Library
|
Your profile |
Sociodynamics
Reference:
Klimenko L.V., Posukhova O.Y.
Gender peculiarities of professional identity in medical dynasties
// Sociodynamics.
2021. № 9.
P. 27-38.
DOI: 10.25136/2409-7144.2021.9.36560 URL: https://en.nbpublish.com/library_read_article.php?id=36560
Gender peculiarities of professional identity in medical dynasties
DOI: 10.25136/2409-7144.2021.9.36560Received: 01-10-2021Published: 10-10-2021Abstract: Despite the fact that female employees prevail in modern healthcare system, medicine retains gender differentiation in terms of distribution of authority, career trajectories, pay grade, etc. Such gender bias impedes balanced professional development of the medical personnel, affects their work motivation, and commitment to the profession. Medical dynasties are an important link in reproduction of human capital and preservation of the professional ethos of the medical practice. Therefore, this article explores gender peculiarities of professional identity of the hereditary physicians. The object of this research is the dynasties that have developed in medical environment with at least three generations of medical personnel. The empirical base for studying medical dynasties consists of 20 autobiographical narrative interviews (11 women and 9 men). Territorial localization of the informants is Volgodonsk, Moscow, Rostov-on-Don, Samara, Saratov, Irkutsk, and Ufa. Interviews with the representatives of professional dynasties demonstrate that the process of professional identification of male physician is characterized by the strategy of self-fulfillment and self-assertiveness through work; while female physicians manifest coping strategies (if pertains to surgery particularly), as well as adaptation strategy. At the same time, namely women often reproduce conservative gender stereotypes in the professional sphere. Keywords: Gender differentiation, professional identity, medical dynasties, Russian physicians, identification strategies, professional dynasties, intergenerational transmission, labour market, succession, dynastic reproductionПостановка проблемы. Профессиональные организации, рабочие отношения, трудовые роли и идентичности не являются нейтральными с гендерной точки зрения. На современном этапе в здравоохранении численно преобладают работники-женщины, но медицина остается, в терминологии Дж. Аккер, гендерно мужской [1]. В институциональном поле «мужских» организаций маскулинность является осевой в принципах структурирования власти и полномочий. И «гендерные нормы, касающиеся работы и идентичности, поддерживаются, даже несмотря на то, что соотношение полов не соответствует культурному построению самого занятия» [2, с. 425]. И хотя врачебное дело исторически складывалось как преимущественно мужская профессия, в современной медицине фактически преобладают женщины. В странах ЕС женщины составляют около 60% всех врачей [3], в России же больше 70% всех квалифицированных работников здравоохранения являются женщинами [4]. В последние годы в России фиксируется отрицательная динамика воспроизводства медицинских кадров, существует дефицит молодых специалистов, социально-экономическая ситуация и институциональные реформы здравоохранения не способствуют улучшению профессионального самочувствия врачей, труд которых прекариатизируется [5, 6]. Подобные условия мешают устойчивому воспроизводству квалифицированных кадров для сферы здравоохранения. В данном контексте медицинские династии являются значимым ресурсом ранней профессиональной социализации будущих медиков, формирования позитивной профессиональной идентичности врачей, сохранения трудового этоса. С другой стороны, сохраняющееся неравенство в карьерном продвижении и уровне оплаты труда мужчин и женщин, сегрегация в выборе профессиональной специализации и асимметрия в управленческой сфере [7-10] определяет гендерные различия в профессиональной идентичности представителей медицинских