An outline of private international law in the branches of public international law

Несмотря на присутствие слова «международное» в названиях двух приведенных в заголовке правовых систем, эти системы различаются по многим параметрам. Самое главное – они различаются по предмету регулирования. Хотя понятие «международное частное право» отличается неопределенностью ^{[7, c. 13]}, общее понимание состоит в том, что международное частное право применяется для регулирования гражданских отношений между субъектами различных государств ^{[9, c. 18]}, а международное публичное право регулирует отношения между властными субъектами, прежде всего государствами.

В соответствии с предметом регулирования выделяется и метод регулирования: гражданско-правовое поведение субъектов международного частного права регулируется национальным правом той юрисдикции, к которой принадлежит данный субъект, а поведение субъектов международного права регулируется международным правом. При этом международное право само по себе предпочитает не вмешиваться в национальное право государств: его дело – обеспечить исполнение государством его обязательств перед другими субъектами международного права, а в отношении национального регулирования действует общепризнанный принцип международного права – невмешательство в дела, по существу входящие во внутреннюю компетенцию государства (domestic jurisdiction) ^[18].

Однако по мере развития технологий, а также образования единого мирового рынка мы наблюдаем, что нередко в международные договоры включаются нормы, прямо регулирующие поведение субъектов национального права. В международных экономических отношениях это чаще всего хозяйствующие субъекты различного уровня, в области прав человека – физические лица.

Наибольшее развитие такое регулирование получило в инвестиционном и международном морском праве. Можно ожидать, что подобное регулирование будет распространено также на международное космическое право.

1.Инвестиционные отношения. Это отношения, возникающие в связи с тем, что в экономику государства вкладываются средства, имеющие иностранное происхождение. Эти средства могут иметь разную форму – это движимое и недвижимое имущество, акции, вклады, право требования по денежным средствам, исключительные права па объекты интеллектуальной собственности и могут принадлежать инвестору или контролироваться инвестором непосредственно или опосредованно ^{[11, c. 23]}.

Особенности регулирования в данной сфере определяются тем, что инвесторами, то есть субъектами, вкладывающими средства в иностранном государстве, являются в основном физические или юридические лица. В силу общепризнанного принципа суверенитета государств иностранные лица и их имущество подчиняются территориальному верховенству государства нахождения и подлежат регулированию национальным законодательством ^{[16, c. 178]}.

Иностранное государство также может быть инвестором, но оно в таком случае получает особый статус, определяемый межгосударственными соглашением: такое государство юридически оказывается одним из видов хозяйствующих субъектов, не отличающимся от других, либо приобретает специальный статус двойного подчинения: в некоторых вопросах оно получает статус местного юридического лица, в некоторых сохраняет статус субъекта международного права.

Так как государство – иностранный инвестор – это особый случай, подавляющее число инвестиционных отношений строится по следующей схеме: принимающее государство – суверен данной юрисдикции, с одной стороны, и физическое или, чаще, юридическое лицо – инвестор, с другой. Это в сущности та же схема правоотношения, которая складывается между государством и физическим или юридическим лицом.

Поскольку в ходе инвестирования значительных средств в иностранном государстве иногда возникают опасения относительно их судьбы, возникает вопрос о гарантиях этих средств. В качестве таких гарантий выступают, прежде всего, местные средства защиты, то есть суды и административные органы государства пребывания. Однако общепризнанный принцип суверенитета влечет за собой также право государства национальности инвестора на его защиту.

Это право и формы его осуществления приобретают особое значение в современных условиях глобализации и формирования единой мировой экономики, когда национальность инвестора и национальность его капитала оказываются размытыми и трудноопределимыми ^[17]. Поэтому в наше время для международных инвестиционных отношений национально-правовых гарантий становится недостаточно.

Необходимость защиты иностранных инвестиций привела к тому, что в международных отношениях стал активно развиваться специальный вид двусторонних международных договоров – соглашения о взаимной защите капиталовложений. Содержание их однотипно и состоит в том, что государства берут на себя международно-правовые обязательства определенным образом обеспечивать права иностранных физических и юридических лиц, делающих вложения в их экономику. Смысл их, как считает Г.М. Вельяминов, - они больше гарантируют иностранные инвестиции, нежели нестабильное национальное законодательство тех стран, в которые вкладываются инвестиции ^{[8, c. 358]}.

В 1965 г. международное сообщество, заключив Конвенцию о разрешении инвестиционных споров ^[23], признало допустимым заключение соглашений между государством, с одной стороны, и физическими и юридическими лицами, с другой. С точки зрения теории права подобные соглашения могут показаться странными, поскольку стороны в них относятся к разным системам права. Тем не менее, в силу практической необходимости эти договоры были так многочисленны, что постепенно стали типовыми ^{[12, c. 103-105]}. Для их обозначения был предложен термин «диагональные» ^{[21, p. 30]}.

