DOI: 10.7256/2454-0749.2021.11.36710
Received:
25-10-2021
Published:
03-12-2021
Abstract:
Leaning on the conceptual analysis, the article describes “Ugric text” as a special cultural phenomenon. Approximately fifty works by Ugric writers (both, poetic and prosaic) were analyzed using the Internet program, “Morpher”. Despite the obvious differences stylistic and thematic differences in their works, both poets and prose writers use a common set of basic concepts that comprise the backbone of cultural space of the region. The conclusion is made on the similarities that unite the texts of Ugric authors into a single cultural phenomenon. The goal of this research lies in the description of Ugric text as a unique cultural phenomenon. The article employs the results of the latest scientific developments in the field of philological regionalism and geopoetics, as well as literary works by the Ugric authors. The main result consists in elucidation of the concept of “Ugric text”, its differentiation with the concept of “literary school”. Having studied the texts of prominent Ugric writers – E. D. Aypin, S. S. Kozlov, O. B. Richter, P. A. Sukhanov, N. V. Sochikhin, Y. Shestalov and others – the author concludes on the basic concepts that determine the common mental space of Ugra and ensure the semantic integrity of Ugric text as a cultural phenomenon. It is established that due to the common conceptual framework, Ugric text not only exists as a unified whole, but also evolves, remains contemporary, and meets the spiritual needs of the audience. Comprehensive analysis of the literary works indicates that the common concepts in the poetic and prosaic Ugric text evolve and refract within the framework of the authorial linguistic worldview. The scientific novelty consist sin the fact that this article is first to analyze Ugric texts as a cultural phenomenon from the perspective of conceptual approach.
Keywords:
Ugra literature, Ugra text, regionalism, mental space, concept, conceptosphere, supertext, power of place, picture of the world, myth
Введение
Как правило, современное литературоведение исходит из того, что настоящий большой писатель – это человек мира, в чьих работах поднимаются общечеловеческие вопросы (генеритивный регистр, по Г. А. Золотовой), произведения включены в контекст мировой культуры. Таковы книги В. Шекспира, М. де Сервантеса, Ч. Диккенса, В. Гюго, Ф. М. Достоевского, А. П. Чехова, Л. Н. Толстого и многих других классиков мировой литературы. Подход к анализу текста с позиций его региональных особенностей в этом случае воспринимается как сужающий круг затронутых в произведении вопросов или вовсе в данном случае не существенный. При этом нельзя не согласиться с Д. В. Ларковичем, который уверен: «Игнорирование или недооценка роли регионального компонента в процессе изучения истории литературы неизбежно ведёт к искажённым представлениям о её национальной специфике и общей логике развития» [11, 41].
Нельзя не отметить, что в эпоху глобализации (в том числе и духовной), унификации нравственных ценностей все большую значимость приобретает национальная, а ещё уже – региональная литература [6], в которой, помимо общечеловеческих вопросов, находят свое отражение проблемы конкретного этноса, географического, «территориального образования», под которым понимается особое культурно-историческое пространство, обладающее «неповторимым ментальным ландшафтом» [11, 41]. Наука, изучающая особенности быта, экономики, культуры конкретного региона, получила название «регионалистики». В настоящее время активно ведутся споры по поводу объекта филологической регионалистики [11; 17; 18; 19; 19; 21; 22; 23; 24; 25], но необходимость изучать региональные (или «локальные») тексты у исследователей сомнений не вызывает [8; 9; 11; 16; 19].
Так, Л. В. Полякова пишет: «Сейчас самое время для становления особой методологии изучения литературно-художественного факта на базе анциферовского метода локально-исторического исследования, учитывающего первостепенную роль конкретной социальной реальности. Такого рода методика направлена на изучение связей писателя с регионом. Она определятся содержанием и характером произведений, поэтикой, специфическими топонимическими сюжетами, типом и именами персонажей» [15, 8].Исследователь Н. П. Анциферов даже вводит такое понятие, как «власть места», которая, по мнению учёного, довлеет «над сознанием и поступками обитателей города», определяет специфику «населения изучаемого города» [1, 16]. Как видим, роль места, его влияние на произведение огромна. Таким образом, филологическая регионалистика может предоставить филологам богатый инструментарий для анализа художественных произведений, позволит открыть, увидеть нечто новое в тексте, то, что прежде не попадало в поле зрения исследователя.
