Translate this page:
Please select your language to translate the article


You can just close the window to don't translate
Library
Your profile

Back to contents

Litera
Reference:

Specificity of representation of the dichotomy “young age – senior age” in the Russian and Chinese worldviews

Syao Dunsya

ORCID: 0000-0002-6350-6354

Doctor of Philology

Postgraduate student, the department of Foreign Languages, Peoples' Friendship University of Russia

607228, Russia, Nizhegorodskaya oblast', g. Arzamas, pr. Lenina, 200b, kab. 5

xiaoxiaxia@yandex.com
Other publications by this author
 

 

DOI:

10.25136/2409-8698.2021.9.36435

Received:

08-09-2021


Published:

15-09-2021


Abstract: The goal of this research is to determine the specificity of representation of the dichotomy “young age – senior age” in the cultural-linguistic space of Russia and China. The article explores the peculiarities of the representation of the dichotomy “young age – senior age” in the Russian and Chinese folk tales as the texts that reflect mentality and folk traditions. In the context of dynamic globalization processes, increase of migration processes, and development of the new transcultural linguistic personality, which encompasses ethno-linguocultural distinctness of both countries, the author determines the specificity of representation of the dichotomy “young age – senior age” in the Russian and Chinese languages within the framework of lexical-semantic space of phraseology. Special attention is given to synergy of the linguistic and cultural worldview. This is the first comparative analysis conducted on the topic that allows revealing the specificity of representation of the dichotomy “young age – senior age” in the Russian and Chinese worldviews, which defines the novelty of this work. It is proven that the reflection of the dichotomy “young age – senior age” in the worldview of both nations (Russian and Chinese) was largely affected by folk and historical tradition. In the Chinese worldview, a senior person is much regarded, while in the Russian language it is more commonly to come across such representations as worsening of mental and physical abilities, as well as uselessness of senior people.


Keywords:

dichotomy, Representation, culture, linguistic space, picture of the world, comprehension of, China and Russia, tradition, phraseological units, характер


Введение

Актуальность темы исследования обусловлена значительным усилением межкультурных связей между Россией и Китаем, в результате чего наблюдается интенсификация изучения китайского языка русскоязычной аудиторией, что осложняется разницей русской и китайской культуры. В культуре отражается психология и философия народа, его менталитет, история, представления о мире, особая система взглядов. Кроме того, большой интерес вызывают базовые лингвокультурные стратегии этноязыковой русской и китайской картины мира [11], рассматривающиеся в контексте мощных процессов глобализации, роста миграционных процессов [5] и формирования языковой личности нового транскультурного типа [17], которая включает в себя этнолингвокультурную специфику обеих стран. При этом исследователи отмечают тесное взаимодействие языковой и культурной картины мира, имеющее свои особенности в зависимости от языка и народа, что вызывает определенные трудности при рассмотрении специфики той или иной языковой системы [3]. Дихотомия «молодость-старость» широко представлена в культурах обоих стран, а потому является богатым материалом для компаративистского анализа на предмет выявления сходств и различий картин мира двух разных языков – русского и китайского.

Для достижения цели, которая заключается в выявлении специфики репрезентации дихотомии «молодость-старость» в культурно-языковом пространстве России и Китая, необходимо решить следующие задачи: во-первых, рассмотреть особенности репрезентации дихотомии «молодость-старость» в русских и китайских народных сказках как текстах, отражающих менталитет и народные традиции; во-вторых, определить особенности репрезентации дихотомии «молодость-старость» в русском и китайском языках в рамках лексико-семантического пространства фразеологии.

Для осмысления особенностей репрезентации дихотомии «молодость-старость» в культурно-языковой картине мира России и Китая в статье применяются следующие методы исследования: анализ теоретической литературы по теме, метод контент-анализа (анализ материала и текстов, отражающих в себе дихотомию «молодость-старость»), компаративистский анализ (осмысление специфики репрезентации дихотомии «молодость-старость» в русской и китайской картинах мира), синтез, обобщение (выводы на основе проделанной работы).

