Eco-investing in the Russian Federation: analytical retrospective assessment, restraints, and mechanisms of its economic incentive

В сегодняшней непростой ситуации, сложившейся под воздействием глобального кризиса 2008-2009 гг. и сменившей его «повсеместно хронически низкой эффективности экономики» ^{[1, c. 141]}, а также крайне разрушительных последствий продолжающейся пандемии COVID-19 для хозяйственной деятельности и других аспектов жизни общества, даже развитые страны мира на ближайшие десятилетия запрограммированы на экономический рост. По сути, это означает осознание бессмысленности идеи «нулевого роста» или «анти-роста», сформулированной D.H. Meadows и его командой в известных докладах Римского клуба «Пределы роста» и «За пределами роста» ^{[2, 3]}. Так, немецкий «зеленый» политик и публицист Р. Фюкс утверждает: «Вместо того, чтобы бороться с ростом per se, как Дон Кихот с ветровыми мельницами, легче просто изменить тип роста…Нулевой рост порождает массу сложностей: отток капитала, эмиграция активных граждан, снижение темпа инноваций, эрозия инфраструктуры, обострение и без того непростых проблем в системе пенсионного обеспечения и здравоохранения» ^{[4, с. 104]}.

Вместе с тем надо признать, что безудержный рост экономики (без изменения его типа) ведет к усилению нагрузки на экологию под влиянием возрастающего потребления природных ресурсов, увеличения экологического следа и экологического долга человечества, а также сопровождается ухудшением качества окружающей среды (изменение климата и проблема «поглотителей», сокращение биоразнообразия и запасов пресной воды, деградация почвы, истощение природно-сырьевых ресурсов и др.).

Обозначенные экологические вызовы, которые в настоящее время носят планетарный характер, диктуют необходимость кардинальных перемен и своевременного реагирования на них. Примечательно, что именно на эколого-экономические приоритеты развития стран был сделан акцент на Всемирном экономическом форуме, состоявшемся в январе 2020 г. в Давосе. В докладах форума среди традиционно формулируемых приоритетных рисков на этот раз все были экологическими (экстремальные погодные явления, неудача климатических действий, природные катастрофы, потери биоразнообразия, природные катастрофы антропогенного происхождения) (GlobalRiskReport, 2020). [Справочно: в Докладе Всемирного экономического форума 2007 г. среди пяти приоритетных рисков были названы 3 экономических (шок нефтяных цен, перегрев китайской экономики, раздутые цены активов), один технологический (деградация инфраструктуры) и один социальный (хронические болезни) [5, с. 68]. В связи с этим можно утверждать, что актуальные тенденции последних лет в экономической науке, связанные с попыткой ученых пересмотреть традиционные основы экономики в сторону большей экологичности, были признаны также мировым экономическим и политическим истеблишментом.

В таком контексте принципиальное значение приобретает постановка вопроса о необходимости перехода от потребительской модели экономического роста к инвестиционной (на базе компоненты «инвестиционные расходы») ^{[6, с. 25]}; о разработке новой макроэкономической инвестиционной стратегии, в которой «локомотивом роста» становятся экологические инвестиции. Последние по своей сути адекватны принципам ESG-инвестирования и являются «ответственными» ^{[7, с. 57]}, а по функциональной роли в экономике могут быть признаны «преобразующими (импакт) инвестициями», «позволяющими адаптироваться к вызовам и проблемам функционирования экономических систем» ^{[8, с. 83]}.

Принципиально заметить, что экологические вызовы и проблемы в современной России, возникающие как результат потребительской (экспортно-сырьевой) модели экономического роста и проявляющиеся в развитии так называемых антиустойчивых тенденций (высокий уровень природоемкости и интенсивности загрязнений; истощение природного капитала; структурные сдвиги в экономике, повышающие удельный вес природоэксплуатирующих и загрязняющих окружающую среду отраслей; недоучет экономической ценности природных ресурсов и услуг; природоресурсный характер экспорта; экологически несбалансированная инвестиционная политика и т.д.), создают серьезные риски для сохранения потенциала роста экономики на длительную перспективу и обеспечению устойчивого развития страны, угрожают ее конкурентоспособности на мировом уровне. Как следствие, в настоящее время в РФ 56 млн человек (53 % городского населения) проживают на территории с неудовлетворительным качеством воздуха; около 7% населения, включая 5 % горожан и 23 % сельских жителей, не имеют доступа к качественной питьевой воде. Россия производит в 2 раза больше отходов, чем страны ЕС, 90 % из которых приходится на минеральные отходы добывающих отраслей. При этом только немногим больше 8 % утилизируется на предприятиях по переработке отходов ^{[9, с. 66-68]}. По оценке группы экспертов Всемирного банка, экономические издержки, вызванные неудовлетворительным управлением природными ресурсами в РФ и ухудшением качества окружающей среды, составляют здесь от 1 до 6 % от ВВП, что значительно превышает значения данного показателя в развитых странах ^{[10, с.9, 15-16]}.