Задача региональной журналистики, по мнению Л. В. Поляковой, состоит в том, чтобы системно описать корни, генезис того или иного литературно-художественного явления, учитывая при анализе особенности духовной жизни социума и человека как его неотъемлемой и базовой части [15].
В настоящее время филологическая регионалистика как наука находится в начале своего становления, однако нельзя не признать, что её развитие происходит достаточно активно. Проводятся научные конференции по регионалистике, издаются сборники статей, монографии, видные ученые создают научные школы. Из наиболее ярких представителей филологической регионалистики следует отметить Н. П. Анциферова [1], Л. В. Полякову [15], Д. В. Ларковича [5], В. А. Храпову [19], Н. Е. Меднис [13,] Е. Ш. Галимову [17] и др. Активно вводятся в научный обиход такие понятия, как «алтайский текст», «сибирский текст», «северный», «московский», «петербургский», «крымский», «воронежский» [3; 12; 14; 17; 18] и т. д.
С недавнего времени, благодаря усилиям филологов Югры, в научный обиход вводится понятие «югорский текст» [11]. В этой связи мы считаем необходимым сделать ряд замечаний к тому, что уже сказано по данному вопросу, определить основные отличительные особенности югорского текста как особого литературно-художественного феномена.
На наш взгляд, именно осознание принадлежности к родной культуре, своему народу, отражение его чаяний в творчестве делает писателя действительно национальным.
Материалы и методы
Материалом для исследования послужили стихотворные и прозаические произведения современных югорских авторов, которые мы относим к региональному (югорскому) тексту.
Основополагающим стал метод концептуального анализа. Благодаря интернет-программе «Морфер» нами были выделены базовые концепты югорского текста, что позволило сделать ряд выводов относительно природы феномена. Также нами использовались такие методы филологического исследования, как историко-культурный, мифопоэтический, структурно-семиотический.
Результаты
Во многом культурную жизнь региона определяют поэты, проживающие на его территории. Они быстрее других реагируют на те духовные, ментальные изменения (позитивные или негативные), которые происходят в обществе, отзываются на них в своих произведениях, ставят непростые вопросы, пытаются отыскать ответы.
Говоря о югорском тексте как культурном феномене, нельзя не задаться вопросом о том, какие авторы его формируют, наполняют, видоизменяют, то есть тексты каких писателей составляют комплекс «югорского текста». С одной стороны, в Югре активно работают и публикуются «национальные авторы», представители народов, исконно проживающих на данной территории. В их творчестве нашли своё отражения верования, традиции народов ханты, многие произведения созданы на родном для авторов языке. Видные представители национальной литературы Югры – Е. Д. Айпин, Ю. Шесталов, М. И. Шульгин, М. П. Вахрушева. С другой стороны, Югра стала домом для многих русских поэтов и прозаиков, которые, в своё время приехав осваивать северный край, так и остались здесь жить. Это представители разных поэтических школ и национальностей, с разными политическими и религиозными взглядами, но считающие Югру своей второй родиной. Здесь можно упомянуть следующих авторов: Д. А. Сергеев, С. Е. Сметанин, Ю. А. Дворяшин, Н. В. Сочихин, П. А. Суханов, В. Н. Козлов, Н. И. Коняев, Л. А. Ветрова и др.
Мы поддерживаем точку зрения Д. В. Ларковича, который считает, что «художественный образ конкретного географического пространства может быть актуализирован как на уровне персональной творческой системы, так и складываться из совокупных усилий целого ряда творческих индивидуальностей, приобретая тем самым характер сверхтекста» [11, 42]. Иначе говоря, югорский текст является совокупностью частных текстов югорских авторов, в которых, независимо от религиозных и политических взглядов, принадлежности к той или иной литературной школе, актуализируется художественный образ югорского края. В этом случае югорский текст становится метатекстом или сверхтекстом. При этом он шире, объёмнее, богаче, чем просто сумма всех текстов, его составляющих. В этом, на наш взгляд, главная особенность сверхтекста. Сверхтекст, по мнению за Н. А. Купиной и Г. В. Битенской, это «совокупность высказываний, текстов, ограниченная темпорально и локально, объединённая содержательно и ситуативно, характеризующаяся цельной модальной установкой, достаточно определёнными позициями адресанта и адресата, с особыми критериями нормального и анормального» [10, 215]. Таким образом, объем югорского текста составляют произведения как национальных авторов, так и представителей некоренных народов севера, главное, чтобы их тексты соответствовали критериям, отличающим югорский текст от всех прочих.
