвовать в теракте это их обязанность. ^[11]

При этом правоохранительная практика показывает, что человек, который участвует в процессе радикализации, не обязательно должен пройти все четыре этапа, чтобы, наконец, принять участие в акте насилия.

В США, «насильственная радикализация» определяются как факт принятия или развития системы верований экстремистского характера с целью проявления насилия на идеологический основе, направленного на изменения политического, религиозного или социального характера. ^[12] В Нидерландах процесс радикализации был охарактеризован голландской разведывательной службой, как повышенная готовность применять недемократические методы или средства для навязывания обществу чувства страха. При этом голландская разведка применение ненасильственных методов и средств радикализации также воспринимает как опасность для демократического правового порядка. ^[13]

Таким образом, радикализация – это важный фактор, способствующий созданию анклавов неинтегрированных параллельных сообществ, мнений идущих вразрез с демократическими ценностями. Она способна подчеркнуть глубокое разделение и отсутствие доверия между социальными группами в обществе. Проведенные исследования показали достаточно интересные результаты, которые систематизировав можно сформулировать одной фразой: «Трудно и практически невозможно предсказать, когда человек станет на путь практической радикализации». Анализ характеристик преступников, осужденных за радикализм, привел к выводу, что многие из них были скорее «обычные люди», которые вели обычную жизнь, имели постоянную работу и не имели судимостей.

Следующим этапом нашего исследования станет анализ раскрытия содержания понятия «экстремизм» в федеральных законах и кодексах Российской Федерации. В качестве базовых документов рассмотрим Федеральный закон «О противодействии экстремистской деятельности» (2002), ^[14] конкретные положения Уголовного кодекса Российской Федерации (1996) ^[15] и Кодекса об административных правонарушениях Российской Федерации (2001). ^[16] Для справки отметим, что соответствующие определения (или общие и особенные черты экстремизма) включены и в несколько десятков других федеральных нормативных правовых актов, регулирующих функционирование политических партий и общественных объединений, религиозную деятельность, проведение публичных собраний, публикацию в СМИ и сети «Интернет», следственные действия правоохранительных органов и другие вопросы.

Анализ Федерального закона «О противодействии экстремистской деятельности» показывает, что он является рамочным документом, в котором дается определение экстремистской деятельности (экстремизма). Многими учеными уже отмечался основной недостаток этого закона – отсутствие четкого понятия «экстремизм». ^[17]

Согласно ст. 1 законодатель уравнял понятия «экстремистская деятельность» и «экстремизм» и привел крайне неоднородный список насильственных и ненасильственных видов деятельности, которые считаются экстремистскими. Применим к этому списку метод классификации, соотнесем его со списком угроз, перечисленных в Стратегии национальной безопасности Российской Федерации (2015) и нормами, отраженными в УК РФ и КОАП РФ (по С. Фридинскому), и разобьем его на группы по определенным сферам жизнедеятельности общества:

политическая: насильственное изменение основ конституционного строя и нарушение целостности Российской Федерации (ст. 278, 279 УК РФ); воспрепятствование осуществлению гражданами их избирательных прав и права на участие в референдуме или нарушение тайны голосования, соединенные с насилием либо угрозой его применения (пункт «а» ч. 2 ст. 141 УК РФ); воспрепятствование законной деятельности государственных органов, органов местного самоуправления, избирательных комиссий, общественных и религиозных объединений или иных организаций, соединенное с насилием либо угрозой его применения (пункт «а» ч. 2 ст. 141, ст. 144, 148, 149, п. «в» ч. 3 ст. 188, ст. 295, 296, 317, 318, 321 УК РФ);

информационная: публичное оправдание терроризма и иная террористическая деятельность (ст. 205, 2051 , 2052 , 208, 210 УК РФ); пропаганда исключительности, превосходства либо неполноценности человека по признаку его социальной, расовой, национальной, религиозной или языковой принадлежности или отношения к религии (ст. 282 УК РФ); пропаганда и публичное демонстрирование нацистской атрибутики или символики либо атрибутики или символики, сходных с нацистской атрибутикой или символикой до степени смешения, либо публичное демонстрирование атрибутики или символики экстремистских организаций (ст. 20.3 КоАП РФ); публичные призывы к осуществлению указанных деяний либо массовое распространение заведомо экстремистских материалов, а равно их изготовление или хранение в целях массового распространения (ст. 280 УК РФ; Ст. 20.29 КоАП РФ); публичное заведомо ложное обвинение лица, замещающего государственную должность Российской Федерации или государственную должность субъекта Российской Федерации, в совершении им в период исполнения своих должностных обязанностей деяний, указанных в настоящей статье и являющихся преступлением (части 2-3 ст. 129, ст. 298 УК РФ);

духовная: возбуждение социальной, расовой, национальной или религиозной розни (ст. 282 УК РФ); нарушение прав, свобод и законных интересов человека и гражданина в зависимости от его социальной, расовой, национальной, религиозной или языковой принадлежности или отношения к религии (ст. 136, 145, 148, 149 УК РФ);