Иными словами, рост экономики без учета последствий для экологии, характерный для экспортно-сырьевой модели национальной экономики России, – эта устаревшая парадигма развития. Неслучайно в Стратегии экономической безопасности Российской Федерации на период до 2030 года, утвержденной Указом Президента РФ от 13.05.2017 г. № 208, упомянутая модель роста признана в качестве одной из основных угроз поступательному развитию страны и обеспечению ее экономической безопасности (Раздел II, п. 9).

Примечательно, что 2017 г. в России был официально назван Годом экологии, что обеспечило высокий уровень внимания различных заинтересованных сторон к вопросам защиты окружающей среды, развития «зеленой» и «циркулярной» экономики и финансового обеспечения экологических инвестиций. Тем не менее сохраняющиеся ограничения не дают многим секторам российской экономики возможности воспользоваться этим импульсом для активного развития экологического инвестирования. Чтобы стимулировать такие инвестиции внутри страны, РФ необходимо дать мощный и согласованный политический сигнал, за которым последует более жесткий контроль за исполнением соответствующих нормативно-правовых актов в области охраны окружающей среды и рационального природопользования, а также более активное развитие прогрессивных финансово-экономических механизмов и инструментов регулирования объемов и направлений экологического инвестирования.

Решение этой важной и сложной проблемы предполагает исследование экономической природы обозначенной дефиниции. В связи с этим представляется уместным остановиться на понимании ведущими представителями мировой экономической науки функциональной роли инвестиций на разных этапах общественного развития.

Например, еще Дж.М. Кейнс, следуя направлению экономической мысли, характерному для инвестиционной школы (и особенно для точки зрения, представленной K.Wicksell ^[11], в своей известной книге «Общая теория занятости, процента и денег» позиционировал инвестиции как активное начало, как мощный фактор производства, оказывающий мультипликационное воздействие на экономику, и обусловливающий ее циклическое развитие. При этом, по мнению ученого, «колебания в побуждении к инвестированию» определяются тремя основными факторами, взятыми вместе, – ожидаемым доходом от новых капитальных благ, издержками на новые капитальные блага и нормой процента ^[12].

Американский экономист Э.Хансен, заложивший своей теорией роста основы антициклического регулирования, рассматривает инвестиции как весьма динамичный «компонент национального дохода» и выделяет в качестве его составляющих: новое строительство; производственное оборудование длительного пользования; изменение товаро-материальных запасов; чистые иностранные инвестиции ^{[13, с. 248]}. С позиции обоснованного Хансеном сверхкумулятивного процесса, базирующегося на взаимодействии мультипликатора и акселератора, новые чистые инвестиции сократятся до нуля, если не будет: а) роста дохода (производства); б) снижения нормы процента; в) дальнейшего совершенствования техники.

Неслучайно, что в сложившейся ныне ситуации, когда «антропогенная нагрузка на природу и ноосферу подошла к рубежу, по-настоящему критическому для человечества» ^{[14, с. 4]}, восстановление потенциала экономического роста на длительную перспективу и радикальные преобразования экономики XXI в. многие ученые и специалисты связывают прежде всего с изменением баланса между потреблением и инвестициями в экономику в пользу последних ^{[1, 6, 15]}, а более конкретно – «с существенными заблаговременными экологическими инвестициями» ^[16-18]. Предполагается, что последние должны быть сосредоточены на эффективном использовании ресурсов, переходе к возобновляемым источникам энергии, экологически чистых технологиях, «зеленом» бизнесе, адаптации климата и улучшении состояния экосистем, то есть на целях, «…которые следуют из Программы ЮНЕП «Глобальный «зеленый» новый курс» ^{[16, p. 147]}.

В таком понимании экологические инвестиции адекватны принципам ESG-инвестирования; критериям и движущим силам «четвертой промышленной революции» (Индустрия 4.0) ^[19] и неоиндустриальной парадигмы современного развития, позиционируемой российской экономической школой ^[20].