Теоретической базой исследования послужили публикации И. С. Карабулатовой, Ю. Н. Эбзеевой, М. Д. Лагуткиной и др., рассматривающих проблемы интолерантных дискурсивных практик, выражения эмотивности, этносоциальной идентичности в медиадискурсе, трансформации личностной идентичности и т.д. [5; 16; 17; 18]; Н. А. Кузьмина, изучающего культурные традиции почитания предков в Китае [6]; Е. П. Марениной и Чжан Тао, исследующих китайские фразеологизмы, обозначающие возраст [7]; В. С. Фоминой и Е. И. Абрамовой, осветивших в своем исследовании концепт «возраст» в русской фразеологической картине мира [14] и др.

Практическая значимость исследования заключается в использовании полученных результатов в курсах по изучению специфики китайского языка русскоязычной аудиторией (овладение иноязычной картиной мира), в курсах по преподаванию русского языка как иностранного китайским студентам (решение проблемы языковой интерференции, разнообразие языкового материала и углубление культурно-языкового контекста с использованием материалов из обоих языков). Данный материал также может быть полезен при изучении русского фольклора китайскими студентами.

Репрезентация дихотомии «молодость-старость» в русских и китайских народных сказках

В культурах многих стран существовали обычаи избавляться от пожилых людей, считавшихся обузой. В дохристианский период на Руси старых людей заводили в лес и оставляли там без возможности найти дорогу домой (иногда «умерщвляя» в лесу для облегчения участи). Из-за этого появилось выражение (ныне не используемое) – «посадить на санки/салазки» (старого человека привязывали к саням, чтоб исключить возможность возвращения человека назад). В Древней Руси такие меры принимались и из практических соображений (избавление от лишнего рта в голодную зиму; старый человек бесполезен в хозяйстве), и из религиозных (ритуал жертвоприношения) [1]. Этот обычай отражен в поморской сказке «Как стариков в дремучий лес отвозили» [8]. Сюжет достаточно прост: отец решил отвезти своего отца (деда) на погребальных санях в лес, взял с собой своего сына. Однако, когда деда привезли в лес, сын потащил сани обратно, а на вопрос отца «Зачем?» ответил, что в будущем увезет на них отца и мать, что пристыдило отца и заставило взять деда обратно домой.

В сказке отражается некогда существующая историческая реалия, где отношения «молодость-старость» представлены в приоритете молодости над старостью. При этом концепт «старость» выражается при помощи таких лексических единиц, как старый, дряхлый, немощный: «Дед наш очень одряхлел, ничего не помнит, ничего не понимает, ничего не слышит. <…> Дед слишком старый, дряхлый и немощный»; молодость же имплицитно выражается через понятия разумный, сочувствующий, почитающий старость, достойный: «А сыну очень жалко стало своего деда, вот он стал просить отца: “Папа, ведь недостойно нам дедушку в лес везти – он ведь наш родитель”. Может, оставим его в своем доме?» [8]. Примечательно также и то, что отец в сказке представлен в определенном смысле как отрицательный персонаж, он не соглашается с сыном, говорит, что «дед <…> нам такой дома не нужен». А когда сын потащил сани обратно, то сказал: «нам смертные сани не нужны, оставь их рядом с дедом под елкой». Однако в конце сказки отцу все же стало стыдно, и они все вместе вернулись домой, и заканчивается сказка фразой: с тех пор всех старых людей стали уважать и содержать дома до самой смерти.

Возможно, сказка «Как стариков в дремучий лес отвозили» является ярким примером того, как у человека (в частности, отца – представителя основного «дееспособного» поколения) ломались стереотипы и представления о том, что старость – это дряхлость, немощность, никчемность. И понять эту мысль помогало молодое, подрастающее поколение, которое больше опиралось не на укоренившиеся традиции и устои, а на собственное мироощущение, видение современной действительности.

Обычай «избавляться от лишнего рта» отражен и в русской народной сказке «Мудрый старик» [9], которая рассказывает про «царство-государство», где немощных стариков принято было передавать стражникам царя, которые их лишали жизни. Однако юноша, устроивший себе «благополучную жизнь» только благодаря советам своего старого отца, не захотел повиноваться этому закону, спрятав его от стражников и продолжая дальше жить по его мудрым наставлениям. Царь «прознал неладное и начал учинять юноше различные испытания», которые тот с успехом проходил благодаря подсказкам пожилого отца. И на вопрос царя: «Ну, а загадки, что я тебе загадывал, помогал тебе отгадывать отец?», юноша отвечал: «Да разве без советов отца мог бы я твои загадки исполнить?» [9]. Узнав об этом, царь отменил закон о лишении стариков жизни.