династий. Гендерный разрыв в карьерных и профессиональных траекториях может негативно сказываться на трудовой мотивации, профессиональном самочувствии и идентичности докторов, и в целом снижать качество услуг и качество человеческого капитала в отечественном здравоохранении. Поэтому целью настоящей статьи является анализ гендерных особенностей профессиональной идентичности потомственных врачей в современной России. Концепция, подходы и эмпирическая база исследования. Гендерный подход в изучении профессиональной сферы достаточно широко представлен в научной литературе. В международных исследованиях показано, что на протяжении десятилетий устойчивой остается разница в статусе и доходах женщин при существенном росте их доли среди экономически активного населения [11]. С точки зрения ракурса настоящего анализа интерес представляет концепт гендерных организаций («Gendering Organizations»). R. Ely и D. Meyerson исследовали способы, которыми культура современных организаций концентрируется, в первую очередь, на потребностях и ожиданиях мужчин, и показали латентную и явную гендерную предвзятость в рабочих отношениях [12]. Другими словами, не только и не столько полоролевые и стратегии стереотипы определяют гендерные разрывы в профессии, но функционирование самой трудовой организация выстроено как гендерное пространство со структурой ресурсов и ограничений [1]. И «хотя люди привносят в организации свой пол, работа, которой они занимаются, уже сама гендерно обусловлена» [2, c. 428]. В данном подходе «гендер рассматривается как результат, исход организационных процессов» [13, c. 46]. Сами принципы устройства социально-трудовых отношений и рутинные рабочие практики зачастую являются источником неравенства, хотя часто могут выглядеть и восприниматься как гендерно нейтральные [12]. К таким организациям, актуализирующим гендер, большинство исследований относит медицинские учреждения, которые феминизировались по численному составу, в то время как их структура и культура остаются маскулинными [14]. Профессиональная идентичность в нашем исследовании рассматривается как компонент я-образа индивида, «который обеспечивает переживание причастности, нахождение своего места в социуме, наделяет трудовую деятельность смыслом, что противодействует депрофессионализации и выгоранию» [15, c. 39]. Профессиональная идентичность обретается, прежде всего, на мезоуровне – через вхождение и взаимодействие в социально-профессиональной группе, через освоение трудовых ролей и ценностей. И общесоциальный контекст (престижность профессии врача и оплата труда), и микросоциальные факторы – семейные традиции и траектории влияют на степень значимости профессиональной идентичности в идентификационной структуре личности. В свою очередь, профессиональные династии рассматриваются нами как основанные на отношениях кровного родства социальные группы, представители которых в течение не менее трех поколений работают в одной профессиональной сфере. Анализ медицинских династий опирается на концепцию стратегий воспроизводства и межпоколенной трансляции разных видов капитала (экономического, культурного, социального и символического) П. Бурдьё [16, c. 241-258]; [17, c. 60], теорию социального статуса семейных групп Д. Берто и И. Берто-Вьям [18, 19], неовеберианский подход в трудовой социологии, когда профессионалов трактуют как «как агентов групповых и социальных изменений, которые, обладая экспертным знанием, стремятся удерживать монополистическую позицию на рынке труда и высокий статус группы» [20, с. 77]. В качестве эмпирической базы настоящего исследования выступают материалы 20 глубинных интервью представителей профессиональных династий (11 женщин и 9 мужчин), проживающие в разных городах (Москве, Самаре, Томске, Иркутске, Уфе, Ростове-на-Дону, Саратове, Волгодонске, Таганроге, Шахтах). Четверть опрошенных являются или были заведующими отделениями, еще 25% – имеют ученую степень. 