Translate this page:
Please select your language to translate the article


You can just close the window to don't translate
Library
Your profile

Back to contents

Philology: scientific researches
Reference:

The specificity of geocultural images of the cold in folklore and literature of the indigenous peoples of Yakutia of the Soviet period

Kuzmina Aitalina Akhmetovna

PhD in Philology

Senior Scientific Associate, Institute for the Humanities and Problems of the Indigenous Peoples of the North of Siberian Branch of the Russian Academy of Sciences

677027, Russia, respublika Sakha (yakutiya), g. Yakutsk, ul. Petrovskogo, 1, of. 414

aitasakha@mail.ru
Other publications by this author
 

 

DOI:

10.7256/2454-0749.2021.5.35560

Received:

22-04-2021


Published:

19-05-2021


Abstract: This article examines the specificity of geocultural images of the cold in folklore and literature of the indigenous peoples of Yakutia (Yukaghirs, Evens, Evenks, Yakuts) of the Soviet period. The goal consists in studying the specificity of geocultural images of the cold in folklore and literature of the indigenous peoples of Yakutia of the Soviet period and tracing the dynamics of development of such representations. The subject of this research is the geocultural images that characterize the attributes of cold, such as “cold”, “winter”, “snow”, “ice”, “permafrost”. The study leans on works of the scholars dedicated to examination of the folklore worldview, “northern text”, anthropology and conceptology of the cold, and the questions of mythopoeia. The author employs linguoculturological, cultural-historical, semiotic, and geopoetic approaches. The novelty of this research consists in comprehensive examination of the peculiarities of representations on geocultural images with attributes of the cold and extensive coverage of the folklore and literary material based on the folklore materials and literature of the Indigenous peoples of Yakutia of the Soviet period. It is revealed that the indigenous peoples of Yakutia have different representations on these natural phenomena. In the folklore worldview, the representations on the cold mostly have negative connotation. The Yakut national literature of the early XX century adhered to the canons of the traditional worldview, and since the second half of the XX century, the severe climate of the North started to be perceived as something unique and positive. The acquired results can be applied in the field of folklore studies, literary studies, and anthropology in examination of the peculiarities of cultural texts of the North and the Arctic.


Keywords:

folklore, literature, indigenous peoples of Yakutia, geocultural images, cold, winter, snow, ice, eternal Frost, soviet period


Благодарности: Статья написана в рамках гранта Российского научного фонда № 19-78-10088 «Антропология холода: естественные низкие температуры в системе жизнеобеспечения сельских сообществ Якутии (традиционные практики, вызовы современности и стратегии адаптации)».

Республика Саха (Якутия) является крупнейшим регионом Российской Федерации, расположенным в северо-восточной части страны, и отличается наиболее холодным климатом, продолжительной зимой, самым толстым слоем «вечной мерзлоты». В Якутии проживают коренные народы, такие как якуты (саха), юкагиры, эвены, эвенки, долгане, чукчи, русские старожилы, каждый из которых имеет свой самобытный язык, уникальный фольклор и литературу. Если раньше экстремальный климат Якутии исследовался как фактор агрессивный, враждебный для нормальной жизнедеятельности человека, то в последнее время активизировалось изучение «преимуществ холода», «ресурсов холода» [35, 36].

Появляется все больше исследований по геопоэтике, которая изучает то, как природа и среда обитания влияют на словесное искусство. Выделяют «северный текст» литературы малочисленных народов севера Якутии, важнейшими характеристиками которого являются «мифопоэтичность художественного пространства, притчеобразность, создание своей оригинальной системы мифологем, интерпретация таких фольклорных и этнических пластов национального сознания, в которых еще живы элементы мифологического миросозерцания» [1, с. 15].

Актуальность исследования заключается в том, что коренные народы Якутии имеют разные представления о холоде, которые мало изучены. Эти представления имеют свою динамику развития, которая ярко проявилась именно в советский период. Изучение геокультурных образов, содержащих атрибуты холода, также позволяет понять особенности регионального фольклора и литературы, выявить их взаимосвязь.

