Public perception of the practices of digital profiling and social score: the situation in Russia and China

1. Введение.

В последние годы, и особенно с началом пандемии Covid-19, система государственного управления претерпевает серьёзную трансформацию, связанную с внедрением новейших цифровых технологий в судебную, административную, контрольно-надзорную и лицензионно-разрешительную деятельность государственных органов. При этом, часто незаметно для должностных лиц этих органов, такое технологическое перевооружение влечёт за собой не только изменение способов осуществления соответствующих государственно-властных полномочий, но также и само содержание государственной деятельности. Меняется модель управления, а государство постепенно сливается с цифровыми платформами.

Всеобщая цифровизация (а следовательно, автоматизация и алгоритмизация) публичной сферы, позволяющая повысить эффективность реализации государственно-властных полномочий и максимально сократить издержки, с необходимостью предполагает конвертацию информации об объектах управления и контроля в электронный цифровой формат. Прежде всего, это касается лиц – граждан и организаций, – на которых нацелены управленческие и контрольные мероприятия. Логичным решением в таком случае является оцифровывание данных о субъектах, имеющихся в распоряжении государственных органов и связанных с государством учреждений, с последующим аккумулированием этих данных и созданием цифровых профилей для каждого гражданина / организации.

Цифровой профиль – это совокупность записей о гражданине или организации из различных государственных (и, возможно, негосударственных) баз данных, доступная посредством автоматизированной инфраструктуры обмена информацией. Допустим, налоговое ведомство владеет информацией об уплате или неуплате Вами законно установленных налогов и сборов, знает о находящихся в Вашей собственности объектах имущества; банку известны Ваши доходы и расходы за год; органы внутренних дел располагают сведениями о полученных Вами штрафах за нарушение правил дорожного движения, о находящихся в Вашем владении транспортных средствах. По идее, цифровое профилирование предполагает, что все эти данные могут быть доступны уполномоченным органам и должностным лицам через специальную цифровую платформу. По идее (с учётом современных технологических возможностей), имеющиеся в базах данных цифровые сведения о Вас могут быть подвергнуты автоматизированной (алгоритмической) обработке, основанной на методах анализа больших массивов данных ^[11].

Возможности сбора государством и частными цифровыми платформами данных об индивиде, возможности использования этих данных и, особенно, возможность принятия автоматизированных решений на основе алгоритмической обработки регистрационных и биографических (репутационных) данных о субъекте – серьёзная и неоднозначная проблема. В пользу практик цифрового профилирования и автоматизированного принятия управленческих (правоприменительных) решений говорят такие факторы, как сокращение административных издержек, ускорение реагирования государством на актуальные социальные вызовы и нужды членов общества, исключение из правоприменительной деятельности субъективного фактора, упрощение процедур получения гражданами публичных услуг. Настороженное же отношение к цифровому профилированию и алгоритмическому принятию правоприменительных решений вызывают вопросы обеспечения безопасности персональных данных, непрозрачность алгоритмов ^[16], а также опасения многих людей, состоящие в том, что аккумулированные данные о них в будущем позволят государству и / или корпорациям контролировать каждый их шаг, станут основой для формирования своего рода «государства надзора» ^[21] или «цифрового тоталитаризма».

Цифровое профилирование, т.е. перевод юридически значимой информации о гражданах и организациях в цифровой формат и предоставление доступа к этой информации через соответствующие электронные платформы, рано или поздно ведёт к идее оценивать субъектов по биографическому (репутационному) содержимому их цифровых профилей, а вслед за этим с неизбежностью предполагает выстраивание иерархий того или иного типа («законопослушные» / «незаконопослушные», «имеющие хорошую репутацию» / «имеющие плохую репутацию», «добросовестные» / «недобросовестные» и т.д.). Иными словами, цифровое профилирование в конечном счёте связано с социальным рейтингованием (ранжированием / грейдированием) физических и юридических лиц. Способы такого рейтингования или грейдирования могут быть различны: присвоение субъекту балльного рейтинга (шкалы рейтингования тоже могут отличаться многообразием), маркирование цифрового профиля как профиля с хорошей / плохой репутацией, включение субъекта в так называемые «чёрные списки» (стоп-листы) или, напротив, реестры образцовых граждан и организаций. Различным может быть и набор данных, определяющих присвоение субъекту того или иного рейтинга / грейдирование субъекта тем или иным образом: наличие фактов привлечения к юридической ответственности, неисполнение гражданско-правовых обязательств, своевременность погашения банковских кредитов, волонтёрская деятельность и донорство, прохождение или непрохождение обязательной вакцинации, и т.п.