Исследователь Н. Е. Меднис также выделяет ряд конституирующих признаков указанного системного единства [13]. Обращаясь к определению Н. А. Купиной и Г. В. Битенской [10], нетрудно выделить критерии, которые предлагают авторы для определения сверхтекста: единство времени, места, содержания, ситуаций, модальных установок, позиций адресанта и адресата, базовых нравственных принципов.
Итак, нельзя не признать, что, несмотря на очевидную связь регионального текста с конкретным географическим пространством, следует все-таки говорить об уникальном едином ментальном пространстве авторов, которое возникает на определённой территории в силу ряда факторов и которое, собственно, организует региональный текст, обеспечивает его целостность. Это, впрочем, не умаляет и не отменяет самобытности каждого отдельного автора. Напротив, разнообразие подходов к решению той или иной художественной задачи и определяет региональный текст как единую уникальную систему, отличную от прочих.
Внутри регионального текста как культурного феномена создаётся некое особое пространство (в рамках реального времени и пространства), но являющееся «надгеографическим» и «надвременным». Это пространство ментальное, идеальное, при этом творимое ежеминутно, живое, развивающееся. Возникает вопрос: «На основе чего творится это пространство? Каков его фундамент, стержневые компоненты?» Ведь если бы таких компонентов не существовало, то и пространство рассыпалось бы, не обрело конкретных черт, которые мы можем фиксировать на том или ином этапе, изучать и анализировать.
По нашему мнению, базой, стержнем ментального пространства будет являться концепт (если использовать лингвистический термин) или мифологема (если применять термин, относящийся более к литературоведению). Так или иначе, мы говорим о ключевых культурообразующих понятиях, которые характеризуются глобальностью, универсальностью, рождены внутри той или иной культурной общности и имеют в ней широкое распространение. Концепты лежат в основе индивидуально-авторской картины мира, в творчестве используются в качестве способа интерпретации действительности, её осмысления. Именно опора на общие концепты, устоявшееся их понимание (но варьирование в творчестве) и определяет, на наш взгляд, специфику регионального текста, её формирование и развитие. Мы не можем быть уверены, что современные авторы сами творят концепты (мифологемы), поскольку возникновение и укоренение концепта в культуре занимает сотни лет. Однако мы убеждены в том, что они в своём творчестве (сознательно или неосознанно) используют традиционные для своей социокультурной среды базовые, культурообразующие понятия, которые часто прикреплены к конкретной территории и могут быть, следовательно, выражены специфическими языковыми средствами. Именно этим, а вовсе не идеологическими установками крымский текст отличается от московского, а петербургский от омского. Необъятные российские просторы создают ситуацию для (со)существования и развития различных ментальных систем в современной отечественной художественной литературе. Варьирование концептов, как и отношение к ним в творчестве каждого автора, бесконечно, что и позволяет подлинному поэту оставаться самобытным в рамках того или иного «регионального текста».
На наш взгляд, говорить о сложившемся региональном тексте как о культурном феномене (со своей традицией, отличительными особенностями, устоявшимся ментальным пространством) можно лишь тогда, когда выделены базовые концепты, его определяющие и цементирующие.
Нашу мысль отчасти подтверждают наблюдения известного югорского этнографа Е. И. Гололобова, который выделяет наиболее общие признаки северных территорий: «неосвоенность, крайне малая населённость, суровые природно-климатические условия (вечная мерзлота, суровая зима, непродолжительное лето и т. д.), исключающие ведение зернового хозяйства. Такие характеристики на протяжении столетий формировали определённый географический, точнее историко-географический образ Севера вообще и Обь-Иртышского Севера в частности» [7]. Обратим внимание на то, что автор использует термин «образ», то есть говорит о Севере как пространстве «надгеографическом», переходящим в ментальную плоскость. Исследователь С. В. Галян, говоря об отличительных признаках Югры как надгеографического пространства, пишет: «Релевантными для Югры являются локусы леса и большой реки, расположенного внутри или рядом с ними родового стойбища, а также город с недлинной историей. Два последних объединяются в один локус Дома, а все вместе – в пространство родины» [5].