Цель статьи – исследование специфики геокультурных образов холода в фольклоре и литературе коренных народов Якутии советского периода. Новизна исследования состоит в том, что впервые на материале фольклора и литературы коренных народов Якутии советского периода целостно изучаются особенности представлений о холоде и его атрибутах, при этом привлечен к работе более широкий спектр фольклорных и литературных текстов. Материалами для данной работы послужили записи фольклора юкагиров, эвенов, эвенков, якутов и литературные произведения писателей Якутии.

Исследование опирается на труды ученых, посвященных изучению фольклорной картины мира [5], «северного текста» [1, 27], антропологии и концептологии холода [9, 16–18, 29], вопросов мифопоэтики [3, 34]. Использованы лингвокультурологический, культурно-исторический, семиотический, геопоэтический подходы.

Специфика представлений о холоде в фольклоре народов Якутии. Совокупность коллективных представлений о человеке, его взаимоотношениях с миром и о самом этом мире, получивших отражение в устной традиции, определяет фольклорную картину мира [5, с. 37]. Экстремально холодные, суровые климатические условия, безусловно, повлияли на воплощенные в произведениях фольклора представления коренных народов Якутии о мире. Эти представления реализуются через образы и картины холода, зимы, снега, льда, «вечной мерзлоты» и др. Коренные народы Якутии, несмотря на кажущуюся «похожесть», имеют довольно значительные отличия по этническому составу и этногенезу, по принадлежности к языковым семьям и группам, по мировоззрению и менталитету, что проявляется и в восприятии ими этих явлений природы.

Холод. Холод представляет собой не только атмосферное явление с низкой температурой, но и комплексный культурный феномен, характерный для национальной ментальности многих народов мира, в том числе коренных народов Якутии. Юкагиры, эвены и эвенки воспринимают холод как естественное, изначальное состояние мира [17]. Так, в эвенском фольклоре холод и мороз передаются антропоморфным образом всемогущего белого богатыря [18, с. 104]. Такое анимистическое представление, имеющее положительные качества, показывает, что эвены испокон веков признавали силу и мощь холода и выражали ему свое уважение.

А в представлениях якутов холод показан через хронотоп зимы и Севера, которые «относятся к “чужому” миру, олицетворяют смерть, опасность, Нижний мир, хтонических существ» [16, с. 191]. Помимо этого в якутском языке слова «холод», «холодный» имеют переносные значения с оценочным компонентом коннотации с отрицательной семантикой [10, с. 69]. Так, при характеристике человека могут употребить определение «холодный» («холодное сердце», «холодные глаза», «холодные слова»), имеющее негативный смысл [15, с. 33].

В якутском фольклоре представлен образ Быка Зимы, обитающего у Северного Ледовитого океана, ежегодный жизненный цикл которого олицетворяет усиление и отступление зимних морозов [6, с. 123]; [16, с. 192]; [24]; [29, с. 258].

В мифологических представлениях тюркских и монгольских народов усиление холода объясняют влиянием созвездий [34, с. 156-157]; [42, с. 134-135]. Якуты, будучи генетически и исторически связанными с этими народами, сохранили легенду о «Великом Кудангсе», где повествуется о том, что с увеличением Малой Медведицы/Венеры и Плеяд на земле становится очень холодно, и люди с помощью шамана пытаются срубить эти звезды, чтобы смягчить зиму [16, с. 193]. Эта легенда легла в основу одноименного рассказа П. А. Ойунского, творившего в первой половине XX в.

Зима. Зима как холодное время года в устной традиции северян воспринимается по-разному. Если юкагиры, эвены, эвенки воспринимают ее как данность, то для якутов она представляет собой устрашающий и трудный сезон года.

В эвенской «Сказке про куропатку» рассказывается, почему куропатка остается зимовать в Якутии, когда как многие другие птицы улетают на зиму в южные края [38, с. 188-189]. Здесь зима представлена как неопасное, вполне пригодное для жизни время. А в другой эвенской сказке «Почему медведь спит зимой» зима описана как безопасное время для живых существ, так как медведь впадает в зимнюю спячку [38, с. 235].

