The uniqueness of theatrical memoiristics of T. L. Shchepkina-Kupernik

Liubivaia Irina Docent, the department of Art History, Mikhail Shchepkin Higher Theatre School 109012, Russia, g. Moscow, ul. Neglinnaya Ul., 6/2 irinna555@mail.ru Other publications by this author

Рубеж XIX-XX веков ознаменован всплеском жанра литературной мемуаристики. Это в полной мере соответствовало ведущим тенденциям Серебряного века, направленного на поиск новых философских концепций мира и человека. Серебряный век стал эпохой больших художественных перемен, ведущей интенцией которых явилось стремление обратиться к внутреннему миру человека и отразить его в художественном творчестве. Этим во многом объясняется невероятная популярность жанра литературных мемуаров, появившихся в начале ХХ века.

Ценность мемуаристики заключается в её документальности, поскольку автор всегда опирается на факты. Как справедливо отметила М. Г. Уртминцева,«документ и факт лежат в основе ситуации, моделирующей поведение человека исторического и индивидуального, образ которого создается автором мемуарного жанра на "пересечении" собственного опыта духовной жизни с фактами биографии героя воспоминаний» ^{[10, с. 14]}.Между тем исследователями мемуарного жанра уже не раз было отмечено, что порой в воспоминаниях авторов встречаются некоторые элементы недостоверности (искажённости) изложенной информации. Комментируя эту особенность, Л. Я. Гинзбург писала: «В мемуарах спорное и недостоверное объясняется не только несовершенной работой пaмяти или умышленными умолчаниями и искажениями. Некий фермент "недостоверности" заложен в самом существе жанра. Совпасть полностью у разных мемуаристов может только чистая информация (имена, даты и т. п.)» ^{[1, с. 9-10]}. При подробном изучении театральной мемуаристики слова Гинзбург находят своё подтверждение в отдельных фрагментах мемуарных записей, но, как правило, не характеризуют автора с отрицательной стороны. У каждого мемуариста есть свой собственный авторский стиль, которому присуща определённая манера изложения, своя система образов. Мемуаристика маргинальна за счёт свободы от чётких правил, что придаёт этому жанру экспериментальную новизну, где историческое и «человеческое» существуют едино. Безусловно, важную роль играет сам автор, так как события, описанные в мемуарах, предстают как субъективно значимые. Это особенно отчётливо прослеживается в театральной мемуаристике, когда мемуарист даёт оценку актерской игре и/или режиссерской работе. Иными словами, автор выделяет на уровне своих ощущений важные моменты в жизни и творчестве (объект исследования), демонстрируя при этом своё эмоциональное отношение и к объекту речи, и к читателю. В контексте сказанного несомненный интерес представляет малоисследованная область творчества Татьяны Львовны Щепкиной-Куперник, а именно её мемуарная деятельность.

Творчество Т. Л. Щепкиной-Куперник не раз становилось предметом научного исследования. К её литературному наследию – поэзии и драматургии – в разное время обращались М. В. Михайлова ^[3-5], Д. Рейфилд ^[7] и ряд других исследователей; труды И. Б. Гуляевой ^[2], С. С. Мокульского ^[6], Д. C. Яровенко ^{[16, 17]} посвящены переводческой деятельности Щепкиной-Куперник. Следует отметить, однако, что на периферии исследовательского внимания осталось обширное мемуарное наследие Татьяны Львовны Щепкиной-Куперник. Исключение составляют вступительные статьи и комментарии А. Н. Сизова ^[8] и И. Эвентова ^[15] в книгах воспоминаний Щепкиной-Куперник, изданных в 1950-х годах.