правовая: совершение преступлений по мотивам, указанным в пункте «е» части первой статьи 63 Уголовного кодекса Российской Федерации; организация и подготовка указанных деяний, а также подстрекательство к их осуществлению (п. «л» ч. 2 ст. 105, п. «е» ч. 2 ст. 111, п. «е» ч. 2 ст. 112, п. «б» ч. 2 ст. 115, п. «б» ч. 2 ст. 116, п. «з» ч. 2 ст. 117, ч. 2 ст. 119, ч. 4 ст. 150, ч. 2 ст. 214, п. «б» ч. 2 ст. 244 УК РФ);

экономическая: финансирование указанных деяний либо иное содействие в их организации, подготовке и осуществлении, в том числе путем предоставления учебной, полиграфической и материально-технической базы, телефонной и иных видов связи или оказания информационных услуг» (ч. 5 ст. 33, ст. 282 (1) , 282 (2) УК РФ).

Этот список постоянно подвергается критике за отсутствие логики, за многозначность, многовекторность и за то, что не указаны цели, отличающие экстремистскую деятельность от других преступлений. Кроме того, это определение детально обозначает формы проявления экстремизма (экстремистской деятельности) и описывает круг действий, составляющих экстремистское поведение, однако, не дает представления о сущностных характеристиках экстремизма как социального противоправного явления.

Причем, сравнительный анализ содержания деяний, отнесенных к экстремизму в Федеральном законе и Уголовном кодексе, показывает отсутствие полной (100%) корреляции, что позволяет большинству ученых юридической профиля критически оценивать работу законодателя. Например, О. Коршунова отмечает, что на основании Федерального закона «О противодействии экстремизму» в уголовное законодательство внесены изменения, «призванные привести его в соответствие с подходами, сформулированными в Законе, однако констатировать тот факт, что проблема с определением понятия преступления экстремистской направленности решена, не представляется возможным». ^[18] Следует также отметить, что после внесения поправок 2006 г. определение экстремистской деятельности (экстремизма) стало еще шире. Кроме того, экстремизм – это социальное явление, пусть даже противоправное, а экстремистская деятельность – это действия, направленные на достижение конкретной цели, отраженной в идеологии экстремизма.

По-нашему мнению, достаточно грамотное с правовой точки зрения соотношение перечисленных в Федеральном законе деяний, относящихся к экстремистской деятельности и норм Уголовного кодекса РФ привел в своей диссертации С. Фридинский, ^{[1, с. 107-111]} поэтому только обозначим, что все виды деяний, отраженных в Федеральном законе подпадают под ту или иную статью УК РФ и влекут за собой уголовную ответственность, с определенными допущениями.

Целью нашего исследования не ставилось подвергать сомнению ту или иную формулировку, предлагать свои изменения в российское законодательство. Представляется, что это более грамотно уже сделали ученые-юристы (Фридинский С., Узденов P., Хлебушкин А., Тамаев Р. и др.). Подвергнув анализу их предложения и соотнеся теорию с практикой, можно сделать вывод, что большинство норм, отраженных в российском антиэкстремистском законодательстве слабо коррелируют между собой, содержат ошибки и очевидные логические и диалектические противоречия, не учитывают в той или иной степени научные результаты, полученные учеными в ходе исследования сущности и содержания экстремизма, особенно в политической и правовой сфере. Применительно к проблеме квалификации преступлений экстремистской направленности можно утверждать, что это таит в себе латентную угрозу, стирает границы между экстремистским преступлением и другим противоправным деянием, следовательно, повышает вероятность возникновения следственной, а затем и судебной ошибки (19, 20).

Заключительные выводы

Обобщив приведенные нами результаты исследования сущности и содержания категории «экстремизм» в нормативных правовых актах попробуем сформулировать основные особенные черты этой категории (особенная часть) в российских нормативных правовых документах.

Во-первых, практическое совершение насильственного действия, направленного на объект, отнесенный Конституцией Российской Федерации к защищаемым объектам (мысленная деятельность в этом направлении не может являться экстремизмом). Эта деятельность может осуществлять как индивидуально, так и коллективно.

Во-вторых, противоправность. Это значит, любое действие, совершенное субъектом должно по своим масштабам превышать ограничения, установленные нормами права (УК РФ, КОАП РФ).

В-третьих, безапелляционная идеологическая приверженность, отвергающая политические, духовные и правовые ценности, принятые и поддерживаемые обществом, а также насаждение собственных мировоззренческих установок, основанных на неадекватных и неприемлемых для большинства представителей социума постулатах и ориентирах.

В-четвертых, насилие с использованием крайних форм, методов и средств, направленное на установление государственной идеологии, которая не приемлет легальный плюрализм идей, мнений и взглядов, не допускает их свободный коммуникативный обмен, разделяет социум по классовому, статусному, социальному, национальному, этническому, религиозному, экономическому и расовому признакам.

В-пятых, радикализм - это несколько менее преступная характеристика действий, которая может не нести в своем содержании насилия и использоваться людьми или социальными группами для обозначения самих себя. С точки зрения использования насилия категории «экстремизм» или «радикализм» обычно используются для обозначения тех, кто использует насилие против воли более крупного социально-политического института, а не тех, кто верит в насилие, чтобы обеспечить волю социального тела.