Can the policy Francophonie be considered a manifestation of neocolonialism (on the example of foreign cultural strategy of France in the 1960s)

Naumova Natalia PhD in History Docent, the department of Modern and Contemporary History, M. V. Lomonosov Moscow State University 119192, Russia, g. Moscow, ul. Lomonosovskii Prospekt, 27 naumovafrance@yandex.ru

Zinchenko Irina PhD Candidate, Section of Modern and Contemporary History, History Department, Lomonosov Moscow State University 127272, Russia, g. Moscow, ul. Lomonosovskii Prospekt, 27 irina_zinchenko28@mail.ru Other publications by this author

Процесс деколонизации, начавшийся после окончания Второй мировой войны в условиях становления биполярной системы международных отношений и генезиса «холодной войны», существенным образом изменил отношения между Францией и ее бывшими колониями в Африке и Азии. Вынужденная отказаться от прямого политического и военного присутствия, но желая сохранить свое влияние в обретших независимость колониальных странах, Франция обратилась к идее франкофонии и широкому культурно-экономическому сотрудничеству с недавно созданными государствами. Пятая республика заключала с ними двусторонние соглашения, в рамках которых развивались их финансовые связи на пространстве «зоны франка», оказывалась материальная, гуманитарная и техническая помощь, предусматривалось тесное культурное взаимодействие. В научной литературе подобное сотрудничество часто наделялось чертами неоколониализма ^{[1, 2]}, однако, когда речь заходит о феномене франкофонии, то эти суждения обычно подаются аксиоматично и не аргументируются ^{[3, 4, 5, 6]}. В данной статье будет поднята проблема соотношения политики неоколониализма и франкофонии во внешней культурной стратегии Пятой республики в годы правления ее первого президента Ш. де Голля (1958–1969).

Неоколониализм в современной исторической науке рассматривается как «система отношений между развитыми западными державами и их бывшими колониями, изменившая форму колониального господства, но сохранившая важные его черты» ^[7], такие как экономическое и политическое принуждение. Термин «неоколониализм» появился в 1950-е гг. и от классического колониализма отличался тем, что в качестве эксплуатируемого теперь выступало суверенное государство. Французский историк Ф. Петитвиль считает, что «неоколониализм зиждется на экономоцентризме» ^[8], это мнение разделяют отечественные исследователи В. И. Шамшурин и А. А. Шульга, которые видят в неоколониализме «этап и форму развития международных отношений, характерными чертами которой была формальная независимость бывших колоний при сохранении ими фактического подчинения за счет непрямого, в первую очередь экономического, воздействия» ^[9]. Первый президент Ганы, марксист и сторонник «панафриканизма» Кваме Нкруме считал неоколониализм «худшей формой империализма» и так определял его сущность: «Государство, являясь самостоятельным субъектом, теоретически независимым, имеет все внешние атрибуты международного суверенитета. На практике его экономическая система, а следовательно, и политический курс определяются извне. … Результатом неоколониализма является то, что иностранный капитал используется для эксплуатации, а не для развития менее развитых частей мира. Инвестиции в условиях неоколониализма увеличивают, а не сокращают разрыв между богатыми и бедными странами мира» ^[6]. В своей книге «Неоколониализм. Последняя стадия империализма» К. Нкруме отмечал «разнообразность и изощренность» методов проведения политики неоколониализма, которая может затрагивать не только экономическую область, но и «политическую, религиозную, идеологическую и культурную сферы» ^[6]. В качестве примера он рассматривал деятельность Информационного агентства США в Африке. Таким образом, под неоколониализмом чаще всего понимаются механизмы латентного подчинения суверенного государства другому, более развитому. Отечественная исследовательница Т. Н. Гончарова считает, что с 1960-х гг. в отношениях Франции с бывшими африканскими колониями «установилась система неоколониализма, что нашло отражение в понятии «франсафрик» (система неформальных отношений Франции с государствами Субсахарской Африки, многие из которых входили ранее в состав Французской колониальной империи и Французского союза), при этом Франкофонию («Франкофония» с большой буквы обозначает созданную в 1970 г. международную организацию «Агентство по культурному и техническому сотрудничеству» (общепринято сокращение «АССТ», фр. Agence de coopération culturelle et technique); с 2005 г. носит название Международная организация Франкофонии) она оценивает как «союз франкоязычных стран, который являет собой превосходный стимул для развития экономических и внешнеполитических связей между странами ^{[10, c. 78]}. А вот французский автор африканского происхождения П. Акинванда под этим термином подразумевает «неологизм, который используют, чтобы оправдать связи между французской колониальной державой и новыми независимыми странами» ^{[4, p. 28]}. Очевидно, что для понимания характера взаимоотношений Пятой республики с развивающимися странами в рамках проводимой ею внешней культурной политики необходимо четко определить, что такое франкофония.