Итак, можно констатировать, что в сознании югорчан сложился определённый образ Югры. И, безусловно, образ этот, имеющий чёткие черты, особую концептосферу, находит своё отражение в произведениях югорских авторов. Их творчество обогащает данный образ, формирует югорский текст.
Для анализа мы выбрали около 50-ти наиболее значимых, на наш взгляд, прозаических и стихотворных произведений югорских авторов. Назовём лишь некоторых из них: Е. Д. Айпин, С. С. Козлов, О. Б. Рихтер, П. А. Суханов, Н. В. Сочихин, Ю. Шесталов, В. А. Квашнин, В. С. Матвеев.
Большой объем литературного материала, отобранного для анализа, потребовал от нас использования интернет-программы «Морфер», которая позволяет выделять в текстах ключевые слова. Многие из них, как мы увидим далее, являются концептами ближней периферии югорского текста.
Проанализировав ключевые слова основного корпуса текстов, мы пришли к выводу, что, несмотря на разнообразие представленных литературных школ и объединений, мы можем говорить о включенности рассмотренных произведений в югорский текст, поскольку все они – часть общей концептосферы, включающей базовые концепты и периферию.
Итак, в качестве базовых, исходных концептов мировой культуры исследователи (М. Элиаде и др.) выделяют следующие: первочеловек, женщина-судьба, мировое древо, ось мира, золотой век, рай, ад и др., которые присутствуют в большинстве религий и мифов. В российской ментальности ученые (И. В. Кучерук, Б. П. Вышеславцев, А. В. Сергеева, В. В. Колесов) выделяют следующие основные культурообразующие концепты: Родина, вера, правда, честь, справедливость, долг, терпение, воля, свобода, доля и др. Они, безусловно, определяются христианскими ценностями, которые были восприняты Русью более тысячи лет назад.
Базовые («исходные», «первичные») концепты остаются на протяжении многих столетий культурообразующими, однако могут развиваться и переосмысляться в том или ином социуме.
В процессе анализа мы выделили следующие концепты, определяющие региональный (югорский) текст: нефть, человек, север, снег, огонь (костёр), вода (река, болото), рыба, тайга (лес), олень, зверь, медведь, дети, сердце, земля, природа, ночь, дорога (путь), жизнь, ночь и день. Кроме того, к культурнообразующим, универсальным понятиям мы также относим топонимы (Сургут, Югра, Покачи, Нефтеюганск, Мегион, Лянтор, Когалым, Обь, Иртыш, Сосьва и др.), а также антропонимы, имена известных людей, внёсших заметный вклад в развитие региона, ставших легендой (Ф. Салманов, В. Л. Богданов, Г. М. Кукуевицкий и др.) Наиболее показательными в этом смысле являются книги «Стихи о Сургуте» Л. И. Гайкевича, «Снега Самотлора» Н. В. Денисова, «На свободу через Берёзов» Н. И. Коняева, «Ларьякский голос» В. А. Мазина, «Зима в Лянторе» Д. А. Сергеева, «Сургут-на-Оби» М. Г. Сладковой, Г. Сазонова «Мамонты и фараоны». Названные концепты образуют ближайшую периферию базового концепта «малая родина». Все они, так или иначе, включены в тексты югорских авторов, становятся основными в их творчестве.
В основе концептосферы югорского края лежат два основных: нефть и газ. В творчестве региональных авторов они встречаются постоянно и являются доминирующими:
«А нефть в Покачах мы тогда отыскали,
и грамотой нас профсоюз одарил,
а что ордена или те же медали –
так это райком в кабинетах бурил». [Цит. по: 5, 84]
(Владимир Квашнин, «Буровикам Югры».