В концептуальном смысле данная сказка «дублирует» предыдущую: молодое поколение решает судьбу старого поколения, т.е. старики остаются живы благодаря молодым людям. При этом в сказке «Мудрый старик» концепт «старость» представлен через понятия мудрый, знающий, умудренный опытом: «А старик живет в своей потайной горенке, <…> помогает семье да советует, что и как надо делать»; концепт «молодость», в свою очередь, через понятия почитание, послушание, любовь и т.д.: «Отец меня вырастил. Поил-кормил, на ум наставлял, – отвечал молодец. – Как же я мог отдать его твоим стражникам, <…> Он не может быть мне в тягость. Он помогает в домашних делах, а мудрые советы отца помогают мне хорошо жить. <…> Мой старый отец мне дороже всего. Без него жизнь не в жизнь» [9]. И хоть активная роль в данной сказке принадлежит молодому поколению (практически все действия осуществляет юноша – герой сказки), однако направляет его, указывает, что необходимо сделать и каким образом, более опытное старое поколение (в лице отца юноши).

Во многих русских сказках представлена одинокая старость, старость в социальной изоляции («Снегурочка», «Каменный цветок», «Сказка о рыбаке и рыбке» и т.д.) [10]. Молодое поколение же представлено деятельным, борющимся за любовь, совершающим определенные (в т.ч. героические) действия («Царевна-лягушка», «Иван-царевич и серый волк» и т.д.) и также не лишенным ума, что показано, к примеру, в сказке «Дочь-семилетка», где отец спасся от смерти только благодаря смекалке своей юной дочери, отгадавшей все загадки царя и выполнившей все его задания [2]. Несмотря на «варварский» обычай избавляться от стариков, на Руси было принято уважать старших, прислушиваться к ним (однако относилось это скорее к отцу, так как семьи были патриархальными). Многие дела не совершались без отеческого благословления, пожилые люди выступали своеобразными наставниками для следующего поколения. Традиция почитания своих родителей идет и из Библии, наказывающей почитать отца своего и мать.

Для китайской культуры характерен традиционный культ предков, в основе которого лежит уважение к старшим, что актуально как для Древнего Китая, так и для современного китайского социума. Культ предков (в котором почитаются все предыдущие поколения человека) – один из элементов фундамента китайской культуры: «он зародился в период неолита, достигнув своего расцвета в периоды династий Шан и Чжоу, дойдя до наших дней» [6]. Сыновняя почтительность – это основополагающее понятие в конфуцианстве (отразившееся в китайской картине мира), которое появилось в рамках представления императора как «народного родителя», и сыновняя почтительность отражала не только уважение детей к родителям, но и уважение народа к императору. Это реализовано в понятии «Сяо», согласно которому любой житель Поднебесной должен почитать старшее поколение, любить его и защищать.

Подобно русским сказкам, в китайских сказках молодое поколение показано активным, деятельным, отправляющимся в путешествия, отвоевывающим свое счастье, проходящим через различные испытания. Так, например, в сказке «Как юноша любимую искал» молодой человек отправился спасать украденную оборотнем возлюбленную (которую ее родители не хотели выдавать за него замуж, подыскав ей богатого жениха) [12]. На пути молодому человеку встречается «белобородый старец», знающий, где живет рыба-оборотень. Старец показывает всяческие трюки, отличается мудростью и смекалкой, наставляет молодого человека на дальнейшие поиски: “老人见张拴成功取回宝剑, 便告诉他: "现在你可以带着宝剑去就救李花了. 他被东海的黑鱼怪抓去,放在海中的一个岛上, 只要你是真心想救她, 就一定可以成功". 于是张拴便带着宝剑往东走,走了不知有多少日子...” [12]А теперь иди вызволять свою Ли Хуа. Унесла ее рыба-оборотень из Восточного моря <…>. Только знай, если страх тебя одолеет или сомнение, не спасешь свою любимую» [4]). Однако в данной сказке старость сродни не только мудрости, но и особому трансцендентальному знанию, которое позволяет белобородому старцу появиться «вдруг откуда ни возьмись», привести молодого человека к большому дому, где он был накормлен, а также направить его к Восточному морю, где обитала рыба-оборотень. Соответственно, молодость выражается через послушание и почитание.