***

Колониальная экспансия Франции в XVI–XIX вв. сделала французский язык одним из самых распространенных в мире, его использовали на всех пяти континентах. Для обозначения общности людей, говорящих на французском языке (вне зависимости от их национальности и страны проживания), французский географ О. Реклю еще в конце XIX в. ввел в научный оборот понятие «франкофония» ^{[11, p. 420]}. В подобной «лингвистической» трактовке термин встречается и в современной литературе, например, в статье О. В. Советниковой: «франкофония – это совокупность народов, которые используют французский язык в своей повседневной жизни или для общения» ^[12], и в работе крупного французского исследователя М. Тетю: «франкофония – это общность населения или стран, в которых французский язык является либо государственным, либо языком общения всего населения или его части» ^{[13, p. 46]}, и в Большой Российской энциклопедии ^[14].

Однако под франкофонией также понимают идейную основу межгосударственного сотрудничества на пространстве бывшей французской колониальной империи и других франкоязычных стран, которая заключается в том, что французские культурные ценности и язык являются достоянием группы государств и могут служить базой для их сближения ^[15]. Такая трактовка франкофонии впервые появилась в ноябре 1962 г. на страницах специального выпуска французского журнала «Эспри» ^[16], который, по мнению многих исследователей ^{[17, 18, 19]}, сделал этот термин общеупотребительным. В журнале были опубликованы статьи будущих отцов-основателей Международной организации Франкофонии: квебекского журналиста и общественного деятеля Жана-Марка Леже, короля Камбоджи Народома Сианука, президента Сенегала Леопольда Седара Сенгора и других, которые писали об универсальности французского языка и культуры и называли их главной причиной формировании франкофонной общности. Очень поэтичное определение этому феномену дал Л. С. Сенгор: «Франкофония — это всеобъемлющий гуманизм, который распространяется на всю планету: это симбиоз «спящих энергий» всех континентов и всех рас» ^[20]. Другой африканский лидер, первый президент Туниса Хабиб Бургиба в своей речи во время открытия франко-тунисского молодежного семинара в Карфагене (1967 г.) заявил, что не принимал идею франкофонии до получения Тунисом независимости, так как «тогда она воспринималась как противоположность независимости», но после того, как независимость была достигнута, «можно добровольно принять эту новую форму ассоциации, которая будет обогащением, будет шагом вперед, стремящейся организовать то, что уже фактически существует сейчас, но на базе двустороннего согласия. Она может быть построена на многосторонней основе и распространиться на другие области» ^[21]. Об универсальности французского языка и культуры высказывался и первый президент Пятой республики Ш. де Голль, отмечая, что французская культура охватывает территории за пределами Франции, а «яркое пламя французской мысли сохраняет свое сияние благодаря тому, что вбирает в себя духовные элементы других народов» ^[22].

Именно понимание франкофонии как идейной основы для взаимовыгодного сотрудничества стало базой для создания многих международных ассоциаций и агентств, сыгравших решающую роль в институционализации франкофонного движения и появлении в 1970 г. международного Агентства по культурному и техническому сотрудничеству. Такая трактовка термина «франкофония» в первую очередь поддерживалась политическими деятелями развивающихся государств: по верному замечанию отечественной исследовательницы Т. Ю. Загрязкиной, «в определении франкофонии, сформулированном Сенгором (страны и регионы, люди, духовная общность), идея духовной общности занимает ключевую – финальную – позицию как вершина развития франкофонии» ^{[23, c.12]}.