Безусловно, что формирование предметной области, содержание и особенности экологического инвестирования, его влияние на производительность труда, взаимодействие со спросом и предложением и т.п. требуют детального изучения. Однако такие задачи выходят рамки данного исследования. Здесь основное внимание будет уделено определению действенных механизмов экономической политики государства, которые способны стимулировать экологическое инвестирование, входящие в число основных предпосылок экономического роста и социального прогресса.

В условиях, когда экологический аспект жизнедеятельности людей приобрел императивное значение, ключевая роль в преодолении упомянутых выше «антиустойчивых» тенденций и сохранении потенциала роста экономики на длительную перспективу, должна быть отведена экологическому инвестированию. Опираясь на известные, конкурирующие между собой его цели (сокращение выбросов СО2 в атмосферу, эффективное использование природных ресурсов, замена невозобновляемых ресурсов возобновляемыми, развитие «зеленого» бизнеса, переход к экологически чистым технологиям, адаптация климата, улучшение состояния экосистем и др.), представляется целесообразным рассматривать упомянутую дефиницию как специфический вид экономических ресурсов (денежные и материальные вложения), которые могут быть направлены на:

·повышение эффективности использования ресурсов, что приводит к их экономии (например, эффективное использование энергии, сокращение отходов и их переработка);

·замену традиционных технологий экологически чистыми или низкоуглеродными технологиями, работающими в соответствии с принципами замкнутого ресурсного цикла (например, возобновляемые источники энергии, промышленное воспроизводство сырья из отходов);

·улучшение состояния экосистем и повышение качества окружающей среды (адаптация климата, посадка лесов, обновление водно-заболоченных земель и др.

В таком понимании экологическое инвестирование согласуется с Целями устойчивого развития на период 2016-2030 гг. для всех стран мира (ЦУР), которые были сформулированы в концептуальных документах ООН и утверждены на конференции ООН в 2015 г. Напомним, что система ЦУР включает 17 целей, охватывающих составляющие устойчивого развития – социальную, экономическую и экологическую; рассматривает его институциональные аспекты, включая системные и структурные барьеры (бедность, неравенство, экологические вызовы, институциональные структуры и т.д.) и их преодоление.

Примечательно, что 6 целей (6, 7, 12, 13, 14, 15) в данном перечне носят экологический характер.

Цель 6. Обеспечение наличия и рационального использования водных ресурсов и санитарии для всех.

Цель 7. Обеспечение всеобщего доступа к недорогим, надежным, устойчивым и современным источникам энергии для всех.

Цель 12. Обеспечение перехода к рациональным моделям потребления и производства.

Цель 13. Принятие срочных мер по борьбе с изменением климата и его последствиями.

Цель 14. Сохранение и рациональное использование океанов, морей и морских ресурсов в интересах устойчивого развития

Цель 15. Защита и восстановление экосистем суши и содействие их рациональному использованию, рациональное лесопользование, борьба с опустыниванием, прекращение и обращение вспять процесса деградации земель и прекращение процесса утраты биоразнообразия.

Сравнительный анализ содержания ЦУР и экологического инвестирования указывает на то, что их значительная часть не только взаимосвязана, но и взаимодополняет друг друга, а их совместное решение может дать, наряду с экологическим, экономический и социальный эффекты (табл. 1).

Таблица 1. Цели устойчивого развития и приоритетные направления экологического инвестирования.

Отмеченная взаимосвязь и взаимодополняемость ЦУР и экологического инвестирования является основанием для вывода о том, что такие инвестиции можно рассматривать как ответственные (устойчивые) и преобразующие. Экологические инвестиции способны принести хозяйствующим субъектам высокую прибыль и удовлетворение их растущей потребности в системах защиты окружающей среды, а обществу – создание новых высокотехнологичных рабочих мест, сохранение естественного капитала и улучшение состояния экосистем, энергетическую независимость и переход к циркулярной («зеленой») экономике.

Однако, несмотря на возможность получения указанных выгод от экологического инвестирования, в современной России сохраняется ряд факторов, сдерживающих активность этого процесса, в частности, несовершенство рынка в области экологии (проблема так называемых отрицательных внешних эффектов и эффекта коллективного отказа); инертность развития институциональной и технологической базы; неуверенность инвесторов в циркулярной («зеленой») экономике; слабое развитие компетенций в финансовом секторе.