45% информантов - представители третьего поколения династии, 40% - второго и 15% - четвертого. Опрошенные врачи специализируются в области хирургии, отоларингологии, кардиологии, психиатрии, акушерства и гинекологии, неврологии, а также являются терапевтами и врачами функциональной диагностики. Выборка опроса – целевая. Интервью были собраны в 2020 г. Профессиональная идентичность медиков в фокусе зарубежных и российских исследований. Идентичности медицинских работников нередко попадают в поле интереса современных ученых. B. Burford рассматривает профессиональную идентичность и профессионализм скорее как самоклассификацию, нежели чем просто достижение, он отмечает, что идентичность оказывает влияние на совместную работу и профессиональное обучение [21]. В зарубежной литературе представлен анализ процессов становления идентичности врачей на первых годах обучения в интернатуре [22]. Исследования H. Frost и G. Regehr в медицинских вузах показывают не достаточное соответствие профессиональной идентичности студентов существующим ожиданиям или профессиональным стандартам. Авторы предполагают, что при развитии соответствующей профессиональной идентичности современные студенты-медики страдают от конкурирующих дискурсов разнообразия и стандартизации [23]. Сравнение идентичности шведских докторов и сотрудников полиции показал, что, несмотря на очевидные различия, данные группы близки в понимании профессионализма. Сравниваемые группы подчеркнули гибкость, амбиции и социальную компетентность, а также умение сочетать высокие навыки и скромность в коллективе как характеристики профессионализма [24]. Социологическое исследование особенностей профессионального самосознания социально ориентированных профессий, проведенное в 2017 г. в Москве, Ростове-на-Дону и Казани показало, что для большинства врачей и учителей характерна псевдопозитивная идентичность с элементами диффузии. Ухудшение социально-экономического положения, избыточная трудовая и административная нагрузка, высокие социальные требования к результатам труда врачей уменьшают эффективность их работы, приводя к профессиональной демотивации [25, c. 193]. На этом фоне женщин-докторов в меньшей степени устраивает качество их жизни (здоровье, жилищные условия и жизнь в целом), тогда как мужчины чаще не удовлетворены уровнем своих доходов [26]. В структуре идентичности женщин-медиков чаще встречаются абстрактно социальные (человек, индивид, личность) и семейно-ролевые (жена, мать) самоопределения. Для мужчин врачей чаще характерны социально-профессиональные самоопределения (врач, хирург, профессионал и пр.). Другое российское исследование врачей-онкологов также показывало, что каждый третий опрошенный врач имеет низкий уровень мотивации к труду, а каждый шестой при возможности сменил бы профессию [27]. Показатели удовлетворённости трудом у врачей-мужчин в целом оказались ниже, чем у женщин, притязания в трудовой сфере, потребность в успехе, уважении и признании у мужчин выше, чем у женщин [28]. Изучение особенностей профессионального самосознания женщин в академической медицине показывает, что у женщин-преподавателей американских медицинских колледжей по сравнению с мужчинами более низкое чувство принадлежности на рабочем месте. Самооценка профессиональной эффективности и карьерного продвижения также ниже у женщин [29]. Наконец гендерный анализ профессиональных траекторий врачей из медицинских династий слабо представлен в исследовательской литературе. В целом отмечается, что дети врачей поступают в медицинские вузы чаще, чем абитуриенты, чьи родители не являются докторами [30]. Ученые медики более успешны, если их родители тоже занимаются наукой [31]. Увеличение количества детей снижает вероятность для женщины стать специалистом в медицине и сделать карьеру, тогда как брак с другим врачом положительно влияет на карьеру, особенно для женщин-врачей [32, 33]. Кроме того мужчины из семей медиков чаще становятся врачами, чем женщины [34]. Результаты