В научной и публицистической литературе термин «франкофония» также стали употреблять, подразумевая под ним внешнюю культурную политику Франции, призванную обеспечить продвижение политических и экономических интересов Пятой республики среди постколониальных стран с помощью «мягкой силы» ^{[3, 24, 25, 26]}. Например, по убеждению отечественного ученого и дипломата С. И. Косенко, франкофония является важнейшей составляющей внешней политики Франции, так как служит "бастионом защиты французских политических интересов и гуманистическим противовесом стандартизации и вульгаризации национальной культуры на англосаксонский манер" ^{[27, c. 55]}. При этом франкофония, которая базировалась на универсальности французских ценностей и культуры, распространении французской модели образования и языка, в идеологическом плане, по мнению историка-международника Е. О. Обичкиной, во многом продолжает имперскую и колониальную политику, которая также основывалась на «признании цивилизаторской миссии Франции по отношению к зависимым народам Азии и Африки» ^{[28, c. 33]}.

В 1960-е гг., после разрушения колониальной системы, Франция начала проводить в бывших колониях так называемую «политику сотрудничества», имевшую системный характер и затрагивавшую различные области межгосударственных отношений: военную, финансовую и культурную. Двусторонние соглашения Франции с развивающимися странами (в зону «политики сотрудничества» попали не только бывшие члены Французского союза, но и другие государства Африки, в частности Руанда и Бурунди) некоторые ученые называют «юридической базой неоколониальной политики де Голля», например, Е. А. Долматова полагает, что они создавали систему, которая «вроде бы отвечала потребностям африканских стран в финансовой помощи, обороне, развитии промышленности и образования, но в то же время позволяла Франции и лично де Голлю как главе Пятой республики сохранить достаточно жесткий контроль над их [развивающихся стран – авт.] экономикой и политикой» ^{[3, c. 77]}. Вряд ли можно говорить о серьезном давлении и контроле Французских властей на государственное руководство своих бывших колоний, которые в условиях биполярного мира и господства в нем двух сверхдержав имели широкие возможности изменить вектор экономических, военно-технических и внешнеполитических преференций. Но, конечно, франкофония играла важную роль в легитимации «политики сотрудничества», так как среди развивающихся, особенно франкоговорящих стран Азии и Африки существовал высокий спрос на французское образование и достижения науки, культуры и техники. К 1965 г. 15 тыс. французских преподавателей работало за ее пределами ^{[29, p. 4]}, при этом большинство специалистов находилось на территории африканских государств (Тунис, Марокко, Черная Африка). На деятельность департамента образования в составе Генеральной дирекции по культурным и техническим связям – органа министерства иностранных дел Франции, отвечающего за внешнюю культурную политику, – только в 1965 г. было выделено 222,5 тыс. франков ^{[29, p. 4]}; стоит отметить, что бюджет департамента образования постоянно увеличивался в течение почти всего периода президентства де Голля (с 1959 по 1968 гг.) ^{[29, p. 10]}. Ф. Петитвиль, основываясь на факте активного участия Франции и ее предприятий в военной области новообразованных государств, называет отношения Франции и бывших колоний «кумовством», что «официально оправдывалось вкладом Франции в формирование новых местных армейских кадров» ^[8]. В общей сложности 693 французских военных были наняты в качестве преподавателей в 1964 г. и отправлены в африканские государства ^{[30, p. 7]}. Все это, конечно, говорит о том, что Франция не только тратила большие финансовые средства и человеческие ресурсы на улучшение системы образования и подготовки профессиональных кадров в развивающихся странах, но и получала в перспективе политические и экономические выгоды от продвижения политики франкофонии.

