State control over the distribution of information harmful to children: analysis of case law

Polyanina Alla Kerimovna PhD in Sociology Docent, the department of Management and Public Administration, Lobachevsky Nizhny Novgorod State University, Samara State University of Railway Transport 603087, Russia, g. Nizhnii Novgorod, sloboda Verkhne-Pecherskaya, 423K Alker@yandex.ru Other publications by this author

Роста интенсивности информационных потоков и концентрации трафиков медийных сигналов (каналов передачи кодов) требует готовности к адекватной реакции со стороны государственного контроля. В правоприменении как этапе государственно-правового регулирования реализуется формальный социальный контроль. В акте применения нормы права выражена официальная позиция по поводу социального конфликта, породившего необходимость в нём. Публично-властное решение, в особенности по использованию механизмов юридической ответственности, являет собою официальное мнение относительно существа социального конфликта, лежащего в основе этого решения. Поэтому анализ правоприменительной практики раскрывает действительную, а не декларируемую, позицию публичной власти относительно вопросов обеспечения информационной безопасности детей, выявляет её относимость к принципам, явленным в доктринальных и нормативных документах как провозглашаемой позиции.

Рискологическое направление в социологии позволяет вычленить основные элементы управленческой деятельности, реализуемой государством по защите детей от информации и оценить её эффективность по критериям минимизации риска, оценки рисков и вероятности их наступления, точности определения (идентификации) источников (субъектов), факторов риска. Социологический интерес вызывает анализ позиций представителей государственной власти об эффектах риска, понимание социальной опасности этих эффектов ^[1].

Особое значение имеет социальность риска, выраженная в потенциале негативного эффекта риска, охватывающего всё общество, а также в широте зоны риска, включающим действиях множества социальных субъектов. Риск получения детьми вреда от информации относится к социальным рискам потому, что последствия ущерба претерпевает всё общество, а зона риска охватывает поведения множества субъектов. Согласно рискологической концепции Зубкова В.И. обеспечение информационной безопасности детей представлено в виде действий социальных институтов, обладающих функциями социальных механизмов по оптимизации рисков ^[2]. К таким институтам относятся и институты государственной власти. Бремя гарантирования защищённости всего общества и наиболее уязвимых социальных групп несёт публичная власть, поскольку только она владеет монополией на применение юридической ответственности или легитимного насилия. Одновременно с защищённостью детей государство гарантируют разного рода свободы, включая свободу получения дееспособным лицом информации, запрещённой для детей. Если первое обязательство государства основывается на представлении о традиционных ценностях, как ориентирах развития детей, то второе – на либеральной парадигме прав человека. Конфронтация социального порядка как системы социальных ограничений и мощностей современных коммуникативных технологий, поставляющих беспрецедентные возможности для предельной вариативности поведения, вне нормативных ограничений со стороны традиционных ценностей и общественной морали требует особой озабоченности государства в самосохранении. То, насколько государство справляется с этой задачей, явилось целью проведённого исследования правоприменительной практики.

Анализ правоприменительных механизмов по обеспечению информационной безопасности детей был осуществлён на основе изучения судебной практики. Анализу подверглись 540 текстов судебных постановлений за период с 2017 по 2020 гг., были использованы опубликованные решения судов общей юрисдикции первой инстанции. Были выделены аргументы представителей государственных органов, регулирующих отношения в сфере оборота информации, прежде всего, органов прокуратуры как основных инициаторов судебных разбирательств. Определена статистика по видам вредного; динамика их распространённости по годам. Определены мотивы распространителя информации (мотив предложения) и мотивы потребителя информации (мотив спроса). Исследование позволило выявить проблемы эффективности формального социального контроля как элемента управления информационной безопасностью детей. Анализ позволил раскрыть значимые факторы поведения субъектов риска.