Далее всего в направлении цифрового профилирования и социального рейтингования продвинулась Китайская Народная Республика. Масштабный государственный проект «Система социального кредита» (далее – ССК) нацелен именно на профилирование, учёт, анализ и оценку репутационных данных о субъекте, максимально объективную и автоматизированную обработку данных и принятие правоприменительных решений. Описание данного проекта можно найти в серии публикаций российских и зарубежных учёных ^{[6; 7; 8; 12; 13; 14; 17; 18]}, а потому, дабы избежать повторения общих мест, заострим внимание лишь на паре моментов. Во-первых, ССК – это до сих пор не единая система, а, скорее, общее название для ряда управленческих систем и техник, объединённых единой идеологией. Во-вторых, ССК, в перспективе предполагающая начисление субъектам некоего рейтинга за их поведение в сфере правового регулирования (и даже в сфере отношений, регулируемых моральными нормами ^[14]), до сих пор не включает в себя единой системы рейтингов, которая бы охватывала всю страну: отдельные экспериментальные рейтинговые проекты существуют, но ограничены масштабами муниципальных образований, их внедряющих; рейтинговые шкалы этих муниципальных проектов серьёзным образом отличаются друг от друга ^[18]. В-третьих, как показывают исследования ^{[15; 18]}, многие китайцы не осведомлены о том, что в их стране действует какая-то «система социального кредита»: рядовые граждане имеют дело не с единой системой, а с отдельными административными практиками и процедурами («чёрными списками» правонарушителей, «красными списками» образцово добропорядочных лиц, пилотными муниципальными скоринговыми проектами и коммерческими проектами балльной оценки, продвигаемыми отдельными крупными корпорациями наподобие холдингов Alibaba и Tencent). Очевидно, что китайская ССК находится на этапе становления, что определяет отношение к ней рядовых китайцев. Учитывая, что, несмотря на всю свою национальную специфику, ССК в КНР в целом соответствует глобальному вектору развития публичного управления, его цифровой трансформации, полезным и интересным является выявление отношения к практикам цифрового профилирования и социального рейтингования в нашей стране, а также сравнение этого отношения с отношением к подобным практикам в КНР.

2. Материалы и методы.

В рамках настоящего исследования были проведены а) письменное интервьюирование граждан КНР; б) письменный социологический опрос жителей Российской Федерации.

Интервьюирование граждан КНР осуществлялось в два этапа: в сентябре 2020 г. и в марте 2021 г. В сентябре 2020 г. десяти резидентам КНР были разосланы вопросы на китайском языке. В марте 2021 г. интервьюирование граждан КНР осуществлялось в виде предложения пройти опрос в электронной форме на веб-платформе CrowdSignal (https://soccredit.survey.fm/中华人民共和国公民问卷).

