Legal regulation of digitalization processes in the Russian Federation: civil law aspect

Iakovleva-Chernysheva Anna Iurievna Doctor of Economics Professor, the department of Civil Law Disciplines, All-Russian State University of Justice 354000, Russia, Krasnodarskii krai, g. Sochi, ul. Dagomysskaya, 42 ayach@mail.ru

Druzhinina Anna Valentinovna PhD in Law Docent, the department of Civil Law, International Innovation University 354000, Russia, Krasnodarskii krai, g. Sochi, ul. Ordzhonikidze, 10a aanwar@list.ru

Важнейшей тенденцией настоящего времени является ускоряющийся процесс формирования цифрового общества, локомотивом которого служит четвертая промышленная революция, предполагающая не только тотальную цифровизацию промышленного производства ^{[1, с. 281-282]}, но также и активные преобразования всех сфер жизни общества. В число революционных направлений, находящих все более широкое применение на практике, входят: применение искусственного интеллекта, блокчейн, интернет вещей, большие данные и другие инновационные технологии. Происходит быстрое формирование, в первую очередь, цифровой экономики, ключевыми ресурсами в которой являются данные, представленные в цифровом виде, а также их обработка и использование в больших объемах, позволяющая существенно повысить эффективность осуществления различных видов человеческой деятельности. Таким образом, формируется цифровое общество, для которого характерны опережающие темпы развития высоких технологий и внедрения их результатов «не только в науку, производство, образование, управленческую деятельность, но и в повседневный массовый обиход» ^{[2, с. 19]}.

Столь масштабные преобразования невозможны без трансформации правоотношений, формирования новых правовых норм и правовых институтов, новых подходов к правовому регулированию и правоприменению взамен прежних, не соответствующих современному этапу развития общественных отношений. Более того, как справедливо отмечает Э.В. Талапина, «если даже в самом общем приближении понимать под правом совокупность норм, регулирующих отношения, складывающиеся между субъектами по поводу определенного объекта, то становится понятно, что в цифровую эпоху буквально каждый компонент данного определения нуждается в уточнении» ^{[3, с. 6]}.

Процессы цифровизации, охватившие многие сферы общественных отношений, требуют существенного пересмотра и адаптации действующих, а также создания принципиально новых правовых норм. Не случайно в России на протяжении последних лет принят ряд нормативных правовых актов, направленных на регулирование процессов цифровизации различных сфер жизни общества.

Указом Президента Российской Федерации от 09.05.2017 г. №203 утверждена Стратегия развития информационного общества в Российской Федерации на 2017-2030 годы, направленная, в том числе, на формирование национальной цифровой экономики. В соответствии с Указом Президента Российской Федерации от 07.05.2018 г. № 204 «О национальных целях и стратегических задачах развития Российской Федерации на период до 2024 года» сформирована национальная программа «Цифровая экономика Российской Федерации» (утв. президиумом Совета при Президенте РФ по стратегическому развитию и национальным проектам, протокол от 04.06.2019 г. № 7). Одной из задач программы является создание системы правового регулирования цифровой экономики. Для ее решения создан федеральный проект «Нормативное регулирование цифровой среды», предусматривающий разработку и принятие ряда нормативных правовых актов, направленных на снятие первоочередных барьеров, препятствующих развитию цифровой экономики в различных сферах.

Различные вопросы, возникающие при разработке и применении цифровых технологий, затрагивают как частное, так и публичное право. Однако, несомненно, что важнейшая роль в данной сфере отводится развитию гражданского законодательства. Одним из ключевых аспектов адаптации гражданского права к современным реалиям цифровизации стало включение в Гражданский кодекс Российской Федерации (далее – ГК РФ) понятия «цифровые права» как объекта гражданских прав.