Практически главное содержание таких соглашений – это обязательство государства-реципиента принять и развивать такое свое национальное законодательство, которое бы гарантировало право собственности иностранного инвестора в отношении его вложений.

Многосторонние, двусторонние, региональные и диагональные соглашения в наше время стали довольно многочисленными. По подсчетам А.Н. Ружина, уже к 2020 г. число соглашений об иностранных инвестициях достигло 6 тысяч ^{[15, c. 178]}.

Новым шагом к признанию прав инвесторов – физических и юридических лиц стала Конвенция о разрешении инвестиционных споров 1965 г. ^[23]. Хотя Конвенция – международный договор, ее принятие вызвано необходимостью защиты прав и интересов инвесторов. Инвестиционные споры возникают в связи с инвестициями, сделанными физическими или юридическими лицами. Сторонами в таком споре являются государство-реципиент, с одной стороны, и государство-инвестор или физические и юридические лица – инвесторы, с другой. В соответствии с этой Конвенцией создан Международный центр по урегулированию инвестиционных споров, который представляет собой в сущности международный арбитраж. Юрисдикция Центра распространяется на любой правовой спор, возникающий непосредственно из инвестиций, между государством-участником и лицом, имеющим национальность другого государства-участника.

В настоящее время участниками Конвенции является почти 150 государств ^[27]. После проведения процедур переговоров и примирения спор разрешается арбитражем, действующим на основании общепризнанных правил, то есть определенные права имеют обе стороны на равноправной основе. Данная система работает, на середину 2016 г. было завершено рассмотрение 362 из 574 (62%) принятых к рассмотрению споров ^[27].

Большую международную страховую компанию представляет собой Многостороннее агентство по гарантиям инвестиций, созданное в соответствии с Сеульской Конвенцией об учреждении Многостороннего агентства по гарантиям инвестиций 1985 г. ^[4]. Страхование предоставляется от некоммерческих рисков. Учитывая большую важность энергетического сектора экономики, была принята Энергетическая хартия 1991 г. ^[5], которая носила характер рекомендаций, а позднее Договор к этой Хартии от 17 декабря 1994 г, содержавший обязательные положения ^[1].

Названные выше международные договоры основаны на практике множества двусторонних отношений по поводу иностранных инвестиций. Соглашения о поощрении и взаимной защите капиталовложений, заключаемые между двумя государствами, как правило, наделяют физическое или юридическое лицо одного из государств, осуществляющее капиталовложения на территории другого государства, правом в случае возникновения спора обращаться в международные арбитражные органы. Такая возможность предусматривается и в некоторых многосторонних международных договорах, например в Североамериканском соглашении о свободной торговле (НАФТА) в ст. 1122 или в Договоре к энергетической хартии (ДЭХ) в ст. 26. Особенностью двусторонних договоров является снижение статуса государства в спорах с юридическим лицом – государство соглашается на положение обычного участника гражданско-правовых отношений. В многосторонних договорах этого не происходит.

2. Международное морское право. Вопрос о правах и обязанностях физических и юридических лиц встал в ходе Третьей Конференции по морскому праву, которая была беспрецедентным событием в истории международного права. В Конференции участвовали фактически все государства и международные организации и решалась судьба всего Мирового океана, занимающего две трети нашей планеты ^[14]. В результате более чем десятилетней работа Конференции был разработан всеобъемлющий международный договор – Конвенция ООН по морскому праву ^[3].

Одна из частей Конвенции посвящена правовому статусу и порядку использования дна Мирового океана за пределами континентальных шельфов государств. Постановка вопроса была вызвана тем, что в 60-х годах ХХ века было обнаружено наличие на глубоководном дне залежей редкоземельных металлов в виде камней, состоящих из почти чистого металла, так что в случае их добычи не требовалась бы длительная и дорогостоящая переработка руды. Такая добыча, конечно, требовала современных технологий и оборудования, которые могли быть только у высокоразвитых в техническом отношении государств. Началось нечто вроде «золотой лихорадки»: некоторые государства спешили захватить участки на дне и присвоить себе исключительное право их разработки.