В странах Магриба после обретения независимости существовал запрос на сотрудничество с Пятой республикой и в области организации административной власти: французских экспертов нанимали на различные управленческие должности из-за нехватки собственных квалифицированных кадров. Так, в 1960-е гг. 90% руководителей в сфере высшего образования Марокко являлись французами ^{[31, p. 3]}. Французские эксперты, советники и управленцы были задействованы на предприятиях, в финансовых организациях и других областях. При этом сами французские власти не хотели нести ответственность за функционирование политического аппарата иностранного государства и пытались прекратить подобную практику «прямого снабжения [кадрами – авт.]» ^{[31, p. 10]}, которая вредила престижу и репутации Франции: с одной стороны, запрос на квалифицированную рабочую силу возрастал с каждым годом, но с другой стороны, расходы на найм французских экспертов являлись непосильным грузом для стран Магриба, что становилось причиной недовольства местных жителей. Так, в Марокко на эту статью расходов приходилась колоссальная сумма: более 160 млн. франков, что составляло 10% всего национального бюджета ^{[31, p. 3]}. Отказаться Франции от «прямой помощи» североафриканским государствам было невозможно, так как это противоречило двусторонним соглашениям о сотрудничестве, подписанным между ней и ее бывшими колониями, а также – и это главное – вынудило бы их обратиться за поддержкой к другим иностранным государствам – ситуация, недопустимая с точки зрения национальных интересов Пятой республики и «подрывавшая ее экономическое и языковое положение в регионе» ^{[32, p. 10]}. Таким образом, власти Франции воспринимали прямое участие в подготовке управленческих кадров в странах Магриба не как способ возвращения к колониальному прошлому, а как временную и вынужденную меру для закрепления культурно-экономических, но – определенно – и политических позиций страны в регионе.

В 1960-е гг. Гендирекция – в целях экономии финансовых средств – стремилась расширить количество национальных специалистов в Северной Африке и планировала «увеличивать вовлеченность [африканских – авт.] государств в эту деятельность» ^{[32, p. 11]}. Пятая республика была озабочена не столько плачевным состоянием местного образования, сколько намерением высвободить большой финансовый и человеческий ресурс Гендирекции, уходивший на «прямое снабжение кадрами» - не самое перспективное направление сотрудничества, расходы на которое замедляли модернизацию других областей культурных и научно-технических отношений. Чтобы постепенно отказаться от практики «прямого снабжения», требовалось увеличить финансовое участие стран Магриба в программах по обучению и подготовке местных профессиональных кадров, в первую очередь, учителей, на что местные власти шли неохотно. Но уже к 1969 г. правительство Марокко самостоятельно оплачивало 88% расходов на подготовку профессиональных кадров, власти Туниса - 78%; хуже всего дела обстояли в Алжире, где французские субсидии покрывали почти половину расходов на развитие этого направления ^{[32, p. 10]}.

Для создания местной образовательной элиты Франция активно привлекала студентов из Африки к своей программе стажировок и стипендий. Количество стажировок, выделяемых иностранным студентам для их учебы во Франции, «увеличилось с 2102 в 1962–1963 гг. до 2341 в 1963–1964 гг., то есть рост составил 11 %» ^{[33, p. 44]}. Если проанализировать специализацию стипендиатов, то чаще всего во Францию приезжали учиться будущие педагоги (41 %), медики (20 %), биологи и химики (17 %), юристы и экономисты (12 %), студенты – искусствоведы (9 %). Количество стипендий в области технического сотрудничества за это время возросло на 16% с 2228 до 2578 ^{[33, p. 44]}. Чаще всего их получали студенты из государств Африки, особенно из Конго, Бурунди, Марокко и Туниса. Как показывают отчеты Гендирекции, в целом, «общее число стипендий увеличилось в четыре раза за 1958-1963 гг., к 1963 г. 82 % всех стипендий предназначалось для стран третьего мира, а количество стипендий для африканских государств выросло в 20 раз по сравнению с 1958 г.» ^{[33, p. 44]}. При этом самый внушительный рост количества стипендий для стран Африки был отмечен в 1964 г. ^{[30, p. 48]}. Стипендиальная программа позволяла молодым независимым государствам хотя бы отчасти удовлетворить свои потребности в подготовке высококвалифицированных кадров. При этом сотрудничество в сфере образования обеспечивало Франции лояльность политических элит развивающихся стран и поддерживало ее имидж современной и высокотехнологичной державы.