исследования идентичности представителей медицинских династий в современной России. В нашем исследовании глубинные интервью потомственных врачей осуществлялись с использованием методики автобиографического нарративного интервью 3. Г. Розенталь [35, c. 1-16], когда в процессе беседы последовательно обсуждаются содержательные блоки биографии информанта. Уже первоначальные рассказы потомственных врачей о своем детстве свидетельствуют о ранней профессиональной социализации членов династии и формировании врачебной идентичности. «Дедушка, который был начмедом госпиталя,… очень заразительно рассказывал про медицину, он искренне ее любил (...) Ну и к маме на работу я приезжала. Все эти бесконечные животные, опыты, но мне уже тогда было интересно» (жен, врач-кардиолог, к.м.н., 35 лет, 4-поколение, Ростов-н/Д). «Помню, когда папа приходил с дежурств, он рассказывал, что что-то сложное было, привезли кого-то... Какие-то медицинские термины я постоянно слышала с детства» (жен, врач, 36 лет, 3-поколение, Москва). Нарративы врачей мужчин также изобилуют примерами раннего приобщения к профессии: «Отец мой работал в Институте трансплантологии. А тогда это было ультрасовременное медицинское учреждение… Первый компьютер… увидел у него на работе (...) Но, собственно, ничего другого я и не видел: дедушка и бабушка были врачами, папа и мама, их друзья – все общение на эти темы» (43 года, д.м.н., зав.отделением, 3-е поколение, Москва). Материалы глубинных интервью показывают, что медицинские династии закрепляются через «воспроизводство культурных практик, образцов профессионального действия, ценностных моделей, трудового этоса, особенностей профессионально-коммуникативных техник (приемов), брендирования фамилии» [36, c. 65]. Ценность работы врача и профессиональная идентичность формируются у представителей медицинских династий с детства. «Одна фраза отца осталась в памяти: «Ты закончишь мединститут, станешь врачом, и можешь быть строителем, можешь быть космонавтом, океанографом (...), но ты все равно останешься врачом, хоть в тюрьме, если тебя посадят, хоть в космосе» (муж., хирург, главврач, 61 год, 2-е поколение Уфа). Нарратив профессиональной деятельности как призвания встречается и в интервью женщин-врачей: «Просто если медицина это не твое призвание, то ты не будешь работать. Если это не нужда какая-то… это тяжело выдержать Если не хочешь работать, нет стремления, то очень тяжело выдержать» (жен, врач-кардиолог, к.м.н., 35 лет, 4-поколение, Ростов-н/Д). «Я очень радовалась, когда поступила в институт. Очень гордая была, что буду помогать людям» (жен., 62 года, ЛОР-врач, д.м.н., 2-е поколение, Москва). Вместе с тем, далеко не все информанты в условиях профессиональных династий хотели связать свое будущее с врачебным делом. Материалы исследования фиксируют, что для мужчин-врачей в рамках династийного воспроизводства в большей степени характерна активная преемственность, тогда как женские гендерные сценарии чаще предполагают пассивный и даже вынужденный выбор профессионального пути. «Мне конечно родители сказали, куда поступать. И не рассматривалось ничего. Кем можно быть кроме врача? Если мама врач, папа врач?» (жен, ЛОР-врач, д.м.н., 61 год, 2-е поколение, Москва). «В школе я не очень хотела идти в медицинский, хотя папа на этом настаивал. Но в итоге в десятом классе я согласилась» (жен, терапевт, 44 года, 3-е поколение). Кроме того, на материалах собранных интервью прослеживается более активное приобщение девочек к медицинской профессии, в случае если семьи были однодетными. Тогда как в ситуациях, если в семье воспитывались разнополые дети, то мужчины в перспективе чаще становятся врачами, чем женщины. А также если несколько членов семьи выбирали медицинскую профессию, то женщины, как правило, менее успешны в карьере, чем их братья. Как уже отмечалось, данная тенденция отмечается и в количественных исследованиях [34]. Акцент на продолжении медицинской династий по