Вторым по частотности употребления является инвариант «тайга» в разных вариантах (лес, урман, глушь и т.д.), например: «Костер рассказывал ему, о чем шептала эта урманная река в глинистых берегах и о чем думают черные кедрово-еловые урманы за спиной старика, убегая в голубую дымчатую марь» [Цит. по: 5, 85] (Ю. Казаков, «Хождения в Югру»). При этом отмечается следующая особенность: для приезжих тайга – это объект воздействия, пространство, которое нужно покорить, освоить. Для национальных авторов (ханты и манси) мир тайги не враждебен людям, он органично входит в жизнь северного народа, дружелюбен. Тайга – это дом. Так, у Ю. Шесталова рощи «распевают песни», старые сосны шумят вместе с детворой [20, 73]. И далее: «Вот тайга под жарким солнцем / Начинает зеленеть» [20, 103]. В творчестве национальных поэтов лес многомерен, текуч, изменчив. Но это равновесие очень легко нарушить, нужно быть осторожным в своём доме. В этой связи ещё одним базовым концептом в творчестве югорских авторов является «дом». Как справедливо отмечает Д. В. Ларкович, «… образ дома вообще является ключевой скрепой югорского текста. Здесь дом понимается и как непосредственное жилище человека, где находится его семейный очаг и растут его дети, и как само территориальное пространство, где человек обретает себя – пространство всей Югры с его уникальными природными и человеческими богатствами» [11, 49].
Огромное место в творчестве югорских авторов занимает река. Как отмечает С. В. Галян, «река как одна из форм бытования водной стихии …содержит в себе витальную коннотацию. Она символизирует мировой путь от его возникновения до завершения. В мифологии обских угров важное значение имеет образ связывающей все три яруса универсума Мировой реки, в качестве которой рассматривается Обь. Двигаясь с юга на север, она берет свои истоки в верхнем мире, далее пересекает весь средний мир и завершает своё течение в преисподней – загробном мире холода и мрака, тем самым намечая траекторию человеческой жизни. Все прочие реки Югры (Аган, Сосьва, Пим, Салым, Вах, Тромъеган и др.) по аналогии воспринимаются как своего рода локальный эквивалент реки Мировой» [5, 42–43].
Основной является Обь. Это Мировая река (она символизирует и жизненный путь отдельного человека, и течение времени). Остальные реки края, такие как Аган, Сосьва, Пим, Салым, Вах, Тромъеган и др. обретают в творчестве характер локальных эквивалентов реки Мировой:
«Какая даль!
Но все так близко-близко!
В пределах одного мгновенья век,
Как метеор,
промчался перед взором
И возвратил к седым брегам начала,
К реке, к сердцебиенью моему». [Цит. по: 5, 93]
(В. Матвеев, «Путь»).
У Ю. Шесталова в произведении «Ас» [2, 31] великая река – это начало жизни, и сама жизнь в её движении, это и кормилица, и опасная стихия.
Частотность использования авторами концептов «путь» и «дорога» объясняются, во-первых, необъятными просторами югорского края, а во-вторых, желанием творческой личности обрести себя, найти своё место в мире:
«Только где её искать?
Лесу-много-много!
Слышишь сердце, хватит спать,
Нам пора в дорогу». [20, 136]
Много внимания уделяется самому крупному и опасному зверю в русских лесах – медведю: «Из какой эпохи неспешное бабушкино разъяснение маленькому внуку: чтобы задобрить хозяина тайги, который ходит где-то рядом, положи на его след ягодки. «И сердце его растает. И не тронет он нас с тобой», – сказывает тихо бабушка и на следы медвежьи ягоды кладёт» [5, 86]. Именно медведь, по мнению, национальных авторов, настоящий хозяин тайги: «Царь тайги сидит – Медведь черно-бурый!» [20, 106]. При этом мир земной и мир небесной в творчестве ханты и манси (это определяется их языковой картиной мира, их мифологией) часто сближаются, поскольку весь мир – это единой целое:
«Как по лесу тёмному
Малая медведица
Вперевалку по небу идёт» [20, 138].Или: «Нынче река как огромное небо, / Небо – как будто река в половодье [20, 223].