Таким образом, рассмотрев русские и китайские народные сказки как элемент фольклора, оказывающего свое влияние на картину мира, установлено, что в китайской традиции дихотомия «молодость-старость» отражена в иерархии «старший-младший» и в обязательном сыновнем почитании родителя, что выражено как в сказках, так и в китайских реалиях, основанных на этике и философии конфуцианства, в то время как в русской картине мира, несмотря на библейскую этику (заповеди), все же существовал практический негуманный подход к старому поколению, т.е. избавление от стариков для дальнейшего процветания молодого поколения, не обремененного стариками.

Репрезентация дихотомии «молодость-старость» в рамках лексико-семантического пространства фразеологии

Фразеологические выражения аккумулируют в себе многолетний опыт, историю, менталитет, традиции, культуру и мировоззрение народа. В русском и китайском языках существует множество фразеологизмов, пословиц, поговорок, связанных с возрастом, в частности, с молодостью и старостью и их оппозицией, в т.ч. в рамках одной фразеологической единицы (например, в русском языке: «Молод был – конем слыл, стар – одер стал», «Молодость на крыльях, старость на печи», «Молодость плечами крепче, старость – головой» [15]; в китайском языке: “年轻跳跳蹦蹦, 到老没病没痛” («Если в молодости люди танцуют, то в старости не чувствуют боль»), “年轻人好动, 老人好静” («Молодой человек подвижен, старый человек любит тишину») [20], и т.д.

Как в русском языке, так и в китайском существуют фразеологические выражения, описывающие старого человека как опытного, на которого следует полагаться в делах. Это отражено в таких фразеологизмах, как «Стар да умен – два угодья в нем», «Старый волк знает толк», «Старого воробья на мякине не проведешь», «Старость опытом богата» [15]. В китайском языке существуют синонимичные выражения: “老人通世故, 老马梨沟” («Старый человек – знаток в житейских вопросах»), “老姜辣味大, 老人经验多” («Как вкусен и крепок имбирь, так и старые люди более опытны»), “树老根多, 人老智多” («У старого дерева много корней, так и старые люди более мудры») [19]. В Китае старый человек сродни ценности – настолько важен его опыт и мудрость: “家有一老人, 如有一宝” («Если есть старый человек в доме, значит, в доме есть драгоценность»); однако в китайской картине мира опыт и мудрость старого человека не являются гарантом абсолютной безошибочности: “老年人也难免出错” («И старый человек может ошибиться») [20].

В русском языке концепт «старость», как правило, выражается через понятие пожилого (старческого) возраста, которое, в свою очередь, очень часто соотносится с представлениями об ухудшении умственных и физических способностей старого человека, что отражается в следующих выражениях: «Старый конь борозды не испортит, да и не вспашет», «Молодость не без глупости, старость не без дурости», «Старые дураки глупее молодых», «Старый разум проживаем, нового не наживаем», «Старый хлеб семена переводит», «Чужой век живешь, пора бы и честь знать» [13]. В китайском языке соотнесение концепта «старость» с представлениями об ухудшении умственных и физических способностей старого человека не является распространенным, однако также встречаются подобные выражения: “老人像小孩” («Старый человек как малый ребенок»), “马老无人骑, 人老被欺” («Как старый конь не ездит, так над старыми людьми издеваются») [20].

Молодые люди, напротив, очень часто во фразеологизмах, пословицах, поговорках русского и китайского языков представлены глупыми, не имеющими жизненного опыта: в русском языке – «Молоденький умок, что весенний ледок», «Молоко на губах не обсохло» [15]; в китайском языке –“年少智谋深” («Мудрость малолетнему недоступна») [19]. Концепт «молодость» в русских фразеологизмах достаточно часто выражается через понятие беспечности: «Молодо-зелено, погулять велено», «Пока молодо, тогда и весело», «Молод да пригож – всюду вхож» [13]. Кроме того, следует отметить, что и в русской, и в китайской картине мира концепт «старость» соотносится с болезнями, смертью, негативом: в русском языке – «Старость – не радость», «Старость придет – веселье на ум не пойдет», «От старости зелье – могила», «Старость с добром не приходит» [15]; в китайском языке – “年老没有什么可高兴的” («В старости ничего не радует»), “人怕老来病, 稻怕钻虫” («Старые люди боятся болезней, как рис боится бурого червя») [20].