_{Пример заполненного опросного листа на китайском языке.}

Лист для удалённого проведения интервью включал в себя пятнадцать вопросов: (1) указание возраста; (2) регион проживания в КНР; (3) «Как Вы оцениваете уровень своей защищённости от насильственных посягательств третьих лиц, мошенничеств при приобретении товаров и услуг, неисполнения Вашими контрагентами своих обязательств (в КНР)?»; (4) «Улучшилось ли, по Вашим оценкам, состояние общественного порядка в Вашем городе / регионе / стране за последние 5-10 лет?»; (5) «Доверяете ли Вы государственным органам и коммерческим организациям в том, как они собирают и используют Ваши персональные данные (например, данные о Вашей профессиональной занятости, доходах и расходах, передвижениях по стране и выездах за рубеж, привычках)?» (ответ можно было представить в виде одной из следующих оценок: «полностью доверяю», «скорее доверяю», «не вполне доверяю», «совсем не доверяю», «доверяю только государственным органам», «доверяю только частным коммерческим организациям»); (6) «Знаете ли Вы о внедрении системы социального кредита в Китае?»; (7) «Как Вы относитесь к практике использования “чёрных списков” для лиц, однажды уличенных в противоправном или аморальном поведении, и “красных списков” для примерных граждан?»; (8) «Следует ли, по Вашему мнению, применять к лицу, совершившему нарушение общественного порядка (например, хулиганство, нарушение порядка поведения на транспорте и объектах туристической инфраструктуры, нарушение правил аренды транспорта), ограничительные меры (такие как запрет на приобретение билетов на скоростные поезда, запрет посещения определенных мест, запрет приобретения предметов роскоши) дополнительно к мерам юридической ответственности, предусмотренным законом (штрафам, аресту)?»; (9) «Участвуете ли Вы в проектах, предполагающих балльно-рейтинговую оценку Вашего поведения? Если да, то в каких?»; (10) «В случае, если Вы ответили “да” на предыдущий вопрос: влияет ли участие в такой системе на Ваше повседневное поведение? Если влияет, то каким образом?»; (11) «Каким образом необходимо вести себя, чтобы иметь высокие показатели в этой системе?»; (12) «Влияют ли на Ваш рейтинг в системе оценки других её участников?»; (13) «Можете ли Вы ознакомиться со своим рейтингом в системе? Доступны ли для Вас данные о рейтинге других граждан и компаний?»; (14) «Какие преимущества (ограничения) связаны с наличием высокого (низкого) рейтинга в системе социального кредита?»; (15) «Предусмотрена ли в известной Вам системе социального кредита оценка следующих деяний (одного или нескольких из них): благотворительные пожертвования, волонтёрская деятельность, уход за пожилыми людьми, помощь соседям, супружеская неверность, расторжение брака, вступление в / выход из Коммунистической партии? Если нет, следует ли это предусмотреть?». За исключением вопроса № 5, ответы на вопросы интервью респонденты могли давать в свободной форме.

Всего интервьюирование прошли тринадцать граждан КНР в возрасте от 18 до 34 лет, проживающие в провинциях Шаньдун, Чунцин, Гуандун и в Гуанси-Чжуанском автономном районе. В ходе проведения исследования участники исследовательского коллектива столкнулись с тем, что граждане КНР более старших возрастных групп неохотно участвуют в опросе, даже анонимном, и готовы ответить на вопросы интервьюеров устно, на словах, но не в письменном виде.

Опрос жителей Российской Федерации проходил с 8 сентября по 26 октября 2021 г. в двух формах: посредством заполнения респондентами печатного бланка опросника с выбором из заранее предложенных вариантов ответов, либо посредством прохождения опроса в сети Интернет на платформе CrowdSignal(https://soccredit.survey.fm/Социологический-опрос-«Цифровые-профили-и-социальное-рейтингование»). Печатная версия опросного листа включала в себя шесть вопросов: (1) «Каков Ваш возраст?»; (2) «Доверяете ли Вы государственным органам и коммерческим организациям (напр., банкам, онлайн-агрегаторам услуг) в том, как они собирают и используют Ваши персональные данные (напр., данные о Вашей профессиональной занятости, доходах и расходах, передвижениях по стране и выездах за рубеж, потребительских привычках и предпочтениях)?»; (3) «Как Вы относитесь к идее использования цифровых профилей в целях идентификации граждан и предоставления им публичных услуг?» (отдельной строкой в опроснике было разъяснено значение понятия «цифровой профиль»); (4) «Поддерживаете ли Вы идею ведения государственными органами “чёрных списков” правонарушителей с последующим отражением в цифровых профилях соответствующих лиц информации о наличии их имени (наименования) в таких списках?»; (5) «Как Вы считаете, следует ли государству присваивать гражданам, организациям и должностным лицам рейтинги поведения / делить их на образцово добросовестных, добросовестных и недобросовестных, предоставляя льготы / привилегии субъектам с хорошей репутацией (высоким рейтингом) и налагая дополнительные ограничения на субъектов с плохой репутацией (низким рейтингом)?»; (6) «Если социальное рейтингование (ранжирование / грейдирование) всё-таки будет введено в нашей стране, кто должен принимать решения о присвоении рейтинга (ранга / класса), предоставлении льгот обладателям хорошей репутации, наложении ограничений на обладателей плохой репутации?».