Безусловно, в рамках краткого исследования достаточно сложно подробно проанализировать все концепты ближайшей периферии югорского текста, однако, как нам кажется, приведённых примеров достаточно, чтобы убедиться в том, что при определении понятия «югорский текст», а также при выделении круга текстов, его определяющих, важны география, время, социально-экономические условия. Все эти аспекты (назовём их материальными) находят своё отражение в текстах югорских авторов, являются объединяющим началом. Но при более детальном анализе текстов нетрудно заметить, что понимание пространства («власть места» или «память места») всегда шире, богаче, чем простое указание на него или (пусть даже детальное) его описание. В поэтических и прозаических текстах югорских авторов это практически всегда выход на философский уровень понимания жизни, обобщение опыта прожитого на югорской земле, оценка роли человека в мире. В этой связи христианское понимание мироустройства или же местные верования оказывают не слишком большое влияние на те выводы, которые делают авторы, говоря о своём родном крае, о роли и месте человека в локусе. Как справедливо отмечает Д. В. Ларкович, «…миф о преображении мира, обладающий в югорской литературе амбивалентной природой, неизбежно приводит читателя к мысли о преображении человека, которое невозможно без ясного осознания своей подлинной сущности, без возвращения к своему божественному первообразу…» [11, 46]. Писатели Югры, независимо от их национальной принадлежности и идеологической ориентации, едины в представлении о человеческой судьбе. Национальные авторы постоянно говорят о бережном отношении к природе и напоминают, что человек всегда должен оставаться человеком: «Слышь, живи, благоденствуй, / Но не ломай живую веточку – там Жилище Букашки» [20, 297]. И далее: «Строй города, дороги строй, / Как человек большой! / Будь рыболовом – с головой, / Охотником – с душой!» [20, 225]; «На кедре сидя, / Сук не подрубай!» [20, 227]; «Того, что Землю берегли мы плохо, / Нам не дети простят и на Луне» [20, 229]. Эта проблема ставится достаточно остро, например, в рассказе Е. Д. Айпина «Последний рейс». Главный герой, сын охотника, уйдя из родной тайги, столкнувшись с варварским отношением «цивилизованных людей» к природе, не принимает подобного мировоззрения, отрицает все чуждое, привнесённое извне и возвращается к традиционному укладу жизни.
Сохранение дома, тайги, реки, природы – это действительно ключевая идея подавляющего большинства произведений югорских авторов, и определяется она, как уже говорилось, прежде всего единой концептосферой, единым ментальным пространством, в которое включены писатели Югры.
Обсуждение и заключение
Поводя итоги, отметим, что югорский текст является сложным, многоплановым культурным феноменом, имеющим синтетическую природу, несмотря на идеологические, религиозные различия авторов, поликультурный и полиэтнический характер социума.
Однако, по нашему мнению, образная и смысловая целостность югорского текста создаются благодаря общему ментальному пространству, которое возникло на территории Югры. Это единство, в свою очередь, обеспечивается определённым набором базовых концептов, составляющих концептосферу югорского текста.
В своём исследовании мы постарались выделить данные концепты. Они, разветвляясь, варьируясь, переосмысляясь авторами, собственно, и формируют уникальное ментальное поле, в границах которого происходит творчество и сотворчество югорских авторов. Базовые концепты позволяют югорскому тексту как культурному феномену не только существовать как нечто целостное, но и развиваться, быть современным, отвечать духовным запросам читателей.
References
1. Antsiferov N. P. Problemy urbanizma v russkoi khudozhestvennoi literature. Opyt postroeniya obraza goroda – Peterburga Dostoevskogo – na osnove analiza literaturnykh traditsii: dis. … d-ra filol. nauk. Leningrad, 1944. 254 s.
2. Aristov V. V. Zametki o «meta» // Arion. 1997. Vyp. 4 (16). S. 48–60.
3. Bezdenezhnykh M. A. Yazykovoi portret omskoi poeticheskoi shkoly: leksika i frazeologiya. Omsk: IROOO, 2012. 256 s.
4. Volkov I. F. Teoriya literatury. M.: Prosveshchenie; Vlados, 1995. 256 s.
5. Galyan S. V., Larkovich D. V., Sirotkina T. A. Literaturnoe kraevedenie: filologicheskii analiz regional'nogo (yugorskogo) teksta: uchebno-metodicheskoe posobie. Tyumen': Aksioma, 2017. 167 s.
6. Galyan S. V. Printsipy otbora literaturnogo materiala dlya kursa literaturnogo kraevedeniya v shkole // Sovremennaya regionalistika: Sb. statei Vseross. nauch. konf. Surgut: Aksioma, 2016. S. 358–361.
7. Gololobov E. I. Konstruirovanie geoistoricheskogo obraza Severa Zapadnoi Sibiri v kontse KhIKh – pervoi treti KhKh veka v rossiiskom (sovetskom) obshchestvennom soznanii // Sovremennaya regionalistika: Sb. statei Vserossiiskoi nauchnoi konf-i. Surgut: RIO SurGPI, 2016. S. 258–264.