Выделены такие группы вредного контента, как: 1) «Одурманивающие вещества»; 2) «Секс» (порнография, а также информация, пропагандирующая нетрадиционные половые отношения (гомосексуализм); 3) «Преступления» (экстремизм, взрывчатые вещества, оружие, мошенничество, уголовная субкультура – «АУЕ»); 4) «Насилие и жестокость»; 5) «Самоубийство и сельфхарм» (самовредительство, информация, побуждающая к суициду и членовредительству); 6) «Риск» («Руфинг» - проникновение в различные труднодоступные высотные объекты, крыши домов, «Зацепинг» – езда на крыше транспортных составов (электрички, метро, автобуса); 7) «Азартные игры»; 8) «Комплекс» - информация, включающая несколько видом вредного контента.

Наиболее часто выявлялась информация, связанная с сексуальными потребностями и половыми отношениями – 36,3 % от общего числа случаев. За ней следует группа «Одурманивающие вещества» - 32%., и на третьем месте - группа «Преступления» – 15%., группа «Самоубийство и сельфхарм» на четвёртой позиции – 7%. Это указывает на преобладание ущерба в отношении ценностным основам общества, искажающего традиционные ценности, общественную нравственность.

Относительно динамики выявления вредного контента обращает на себя внимание резкое снижение выявления информации о продажах алкоголя с 30% в 2018 до 3,8% в 2019 и 5% в 2020, а также рост информации о предложениях интимных услуг (проституции) с 16% в 2018 г. до 30% в 2019 и 25% в 2020 г., резкий рост выявления информации о продажах табака, включая снюс (жевательный табак) с 2% в 2018 г. до 19% в 2020 г. Возможно это связано с изменениями законодательства в отношении ужесточения ответственности за незаконный оборот табака. Высокий показатель выявления порнографического материалов в районе указывает на стабильность доли пользователей, демонстрирующих спрос н данную продукцию.

Классифицированы мотивы распространителя информации, признаваемой судом запрещённой. Это: коммерческий интерес (прибыль); политический (идеологический) мотив (экстремизм); пользовательский - мотив самовыражения (самопрезентация, самоактуализация, сбор позитивных откликов («лайков», «репостов»). Коммерческие мотивы распространителя сопровождают информацию о предложениях товаров или услуг, политические, экстремистские мотивы - все виды контента, направленного на пропаганду преступлений, криминального образа жизни, создания взрывчатых веществ и оружия; пользовательские - разнообразные виды информации, в том числе паразитирующего на потребности подростков в рисковом поведении и его репрезентации, вплоть до суицидального поведения.

Отметим, что коммерческие мотивы могут быть латентными, то есть скрываться за демонстрацией контента, играющего роль триггера и стоппера в рекламных коммуникациях – порнография, жестокость, насилие. Поэтому спрос на данный контент обусловлен не желанием приобрети услугу (товар), но потребностью в девиантном контенте, сопровождающем рекламное предложение (рекламном стоппере).

Мотивы потребителя информации (или спрос на контент) были распределяются на две группы: спрос на товар или услугу, основанный на потребности в них, готовности их покупки; спрос на сам контент, опосредованный девиантными медийными потребностями (порнография, жестокость) и естественными потребностями подростков в самовыражении, в том числе через рисковое поведение.

Объектом, претерпевающим ущерб от оборота вредной информации выступае, во-первых, жизнь и здоровье самого ребёнка и других людей; во-вторых, общественная нравственность (общественный порядок); в третьих, конституционный строй. Объективная сторона этого деяния выражена в публичном размещении информации, способной склонить, побудить и пропагандировать, а также в её доступности. Особая сложность заключается в установлении субъекта оборота, поскольку он должен обладать правосубъектностью, способностью самостоятельно нести ответственность за вред. При этом пользовательский контент зачастую не позволяет определить возраст распространителя, а в ряде случаев и владельца ресурса, его наименования, имени, местонахождения. Субъективная сторона опосредована мотивами создания и размещения информации.