Опрос в электронной форме прошло 190 респондентов из различных регионов России, в форме заполнения печатного бланка – 78 респондентов из Нижегородской области. Для привлечения случайных респондентов к электронному опросу и исключения ситуации, при которой все респонденты относятся к одной и той же социальной группе, членами исследовательского коллектива была заказана рекламная кампания на сервисе Яндекс.Директ (https://direct.yandex.ru). Бóльшая часть российских респондентов – представители молодого поколения: 55% – в возрасте от 18 до 24 лет; 11% – от 25 до 34 лет; 15% – от 35 до 44 лет; 8% – от 45 до 54 лет; 11% – от 55 лет и старше.

_{Скриншот с данными рекламной кампании по привлечению респондентов.}

3. Результаты.

Результаты интервьюирования китайских граждан показывают довольно-таки схожие оценки респондентов в отношении практик сбора и обработки государственными органами и частными компаниями персональных данных, социального рейтингования, а также системы поощрений и наказаний, являющейся частью ССК. Респонденты отмечают ощущение высокого уровня защищённости от насильственных посягательств других граждан, мошенничеств при приобретении товаров и услуг, неисполнения обязательств контрагентами. Также все участники интервьюирования отметили, что, по их мнению, состояние общественного порядка в их городе, регионе и стране в целом за последние годы улучшилось: это может быть следствием внедрения ССК, однако, скорее, является отражением более широкого комплекса мер правительства КНР по обеспечению общественной безопасности и стабильности ^[9]. Проинтервьюированные жители Китая полностью или в основном (в соотношении 50% / 50% опрошенных) доверяют государственным органам и коммерческим организациям в том, как они используют персональные данные граждан. Большинство респондентов осведомлены о существовании в их стране Системы социального кредита, однако половина опрошенных признаётся, что эта осведомленность носит поверхностный характер. Большинство интервьюируемых одобряет использование «черных списков» для правонарушителей и «красных списков» для примерных граждан (только один из респондентов отметил «нейтральное» отношение к такой практике). 2/3 опрошенных высказалось одобрительно и в отношении применения к правонарушителям дополнительных правоограничительных мер помимо мер юридической ответственности, предусмотренных законом за соответствующие противоправные деяния; треть опрошенных, однако, отметила, что «в дополнительных ограничительных мерах нет необходимости».

Большинство (8/13) интервьюируемых китайских граждан имеет опыт участия в проектах, предполагающих балльно-рейтинговую оценку поведения индивидов; при этом почти во всех или во всех таких случаях имеет место участие в коммерческом скоринговом проекте SesameCredit (ZhimaCredit) корпорации AlibabaGroup (один из респондентов не указал, в каком рейтинговом проекте доводилось участвовать ему). Респонденты, имеющие опыт участия в скоринговых проектах частных корпораций, в целом не считают существенным влияние таких проектов на их повседневное поведение. Как отмечают интервьюируемые граждане КНР, для того чтобы иметь в этих рейтинговых системах высокие показатели, нужно, прежде всего, добросовестно исполнять взятые на себя обязательства (в частности, вовремя оплачивать счета). Четверо респондентов, участвующих в скоринговых проектах китайских компаний, отметили, что оценки других участников рейтинговой системы не влияют на их собственные показатели; трое респондентов ответили, что не знают, влияют ли оценки других участников скоринговой системы на их рейтинги; только один респондент ответил на данный вопрос утвердительно. Судя по ответам интервьюируемых жителей КНР, у участников китайских скоринговых проектов (по крайней мере, тех, которые ведутся частными компаниями) имеется возможность узнавать собственные показатели в них (только один респондент ответил отрицательно на этот вопрос); также, очевидно, участники скоринговых систем частных компаний видят рейтинговые данные других участников этих систем – своих контрагентов: скорее всего, в этих системах действует принцип, аналогичный тому, что принят в сервисах Uber, Яндекс.Такси и Airbnb. Из преимуществ, связанных с наличием высокого рейтинга в скоринговых системах китайских компаний, респонденты отметили предоставление скидок на товары и услуги этих компаний и более лёгкий доступ к банковским кредитам. Большинство респондентов не считает, что скоринговые системы должны учитывать такие деяния, как благотворительные пожертвования, волонтёрская деятельность, уход за пожилыми людями, помощь соседям, супружеская неверность, расторжение брака, вступление в правящую в стране Компартию или выход из неё. Согласно ответам этих же интервьюируемых, скоринговые проекты, в которых они участвуют или участвовали (т.е. проекты частных компаний), не учитывают таких видов поведения. Лишь один из интервьюируемых, предварительно не указавший, в каком именно скоринговом проекте он участвует или участвовал, ответил на вопрос об учёте таких видов поведения утвердительно; по его мнению, учёт таких деяний необходим (вероятно, данный гражданин имеет опыт участия в одном из пилотных рейтинговых проектов, ведение которых осуществляют администрации муниципальных образований в провинциях КНР).