Франция также осуществляла техническое сотрудничество с государствами Черной Африки (в том числе англофонными), которое в основном велось в двух направлениях: экономическое развитие стран-бенефициаров (производителей сельскохозяйственной продукции) и подготовка административных и научно-технических специалистов. Так, для Конго-Леопольдвиля (бывшее Бельгийское Конго) по запросу местного правительства Франция готовила административных и научно-технических сотрудников всех уровней, а в Бурунди Гендирекция открыла курсы повышения квалификации для агрономов и реорганизовала государственные социальные службы. В Руанде в 1963 г. было подписано соглашение по научно-техническому сотрудничеству, предусматривавшее работу в стране французских экспертов и советников, а также целую программу стипендий, стажировок и курсов повышения квалификации для местных кандидатов ^{[30, p. 48]}. В Конго-Киншасе (бывшее Французское Конго) за 1967 г. французское правительство организовало около 80 долгосрочных и краткосрочных командировок для французских экспертов и выделило 425 стипендий для стажировок местных специалистов во Франции ^{[34, p. 82]}. В Эфиопии научно-техническое сотрудничество заключалось во французской помощи в области медицины и точных наук. В 1962 г. Франция запустила здесь ветеринарную программу: французские специалисты приезжали в Эфиопию и обменивались опытом с местными ветеринарами. Борясь с извечным бичом Африки – голодом, Пятая республика ежегодно выделяла средства на программы по благоустройству сельских районов, например, в Танганьике ^{[35, p. 32]}.

Таким образом, для молодых африканских государств, особенно франкофонных, сотрудничество с Францией было самым доступным и привычным способом получения экономической и технической помощи, а также возможностью решить проблемы культурно-образовательного характера. Политика франкофонии позволяла выстроить отношения с бывшей метрополией на партнерских началах, так как французская культура провозглашалась общим достоянием и частью африканской истории. Многие лидеры стран Тропической Африки последовательно выступали за сохранение и углубление сотрудничества с бывшей метрополией, активно участвовали в институционализации международной франкофонии: первый президент Сенегала Л. С. Сенгор в 1960-е гг. указывал на «кардинальные отличия» между французской и африканской культурами, но утверждал, что они прекрасно уживаются вместе и способны дополнять и благотворно влиять друг на друга ^{[36, p. 24]}, а президент Туниса Х. Бургиба заявлял о том, что французский язык является «мощным дипломатическим инструментом», который не может быть отвергнут «под предлогом лингвистической эмансипации» ^{[37, p. 162]}. Амани Диори, первый президент Нигера, отмечал «связь гения французского языка и идеала эмансипации» ^{[38, p. 212]}.