Развивающиеся страны, которые в основном заняты добычей металлов на суше, решили принять меры к предотвращению растаскивания морского дна. В недрах Третьей Конференции ООН по морскому праву родилась идея каким-то образом сделать дно и его богатства принадлежащими всему человечеству. Так появилась Часть XI Конвенции и концепция «общего наследия человечества». Ст. 1 и ст. 136 Конвенции гласят, что дно морей и океанов и его недра за пределами национальной юрисдикции являются общим наследием человечества. Юридическая сущность концепции раскрывается в п. 1 ст. 137: ни одно государство не может претендовать на суверенитет или суверенные права или осуществлять их в отношении какой бы то ни было части Района или его ресурсов. Значит, национальное присвоение глубоководного морского дна запрещено.

По п. 2 ст. 137 все права на ресурсы Района принадлежат человечеству. Но человечество – это не юридическое понятие, и как может регулироваться добыча минеральных ресурсов в Районе, - неясно. Поэтому было установлено, что от имени человечества будет действовать международная организация – Орган по морскому дну ^{[10, c. 4]}.

Для нашей темы наибольший интерес представляет п. (2 b) ст.153, где сказано, что деятельность в Районе осуществляется государствами-участниками либо государственными предприятиями, либо в случае, если государства-участники поручились за них, физическими или юридическими лицами, имеющими гражданство государств – участников или находящимися под эффективным контролем этих государств или их граждан.

Таким образом, физические и юридические лица уполномочиваются непосредственно вести добычу ресурсов, но с соблюдением некоторых условий:

- государства-участники должны поручиться за них;

- если они имеют гражданство одного из государств-участников;

- или находятся под эффективным контролем одного из государств-участников;

- или находятся под эффективным контролем граждан одного из государств-участников.

Словом, ответственность за надлежащее поведение физических и юридических лиц, занятых в разработке ресурсов Района, ответственность несут государства-участники.

Некоторые права юридических и физических лиц предусмотрены также в части организации международного судебного процесса относительно толкования положений Конвенции по морскому праву, опять же в отношении норм, касающихся Района. Дело в том, что для разрешения споров, вытекающих из деятельности в Районе, предусмотрена Камера по спорам, касающимся морского дна. Нормативно это одна из камер в составе Международного трибунала по морскому праву, но фактически Камера составляет самостоятельный международный суд, поскольку обладает собственной исключительной компетенцией. По ст. 187 а) и b) Камера обладает компетенцией в соответствии с Частью XI Конвенции и рассматривает споры между государствами-участниками, а также между государствами-участниками и Органом. По ст.187 (с) Камера рассматривает споры между сторонами контракта (государствами-участниками, государственными предприятиями и физическими и юридическими лицами), а также между Органом и возможным будущим контрактором, за которого поручилось государство.

Не так давно Камерой вынесено консультативное заключение, которое как раз касается соотношения полномочий государства и юридического лица.

Заключение от 1 февраля 2011 года ^[30] было вынесено по запросу Совета Международного органа по морскому дну. Незадолго до этого в Орган обратились две транснациональные корпорации, одна из которых имеет национальность Науру, а вторая – Тонга. Обращение корпораций состояло в просьбе о выделении им участков дна для разработки. В соответствии с порядком рассмотрения заявок они были переданы Комиссии по техническим и юридическим вопросам. Комиссия, обратив внимание на материальное положение государств, аффилированных с компаниями, высказала сомнения относительно потенциальной способности Науру и Тонга нести ответственность за возможные нарушения корпорациями положений Конвенции, поскольку добыча ресурсов на глубоководном морском дне требует больших расходов, как и возмещение возможного ущерба.

Перед Камерой было поставлено два вопроса. Первый вопрос: каковы юридическая ответственность и обязательства государств-участников Конвенции в отношении поддерживаемых ими организаций, ведущих деятельность в Районе? Этот вопрос касался п. 1. ст. 139 Конвенции: «Государства – участники обязуются обеспечивать, чтобы деятельность в Районе, осуществляемая государствами-участниками, государственными предприятиями или физическими либо юридическими лицами, имеющими национальность государств-участников или находящимися под эффективным контролем этих государств-участников или их граждан, осуществлялась в соответствии с настоящей Частью». Камера ответила следующим образом: данное обязательство состоит в обеспечении поведения, а не результата и аналогично обязательству должной осмотрительности (due diligence). Правила ведения разработок, принятые Органом по морскому дну, уже содержат принцип предусмотрительности, а также необходимость придерживаться «лучших природоохранных практик» (best environmental practices). То есть государствам достаточно точно применять правила Органа.

Второй вопрос: несет ли государство-участник Конвенции гражданскую ответственность и, если да, то каковы пределы ответственности государства за неисполнение положений Конвенции, в особенности ее Части XI, организацией, которой государство оказало поддержку в соответствии со ст. 153 (2b).