В целом одобрительное отношение проинтервьюированных китайских граждан к социально-кредитным механизмам и практикам обработки персональных данных госорганами и частными компаниями соответствует результатам социологического исследования, проведённого ранее сотрудницей Свободного университета Берлина и основанного на гораздо более представительной выборке респондентов ^[15].

Интересным является сопоставление результатов интервьюирования граждан КНР с результатами социологического опроса, проведённого среди жителей России (учитывалось проживание в Российской Федерации, но не факт наличия российского гражданства).

_{Диаграмма 1. Доверие россиян к тому, как госорганы и коммерческие организации собирают и используют персональные данные граждан.}

Результаты проведённого опроса показывают достаточно низкий уровень доверия россиян к тому, как государственные органы и коммерческие организации собирают и используют персональные данные граждан (Диаграмма 1). Так, полностью доверяют государственным органам и коммерческим организациям в этом отношении лишь 7% опрошенных. Ответили, что «скорее доверяют» 24%. Доверяют только государству 9%. Как ни странно, лишь один респондент (<1% от общего числа опрошенных) выбрал ответ «доверяю только частным организациям». Таким образом, в целом или по большей части доверие государству и частным компаниям в применяемых ими методиках сбора и направлениях использования ими персональных данных выразили 41% опрошенных. 39% опрошенных ответили, что «не вполне доверяют» государству и частным организациям в том, как они собирают и используют персональные данные. Наконец, 19% опрошенных совершенно отказали государству и частным организациям в доверии. Таким образом, против 41% россиян, положительно относящихся к принятым в нашей стране практикам сбора и обработки персональных данных или, как минимум, выражающих в данном вопросе доверие только государству, оказалось около 59% тех, кто относится к таким практикам с недоверием.

_{Диаграмма 2. Отношение россиян к идее использования цифровых профилей в целях идентификации и предоставления публичных услуг.}

Как ни странно могло бы показаться с учётом ответов на предыдущий вопрос, россияне по большей части поддерживают идею введения института цифрового профилирования в целях идентификации граждан и предоставления публичных услуг: поддерживает 41% от общего числа опрошенных; не поддерживает 29%; почти треть опрошенных (30%) не определилась со своим отношением к цифровому профилированию и затруднилась ответить на поставленный вопрос (Диаграмма 2).

_{Таблица 1. Сопряжённость результатов опроса (вопросы 2 и 3 опросного листа)}

В рамках проведения исследования построена таблица сопряжённости результатов опроса (Таблица 1), отражающая взаимосвязь между доверием респондентов государству и частным организациям в том, как они собирают и используют персональные данные граждан, и поддержкой идеи цифрового профилирования. Для проверки нулевой гипотезы об отсутствии связи между ответами, даваемыми респондентом на 2 и 3 вопрос, использовалась статистика ` ` χ² (χ² = 53.78 при достигнутом уровне значимости (p-value) 5.3e-08) ^[19]. Полученное значение p, равное 5.3e-08, указывает на то, что на уровне значимости 5% гипотеза о независимости ответов респондентов на 2 и 3 вопрос должна быть отвергнута. Коэффициент Крамера V = 0.32 указывает на существование достаточно сильной связи между этими ответами.

_{Диаграмма 3. "Поддерживаете ли Вы идею ведения государственными органами чёрных списков правонарушителей с отражением соответствующей информации в их цифровых профилях?"}

Бóльшая часть опрошенных положительно относится к идее ведения государственными органами «чёрных списков» правонарушителей с последующим отражением в цифровых профилях соответствующих лиц информации о наличии их имени (наименования организации) в таких списках (Диаграмма 3). Так или иначе поддержали данную идею 68% респондентов (182 из 266); не поддержали 22% (59 человек); 9% (25 человек) затруднились с ответом.