Другим регионом широкого распространения франкофонии стал Индокитай. То, что Пятая республика обладала финансовыми и людскими ресурсами для оказания поддержки государствам региона и при этом «больше не являлась страной «первого эшелона», серьезно уступая сверхдержавам по экономическим и политическим ресурсам», делало ее привлекательным партнером для Южного Вьетнама, Лаоса и Камбоджи, которые стремились к выстраиванию более равноправного сотрудничества со странами Запада ^{[39, c. 89]}. Франция помогала этим развивающимся государствам оставаться в «нейтральной» зоне борьбы сверхдержав и одновременно укрепляла свои позиции в регионе. По двусторонним соглашениям 1955 г., заключенным между Францией и странами Индокитая, бывшая метрополия должна была оказать им поддержку в осуществлении дорогостоящих технических и гуманитарных проектов. Так, в рамках соглашения с Южным Вьетнамом (в 1954 г., согласно Женевским соглашениям, Вьетнам был разделен на Северный и Южный; последний с 1955 по 1975 гг. назывался Республика Вьетнам) Франция поставляла материалы и необходимую технику для угольных шахт в Нонг-Соне провинции Куангна, только в 1961 г. Франция потратила на это 700 тыс. новых франков (в 1960 г. французский франк был деноминирован в соотношении 100 старых франков к одному новому), оборудование для университетских лабораторий и научных центров, технику для текстильных заводов и медикаменты. Франция помогала властям Республики Вьетнам в строительстве объектов инфраструктуры: лицеев, аэропорта и мостов на границе с Лаосом. Французские эксперты отправлялись советниками в Лаос и работали в государственных учреждениях по агрикультуре, юриспруденции, общественным работам, в комитете планирования, Национальном банке, государственном секретариате по национальному здравоохранению ^{[30, p. 41]}. В Камбодже французские специалисты помогли завершить строительство порта в Сиануквиле и ссудили 2,5 млн. новых франков на его оснащение, поставили оборудование для научных исследований в университетах, на французские деньги был открыт медико-хирургический центр. В октябре 1964 г. состоялось подписание нового договора с Камбоджей, по которому Франция обязалась построить и оснастить всем необходимым новое высшее учебное заведение в области агрикультуры и делегировать туда преподавателей по шести профильным дисциплинам ^{[30, p. 41]}. Пятая республика отправляла экспертов в качестве советников в различные министерства для помощи местной администрации; они же преподавали соответствующие дисциплины в университетах. По подсчетам Гендирекции, в 60-х гг. в странах Индокитая работало около 80 таких специалистов ^{[40, p. 22]}. Всего на программы экономической и технической помощи в трех государствах Индокитая Франция потратила около 2 млрд. 850 млн. старых франков ^{[41, p. 33]}. Гендирекция отмечала, что, несмотря на значительное увеличение помощи со стороны других стран, государственное руководство Республики Вьетнам, Лаоса и Камбоджи продолжало проявлять высокую заинтересованность в сотрудничестве именно с Францией в области науки и техники, при этом своих финансовых, кадровых и технических ресурсов на осуществление всех проектов у стран региона просто не хватало ^{[40, p. 22]}. Таким образом, после обретения независимости они продолжали тесно сотрудничать с Францией в культурных и научно-технических областях, что помогло преодолеть негативные последствия военного конфликта (война в Индокитае 1946-1954 гг.) и сохранить Камбоджу, Лаос и Южный Вьетнам в зоне влияния французской культуры, а, значит, опосредованно и политики.

***

В 1966 г. на конференции глав государств Афро-Малагасийской организации экономического сотрудничества, объединившей большинство франкофонных государств Африки, был поднят вопрос о создании международного франкофонного сообщества, определяемого как «духовное сообщество наций, использующих французский язык в качестве национального, официального или общепринятого языка» ^[42]. Официальными инициаторами выступили президент Сенегала Л. С. Сенгор и президент Туниса Х. Бургиба, хотя идею учреждения Международной организации Франкофонии также приписывают министру образования Квебека (франкоговорящая провинция Канады) Полю Жеран-Ляжуа ^{[19, p. 51]}. По словам близкого соратника де Голля А. Пейрефита, между французскими властями и лидерами африканских стран существовала предварительная договоренность, согласно которой именно последние должны были предложить образование франкофонного объединения ^{[43, p. 308]}. Эта версия не подтверждается архивными документами, в которых говорится, что в 1966 г. «идею создания центральной организации франкофонии де Голль воспринял с опасением» ^[44]. Реакция французской прессы на выдвижение проекта франкофонного объединения также была неоднозначной. «Монд» писала, что «идея не нова» и требует «осторожных действий, многочисленных контактов и аккуратных обменов мнениями» ^[45]. В январе 1967 г., накануне своей встречи с Ш. де Голлем, А. Диори дал интервью национальному телевидению Франции, в котором рассказывал о проекте учреждения Франкофонии и о созыве большой межпарламентской конференции для его обсуждения. Он выразил надежду, что «сдержанность Франции относительно франкофонии прекратится … и 1969 г. станет годом франкофонии» ^[46].