Отвечая на этот вопрос, Камера сослалась на ст. 139 Конвенции, где говорится о том, что государство не несет ответственности за ущерб, нанесенный контрактором в силу неисполнения им законодательства поручившегося государства, а это государство, в свою очередь, приняло все необходимые законы и правила. То есть, по мнению Камеры, контрактору в случае нанесения ущерба принадлежит его собственная часть ответственности, а именно – гражданско-правовая ответственность, а государству принадлежит международно-правовая, то есть политическая ответственность. Задача государства – принять такое законодательство, которое в полной мере соответствует положениям Конвенции, а задача юридического лица – точно выполнить это законодательство.

Абашидзе А.Х., Солнцев А.М., Сюняева М. Д. – авторы одной из первых статей об этом консультативном заключении правильно отмечают, что для России из него вытекает необходимость самого тщательного законодательства в соответствующей области ^{[6, c. 72-81]}.

Таким образом, и в международном морском праве можно говорить только об опосредованном наложении на юридическое лицо обязательств по международному праву.

Следует отметить, что при подготовке своего консультативного заключения Камера посчитала необходимым учесть мнения тех государств, которые уже приняли на себя обязательства по поддержке юридических и физических лиц, планирующих вести разработки морского дна. Государствам были заданы те же вопросы, которые были поставлены перед Камерой. Из меморандумов государств ясно, что концепция «общего наследия человечества», на которую опирается режим глубоководных разработок, не вполне сформировался, и поэтому нельзя определенно сказать, какие обязательства вытекают из него. Камера, формулируя свои ответы, в определенной степени делала прогноз на будущее delegeferenda(с позиций будущего права).

3. Проблема юридических лиц в международном космическом праве. Международное космическое право создавалось как чисто межгосударственное ^[19]. В основных документах международного космического права – пяти договорах и основных пяти рекомендательных резолюциях Генеральной Ассамблеи ООН – нет положений, прямо наделяющих физические или юридические лица правами или обязанностями. Но в последние годы в космическую деятельность активно включаются негосударственные акторы. Особого внимания в этом плане заслуживает недавно принятое законодательство США.

В 2015 и в 2018 гг. парламент США принял два закона, регулирующие разработку и использование ресурсов космоса ^{[25; 26]}. Законы привлекли пристальное внимание научной общественности ^{[20, c. 71]}.

В п. 80103(c) под заголовком «Соответствие Договору по космосу» ^[22] сказано: «Федеральное правительство не должно презюмировать, что все обязательства США по Договору о космосе налагаются также на неправительственные организации США» ^[24]. Таким образом, позиция США выражена следующим образом:

международные обязательства государства не создают обязательства для его юридических и физических лиц.

Более того, некоторые компании утверждают, что запрет национального присвоения космического пространства и небесных тел, закрепленный в ст. II Договора по космосу 1967 г. ^[2], относится лишь к государствам, и не ограничивает права частных компаний и лиц ^{[28; 29]}.

Политика США, выраженная в приведенном законодательстве, есть нарушение общепризнанных принципов международного права: в соответствии с императивными нормами договоров, регулирующих космическую деятельность, его единственными субъектами являются государства, которые несут всю ответственность за деятельность в космосе, кем бы она ни производилась.

Заключение. Таким образом, и в международном инвестиционном праве, которое регулирует сложную проблему допуска иностранного частного капитала на территорию государства, и в международном морском праве, где физические и юридические лица допускаются к добыче ресурсов морского дна, действует совершенно ясный принцип – исключительное право государств регулировать деятельность и своих, и чужих юридических лиц. Ни в одной ситуации не обнаруживается готовность государств предоставить юридическим лицам решение вопросов международной юрисдикции. В каждом случае юридические лица могут действовать только так, как им предписывают решения, принятые государствами.

Принятие международных обязательств или освобождение от них производится государствами, и государства несут ответственность за их исполнение. Возможное наделение юридических лиц правами и обязанностями со стороны государств всегда производится договорным порядком. Очевидно, попытка установить границы национального регулирования поведения физических и юридических лиц в каждом случае опирается на необходимость обеспечения единообразия; мы фактически имеем дело со своеобразной унификацией национального законодательства.

Обычно-правовое развитие возможно уже в рамках национального права. В законодательных актах национального права уточняются и конкретизируются права и обязанности юридических лиц, вытекающие из международных обязательств государств.

Поэтому положение американского Закона о свободном коммерческом предпринимательстве в космосе: «Федеральное правительство не должно презюмировать, что все обязательства США по Договору о космосе налагаются также на неправительственные организации США» ^[25] можно толковать только в том смысле, что международные обязательства США не применяются прямо к их физическом и юридическим лицам, а имплементируются самими США.