Наличие названных факторов в сочетании с изначально высокой стоимостью экологических проектов обусловливают необходимость постановки и оперативного решения вопроса об экономическом стимулировании экологических инвестиций. В контексте данного исследования экономические стимулы выступают в качестве своеобразной привязки задач экологически устойчивого развития к экономическим интересам. Для создания стимулов к развитию экологического инвестирования важно, чтобы экономический инструмент поощрения работал в паре с экономическим инструментом санкций; меры заинтересованности сочетались с мерами ответственности ^{[9, с. 98]}.

Заметим, что в последнее время многие страны мира всё активнее используют различные механизмы и инструменты государственной политики в области экологического инвестирования (налогообложение, финансово-кредитный механизм природоохранной деятельности, ценовую политику, создание системы экологической сертификации, формирование рынка экологических работ и услуг, проведение политики торговли правами на загрязнение, введение ускоренной амортизации основных средств природоохранного назначения, лицензирование использования природных ресурсов и др.) в целях обеспечения ее комплексности.

Механизмы и инструменты экономического стимулирования экологических инвестиций в развитых странах разнообразны.

Так в Великобритании для повышения эффективности использования ресурсов в 1996 г. был введен налог на использование мусорных свалок, установлены взносы на поддержание расширенной ответственности производителя (упаковка, батарейки, автомобили, электроприборы и др.). Комплекс инструментов направлен на достижение к 2020 г. следующей цели: переработка 50 % бытовых отходов к 2020 г. и сокращение свалки биоразлагаемых городских отходов на 35 % к 2020 г. по сравнению с 1995 г. (EU Waste Framework Directive). Система «зеленой» сертификации в Южной Корее способствует снижению информационных рисков при реализации экологических проектов. ВКНР учрежден специальный инвестиционный фонд для финансирования программ ресурсосбережения, в который перечисляются 20% амортизационных отчислений предприятий. Страна движется к экономной эксплуатации ресурсов путем внедрения энергосберегающих передовых технологий для повышения коэффициента использования угольной энергии с 20 % до, как минимум, 50 %.

Мейнстримом в развитых странах становится замена традиционных технологий экологически чистыми или низкоуглеродными в соответствии с принципами замкнутого цикла. Перед Великобританией стоит задача сокращения выбросов углекислого газа на 80 % к 2050 г. по сравнению с базовым 1990 г.. Этому активно способствует Банк зеленых инвестиций, предоставляющий кредиты и инвестиции в акционерный капитал, финансирование через инвестиционный фонд и гарантии. В Канаде показали эффективность следующие инструменты, применяемые для роста экологичности экономики: «зеленые» облигации Онтарио, прямое государственное финансирование через «зеленые» фонды, программа кредитования по повышению энергоэффективности, льготная тарифная программа.

В Южной Корее разработан пятилетний план по «зеленому» росту. Он предусматривает рост «зеленых» инвестиций до 2 % от ВВП, важным инструментом достижения в таком случае стало «зеленое» кредитование (прямое кредитование, перекредитование, «зеленая» депозитная схема). В Великобритании получили распространение фонды социального ответственного инвестирования для социальных и экологически ориентированных (этических) проектов и осведомления о них потребителей.

Приходится с сожалением констатировать, что отсутствие комплексного механизма и неиспользование действенных инструментов стимулирования экологического инвестирования оказывает крайне негативное воздействие на его финансовое обеспечение. Справедливость такого вывода наглядно иллюстрирует построенная эконометрическая модель ресурсного обеспечения экологических инвестиций в РФ ^[21]. В данной модели объем инвестиций в основной капитал, направленных на охрану окружающей среды и рациональное использование природных ресурсов, выбран в качестве результативного признака (Y). Наибольшее влияние на него оказывают показатели бюджетных инвестиции в основной капитал и собственных средств, направленных на инвестиции в основной капитал. Исходные данные для регрессионного анализа данных показателей на величину инвестиций в основной капитал, направленных на охрану окружающей среды и рациональное использование природных ресурсов, представлены в табл. 2.

Таблица 2. Исходные данные для построения модели ресурсного потенциала экологических инвестиций в постоянных ценах*, млн руб.

* Переоценка показателей в постоянные цены (1999 г.) проведена методом дефлятирования с помощью индекса цен производителей промышленных товаров.

Источник: составлено авторами по данным Федеральной службы государственной статистики России.

Для получения правильной картины связи, не искаженной автокорреляцией, была исключена основная тенденция из уровней. Полученные значимые коэффициенты корреляции на остатках от трендов (0,613 – для признаков Y и Х1 и 0,657 – для признаков У и Х2) говорят о том, что между исходными рядами данных существует линейная зависимость, не искаженная автокорреляцией.