К написанию своих воспоминаний Щепкина-Куперник приступила в 20-е годы ХХ века. Ею созданы замечательные живые портреты выдающихся деятелей русского и западноевропейского театра, таких как М. C. Щепкин, правнучкой которого она являлась, Н. М. Медведева, Ф. П. Горев, А. И. Южин, А. А. Остужев, Е. К. Лешковская, Е. Д. Турчанинова, М. Н. Ермолова, К. С. Станиславский, М. П. Лилина, В. И. Качалов, О. Л. Книппер-Чехова, М. Г. Савицкая, Н. C. Бутова, В. Н. Давыдов, В. А. Мичурина-Самойлова, Е. Н. Рощина-Инсарова, Ф. И. Шаляпин, Сара Бернар, Иветта Гилбер и другие. Их портретные характеристики мы узнаем из мемуарных изданий «Дни моей жизни» (1928 г.), «Ермолова» (1940 г.), «Театр в моей жизни» (1948 г.), «Из воспоминаний о русском театре» (1956 г.), «Из воспоминаний» (1959 г.), в воспоминаниях о К. С. Станиславском и др. Со многими из перечисленных деятелей культуры Татьяна Львовна была лично знакома, поэтому по её воспоминаниям можно восстановить не только психологический, но и пластический портрет, что представляет большой интерес, особенно для историков театра, так как помимо внутренних черт личности читателю предоставляется возможность увидеть внешний образ объекта исследования, а именно мимику, жесты, походку и т. д.

В мемуарном жанре пластический портрет является одним из средств характеристики, используемых в композиционном единстве наряду с такими средствами, как описание обстановки, быта, взаимодействие с второстепенными персонажами. Комплементарность внешнего и внутреннего образа и представляет собой живой портрет объекта речи. В результате у читателя/исследователя формируется реально существующий живой образ, который помогает, в данном случае, воспроизвести типаж актёра. В качестве примера можно привести фрагменты воспоминаний Щепкиной-Куперник о её первых впечатлениях от игры великой актрисы Малого театра М. Н. Ермоловой, с которой автор познакомилась, будучи еще ребёнком. Важнейшей деталью литературного портрета Ермоловой, созданного Щепкиной-Куперник, являются глаза актрисы, описание которых позволяет автору не только воссоздать внешний облик, но и запечатлеть незаурядное драматическое дарование. По словам Щепкиной-Куперник, у Ермоловой были необыкновенные глаза, которые выражали на сцене всю гамму чувств от любви до отчаяния и гнева, а когда актриса уходила со сцены, где мгновение назад «бушевала, исходила слезами, озаряла любовью, она вдруг становилась прекрасной измученной статуей, молчаливой и ушедшей в себя», «…даже пустые и плохие пьесы В. Александрова в её исполнении преображались – она везде умела найти правду жизни и отыскать "человеческое". Ходульные фразы делались в её устах искренними, сентиментальность претворялась в чувство, риторика – во вдохновение» ^[12]. Весьма подробное описание эмоционального состояния актрисы на сцене и «за кулисами», представленное на страницах мемуаров, даёт представление о том, насколько Ермолова отдавала себя сцене. Важно подмечено автором, что даже в драматургии «второго» ряда, актриса умела отыскать что-то, что могло затронуть зрителя.

Для более полного раскрытия личности актрисы Щепкина-Куперник добавляет описание пластики Ермоловой в роли Гермионы в пьесе Шекспира «Зимняя сказка»: «…фигура Ермоловой в виде статуи, в белых одеждах, с мраморным лицом, как-то особенно освещённая, так, что казалась словно изнутри озарённой алебастровой вазой, была изумительно прекрасна и могла бы служить моделью Фидию и Праксителю» ^{[15, c. 57]}. В мемуарах Щепкиной-Куперник отчасти раскрывается творческая лаборатория Ермоловой: Мария Николаевна очень любила путешествовать, посещала за границей музеи и привозила различные репродукции, особенно любила представителей итальянского Возрождения. Вероятно, её наблюдения за шедеврами мирового искусства и помогали ей каким-то образом найти «ключ» к пластической выразительности роли.

Наиболее полно образ великой актрисы представлен в книге Т. Л. Щепкиной-Куперник «Ермолова», которая вышла в свет в 1940 году. Особую ценность в этом издании представляют письма самой Марии Николаевны (по словам Щепкиной-Куперник, «письма скажут о ней больше всех рассказов»). В книге «Ермолова» автор в полной мере отразила все стороны жизни великой актрисы с подробным описанием её творческого пути, неразрывно связанного с история Малого театра, в котором Ермолова прослужила всю жизнь. Малый театр являлся первым театром в России, на сцене которого зрители впервые увидели реалистическую игру актёров, основоположником которой был М. C. Щепкин. Заветы Щепкина молодым актерам впоследствии были положены в основу системы К. C. Станиславского. Этот факт, а также внимание автора к методам работы актёров придаёт воспоминаниям Щепкиной-Куперник особую театроведческую ценность. В главе, посвящённой работе Ермоловой над ролью, Щепкина-Куперник обозначила главный принцип творческого метода актрисы, который заключался в том, что она искала «внутреннего оправдания образа, не правдоподобия, а художественной правды, которая захватывала зрителя... Ермолова шла всегда от синтеза к анализу, а не наоборот» ^{[12, c.124-125]}. Это в полной мере отражало принцип реалистической школы игры.