Федеральным законом от 18.03.2019 г. № 34-ФЗ «О внесении изменений в части первую, вторую и статью 1124 части третьей Гражданского кодекса Российской Федерации» внесены изменения в ст. 128, согласно которым к объектам гражданских прав в числе имущественных прав, наряду с безналичными денежными средствами и бездокументарными ценными бумагами, отнесены и цифровые права. Этим же законодательным актом глава 6 ГК РФ дополнена статьей 141.1 «Цифровые права», где, в частности, дано легальное определение: «Цифровыми правами признаются названные в таком качестве в законе обязательственные и иные права, содержание и условия осуществления которых определяются в соответствии с правилами информационной системы, отвечающей установленным законом признакам» (п. 1 ст. 141.1 ГК РФ). При этом осуществление и распоряжение цифровыми правами возможны только в информационной системе без обращения к третьему лицу (п. 2 ст. 141.1 ГК РФ), а переход цифровых прав на основании сделки не требует согласия лица, обязанного по таким правам (п. 3 ст. 141.1 ГК РФ). Указанные изменения вступили в силу 01.10.2019 г.

Несомненно, положения ГК РФ, регулирующие оборот цифровых прав, нуждаются в конкретизации. Хотя бы потому, что определение цифровых прав носит очень общий характер. Кроме того, в ст. 141.1 содержится отсылка к «правилам информационной системы, отвечающей установленным законом признакам». В связи с этим, законотворческая деятельность в данной сфере получила продолжение. На сегодняшний день принято два федеральных закона, предметом которых является регулирование отношений, связанных с оборотом цифровых прав.

Первым был принят Федеральный закон от 02.08.2019 г. № 259-ФЗ «О привлечении инвестиций с использованием инвестиционных платформ и о внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации» (далее – Закон о привлечении инвестиций). Данный Федеральный закон вступил в силу с 01.01.2020 г. и «регулирует возникновение и обращение утилитарных цифровых прав, … а также выдачу и обращение ценных бумаг, удостоверяющих утилитарные цифровые права» (ч. 1. ст. 1).

Вторым был принят Федеральный закон от 31.07.2020 г. № 259-ФЗ «О цифровых финансовых активах, цифровой валюте и о внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации», вступивший в силу с 01.01.2021 г. (далее – Закон о ЦФА). Согласно ч. 1 ст. 1 указанного Федерального закона, предмет его регулирования включает «отношения, возникающие при выпуске, учете и обращении цифровых финансовых активов».

Таким образом, на сегодняшний день заложены основы гражданско-правового регулирования цифровых прав. Однако сразу же отметим, что предложенный законодателем подход к определению цифровых прав как объекта гражданских прав вызвал неоднозначную реакцию ученых и специалистов.

Во-первых, это связано с расхождениями в трактовке понятия «цифровые права». С одной стороны, в международном праве, законодательстве ряда стран и в доктрине в настоящее время формируется концепция цифровых прав как субъективных прав граждан в виртуальном пространстве, к которым относятся следующие права: на доступ в сеть Интернет, на конфиденциальность, на анонимность, на защиту персональных данных, на забвение и др. С другой стороны, понятие «цифровые права», введенное ГК РФ, является специальным, то есть намного более узким и не совпадающим по смыслу с тем, которое применяется в рамках вышеупомянутой концепции ^{[4, 5]}. Во-вторых, даже если придерживаться трактовки цифровых прав, предложенной в российском гражданском законодательстве, ряд ученых и экспертов высказывает мнение, что цифровые права являются не объектом, а лишь особым способом фиксации гражданских прав ^[6-9].

Итак, современная трактовка цифровых прав в российском правовом поле является объектом критики и научных дискуссий. В связи с этим, представляется целесообразным дальнейшее исследование сущности данного понятия и его места в системе гражданского права.

В ГК РФ, как было отмечено выше, цифровые права упомянуты в двух статьях. В ст. 128 они указаны в качестве одного из видов имущественных прав. Вместе с тем легального определения имущественных прав в гражданском законодательстве РФ нет. Поэтому для более углубленного понимания соотношения понятий имущественных и цифровых прав необходимо обратиться к юридической литературе и иным источникам.

В частности, А.С. Яковлев определяет имущественное право как «субъективное гражданское право, принадлежащее субъекту гражданского права, выступающее средством реализации имущественного интереса, имеющее денежную оценку, приобретаемое на основании сделок и иных юридических фактов и обладающее признаком отчуждаемости» ^{[10, с. 72]}. В состав имущественных прав ученый включает вещные, обязательственные (в том числе корпоративные) и исключительные права.