мужской линии чаще отмечается, если информант сам мужчина. Анализ династических генеалогий также демонстрирует, что в изучаемых семьях, как правило, и муж, и жена работают в медицинской профессии, но из поколения в поколения в большинстве случаев мужчины занимают управленческие должности, чаще имеют ученые степени, выбирают специальность хирурга, тогда как женщины чаще работают терапевтами, офтальмологами, ЛОР-врачами. Пример гендерно типичных характеристик династийного воспроизводства в нашем исследовании отражаются в следующей генеалогии: дедушка – начмед, бабушка – терапевт, отец – завотделения, мать – фармацевт, сын – завотделения, дочь – офтальмолог, жена сына – ЛОР-врач. По сути, в современной медицине существует негласная иерархия профессиональных специальностей, одни из которых считаются мужскими, а другие – женскими. Специальности хирургического профиля считаются более престижными и подходящими мужчинам, а менее статусные и феминизированными по составу являются позиции терапевтов, педиатры, врачи лабораторной диагностики, аллергологи-иммунологи и другие [37]. Причем, гендерно маркированная дифференциация медицинских специальностей с определенными особенностями, но распространена во многих странах [38, 39]. Исследования самосознания женщин в традиционно мужских профессиях выявляют несколько стратегий формирования профессиональной идентичности. Так, гендерно маргинализирующие рабочие отношения в инженерных специальностях сопряжены с тактикой правильной «подачи себя» и стратегии преодоления в женских идентификациях [40]. В медицинской сфере ученые также фиксируют такие стратегии, как инкапсуляция роли и дистанцирование от женского (последняя стратегия также используется мужчинами в традиционно женских работах) [14]. Выбор медицинской специализации и последующее профессиональное развитие оказывает важнейшее влияние на формирование гендерной специфики профессиональной идентичности членов медицинских династий. В мужских нарративах чаще встречается стратегия построения профессиональной идентичности как маскулинной самореализации, самоутверждения: «Я хотел быть только хирургом… Наверное, потому что это мужская профессия, чисто мужская… На самом деле, это тяжелая, эмоционально и физически, мужская профессия (…) Мне кажется, что вообще, на мой субъективный взгляд, ничего более интересного чем хирургия, в медицинской профессии нет. Я не смог бы работать терапевтом, понимаете, в чем дело. Я в принципе не представляю, что там делать». Причем иерархизируются специализации внутри самой хирургии: «Почему-то хотелось заниматься большой хирургией, потому что общая хирургия считается одной из самых сложных и больших. Можно же заниматься, допустим, хирургией кисти. Это не менее важно, интересно. Но, в общем, это узкая специализация... А у нас получается практически весь организм» (муж, 53 года, хирург, зав.отделением, 2-е поколение, Самара). В случае же освоения хирургии женщиной в построении профессиональной идентичности отчетливо проявляется стратегия преодоления. «Когда я ответила, что хочу быть детским урологом, то (там достаточно большая была аудитория студентов, которые ходили в кружок…) все дружно стали ржать, потому что это было невозможно. Урология была такая топовая специальность, туда никого не пускали, туда было пробраться невозможно. А я была самой младшей, кто туда пришел. Вообще там салага. И они меня оборжали. А я никак не могла понять, а что вы смеетесь? Вы меня спросили, я вам ответила. Также оно и получилось, в конце концов. У них не получилось, у меня получилось». Сопротивление было и со стороны членов семьи: «Мама была очень против, чтобы я шла в хирургию, для нее это был просто нож в сердце. Она очень меня долго отговаривала. Она говорила, что это ужасно, что это не для женщины, что там такие сложности, о которых я не подозреваю… Я потом поняла, что она оказалась права, безусловно, но на тот момент они меня не останавливали. Они, надо сказать, меня раздражали» (жен., 62 года, детский хирург, д.