Особенность мемуаров Щепкиной-Куперник заключается в умении акцентировать внимание читателя на деталях творчества, воссоздавая атмосферу того или иного события. В своём очерке об одном из ведущих актеров Московского Художественного театра В. И. Качалове, который был впервые опубликован в 1945 году, Татьяна Львовна написала следующее: «Я хорошо помню первое представление "Снегурочки". Начался второй акт – палаты сказочного царя Берендея. Дворец ещё строится. Всюду леса. Берендей – среброкудрый старец, в длинных сияющих одеждах, – сидит на возвышении и расписывает колонну. На сцене трудятся рабочие, поют гусляры, величая царя, скоморохи возятся и пристают к нему – и вдруг в пёструю гармонию шума, музыки, скоморошьих прибауток словно вступила великолепная мелодия виолончели, словно густой мед пролился – это был голос Качалова, который впервые услыхала Москва» ^{[13, c.244-245]}. Совершенно точно автор отметила исключительное достоинство актера – его голос, который являлся одной из особенностей его исключительной творческой индивидуальности. Просто и подробно Щепкина-Куперник преподносит читателю атмосферу спектакля, пластику, сценографию, музыкальное оформление, что невольно рождает перед глазами живую картину происходящего.

Своему умению быть предельно внимательной не только к общему облику объекта, но и к деталям, Татьяна Львовна обязана не только страстной любви к театру, но и личному опыту. Работая в театре Корша в качестве актрисы, она смогла увидеть профессию изнутри. Она не понаслышке знала, что из себя представляет разбор пьесы, работа над ролью, существование на сцене. Читая подобные фрагменты записей, складывается ощущение, что она отражала события через призму собственного опыта.

Немаловажную роль в мемуарах Щепкиной-Куперник играют фрагментарно разбросанные воспоминания о жизни и творчестве актёров и режиссёров западноевропейского театра, они также представляют собой определённую ценность для российского театроведения. В этом смысле интересны сравнения игры Сары Бернар, Ермоловой и Режан, Моисси и Качалова, Жанне Гранье и Грановской. Невозможно пропустить тот факт, что именно Ермолова во многом поспособствовала формированию творческих вкусов и ориентиров Щепкиной-Куперник – после просмотра «Гамлета» Шекспира в Малом театре, где Ермолова играла роль Офелии, Щепкина-Куперник погрузилась в изучение творчества английского драматурга и его воплощения на сцене. Она пересмотрела все постановки Шекспира в Малом и в Художественном театрах. Самым любимым спектаклем Татьяны Львовны был «Сон в летнюю ночь». В одной из поездок по городам Европы Щепкиной-Куперник удалось побывать на спектакле, который поставил выдающийся австрийский режиссёр Макс Рейнхардт (1873-1943). Разумеется, это событие не могло не попасть на страницы её воспоминаний. Особенно автор отметила игру известного немецко-австрийского актёра Александра Моисси в роли Оберона, которого в то время уже знали в России по гастролям, «во время которых он играл царя Эдипа, Гамлета и другие роли <…> В "Сне в летнюю ночь" он был замечательно красив, горд, строен в своих царственных одеждах, словно свитых из тумана и лесной зелени… У этого артиста был голос редкий для мужчины по красоте и нежности, и глаза его "из другого мира" и бледность тонкого лица давали возможность допустить его близкое знакомство с Гекатой, о которой он говорит в своём монологе…Так идеально воплощённую "сказочность" персонажа я видела разве (совсем в другой плоскости) у Качалова в царе Берендее ("Снегурочка"). Титания была женственно-нежна и изящна. Но всех больше привлек моё внимание Пэк – смуглая Леа Константин. Это не был балетный эльф в цветочном колпачке, как его у нас играли раньше Щепкина, потом Хилкова, обе крохотные, грациозные, – нет, настоящий лесной дух – рыжий, обросший мехом, точно молодой фавнёнок; он визжал, кувыркался, скакал, как белка, по веткам, хохотал и плакал, словно вся лесная нечисть, вместе взятая» ^{[15, с.421]}.Анализ актерской игры в воспоминаниях Щепкиной-Куперник ярко перекликается с описанием сценографии: «…фантастическая жизнь леса была передана изумительно. Я забыла, что сижу в театре: стены раздвигались, высоко в небо уходили вековые дубы. Свивались хороводы эльфов, пробегавших между деревьями, точно гаммы быстрых огоньков…» ^{[15, c. 421-422]}.