В марте 1970 г., уже при втором президенте Пятой республики, голлисте Ж. Помпиду, в Нигере состоялась учредительная конференция франкофонной международной организации, получившей название Агентство по культурному и техническому сотрудничеству. Ее члены (в 1970 г. в состав ACCT вошли: Бельгия, Бурунди, Верхняя Вольта, Габон, Гаити, Дагомея, Камерун, Канада, Кот-д 'Ивуар, Люксембург, Маврикий, Мадагаскар, Мали, Монако, Нигер, Республика Вьетнам, Руанда, Сенегал, Того, Тунис, Франция, Чад) ^{[47, p. 17]} высказались за укрепление позиций франкоговорящих стран на мировой арене и совместное решение их геополитических задач ^{[26, c. 9]}.Несмотря на то, что в Конвенции о создании Агентства по культурному и техническому сотрудничеству подчеркивалось, что инициаторами объединения выступили "ведущие политические деятели Африки и стран Магриба" ^{[47, p. 1]}, а главной целью Агентства являлось "создание настоящего многостороннего тесного сотрудничества в технической и культурной областях" ^{[47, p. 3]}, многие увидели в этой организации новую форму контроля бывшей метрополии - Франции над получившими независимость колониями ^{[4, 48]}. Арабский политик Х. Беннади в статье «Франкофония и неоколониализм» назвал Франкофонию «символом не только неоколониализма, но и антидемократии» ^[5]. Африканским лидерам, активно участвовавшим в образовании АССТ, приходилось оправдываться: «Нам не стыдно [что франкофония уходит корнями в колониальное прошлое – авт.], точно так же, как европейцы не стыдятся греко-римской цивилизации, которая была навязана им также путем завоевания» ^{[49, p. 212]}. Позиция отцов-основателей АССТ заключалась в том, чтобы, не отрицая факта существования до недавних лет эксплуататорской системы французского колониализма, теперь извлечь из сотрудничества с Францией максимально возможную выгоду для развития молодых независимых государств.

Процесс принятия текста устава АССТ продемонстрировал, что Франция заняла лидирующие позиции в сообществе, она оказывала давление на других участников объединения и не считалась с принципами равенства, заложенными в основу функционирования новой организации. Работа над уставом ACCT велась в Париже, а временный генеральный секретарь организации, журналист и ярый сторонник квебекского сепаратизма Ж.-М. Леже в процессе подготовки устава вел переговоры с французскими дипломатами, в частности, получал от них рекомендации о том, как обеспечить наилучшее представительство этой франкофонной провинции Канады в АССТ ^[50]. Однако, даже несмотря на консультации, итоговый текст устава, подготовленный Ж.-М. Леже, не устроил французские власти, так как предполагал разветвленную структуру и масштабные экономические и культурные проекты, а значит и серьезные расходы, на которые Франция, желая при этом получить в АССТ лидирующие позиции, не соглашалась пойти. Для обеспечения собственных интересов в будущей организации Франция собиралась стать ее основным спонсором и покрывать своим взносом около половины бюджета, поэтому его следовало сократить до суммы, приемлемой для финансовых возможностей Пятой республики ^{[51, p. 3]}. Французской делегации удалось в итоге внести в устав поправки, которые гарантировали соблюдение внешнеполитических интересов Пятой республики: АССТ не получило четко разработанной программы деятельности; по сути, оно стало вспомогательным органом для осуществления двусторонних контактов в области экономики, культуры, науки и техники, а также координировало функционирование многочисленных международных франкофонных ассоциаций, институтов и организаций. Это вызвало разочарование в среде последовательных сторонников идеи международной франкофонии; многие африканские лидеры требовали, чтобы АССТ расширило рамки своей деятельности и взяло на себя больше обязанностей по экономической поддержке его стран-участниц ^{[52, p. 170]}.