м.н., Саратов, 2- поколение). В мужских наррациях также встречается дискурс преодоления, но уже в контексте своеобразной инициации: «В первую очередь, преодолеть себя в какой-то степени, потому что хирургия, с одной стороны, это большая и интересная работа, а с другой стороны, она очень сложна и с технической, и эмоциональной точек зрения. (…) А вот преодолеть себя, когда ты уже не «пацаненок», когда тебя уже руками не водят, а тебе приходится делать самому. Преодолеть эту неуверенность – вот это самое главное было тогда в профессии» (муж, 53 года, хирург, зав.отделением, 2-е поколение, Самара). Результаты нашего исследования показывают также использование женщинами-врачами стратегии адаптации, когда избираются траектории профессиональной самореализации с меньшими издержками: «Когда мы ушли на клинические кафедры, я для себя определила, что я буду только хирургом. Но, т.к. в большую хирургию женщине пробиться достаточно сложно, вот чтобы не говорили, их единицы у нас хороших хирургов. Потом была выбрана узкая хирургическая специальность, где в принципе достаточно можно было себя реализовать – оториноларингология» (жен., ЛОР-врач, 60 лет, 2-е поколение, Ростов-н/Д). Стратегии построения профессиональной идентичности зачастую сопряжены с воспроизводством самими женщинами-врачей гендерных стереотипов в профессии. «Мужчина в плане фармацевтики... нет. (...) Мужчину-терапевта я не особо вижу. Поэтому это хирург (…)А для женщины (..) можно просто работать в поликлинике и вести прием, есть научная деятельность. Есть частные клиники. Ведь можно быть специалистом в функциональной диагностике. Это и не тяжелые больные и не тяжелая работа» (жен., к.м.н., кардиолог, 35 лет, Ростов-н/Д, 4-е поколение). «Стоять мужчине за первым столом провизором или фармацевтом – это не дело» (жен., 35 лет, терапевт, 2-е поколение, Шахты). «Потому что хирургия и женщина это неприемлемые вещи, конечно. Не нужно это абсолютно…» (61 год жен, ЛОР-врач, д.м.н., 2-е поколение, Москва). Таким образом, женщины-врачи также помогают сохранить гегемонную маскулинность в профессии [14]. Заключение. Медицинские династии являются важным звеном сохранения кадрового потенциала современного здравоохранения, так как в династиях передаются практические профессиональные навыки и приемы работы, аккумулируется и воспроизводится профессиональный этос. Поэтому профессиональная мотивация, удовлетворенность работой потомственных врачей влияет не только на эффективность их труда, но имеет значение для воспроизводства человеческого капитала в медицине. Корпус работников здравоохранения в России представляют, преимущественно, женщины, тогда как медицина по-прежнему остается маскулинной в принципах структурирования власти и полномочий. В этих условиях гендерный анализ самосознания представителей медицинских династий показывает, что в процессах профессиональной идентификации мужчин-врачей чаще встречается стратегия самореализации и самоутверждения через работу, акцент на становлении специалистом. В построении профессиональной идентичности женщинами-врачами чаще проявляется стратегия преодоления (особенно в случае с хирургией), а также стратегия адаптации. В тоже время сами женщины зачастую воспроизводят консервативные гендерные стереотипы в профессиональной сфере. Гендерный дисбаланс в стратегиях формирования профессиональной идентичности представителей медицинских династий создают риски приверженности профессии, удовлетворенности трудом и могут снижать реформаторский потенциал сферы здравоохранения.
References
1. Acker J. Hierarchies, jobs, bodies: a theory of gendered organizations // Gender & Society. 1990. Vol. 4. P. 139-158. DOI: 10.1177/089124390004002002