Интересные сравнения сделала автор между Сарой Бернар, Габриэль Режан и Марией Ермоловой. К великому удивлению самой Щепкиной-Куперник, Сара Бернар её разочаровала, показавшись фальшивой. Противоположного мнения осталась она об актрисе Габриэль Режан после посещения спектакля «Заза» с её участием. Режан развивала в то время реалистический принцип игры на сцене, что было близко Татьяне Львовне, так как сама она получила актёрское образование в период расцвета Ермоловой, продолжавшей реалистические традиции Щепкина. По словам Татьяны Львовны, Режан ей напомнила Ермолову, которая «защищала своих героинь»: «…в "Заза", этой сентиментальнейшей пьесе из жизни кафешантанной певички, с мещански добродетельным концом, и удивлялась тому, как она из этой дребедени сделала живую жизнь, глубокую и трогавшую» ^{[15, c.102]}.Сравнение Режан в роли кафешантанной певички действительно перекликается с описанием упомянутой выше роли Ермоловой в пьесе Александрова.

Для Щепкиной-Куперник, как автора мемуаров, было чрезвычайно важно уловить детали существования актера не только на сцене, но и в жизни. Поэтому, когда ей удавалось лично встречаться с теми, кого она видела на сцене, и кто впоследствии становился героем её воспоминаний, она старалась уловить все субъективно-значимые детали: «Я вглядывалась в неё с любопытством: её лицо показалось мне страшным. Не потому, чтобы оно было некрасиво, нет, – она была очень интересна, даже обаятельна, несмотря на грим, но выражение этого лица было до такой степени всё познавшее, во всём разочаровавшееся, кроме самой себя. Все страсти наложили свою печать на это лицо, и все прошли мимо, оставив только неудовлетворенность и страх за уходящую молодость. Можно было поклясться, что душа у этой женщины отсутствует: вместо неё – страстное честолюбие, жажда власти и успеха – и больше ничего» ^{[15, c.105]}. Так Щепкина-Куперник описала Сару Бернар, когда встретилась с ней в доме Эдмона Ростана после спектакля «Принцесса Грёза», которую он для неё написал.

Детализированность словесного портрета – особая черта мемуарного творчества Щепкиной-Куперник, которая помогает проследить связь телесного и духовного. Для читателя открывается психологический тип личности, отношение к обществу и к миру в целом, ценностные и эстетические взгляды. Безусловно, это бесценные факты истории, которые могут лечь в основу научного дискурса историков театра, собирающих порой по крупицам информацию о людях и спектаклях давно ушедшей эпохи. Столь подробные описания деталей могут помочь исследователям получить представление о театральной повседневности, которая имеет свою специфику в разные эпохи, а также об ярчайших её представителях.

Наряду с основными героями мемуаров упоминаются прямо или косвенно второстепенные и эпизодические персонажи: авторы пьес, режиссёры, писатели, другие актёры-современники, присутствие которых помогает осмыслить специфику художественно-литературного и театрального процесса конца ХIX – первой половины XX века. Так, например, из воспоминаний о Константине Сергеевиче Станиславском мы узнаём не только факты его биографии, но и репертуар Художественного театра, рассказы молодых актёров, которые репетировали вместе с ним, отзывы театральных критиков и публики на спектакли, читаем отрывки из писем к Ермоловой, где он сравнивает её с итальянской актрисой Дузе, называя Ермолову первой артисткой мира. В 1920 году Марья Николаевна отмечала пятидесятилетний юбилей, на котором Станиславский не смог присутствовать из-за проблем со здоровьем, однако выразил своё отношение к ней в послании, где признался, что получил образование «в Малом театре, у Ермоловой и её сподвижников» ^{[13, c. 230]}.