Во фразеологизмах, пословицах и поговорках русского и китайского языков часто представлены одновременно концепты «молодость» и «старость», при этом выражаются они зачастую через мотив преемственности молодости у старости [7; 14]; например, в русском языке: «Молодой на битву, а старый на думу», «Молодой работает, старый ум дает» [13]; в китайском языке: “老人不传古, 后生失了谱” («Если старый человек не передаст свой опыт, молодой человек не будет опытен»), “老年人栽树, 年轻人乘凉” («Старый человек сажает деревья, в тени которых будет отдыхать молодой человек») [20]. При этом фразеологизмы выполняют дидактическую функцию, поучают и наставляют молодое поколение: “不能把老狗称做爹” («Нельзя старую собаку назвать папой», что означает: молодые люди должны думать и своим умом), “年轻人自有年轻福, 莫为年轻人做马牛” («Молодой человек сможет позаботиться о себе сам, не надо давать молодому человеку корову и лошадь»), “青春不努力, 老年徒伤悲” («Учись смолоду, а то в старости наплачешься») [19]. Данная преемственность может носить и негативную коннотацию: «От старых дураков молодым житья нет» [15] (аналог в китайском языке – “笨人老了, 就比年轻的更笨; 笨人越老越笨”); однако в китайском языке взаимодействие молодого и старого поколений в быту представлено в большей степени положительно: “吃米带点糠, 老小都安康” («Есть немного отрубей риса – старый и малый живут благополучно и имеют хорошее здоровье») [19].

Достаточно распространен мотив уходящей молодости и приходящей старости. В китайской картине мира данный смысл представлен более оптимистично: “年轻跳跳蹦蹦, 到老没病没痛”Если в молодости люди танцуют, то в старости не чувствуют боль»), “吃得好, 穿得好, 不如两口白头到老” («Ешьте хорошо, тепло одевайтесь, тогда доживете до седых волос»), “长江前浪推后浪, 一代更比一代强” («Как волны реки Янцзы догоняют одна другую, так и молодой человек сменяет старого человека») [20]. Издревле китайцы, почитая старших, осознавали, что все рано или поздно постареют, поэтому отцу важно показывать сыну, как он ухаживает за своим пожилым родителем, чтобы в будущем его сын чтил его также: “莫笑他人老年, 终须也到老年” («Не смейся над старостью другого, ты тоже в конце концов состаришься») [20].

Существует также противопоставление по возрасту и состоянию молодости и старости: например, в русском языке – «Молодому – все дороги, старому – одна тропа» [15], в китайском языке – “年轻人好动, 老人好静” («Молодой человек подвижен, старый человек любит тишину») [19]. При этом понятие угасающего физического состояния старых людей во фразеологии часто соотносится с понятием их молодости души – старческий оптимизм ставится в оппозицию с некой депрессивностью молодого поколения, у которого впереди еще многие годы жизни, тогда как старому человеку остается не так много: в русском языке – «Стар дуб, да корень свеж», «Стар да весел, молод да угрюм», «Сам стар, а душа молода» [15]; в китайском языке –“年老当益壮, 穷当益坚” («Стар, но силен духом; беден, но честолюбив»), “人老心不老, 人穷志不穷” («Старый человек, но не стар душой, беден, но горд духом»), “老人愉快, 年轻人却忧郁” («Старый человек веселый и радостный, а молодой человек угрюм») [20]. При рассмотрении русских фразеологизмов про молодость, напротив, отмечается «преждевременное старение» души («Молод годами, да стар умом», «Молод телом, да старенек делом» [13]).

Соответственно, оппозиция «молодость-старость» широко представлена в лексико-семантическом пространстве обоих картин мира, однако в китайском языке концепт «старость» отражен более оптимистично в силу культурных традиций почитания старших.

Заключение

Таким образом, рассмотрев специфику репрезентации дихотомии «молодость-старость» на примере русских и китайских народных сказок и фразеологических выражений (пословиц и поговорок) как носителей истории, культуры и менталитета народа, мы приходим к следующим выводам.