В результате проведенного регрессионного анализа получены однофакторные уравнения регрессии, имеющие следующий вид:

Ỹt = 10077,75 + 0,04 * Х1t (1)

Ỹt = 12400,13 + 0,01 * Х2t (2)

Проверка остатков полученных моделей свидетельствует об отсутствии автокорреляции в них (фактические значения DW выше dU = 1,38 при 5% уровне значимости). Множественный коэффициент корреляции характеризует тесноту линейной связи между результативным и факторным признаками. По шкале Чеддока высокая статистическая зависимость прослеживается между инвестициями в основной капитал, направленными на охрану окружающей среды и рациональное использование природных ресурсов, и бюджетными инвестициями (71%).

Таблица 3. Результаты регрессионного анализа влияния переменных Х1 и Х2 на инвестиции в основной капитал, направленные на охрану окружающей среды и рациональное использование природных ресурсов

Источник: расчеты авторов.

Статистическая взаимосвязь природоохранных инвестиций с общим объемом инвестированных в основной капитал собственных средств является заметной (63%). Значения коэффициента детерминации, показывающего, какая часть общей вариации зависимой переменной определяется фактором, включенным в статистическую модель, свидетельствует о приемлемости полученных моделей (в частности, 50% для X1 и 40% для Х2). Полученные регрессионные коэффициенты по всем однофакторным моделям следует признать значимыми, так как вероятность принятия обратной гипотезы для них (р-значение) существенно меньше 0,05.

При этом наилучшие значения всех показателей регрессии продемонстрировало уравнение (1), устанавливающее зависимость между объемом «зеленых» инвестиций и бюджетными инвестициями в основной капитал. Согласно полученной модели (уравнение 1), в условиях действующей институциональной среды рост бюджетных инвестиций в основной капитал на 1 млрд руб. приводит к росту инвестиций в основной капитал, направленных на охрану окружающей среды и рациональное использование природных ресурсов, на 40 млн руб., что, однако, нельзя интерпретировать как существенный эффект.

Согласно полученной модели (уравнение 2), в условиях действующей институциональной среды рост объема собственных средств, направленных на инвестиции в основной капитал, на 1 млрд руб. приводит к росту инвестиций в основной капитал, направленных на охрану окружающей среды и рациональное использование природных ресурсов, всего на 10 млн руб. По нашему мнению, столь незначительный прирост природоохранных инвестиций в ответ на увеличение объема собственных средств, инвестированных в основной капитал, объясняется остаточным принципом финансирования природоохранных мероприятий. Высокая степень износа основного производственного оборудования обусловливает первоочередность вложений собственных средств в активную часть основных производственных фондов и только после этого - в природоохранные мощности.

Таким образом, построенные зависимости продемонстрировали низкую эластичность экологических инвестиций от величины анализируемых факторов (источников финансирования). Причем коэффициент эластичности природоохранных инвестиций по общему объему бюджетных инвестиций в основной капитал равен 1 (так называемая единичная эластичность), а по общему объему собственных средств, инвестированных в основной капитал, составил всего 0,56 (не эластичен). Это доказывает как незаинтересованность субъектов хозяйствования в осуществлении инвестиций в защиту окружающей среды и рациональное использование природных ресурсов, так и неэффективность действующей в России системы экологического регулирования. Полученные модели ресурсного потенциала экологических инвестиций, по нашему мнению, свидетельствуют о невозможности в условиях действующей институциональной среды обеспечить объем финансирования, требуемый для формирования в России циркулярной экономики в среднесрочной перспективе.

Усиливающаяся в разных странах мира, включая Россию, обеспокоенность состоянием окружающей среды и природного капитала при всеобщем осознании важности возобновления и/или сохранения потенциала экономического роста на длительную перспективу для их устойчивого развития обусловливают необходимость признания экологического инвестирования в качестве стратегического императива. Изучение практического опыта ведущих стран по использованию различных механизмов и экономического инструментария государственной политики в области стимулирования экологического инвестирования является основанием для выдвижения следующих основных рекомендаций с целью обеспечения комплексности такой политики в современной России:

1) достижение рационального (предельного) значения по такому обобщающему индикатору устойчивости и безопасности инвестиционной деятельности, как доля накопления валовых инвестиций в ВВП. Очевидно, что экологическое инвестирование, предполагающее замену традиционных технологий экологически чистыми или низкоуглеродными, повышение качества окружающей среды и т.п., ориентирует на развитие наукоемких и инновационных, а, следовательно, капиталоемких производств и секторов экономики. В этих условиях представляется целесообразным увеличить долю накопления валовых инвестиций в ВВП РФ с современных 21,9 % (2020 г.) минимум до 28-30 % ВВП.