Очевидно, что учреждение международного франкофонного объединения напрямую отвечало национальным интересам Франции. Во-первых, создание АССТ позволяло ей получить максимальную политическую выгоду от потраченных на международное сотрудничество денег. Как отмечали в Гендирекции, «вместо того, чтобы «анонимно» участвовать в международном сотрудничестве, лучше это делать «персонализировано», имея в виду, что вклад Франции в ЮНЕСКО и другие организации, связанные с ООН, терялся на фоне размеров вкладов обеих сверхдержав: всю выгоду получали «государства первого порядка, а страны-бенефициары считают, что им помогают в основном США» ^{[53, p. 10]}. По мнению отечественной исследовательницы Т. Ю. Загрязкиной, сам факт учреждения АССТ говорил о том, что политический аспект франкофонии вышел на первый план, и свидетельствовал о желании Франции расширить свое геополитическое влияние ^{[23, p. 9]}. Создание крупной международной организации под эгидой французского языка и культуры укрепляло престиж Франции на международной арене и отвечало ее национальным амбициям. Однако от подобного сотрудничества выигрывала и другая сторона. Лидеры развивающихся стран, вошедших в АССТ, получили гарантии углубленного сотрудничества и новые средства для решения своих экономических проблем, причем не только от бывшей метрополии, но и от других западных государств, например, Канады, которая активно соперничала с Францией за место лидера и главного финансового спонсора объединения. Рассуждая об образовании франкофонной организации, Л. С. Сенгор отмечал, что «Франция не нуждается в Африке, но, как я неоднократно говорил генералу де Голлю, мы, африканцы, нуждаемся во Франции, чтобы решить наши проблемы» ^[54]. При этом деятельность ACCT сразу же стала объектом критики, а сторонники теории «контр-франкофонии» (выступают за пересмотр тезиса об универсальности французского языка и культуры) продолжают рассматривать ее как вариант французского постколониализма. Тоголезский профессор А. Апедо-Амах дал интервью по случаю очередного саммита Международной организации Франкофонии в Бейруте в 2002 г., в котором уподоблял франкофонию «фашизму и расизму» и отмечал, что МОФ основана на «колониальной и преступной идеологии и стремится сохранить африканцев в рабстве» ^[48]. Однако, справедливо подчеркивает отечественный специалист Д. В. Налетова, «контр-франкофония» как альтернативный проект «отличается значительным разбросом мнений и поэтому находится на стадии отдельных заявлений и нескоординированных акций» ^{[55, c. 29]}. Между тем, на современном этапе во Франции существует отдельное направление исследований, которое занимается изучением менталитета франкофонов разных национальностей и культур ^{[56, p. 60]} и формированием «франкофонной идентичности» в условиях разной культурной и цивилизационной среды ^{[57, p. 53]}, что свидетельствует об усилении инклюзивных и универсалистских характеристик франкофонии.

***

Франкофония в качестве способа выстраивания привилегированных отношений между Францией и другими франкофонными государствами с помощью языка и культуры легла в основу АССТ и являлась важной частью «стратегии сотрудничества» со странами третьего мира, пришедшей на смену политике колониализма. Внешняя культурная политика Франции, как свидетельствуют источники, в первую очередь была направлена на формирование позитивного образа государства за рубежом, на продвижение французского языка, пропаганду собственных культурных ценностей и достижений. Все это создавало благоприятные условия для осуществления политических, экономических и прочих задач Пятой республики на международной арене, например, повышения роли и значения Франции в постколониальном мире или заключения выгодных торговых контрактов; помогало снизить риск безработицы среди французских работников умственного труда; сохраняло за французским языком статус международного. Таким образом, следует признать, что проблема обеспечения нужд бывших колоний решалась голлистской властью в русле более важных для Пятой республики национальных задач. Несмотря на это, представляется необоснованным ставить простой знак равенства между франкофонией и неоколониализмом, ибо культурная внешняя политика деголлевской Франции повысила образовательный, культурный и научно-технический уровень жизни в молодых независимых государствах; способствовала укреплению их политико-управленческих структур и повышению международного веса. Участие в АССТ развивающихся стран и флагманов западного мира – Франции и Канады – демонстрировало возможность и целесообразность совместной работы и плодотворного сотрудничества в рамках международной организации, укрепляло авторитет и расширяло опыт политической элиты государств третьего мира. Но было бы, конечно, неправомерным отрицать желание де Голля через усиление позиции Франции во франкофонном мире добиться роста международного престижа Пятой республики, ее «величия», т. е. влияния на мировые дела и сохранения глобальной ответственности страны, что «является органичной чертой французской внешнеполитической идентичности» ^{[58, c. 145]}.