На самом деле, поддержка «чёрных списков» даже у указанных 68% опрошенных не является полной и безоговорочной. Безусловно поддерживает «чёрные списки» лишь 19% от общего числа респондентов (51 из 266): эти люди либо отметили, что поддерживают ведение «чёрных списков» и в отношении уголовных преступников (насильников, мошенников и пр.), и в отношении лиц, имеющих проблемы с исполнением договорных, налоговых, алиментных и т.п. обязательств, и в отношении нарушителей общественного порядка и ПДД, либо отметили поддержку «чёрных списков», но не указали, в отношении кого их следует вести (мы расценили такие ответы как положительные в целом, побеседовав с отдельными респондентами после заполнения им печатных форм опросника).

Уровни поддержки ведения «чёрных списков» в отношении трёх указанных категорий лиц отражены в Диаграмме 4. Как видим, в основном респонденты поддержали идею вести «чёрные списки» в отношении преступников: данный вариант ответа отдельно или в сочетании с другими вариантами выбрали 174 респондента (65%). Идея ведения «чёрных списков» в отношении лиц, не исполняющих договорные обязательства, не платящих налоги и алиментные платежи, поддерживается 32% опрошенных (87 из 266). Ведение «чёрных списков» нарушителей ПДД и общественного порядка поддерживает около 21% опрошенных (55 из 266 респондентов).

_{Диаграмма 4. Показатели поддержки идеи ведения "чёрных списков" в отношении различных категорий лиц.}

Мнения опрошенных по вопросу о необходимости внедрения социального рейтингования (ранжирования в той или иной форме) в управленческую практику разделились почти поровну: 46% так или иначе поддерживает рейтингование или ранжирование (грейдирование); 41% относится к такой идее отрицательно; 12% до сих пор не определились со своей позицией (Диаграмма 5).

_{Диаграмма 5. "Следует ли государству присваивать гражданам, организациям и должностным лицам рейтинги поведения / делить их на добросовестных и недобросовестных, предоставляя привилегии одним и налагая ограничения на других?"}

Стоит заметить, что результаты по вопросу о введении социального рейтингования примерно соответствуют результатам другого социологического исследования, недавно проведённого группой учёных из Центра исследований гражданского общества и некоммерческого сектора НИУ ВШЭ по заказу Совета при Президенте РФ по развитию гражданского общества и правам человека ^[4]. Оба опроса фиксируют критическое, настороженное отношение к идее социального рейтингования со стороны значительной части российского общества. В исследовании НИУ ВШЭ вопрос для респондентов был поставлен несколько иначе: «Как Вы думаете, введение таких (социальных – примечание авторов) рейтингов граждан в России улучшило или ухудшило бы качество жизни?». Результаты – 42% опрошенных считает, что «ухудшило бы»; 27% – что «улучшило бы»; 31% - затруднились с ответом. Отличий в формулировке вопроса по сравнению с формулировкой из нашего опросника как минимум два: во-первых, в опросе НИУ ВШЭ речь идёт только об отношении к социальному рейтингованию граждан (индивидов), тогда как в нашем опросе речь идёт о рейтинговании вообще (не только рядовых граждан, но также юридических и должностных лиц); во-вторых, тогда как в нашем опросе спрашивается о том, следует ли присваивать рейтинги поведения, в опросе НИУ ВШЭ вопрошается о том, улучшило бы или ухудшило бы рейтингование качество жизни людей (очевидно, улучшение или ухудшение качества жизни связано с отношением к необходимости внедрения той или иной управленческой инновации, однако принятие инноваций и признание их неизбежности в долгосрочной перспективе может сопровождаться и осознанием того, что нововведения не улучшат жизнь людей в кратко- и среднесрочном плане).

Как показывают результаты проведённого нами опроса, лишь 10,5% (28 из 266 опрошенных) поддерживает социальное рейтингование (ранжирование, грейдирование) сразу для трёх указанных в опросе категорий субъектов: (1) для государственных и муниципальных служащих, а также структурных подразделений госаппарата; (2) для коммерческих организаций и индивидуальных предпринимателей; (3) для граждан вообще. Рейтингование хозяйствующих субъектов (коммерческих организаций и индивидуальных предпринимателей) так или иначе (т.е. наряду с рейтингованием для других категорий субъектов, или же только для данной категории) поддержало 32% (85) респондентов. 28% респондентов так или иначе поддержало идею рейтингования госслужащих и структурных элементов государственного аппарата. Лишь 22% (ср. с 27% в опросе НИУ ВШЭ) респондентов так или иначе одобряет рейтингование рядовых граждан (Диаграмма 6).