Во-первых, было установлено, что на языковую и культурную картину мира русских и китайцев оказывают значительное влияние народные и исторические традиции. В частности, на Руси существовал обычай увозить старого человека в лес, что навязывалось, прежде всего, практическими мотивами (старый человек бесполезен в быту и только тратит продовольствие). Этот обычай отражен во многих сказках, где зачастую раскрывается приоритет «молодости» над «старостью» (что позже изменилось с приходом библейской этики). При этом концепт «старость» может выражаться, с одной стороны, при помощи таких понятий, как дряхлость, немощность, одиночество, отдаленность от социума; с другой стороны, – как мудрость, опыт, знание и пр. Несколько иная ситуация прослеживается в китайских народных сказках: поскольку в Китае существует понятие «Сяо» (сыновняя почтительность) и культ предков, происходящие из конфуцианства, то это не могло не оставить след на картине мира китайцев, которые безоговорочно почитают старшее поколение, любят его и защищают (все это, безусловно, является основополагающим как семейного уклада, так и государственного). Яркий пример тому – китайские народные сказки, в которых, помимо демонстрации почтительности к старшему поколению, изображаются и последствия негативного отношения к «старости». Важно отметить, что в китайских сказках концепт «молодость» раскрывается через понятия деятельный, активный (как и во многих русских сказках), тогда как концепт «старость» зачастую соотносится с понятиями умудренный опытом, наставляющий молодых людей на путь истинный и пр. Таким образом, на примере русских и китайских сказок наблюдается репрезентация дихотомии «молодость-старость» в русской картине мира как «молодой-мудрый», в китайской – как «младший-старший».

Во-вторых, рассмотрев фразеологические выражения, пословицы и поговорки, мы определили, что в русском и китайском языках концепт «старый» соотносится с такими понятиями, как мудрый, опытный, однако также наблюдается, что в китайской картине мира старый человек более ценен, тогда как в русском языке большое количество выражений приходится на передачу представлений об ухудшении умственных и физических способностей старого человека, а также о ненужности старого поколения. «Молодость» традиционно показывается глупой, ветреной, а «старость» связывается с такими понятиями, как смерть, болезнь, немощь. Часто дихотомия «молодость-старость» представлена в рамках одного фразеологизма, частыми мотивами таких единиц является преемственность молодости и старости, где молодой человек представлен деятельным, а старый – мудрым и выступающим скорее в роли наставника. Однако в китайских фразеологизмах также делается упор на накопление молодыми людьми собственного опыта, не полагаясь лишь только на опыт стариков – это обусловлено тем, что в Китае одновременно с почитанием предков, уважали и выбор молодого поколения, его действия, решения (подобное отношение входит в матрицу формирования этносоциальной идентичности, используемой в китайском медиадискурсе). Отдельно следует отметить, что среди наиболее распространенных во фразеологизмах обоих языков мотивов выделяются: мотив уходящей молодости и приходящей старости, а также мотив противопоставления молодого и старого человека по физическому состоянию и возрасту, причем данная оппозиция может выражаться через описание старого человека (старого тела) с молодой душой, так и молодого человека (молодого тела), у которого старая душа. Соответственно, при исследовании двух пластов культуры и двух языков (в рамках которых были рассмотрены народные сказки и фразеологические обороты), было выявлено влияние народных и исторических событий на картину мира в отражении дихотомии «молодость-старость».

Перспективы дальнейшего исследования мы видим в более детальном изучении специфики репрезентации дихотомии «молодость-старость» в русской и китайской картине мира, а именно – в рассмотрении более широкого фразеологического массива в рамках компаративистского анализа фразеологических единиц русского и китайского языков.