Для увеличения доли валового накопления в ВВП РФ важно создать надежный механизм трансформации денежных средств, накопленных населением, в экологические инвестиции, путем гарантирования полного возврата вкладов при любых дефолтах и начислении повышенных процентов при их вложении в «зеленые» ценные бумаги, кредитующие экологические инвестиционные проекты;

2) повышение привлекательности экологических инвестиций для частного капитала за счет проведения политики снижения цен на низкоуглеродные инвестиционные проекты. Такая политика означает разработку и внедрение в хозяйственную практику экологических стандартов и норм, эко-менеджмента и аудита (ISO 14000, EMAS), увеличение налогообложения и использование природных ресурсов при сокращении налогового бремени на другие факторы производства; использование государственных гарантий по кредитам в чистые технологии и «зеленые» фирмы (Fontana, 2016); отказ от субсидий, поощряющих использование энергии углеводородов (нефть, уголь) и истощающих природный капитал и, напротив, субсидирование чистой энергетики (солнечная энергетика, ветроэнергетика, биомасса, биодизель и биоэтанол, биогаз, энергетика волн и приливов, малые ГЭС, геотермальная и водородная энергетика) и чистых технологий; разработка системы контрольных показателей для проверки «надежности» экологических инвестиций; создание «тестовых» территорий (инициатива КНР) и апробация на них системы торговли углеродными правами на выбросы, единицами их сокращения (кредитами или взаимозачетами, единицами поглощения СО2 и другими углеродными единицами). Бесспорно, что такая политика требует сильной политической воли. Вместе с тем очевидно, что в конечном итоге она содействует постепенному превращению экологической ответственности в экономический актив;

3) совершенствование нормативно-правового регулирования экономической деятельности в сфере обращения с отходами производства и потребления в интересах формирования «циркулярных точек роста». В данной ситуации обеспечение экологического инвестирования предполагает необходимость рассмотрения отходов производства и потребления в качестве объекта права собственности. Надо сказать, что данный вопрос в Российской Федерации получил признание на государственном уровне только в 2014 г., когда в Федеральный закон «Об отходах производства и потребления» (1998) была включена статья 4 «Отходы как объект права собственности». Это можно оценить как важный шаг для перехода к современной схеме обращения с отходами и определения основных направлений деятельности в данной области. Законодательное закрепление наиболее широко используемых в мировой практике инструментов государственной поддержки инвестиционной активности в сфере обращения с отходами можно наблюдать в Стратегии развития промышленности по обработке, утилизации и обезвреживанию отходов производства и потребления (2018, № 84-р). Кроме того, в этом документе (разд. II , п. 3) сделан акцент на ресурсной ценности основных групп отходов. Вместе с тем необходимо дальнейшее поэтапное и систематическое развитие соответствующих норм и правовых механизмов, стимулирующих максимальное вовлечение отходоресурсов в хозяйственный оборот с применением мирового принципа «4R».

4) повышение экологической грамотности населения и бизнеса: подготовленность общественного сознания, понимание бизнеса в том, какой вред для окружающей среды и для здоровья человека наносит нынешняя концепция производства.

В ситуации, когда проявление экологических вызовов и проблем приняли масштабный характер в разных странах мира, включая Россию, надо понять и принять тот факт, что старт экономическому росту «без ущерба для экологии» на длительную перспективу может дать только отказ от потребительской модели роста экономики (для России – экспортно-сырьевой) в пользу инвестиционной модели, которая предполагает повышение технологичности и вклада обрабатывающего сектора в темпы роста на основе изменения структуры инвестиций и высокого динамизма последних. На этом фоне прежде всего экологическое инвестирование, изначально ориентированное на эффективное использование ресурсов, на максимальное вовлечение отходоресурсов в хозяйственный оборот, замену традиционных технологий чистыми или низкоуглеродными, улучшение экосистем и т.д., становится «локомотивом» роста и дает импульс радикальным преобразованиям экономики XXI в. Его активизация требует понимания зависимости между экономической выгодой и соблюдением экологических требований; предлагает создание комплексного механизма экономического стимулирования экологических инвестиций, который должен сочетать в себе инструменты заинтересованности и меры ответственности.