_{Диаграмма 6. Уровни поддержки идеи социального рейтингования для отдельных категорий субъектов.}

Пожалуй, наиболее любопытными оказались ответы на вопрос о том, кому (или чему) с наибольшей вероятностью респонденты доверили бы осуществление социального рейтингования. Вопрос был сформулирован таким образом («Если социальное рейтингование всё-таки будет введено в нашей стране…»), что ответ на него ожидался не только от сторонников, но и от противников идеи социального рейтингования. В печатной версии опросника для ответа на данный вопрос предлагалось лишь три варианта: «государственные должностные лица», «сами участники общественных отношений (обычные люди)» и «искусственный интеллект (автоматизированные системы)». В процессе проведения опроса обнаружилось, что часть респондентов оставляют данный, шестой, вопрос опросного листа без ответа, поэтому в электронную форму опросника был добавлен четвёртый вариант ответа («затрудняюсь ответить»), а отсутствие ответа на данный вопрос в печатном опросном листе было интерпретировано как выбор этого четвёртого (не предусмотренного в самой печатной форме) варианта. В итоге мы имеем достаточно большую часть респондентов (20%), фактически отказавшихся отвечать на данный вопрос (Диаграмма 7).

_{Диаграмма 7. "Кто должен принимать решения о присвоении социального рейтинга, предоставлении льгот и наложении ограничений?"}

Большинство опрошенных (38%) скорее доверило бы осуществление социального рейтингования обычным людям, которые выступают в качестве участников повседневных общественных отношений. Такая модель рейтингования уже действует в рамках коммерческих цифровых платформ приобретения товаров и предоставления разнообразных услуг: на платформах онлайн-торговли Ebay и Amazon, на платформах оказания услуг Airbnb, Uber и Яндекс.Такси, шеринговых платформах Blablacar и Делимобиль, и т.д. В своей абсолютизированной, доведённой до логического конца форме рейтингование самими гражданами друг друга может выглядеть сообразно картине, изображённой в фильме “Nosedive” («Нырок») популярного научно-фантастического телесериала “BlackMirror” («Чёрное зеркало»). Знакомство многих граждан с такой моделью рейтингования, её интуитивная понятность, вероятно, делают её наиболее привлекательной среди респондентов. Стоит заметить, однако, что модель, при которой сами участники общественных отношений оценивают (рейтингуют) друг друга, до сих пор существовала в России лишь в сфере частноправовых отношений и не затрагивала область публично-правовых обязанностей граждан.

Второе место по предпочтениям респондентов занимают автоматизированные системы, базирующиеся на искусственном интеллекте. Доверить им рейтингование (ранжирование / грейдирование) субъектов, поощрение имеющих наилучшую репутацию и наказание лиц с наихудшей репутацией готово 26% (68 опрошенных граждан).

Наконец, 17% респондентов в большей степени полагаются на решения уполномоченных государством должностных лиц по присвоению субъектам социальных рейтингов (по грейдированию субъектов), если социальное рейтингование (ранжирование / грейдирование) когда-либо будет иметь место. Такой, достаточно низкий, уровень доверия респондентов к решениям государственных и муниципальных служащих, очевидно, соответствует недоверию россиян к принятым в России практикам сбора и использования персональных данных, а также – в более широкой перспективе – к государственным институтам вообще ^[10].

4. Выводы.

Проведённые интервью с китайскими гражданами вкупе с данными зарубежных социологических исследований ^[15] демонстрируют достаточно высокий уровень доверия китайских граждан – по крайней мере, молодёжи – по отношению к принятым в Китае практикам сбора и обработки персональных данных, а также инициативам правительства по внедрению в публичное управление репутационных, рейтинговых инструментов. Результаты интервьюирования указывают на наличие у респондентов чувства защищённости от мошенничеств, неисполнения договорных обязательств контрагентами и посягательств со стороны злоумышленников. При этом большинство из опрошенных не ощущают или не осознают влияния Системы социального кредита на своё повседневное поведение. Такая корреляция между ответами респондентов могла бы показаться странной, однако её вполне можно объяснить: ССК в КНР действует в комплексе с иными средствами социального контроля и обеспечения общественной безопасности (к таким средствам относится, например, система «умного» видеонаблюдения Xueliang^[20]), да и само появление данного проекта исторически было связано с ориентацией китайского руководства на обеспечение социальной стабильности и безопасности государственного режима перед лицом вызовов XXI в. ^[8]. Китайские граждане зачастую не осознают влияния ССК и её составляющих на свое повседневное поведение именно потому, что социально-кредитные (репутационные) механизмы уже сделались частью их повседневной жизни и воспринимаются как привычные атрибуты этой самой повседневности.