References
1. Babenko F. O chelovecheskikh zhertvoprinosheniyakh slavyanskogo yazychestva // Pravoslavnyi missionerskii apologeticheskii tsentr «Stavros». URL: https://stavroskrest.ru/content/fyodor-babenko-o-chelovecheskih-zhertvoprinosheniyah-slavyanskogo-yazychestva (data obrashcheniya: 04.09.2021).
2. Doch'-semiletka. Russkaya narodnaya skazka // Zhurnal «Koster». URL: https://www.kostyor.ru/tales/tale87.html (data obrashcheniya: 04.09.2021).
3. Zaitseva M. V. Formirovanie yazykovoi kartiny mira pri izuchenii inostrannogo yazyka // Mir nauki, kul'tury, obrazovaniya. 2011. № 1 (26). S. 286-287.
4. Kak yunosha lyubimuyu iskal. Kitaiskie skazki // Skazkoved. URL: http://skazkoved.ru/index.php?fid=1&sid=14&tid=875 (data obrashcheniya: 04.09.2021).
5. Karabulatova I. S., Ebzeeva Yu. N., Dubinina N. V. Profilaktika intolerantnykh diskursivnykh praktik v molodezhnoi srede stran Tamozhennogo Soyuza v usloviyakh transkul'tury // Izvestiya Baltiiskoi gosudarstvennoi akademii rybopromyslovogo flota: psikhologo-pedagogicheskie nauki. 2018. № 3 (45). S. 95-99.
6. Kuz'min N. A. Kul't predkov v drevnem Kitae (period Shan i Chzhou) // Obshchestvo i gosudarstvo v Kitae. 2016. T. 46. № 1. S. 384-389.
7. Marenina E. P., Chzhan T. Frazeologizmy, oboznachayushchie vozrast, v kitaiskom yazyke // Vestnik TGPU. 2018. № 6 (195). S. 88-91.
8. Moseev I. I. Pomor'ska govorya: kratkii slovar' pomorskogo yazyka. Arkhangel'sk: Pravda Severa, 2006. 372 s.
9. Mudryi starik. Russkaya narodnaya skazka // Mishkiny knizhki. URL: https://mishka-knizhka.ru/skazki-dlay-detey/russkie-narodnye-skazki/russkie-bytovye-skazki/mudryj-starik-russkaja-narodnaja-skazka/ (data obrashcheniya: 04.09.2021).
10. Nagornova N. A. Starost' v skazkakh // Psikhologicheskaya gazeta. 2012. URL: https://psy.su/feed/2466/ (data obrashcheniya: 04.09.2021).
11. Nitszyati A., Karabulatova I. S., Lin' Yu., Sautieva F. B. Slozhnosti mezhkul'turnoi kommunikatsii v russko-kitaiskom dialoge: kognitivnye iskazheniya ili yazykovaya igra? // Voprosy sovremennoi lingvistiki i izucheniya inostrannykh yazykov v epokhu iskusstvennogo intellekta: sb. nauch. tr. Mezhdunar. nauch. foruma, posv. Vsemirnomu dnyu nauki za mir i razvitie / pod red. S. A. Kaskabasova, N. G. Valeevoi. Moskva: RUDN, 2020. S. 311-320.
12. Original kitaiskoi skazki «Kak yunosha lyubimuyu iskal» // Khudozhestvennaya literatura. URL: https://bkrs.info/taolun/thread-323906.html (data obrashcheniya: 04.09.2021).
13. Russkie poslovitsy i pogovorki: sbornik / pod red. [i s predisl.] V. P. Anikina. M.: Khudozhestvennaya literatura, 1988. 431 s.
14. Fomina V. S., Abramova E. I. Kontsept «vozrast» v russkoi frazeologicheskoi kartine mira. URL: https://elib.bspu.by/bitstream/doc/23600/1/Abramova%20%20E.I.%2C%20Fomina%20V.S..pdf (data obrashcheniya: 04.09.2021).
15. Frazeologicheskii slovar' russkogo yazyka / pod red. A. I. Molotkova. M.: Russkii yazyk, 1986. 543 s.
16. Ebzeeva Yu. N., Lenko G. N. Leksicheskie sredstva vyrazheniya emotivnosti (na materiale tekstov khudozhestvennykh proizvedenii sovremennykh angliiskikh, frantsuzskikh i nemetskikh avtorov) // Vestnik RUDN. Seriya: Russkii i inostrannye yazyki i metodika ikh obucheniya. 2016. № 1. C. 142-151.
17. Ebzeeva Yu. N., Karabulatova I. S., Nakisbaev D. A. The Problems of Transformation of the Personal Identity in a Modern Migrant // Astra Salvensis. 2018. № 1 (1). P. 729-738.
18. Karabulatova I. S., Lagutkina M. D., Borodina N. V., Streltsova M. A., Bakhus A. O. Formation of ethnosocial identity in the matrix of media discourse // Amazonia Investiga. 2021. № 10 (43). P. 234-247. doi.org/10.34069/AI/2021.43.07.23
19. 俄汉谚语俗语词典/ 叶芳来 编. – 北京:商务印书馆. 2005. – 375 页. Russko-kitaiskii slovar' poslovits i pogovorok / E. Fanlai. – Pekin, 2005. – 375 s.
20. 成语大词典 编委会编. – 长春:吉林出版集团有限责任公司,2011. – 1037 页. Bol'shoi frazeologicheskii slovar'. Komitet. – Chanchun', 2011. – 1037