Выявлено несовпадение адресата (целевой аудитории) информации и аудитории её потребителей (действительной аудитории), которая значительно шире заданного распространителем адресата. Эта проблема актуализирует задачу выделения особой зоны (в том числе виртуального пространства) с закрытым доступом подобно игорным зонам как «особых административно-территориальных объектов в Российской Федерации, предназначенных для осуществления деятельности по организации и проведению азартных игр, функционирующих за пределами населённых пунктов» (Федеральный закон от 29 декабря 2006 года № 244-ФЗ «О государственном регулировании деятельности по организации и проведению азартных игр и о внесении изменений в некоторые законодательные акты»). Сам алгоритм «презентации сайтов (ресурсов) в Интернете» обуславливает что встречу пользователя с девиантным контентом (так условно мы будем обозначать, например, порнографию, сексуализированный контент, жестокость и насилие) не взирая на возраст. Практика поисковых сервисов «обеспечивает» случайные, незапланированные встречи с ним через «всплывающие» окна, рассылку через e-mail и т.п. ^[3]. Частота появления в результатах поиска, «засвечивания» рекламы, является услугой и может быть заказана в маркетинговых или иных целях. Маркетинговая цель достигается автоматизмом встречи с девиантным контентом, порождающей рост потребности в нём.

Вред от формата распространения, исходя из аргументаций в текстах судебных постановлений, относится к режиму доступности информационного материла и зависит следующих факторов:

1) открытость доступа ресурса для неопределенного круга лиц, в том числе несовершеннолетних, когда, например, условия «закрытой группы» предполагают возможность «доступа новых участников, несовершеннолетних лиц, т.к. достоверная проверка возрастного ограничения в условиях регистрации в социальной сети с любыми анкетными данными (в т.ч. выдуманными) невозможна»;

2) отсутствие предупреждений об ограничениях к доступу по кругу лиц, возрасту;

3) отсутствие требований предварительной регистрации и пароля;

4) бесплатность;

5) неограниченный срок пользования ресурсом;

6) отсутствие ограничений на передачу, копирование и распространение.

Указание этих факторов правоохранителем характеризует его представления о возможностях организационно-технических мер по обеспечению безопасности детей. Иными словами, платность ресурса, проверка (идентификация) пользователя на предмет возраста и предупреждение о наличии вреда должны содействовать защите детей, а ограничения операций с ресурсом по сроку и действию (передача, копирование) снизить вероятность ущерба.

Подытоживая результаты анализа судебных постановлений, можно сделать следующие выводы. Вредоносность информации правильно формулируется представителями государственного контроля через её суггестивный потенциал, способность стимулировать, вовлекать и призывать, пропагандировать и обесценивать, являться способом самовыражения. Между тем, практика выявления вредного контента сосредоточена лишь на Интернет-ресурсах, мы полагаем, в связи с простотой доказывания. Указываемые правоохранителем проблемы привлечения к ответственности, которая является главным элементом правового воздействия, относятся к невозможности персонификации как распространителя, поскольку часто невозможно установить владельца ресурса, так и потребителя информации, так как большинство платформ не удовлетворят требования ограничения доступности информации (широту охвата аудитории). Исключительно важно понимание правоохранителем природы вредного воздействия информации на детей, её связанности с критериями доступности информации. На фоне девиантного контента осуществляются скрытые маркетинговые воздействия, а, например, порнография, играет роль стоппера в рекламе, шокирующего, привлекающего внимание, что даёт возможность установить главенство маркетинговых целей при создании и размещении вредного контента. следует отметить заинтересованность коммерческих субъектов в повышении девиантности медиапотребления как фактора спроса и прибыли, и, соответственно, углубление конфликта интересов коммерческих субъектов и публичных интересов в защите детей.

Выявлена трудность, а часто невозможность, установить ответственного субъекта, как в отношении размещения информации (владельца, пользователя социально сети), так и в отношении лиц, администрирующих доступ к контенту в виду отсутствия обязанностей родителей по контролю за медиаповедением детей и норм ответственности за нарушение. Анализ практики государственного контроля за оборотом вредной информации указывает на перспективы мер совершенствования механизма обеспечения информационной безопасности детей.