8. Egorova L.E. Adresant i adresat v regional'nom mediadiskurse // Uchenye zapiski Krymskogo federal'nogo universiteta imeni V. I. Vernadskogo. Filologicheskie nauki. 2019. T. 5 (71). № 2. S. 192–200.
9. Kazakova-Apkarimova E. Yu. Individualizatsiya rossiiskogo provintsial'nogo goroda: obraz ural'skogo goroda v traveloge D. N. Mamina-Sibiryaka // Historia Provinciae. Zhurnal regional'noi istorii. 2019. T. 3. № 2. S. 712–747.
10. Kupina N. A., Bitenskaya G. V. Sverkhtekst i ego raznovidnosti // Chelovek. Tekst. Kul'tura. Ekaterinburg: Izd-vo Ural. un-ta, 2004. S. 214–233.
11. Larkovich D. V. «Yugorskii tekst» kak literaturnaya real'nost': k postanovke problemy // Vestnik ugrovedeniya. 2019. T. 9. № 1. S. 40–52.
12. Lyusyi A. P. Krymskii tekst v russkoi literature. SPb.: Aleteiya, 2003. 314 s.
13. Mednis N. E. Sverkhteksty v russkoi literature. Novosibirsk: Izd-vo NGPU, 2003. URL: http://rassvet.websib.ru/text.htm?no=35&id=3 (data obrashcheniya: 28.02.2020).
14. Moskva i «Moskovskii tekst» v russkoi literature: materialy mezhvuzovskogo seminara (Moskva, MGPU, 7 aprelya 2008 g.). M.: GOU VPO MGPU, 2010. URL: http://www.nlobooks.ru/rus/magazines/nlo/196/1208/1245/ (data obrashcheniya: 28.02.2020).
15. Polyakova L. V. Filologicheskaya regionalistika kak nauka: k postanovke problemy // Filologicheskaya regionalistika. 2015. № 3–4 (15–16) S. 7–16.
16. Sazonova A.S. Obraz Russkogo Severa v romane Mikhaila Tarkovskogo «Toiota-Kresta» // Aktual'nye problemy filologii i pedagogicheskoi lingvistiki. 2019. №2. URL: https://cyberleninka.ru/article/n/obraz-russkogo-severa-v-romane-mihaila-tarkovskogo-toyota-kresta/viewer(data obrashcheniya: 28.02.2021).
17. Severnyi tekst kak logosnaya forma bytiya Russkogo Severa: monografiya / sost., otv. red. E. Sh. Galimova, A. G. Loshakov. Arkhangel'sk: Imidzh-Press, 2017. T. 1. 410 s.
18. Sibirskii tekst v natsional'nom syuzhetnom prostranstve: kollektivnaya monografiya / otv. red. K. V. Anisimov. Krasnoyarsk: Sibirskii federal'nyi un-t, 2010. 237 s.
19. Khrapova V.A. Regional'nyi tekst kak faktor organizatsii sovremennogo sotsial'nogo prostranstva // Logos et Praxis. 2019. T.18. № 4. URL: https://cyberleninka.ru/article/n/regionalnyy-tekst-kak-faktor-organizatsii-sovremennogo-sotsialnogo-prostranstva/viewer (data obrashcheniya: 28.02.2021).
20. Shestalov Yu. Sobranie sochinenii. V 5 tomakh. S-Pb. Khanty-Mansiisk, 1997. T. 1. 480 s.; T. 2. 528 s.
21. Highmore B. Cityscapes: Cultural Readings in the Material and Symbolic City. Houndmills and London: Palgrave Macmillan, 2005. 192 p.
22. Jenny L. La strategic de la forme // Poetigue. 1976. № 27. Pr. 257–281.
23. Other Cities, other worlds: Urban Imaginaries in Globalizing Age. Durham, North Caroina: Duke University Press. 2008. 336 p.
24. Shama S. Landscape and Memory. New York: Vintage, 1996. 672 p.
25. Urban Imaginaries: Locating the Modern City / A. Cinar, T. Bender. Minneapolis, London: University of Minnesota Press, 2007. 290 p.
|