Аналогичную точку зрения можно встретить и в судебной практике. Так, в Постановлении Пленума Верховного Суда РФ (далее – ВС РФ) от 9 июля 2013 г. № 24 «О судебной практике по делам о взяточничестве и об иных коррупционных преступлениях» дается следующее разъяснение: «Имущественные права включают в свой состав как право на имущество, в том числе право требования кредитора, так и иные права, имеющие денежное выражение, например исключительное право на результаты интеллектуальной деятельности и приравненные к ним средства индивидуализации (статья 1225 ГК РФ)». Таким образом, исходя из трактовки ВС РФ, в понятие имущественных прав входят вещные и обязательственные права, а также права на результаты интеллектуальной деятельности и приравненные к ним средства индивидуализации.

Рассмотренный подход к составу имущественных прав является широкой трактовкой данного понятия. Вместе с тем можно встретить и более узкую трактовку, когда имущественные права рассматриваются исключительно как права требования ^{[11, с. 38]}.

Далее обратимся к вышеприведенному легальному определению цифровых прав, которое дано в ст. 141.1 ГК РФ. Исходя из данного определения, можно выделить следующие признаки цифровых прав:

1. Это обязательственные и иные права.

Данный признак, по сути, соответствует широкой трактовке понятия имущественных прав и одновременно – действующей формулировке ст. 128 ГК РФ.

2. Это цифровые права, которые названы в таком качестве в законе.

В настоящее время, как упоминалось выше, действует два федеральных закона, конкретизирующих виды цифровых прав. Упоминаемые в законодательстве виды цифровых прав делятся на две группы: утилитарные цифровые права и цифровые финансовые активы. Согласно ч. 1 ст. 8 Закона о привлечении инвестиций (в ред. от 31.07.2020 г.), утилитарные цифровые права включают: «1) право требовать передачи вещи (вещей); 2) право требовать передачи исключительных прав на результаты интеллектуальной деятельности и (или) прав использования результатов интеллектуальной деятельности; 3) право требовать выполнения работ и (или) оказания услуг». В ч. 2 ст. 1 Закона о ЦФА говорится о том, что цифровыми финансовыми активами (далее – ЦФА) признаются: «денежные требования, возможность осуществления прав по эмиссионным ценным бумагам, права участия в капитале непубличного акционерного общества, право требовать передачи эмиссионных ценных бумаг, которые предусмотрены решением о выпуске цифровых финансовых активов».

3. Это цифровые права, содержание и условия осуществления которых определяются в соответствии с правилами информационной системы, отвечающей установленным законом признакам.

Этот признак также раскрывается в упомянутых выше федеральных законах. Закон о привлечении инвестиций регулирует отношения, которые возникают в рамках инвестиционных платформ, являющихся информационными системами, используемыми для заключения договоров инвестирования (п. 1 ч. 1 ст. 2). В свою очередь, Закон о ЦФА регулирует отношения по поводу выпуска, учета и обращения ЦФА, которые «возможны только путем внесения (изменения) записей в информационную систему на основе распределенного реестра, а также в иные информационные системы» (ч. 2 ст. 1).

Отметим, что в обоих нормативных правовых актах понятие информационной системы рассматривается в соответствии с легальным определением, которое содержится в п. 3) ст. 2 Федерального закона от 27.07.2006 г. № 149-ФЗ (ред. от 09.03.2021 г.) «Об информации, информационных технологиях и о защите информации». А именно: как «совокупность содержащейся в базах данных информации и обеспечивающих ее обработку информационных технологий и технических средств». Вместе с тем, в ч. 7 ст. 1 Закона о ЦФА конкретизируется, что «под распределенным реестром понимается совокупность баз данных, тождественность содержащейся информации в которых обеспечивается на основе установленных алгоритмов (алгоритма)».