2. Britton D.M. The epistemology of the gendered organization // Gender & Society. 2000. Vol. 14. P. 418-434. DOI: 10.1177/089124300014003004 3. Evropeiskii portal informatsii zdravookhraneniya // Evropeiskoe regional'noe byuro VOZ. [sait]. URL: https://gateway.euro.who.int/ru/indicators/hlthres137-of-physicians-by-sex-all-ages/ (data obrashcheniya: 20.05.2021) 4. Zhenshchiny i muzhchiny Rossii. 2018 / Statisticheskii sbornik. Rosstat. M., 2018. 68 s. 5. Klimenko L.V., Posukhova O.Yu. Professional'nye riski vrachei rossiiskikh megapolisov v usloviyakh prekariatizatsii sotsial'no-trudovykh otnoshenii // Gumanitarii Yuga Rossii. 2018. T. 7. № 4. S. 91-106. DOI: 10.23683/2227-8656.2018.4.7 6. Volchik V., Klimenko L., Posukhova O. Socio-economic sustainable development and the precariat: a case study of three Russian cities // Entrepreneurship and Sustainability. 2018. Vol. 6(1). P. 411-428. DOI: 10.9770/jesi.2018.6.1(25) 7. Shin H., Lee H. A. The current status of gender equity in medicine in Korea: an online survey about perceived gender discrimination // Human Resources for Health. 2020. Vol. 18(1). P. 1-6. DOI: 10.1186/s12960-020-00513-8 8. McKinley S.K., Wang L.J., Gartland R.M., Westfal M.L., Costantino C.L., Schwartz D., Merrill A.L., Petrusa E., Lillemoe K., Phitayakorn R. "Yes, I'm the Doctor": One Department's Approach to Assessing and Addressing Gender-Based Discrimination in the Modern Medical Training Era // Academic Medicine. 2019. Vol. 94(11). P. 1691-1698. DOI: 10.1097/ACM.0000000000002845 9. Zdorov'e i doverie: gendernyi podkhod k reproduktivnoi meditsine: sbornik statei / pod red. E. Zdravomyslovoi i A. Temkinoi. SPb.: Izd-vo EUSPb, 2009. 430 c. 10. Professii sotsial'nogo gosudarstva / pod red. P.V. Romanova i E.R. Yarskoi-Smirnovoi. M.: OOO «Variant», TsSPGI, 2013. 360 c. 11. Blau F.D., Kahn L.M. Gender differences in pay // Journal of Economic Perspectives. 2000. Vol. 14(4). P. 75-99. DOI: 10.1257/jep.14.4.75 12. Ely R.J., Meyerson D.E. Theories of gender in organizations: a new approach to organizational analysis and change // Res Organ Behavior. 2000. Vol. 22. P.103-151. DOI: 10.1016/S0191-3085(00)22004-2 13. Mararitsa L.V., Kazantseva T.V., Gurieva S.D. Fenomen gendernogo neravenstva kak faktor kar'ernogo kapitala zhenshchiny: postanovka problemy // Psikhologiya cheloveka v obrazovanii. 2019. T. 1. № 1. S. 44-52. DOI: 10.33910/2686-9527-2019-1-1-44-52 14. Irvine L., Vermilya J.R. Gender work in a feminized profession: the case of veterinary medicine // Gender & Society. 2010. Vol. 24(1). P. 56-82. DOI: 10.1177/0891243209355978 15. Klimenko L.V., Posukhova O.Yu. Professional'naya identichnost' shkol'nykh uchitelei v usloviyakh prekariatizatsii sotsial'no-trudovykh otnoshenii v krupnykh gorodakh Rossii // Voprosy obrazovaniya. 2018. № 3. S. 36-67. DOI: 10.17323/1814-9545-2018-3-36-67 16. Bourdieu P. The Forms of Capital // J. Richardson (ed.) Handbook of Theory and Research for the Sociology of Education. New York: Greenwood, 1986. 401 p. 17. Burd'e P. Formy kapitala // Ekonomicheskaya sotsiologiya. 2002. T. 3. № 5. S. 60-74. 18. Berto D., Berto-V'yam I. Semeinoe vladenie i sem'ya: preemstvennost' i sotsial'naya mobil'nost', proslezhivaemye na pyati pokoleniyakh // Sotsiologicheskie issledovaniya. 1993. №2. C. 58-67. 19. Berto D., Berto-V'yam I. Nasledstvo i rod: translyatsiya i sotsial'naya mobil'nost' na protyazhenii pyati pokolenii // Voprosy sotsiologii. 1992. T. 1. № 2. C. 106-122. 20. Prisyazhnyuk D. I. Dinamika professional'nogo statusa vrachei poliklinik v 2000-kh godakh // V kn.: Professii sotsial'nogo gosudarstva / Nauch. red.: P. V. Romanov, E. R. Yarskaya-Smirnova. M.: OOO «Variant», TsSPGI, 2013. 360 c. 21. Burford B. Group processes in medical education: learning from social identity theory // Medical Education. 2012. Vol. 46(2). P. 143-152. DOI: 10.1111/j.1365-2923.2011.04099.x 22. Sheehan D., Wilkinson T. J., Bowie E. Becoming a practitioner: Workplace learning during the junior doctor's first year // Medical Teacher. 