В отличие от китайских граждан, жители России в значительной степени склонны не доверять государству и, особенно, частным коммерческим компаниям в том, как они собирают и используют персональные данные. При этом, обращает на себя внимание большая доля россиян, которые до сих пор не определились со своим отношением к таким управленческим инновациям, как цифровое профилирование и социальное рейтингование (грейдирование). По всей видимости, это может свидетельствовать о том, что для многих российских граждан вопросы цифровизации государственного управления и использования репутационных механизмов для регулирования поведения субъектов до сих пор являются своего рода terraincognita, составляют ту область, в которой зачастую отсутствуют даже поверхностные знания. Примечательно, что Российское государство в лице своих органов и образовательных институций не спешит повышать грамотность населения в этой области, предпочитая, по-видимому, ставить граждан перед свершившимся фактом, т.е. принимать решения о внедрении в публичное управление новых цифровых технологий (цифровых профилей, QR-кодов и т.п.) без сколь-либо обстоятельной общественной дискуссии.

Между тем, вопрос о внедрении в России цифрового профилирования, похоже, уже практически решён. Федеральный проект «Цифровое государственное управление», реализуемый в рамках национальной программы «Цифровая экономика Российской Федерации» с 1 ноября 2018 г. по 31 декабря 2024 г., предусматривает создание «платформы идентификации, включая биометрическую идентификацию, облачной квалифицированной электронной подписи, цифровых профилей гражданина и юридического лица, а также единого пространства доверия электронной подписи» на базе Единой системы идентификации и аутентификации (ЕСИА) на портале «Госуслуги» ^[3]. Распоряжением Правительства РФ от 30 мая 2020 г. № 1452-р запланировано «создание государственной информационной инфраструктуры, необходимой для обеспечения функционирования создаваемых миграционных правил, электронных сервисов и механизмов контроля» и включающей в себя в том числе цифровой профиль иностранного гражданина. На рассмотрении Государственной Думы Федерального Собрания РФ в настоящее время находится законопроект № 747513-7, которым предлагается определить порядок функционирования инфраструктуры цифровых профилей ^[1].

Как показывает проведённый опрос, россияне в целом одобрительно относятся к такому репутационному механизму управления и контроля, как «чёрные списки» (стоп-листы, реестры нежелательных лиц), однако по большей части это одобрительное отношение распространяется на ведение «чёрных списков» лиц, совершивших уголовные преступления. В США давно ведётся Национальный публичный реестр лиц, совершивших сексуальное преступление (United States National Sex Offenders Public Registry) ^[2]; в России же ведение подобного реестра – по крайней мере, с включением туда лиц, совершивших преступления против половой свободы несовершеннолетних, – до сих пор является предметом дискуссии ^[5]: законодатель и правительство не спешат перенимать опыт государства, у которого уже позаимствован, например, институт «иностранных агентов». Ведение «чёрных списков» для нарушителей общественного порядка и правил дорожного движения, а равно для должников по уплате налогов и исполнению договорных обязательств, как ни странно, не пользуется большой поддержкой, что отличает среднестатистического жителя России от среднестатистического жителя КНР.

Введение социального рейтингования для рядовых граждан одобряет лишь 22% от общего числа участников нашего опроса. Это достаточно показательный результат, учитывая, что рейтингование субъектов хозяйственной деятельности находит понимание более чем у трети опрошенных и около трети респондентов считает целесообразным рейтингование госслужащих. Очевидно, многие россияне не имеют ничего против того, чтобы оценивалась деятельность тех, кто оказывает им услуги частноправового и публично-правового характера, однако в повальном рейтинговании (ранжировании) обычных граждан видят угрозу своим правам и интересам. Особенно остро перспектива предоставления разного объёма фактических возможностей по реализации формально закреплённых прав в зависимости от репутации / рейтинга граждан должна восприниматься людьми сегодня, в условиях, когда население страны фактом наличия или отсутствия сертификата о вакцинации от Covid-19 уже и так оказалось разделено на «полноправных» и «неполноправных».