Проведенный анализ показывает обоснованность позиции законодателя, согласно которой родовым понятием цифровых прав являются имущественные права. Вместе с тем следует отметить, что в юридической литературе имеются и другие точки зрения на данный вопрос. Например, в качестве родового понятия цифровых прав рассматривается информация ^[12]. На наш взгляд, родовым понятием цифровых прав все же являются имущественные права, поскольку сущность цифровых прав, как и всех других видов имущественных прав, заключается в том, что они являются средством реализации имущественного интереса. Признак, согласно которому содержание и условия осуществления цифровых прав определяются в соответствии с правилами информационной системы, отвечающей установленным законом признакам, является специальным, то есть видовым, поскольку определяет специфику цифровых прав во всей совокупности имущественных прав, существующих в гражданском обороте.

Проанализируем далее все виды цифровых прав, названные в российском законодательстве.

Все виды утилитарных цифровых прав представляют собой права требования соответственно передачи вещи (вещей), передачи исключительных прав на результаты интеллектуальной деятельности и (или) прав использования результатов интеллектуальной деятельности, а также выполнения работ и (или) оказания услуг. Данная классификация в полной мере охватывает имущественные права, возникающие в сфере оборота материальных и нематериальных благ, а также результатов интеллектуальной деятельности и являющиеся исключительно обязательственными правами (правами требования).

Сложнее дело обстоит с ЦФА, включающими не только денежные требования и право требовать передачи эмиссионных ценных бумаг, которые предусмотрены решением о выпуске цифровых финансовых активов (то есть права требования), но также возможность осуществления прав по эмиссионным ценным бумагам и права участия в капитале непубличного акционерного общества.

Таким образом, в отличие от утилитарных цифровых прав, не все ЦФА представляют собой исключительно права требования. Некоторые из них наделяют своих обладателей корпоративными правами, включающими не только обязательственные, но и иные права. Кроме того, в Законе о ЦФА «реализованы два принципиально разных юридических механизма, заключающиеся в одном случае в цифровой репрезентации прав, а в другом – репрезентации объектов прав» ^{[13, с. 77-78]}.

Указанные особенности ЦФА стали причиной того, что ряд авторов высказывает мнение о необоснованной «вариативности» ^{[14, с. 53]} и «противоречивости» ^{[13, с. 77]} того перечня ЦФА, который установлен законодателем.

По нашему мнению, эклектичный, на первый взгляд, подход законодателя в реальности подчинен определенной логике, обусловленной тем, что роль ЦФА в экономике во многом совпадает с той ролью, которую играют эмиссионные ценные бумаги. Различна лишь информационная технология, с помощью которой они выпускаются, учитываются и участвуют в гражданском обороте. Более того, в п. 2 ст. 16.1 Федерального закона от 22.04.1996 г. № 39-ФЗ «О рынке ценных бумаг» закреплено, что «эмиссионные ценные бумаги могут быть только бездокументарными ценными бумагами, права владельцев которых закрепляются в решении об их выпуске». Следовательно, и эмиссионные ценные бумаги, и ЦФА, имеют только одно фактическое отличие, заключающееся в специфике информационных систем, в рамках которых они существуют ^{[15, с. 46]}: фиксацию прав на бездокументарные ценные бумаги осуществляют в виде записей на специальных счетах профессиональные участники рынка ценных бумаг – регистраторы и депозитарии; фиксацию прав на ЦФА обеспечивает оператор информационной системы на основе распределенного реестра.

С учетом вышеизложенного можно провести аналогии между видами эмиссионных ценных бумаг и ЦФА, упоминаемыми в российском законодательстве. Например, денежные требования могут быть соотнесены с облигациями; права участия в капитале непубличного акционерного общества – с акциями; возможность осуществления прав по эмиссионным ценным бумагам – с российскими депозитарными расписками; право требовать передачи эмиссионных ценных бумаг – с опционами эмитента. (Здесь необходимо сделать оговорку, что выпуск ЦФА, удостоверяющих права участия в капитале публичного акционерного общества, запрещен (п. 1 ст. 13 Закона о ЦФА). Также в ст. 12 рассматриваемого Закона говорится о том, что ЦФА удостоверяют возможность осуществления прав по эмиссионным ценным бумагам и право требовать передачи эмиссионных ценных бумаг только в том случае, если указанные эмиссионные ценные бумаги выпущены непубличным акционерным обществом).