2012. Vol. 34(11). P. 936-945. DOI: 10.3109/0142159X.2012.717184 23. Frost H. D., Regehr G. “I am a doctor”: negotiating the discourses of standardization and diversity in professional identity construction // Academic Medicine. 2013. Vol. 88(10). P. 1570-1577. DOI: 10.1097/acm.0b013e3182a34b05 24. Lindberg O., Rantatalo O. Competence in professional practice: A practice theory analysis of police and doctors // Human Relations. 2015. Vol. 68(4). P. 561-582. DOI: 10.1177/0018726714532666 25. Klimenko L.V., Mosienko O.S., Nor-Arevyan O.A., Posukhova O.Yu. Professional'naya identichnost' predstavitelei sotsial'no orientirovannykh professii v usloviyakh prekariatizatsii rossiiskogo obshchestva: kollektivnaya monografiya. Rostov n/D: Fond nauki i obrazovaniya, 2018. 200 c. 26. Kartochka proekta, podderzhannogo RNF. [sait]. URL: https://rscf.ru/prjcard_int?16-18-10306 (data obrashcheniya: 18.05.2021) 27. Gataullin I. G., Zabirova L. M., Gataullin I.I. Sotsiologicheskoe issledovanie osobennostei motivatsii truda vrachei-onkologov // Povolzhskii onkologicheskii vestnik. Nauchno-prakticheskii zhurnal. 2016. №1. S. 23-28. 28. Gataullin I.I., Zabirova L.M., Gataullin I.I., Gendernye aspekty motivatsii truda vrachei-onkologov // Kazanskii meditsinskii zhurnal. 2017. T. 98. №5. C. 832-837. DOI: 10.17750/KMJ2017-832 29. Pololi L.H., Civian, J.T., Brennan, R.T., Dottolo, A.L., Krupat E. Experiencing the culture of academic medicine: gender matters, a national study // Journal of general internal medicine. 2013. Vol. 28(2). P. 201-207. DOI: 10.1007/s11606-012-2207-1 30. Lentz B.F., Laband D.N. Why so many children of doctors become doctors: Nepotism vs. human capital transfers // Journal of Human Resources. 1989. Vol. 24(3). P. 396-413. DOI: 10.2307/145820 31. Christophers B., Macedo B., Nieblas-Bedolla E., Marr M., Andersen O.S., Boothroyd C. First-generation physician-scientists are under-represented and need better support // Nature Medicine. 2021. Vol. 27. P. 747-755. DOI: 10.1038/s41591-021-01352-3 32. Gjerberg E. Women doctors in Norway: The challenging balance between career and family life // Social Science & Medicine. 2003. Vol. 57(7). P. 1327-1341. DOI: 10.1016/s0277-9536(02)00513-0 33. Buddeberg-Fischer B., Stamm M., Buddeberg C. The impact of gender and parenthood on physicians' careers-professional and personal situation seven years after graduation // BMC Health Serv Res. 2010. Vol. 10 (40). DOI: 10.1186/1472-6963-10-40 34. Neittaanmäki L., Gross E.B., Virjo I., Hyppölä H., Kumpusalo E. Personal values of male and female doctors: gender aspects // Social Science & Medicine. 1999. Vol. 48(4). P. 559-568. DOI: 10.1016/s0277-9536(98)00375-x 35. Rosenthal G. The Narrated Life Story: On the Interrelation between Experience, Memory and Narration // Milnes K., Horrock Ch., Kelly N., Roberts B., Robinson D. (eds) / Narrative, Memory & Knowledge: Representations, Aesthetics, Contexts. Huddersfield: University of Huddersfield Press. 2006. 196 p. 36. Klimenko L. V., Mostovaya I. V., Posukhova O. Yu. Professional'naya dinastiinost' kak model' lokal'nogo mikrosetevogo proizvodstva // Gumanitarii Yuga Rossii. 2020. T. 9. № 5. S. 65-74. DOI: 10.18522/2227-8656.2020.5.4 37. Andriyanov S. V., Chernyshkova E. V. Sotsial'no-demograficheskii portret rossiiskogo khirurga // Vestnik meditsinskogo instituta «REAVIZ». 2017. № 2. S. 114-118. 38. Harden J. «Mother Russia» at Work: Gender Divisions in the Medical Profession // European Journal of Women's Studies. 2001. Vol. 8(2). P. 181-199. DOI: 10.1177/135050680100800204 39. Neittaanmäki L., Luhtala R., Virjo I., Kumpusalo E., Mattila K., Jääskeläinen M., Kujala S,. Isokoski M. More women enter medicine: young doctors' family origin and career choice // Medical Education. 1993. Vol. 27. P. 440-445. DOI: 10.1111/j.1365-2923.1993.tb00298.x 40. Hatmaker, D.M. Engineering identity: Gender and professional identity negotiation among women engineers // Gender, Work & Organization. 2013. Vol. 20(4). P. 382-396. DOI: 10.1111/j.1468-0432.2012.00589.x |