Как справедливо отметил А. Тартаровский, в мемуаристике можно увидеть переломные этапы умственного развития личности, понимания ею «себя в мире» и «мира в себе» ^[9]. Исследуя мемуары Щепкиной-Куперник, мы можем проследить эти этапы, свидетельствующие об активной вовлечённости автора в культурный процесс. В этом смысле особого внимания заслуживают автобиографические мемуары Щепкиной-Куперник, которые вошли в сборник «Разрозненные страницы», посвящённые литературному пути автора, где Татьяна Львовна делится с читателями своими воспоминаниями и размышлениями, а также событиями, которые привели её в мир театра и литературы ^{[14, c. 3-36]}.

Персонажи мемуаров свидетельствуют о широком круге общения Щепкиной-Куперник с деятелями искусства и литературы. Живые, эмоционально-окрашенные описания погружают читателя в водоворот происходящих событий. Умелое представление читателю повседневной жизни на фоне значимых культурных событий (театральные премьеры, актерские дебюты и т. д.) – одна из основных черт мемуарного творчества Щепкиной-Куперник. Отдельные части мемуарных заметок Щепкиной-Куперник об актёрах, режиссёрах и спектаклях приобретают оттенок рецензии на спектакль и выступают яркими свидетельствами живого течения времени.

Немаловажное культурологическое значение имеют воспоминания Щепкиной-Куперник о поездках в Англию и Испанию, которые выделены автором в отдельные главы. Актуализация мемуарных записей о зарубежных поездках проявляется в интерпретации Щепкиной-Куперник образа заграницы. Можно смело сказать, что города Англии и Испании оживают под пером Татьяны Львовны. Чувственно и проникновенно автор описывает родину Шекспира город Стратфорд, называя его «сплошным цветущим садом», где повсюду розы свешивались через заборы и увивали крыльца белых коттеджей, она наглядно показывает внешний и внутренний облик домов Шекспировской эпохи с коричневой черепицей, «c огромными каминами и с крючками внутри для подвешивания котелков» ^{[15, c. 427]}.

Рассказывая об Испании, Щепкина-Куперник описывает улицы Мадрида, одновременно проводя параллель с пьесой «Девушка с кувшином» Лопе де Веги, рассказывает про Толедо, что высится на своём утесе, про Аранхуэс c его воздушными балконами, живописует атмосферу испанского быта ^{[15, c. 451-452]}. Благодаря такому детализированному подходу и свойственному ей методу описания объекта речи, где внешнее и внутреннее дополняют друг друга, перед читателями предстает живой образ места, города, страны. Эти внимательные наблюдения, изящество языка и мастерство передачи живой атмосферы могут быть полезны в работе с драматургией Шекспира и Лопе де Веги.

В своих воспоминаниях и «заметках на полях» Щепкина-Куперник запечатлела большой опыт общения с представителями русского и зарубежного театра. Насыщенная творческая жизнь, постоянное желание познавать всё новое, вероятно, объясняют эмпатичное отношение автора к окружающим людям. Этим во многом обусловлен эмоционально-творческий подход Щепкиной-Куперник к литературной деятельности в целом и к мемуарам, в частности. Её мемуарный язык выразителен, свеж, экспрессивен, характеризуется неожиданными метафорами, ассоциативными сравнениями, что придаёт текстам выраженный эмотивный окрас. Непредсказуемые индивидуально-стилистические выражения передают оригинальность авторского мышления и вызывают интерес к представителям искусства и к той эпохе, в которой они творили. Природное чувство слова и большая любовь к театру сделали её мемуары подобными настоящему роману.

Щепкиной-Куперник удалось по-своему вписать имена выдающихся деятелей русского и западноевропейского искусства в историю русского театра. Ценность мемуарного наследия Щепкиной-Куперник очевидна, так как воспоминания содержат в себе интереснейшие и редкие факты о великих людях искусства и театральных событиях в конце ХIХ – начале ХХ века. Детали театрального быта, проникновенный анализ игры актёров, свидетельства о культурных контактах – всё это делает мемуары Щепкиной-Куперник бесценным материалом, способствующим изучению российского театрального искусства.