Следовательно, подвергаемая в юридической литературе критике ситуация, когда «сосуществуют два самостоятельных надстроечных объекта гражданских прав: эмиссионная ценная бумага и выраженное в цифровой форме право требования на передачу и осуществление прав по ней» ^{[13, с. 78]}, по сути, не нова для российского законодательства. Российская депозитарная расписка и опцион эмитента – это также «надстроечные объекты» над другими эмиссионными ценными бумагами, которые успешно «прижились» в гражданском обороте, несмотря на «многослойность» правовой конструкции.

В связи с тем, что ЦФА во многом сходны с эмиссионными ценными бумагами, возникает вопрос о целесообразности включения первых в гражданский оборот. Как и любая новация, оборот ЦФА имеет свои положительные и отрицательные аспекты. К его «плюсам», в первую очередь, относится существенное сокращение издержек эмитентов и инвесторов за счет устранения ряда посредников, увеличения скорости транзакций, максимально простой механизм глобализации экономического взаимодействия. «Минусы» преимущественно обусловлены тем, что нормативная правовая база в данной сфере пока что отстает в своем развитии от складывающихся экономических отношений. Данное обстоятельство создает повышенные риски совершения недобросовестных (мошеннических) действий. Очевидно, что положительные аспекты превалируют, поэтому необходимо продолжение работы по совершенствованию законодательства и подзаконных актов, чтобы нивелировать, насколько это возможно, отрицательные аспекты и обеспечивать защиту прав и законных интересов граждан и юридических лиц.

Таким образом, по итогам проведенного исследования можно сделать следующие основные выводы.

1. Процессы цифровизации, охватившие многие сферы общественных отношений, требуют существенного пересмотра и адаптации действующих, а также создания принципиально новых правовых норм. При этом важнейшая роль в сфере правового регулирования процессов цифровизации отводится развитию гражданского законодательства.

2. Понятие «цифровые права», введенное ГК РФ, является специальным и не совпадает по смыслу с концепцией цифровых прав как субъективных прав граждан в виртуальном пространстве, формирующейся в международном праве, законодательстве ряда стран и в доктрине.

3. Представляется обоснованной позиция законодателя, согласно которой родовым понятием цифровых прав являются имущественные права, поскольку сущность цифровых прав, как и всех других видов имущественных прав, заключается в том, что они являются средством реализации имущественного интереса.

4. Видовым признаком, определяющим специфику цифровых прав во всей совокупности имущественных прав, существующих в гражданском обороте, является то, что содержание и условия осуществления цифровых прав определяются в соответствии с правилами информационной системы, отвечающей установленным законом признакам.

5. Все виды утилитарных цифровых прав представляют собой права требования, то есть являются исключительно обязательственными правами. Некоторые виды цифровых финансовых активов также являются правами требования, другие наделяют своих обладателей корпоративными правами, включающими не только обязательственные, но и иные права.

6. Роль цифровых финансовых активов в экономике во многом совпадает с той ролью, которую играют эмиссионные ценные бумаги. Различна лишь информационная технология, с помощью которой они выпускаются, учитываются и участвуют в гражданском обороте.

7. Между всеми видами эмиссионных ценных бумаг и цифровых финансовых активов, упоминаемыми в российском законодательстве, можно провести аналогии (денежные требования – облигации; права участия в капитале непубличного акционерного общества – акции; возможность осуществления прав по эмиссионным ценным бумагам – российские депозитарные расписки; право требовать передачи эмиссионных ценных бумаг – опционы эмитента).

В заключение отметим, что цифровые права вошли в гражданский оборот вследствие объективного процесса цифровизации. Следовательно, формирование нормативной правовой базы, обеспечивающей эффективное функционирование механизма правового регулирования в рассматриваемой сфере экономических отношений, – это первоочередная задача, и ее успешное решение является лишь вопросом времени.