В фольклоре коренных народов Якутии широко распространен сюжет о «снежном человеке» Чучуна, который похищал женщин. Интересно, что в этих рассказах встреча с Чучуной обычно происходит зимой [12, с. 14-15]. Зима рассматривается как время активизации «снежного человека».

У якутов есть выражение «күһүнүм күһэйдэ, кыһыным кыһайда, кыстыкпар бараары олоробун» («осень (во мне) наступает, зима (во мне) наступает, собираюсь (я) на зимовку»), означающее старение, приближение смерти [15, с. 34]. Наблюдая за ритмом природы, зиму воспринимали как «Время символического умирания, Время снов» [29, с. 256]. Развивая эту тему, можно привести в пример легенду о племени, засыпающем на зиму и пробуждающемся весной [13, с. 113-114].

В фольклоре якутов холодная и продолжительная зима традиционно имела отрицательное значение. Так, в сказке этиологического характера «Атыыр уонна оҕус» («Жеребец и бык») рассказывается о причине появления долгой зимы по вине быка [30, с. 108]. Здесь также показано семантическое противопоставление конного и рогатого скота в якутской традиции.

Единственным положительным моментом зимы якуты считают то, что она учит ценить лето. Так, в сказке «Дьыл кэмнэрэ хайдах үөскээбиттэрэй» («Как появились времена года») говорится, что человек обленился и перестал быть благодарным за вечное лето, поэтому бог решил создать зиму, чтобы человек страдал, работал, стремясь выжить, и стал ценить его благодеяния [33, с. 18-23].

Снег. В представлениях всех коренных народов Якутии снег является обязательным атрибутом зимы. В первую очередь подчеркивается его белый цвет: «Белка раньше белой была, как снег» [32, с. 18]. В некоторых сказках изображено, как используют снег в качестве источника воды зимой [38, с. 49].

Однако в фольклорных текстах преобладает негативная характеристика снега. Так, в эвенских сказках «Старик-мудрец» [38, с. 49-53] и «Медведь-старик» [38, с. 236-237] снег выступает как опасная ловушка, куда попадают люди. В юкагирской сказке «Охотник и белый старик» говорится, что из снежного кома появляются три человека и морозят охотника, который ставил капканы на чужих участках [32, с. 114].

В якутской устной традиции снег также имеет отрицательные свойства. Во-первых, он означает неудачу и неблагополучие: «Хаары ытыһан хаалбыт» («Остался (он) со снегом в пригоршне»), т.е. остался с голыми руками [31, с. 33]. Во-вторых, образ снега используют для характеристики болтливого человека, пустослова: «Уу-хаар тыллаах» («Слова его – что вода и снег») [31, с. 99]. Здесь якуты обратили внимание на недолговечность снега, его способность быстро растаять, т.е. оценивают снег как некачественный материал. В-третьих, снег выступает как мера, количество чего-либо плохого: «Халыҥ буруйуҥ хаар хайа саҕа» («Величина (твоего) проступка равна снежной горе»), «Хаардаах бугул саҕа хааннаах сил» («Кровавый плевок величиной со снежную копну») [4, с. 77]. В-четвертых, снег выступает символом неверности: «Өтөҕүн хаардаабыт» («Смёл снег с прежнего своего жилища»), т.е. мужчина возобновил связь с прежней любовницей [31, с. 139].

Но есть один положительный момент в обозначении снега – ограждение себя от возможной неприятности: «Хайын охсунна» («Оградил себя снежной насыпью») [31, с. 123].

Современные якуты в обозначении возраста используют слово «саас» («весна»), а раньше наряду с этим иногда употребляли слово «хаар» («снег»): «Сколько снегу (на тебя) выпало?», т.е. «Сколько тебе лет?».

Лед. Лед как замерзшая вода также является одним из важных элементов, характеризующих холодное время. Во многих фольклорных текстах его представляют как опасное для жизни место. Так, в эвенской сказке «Лиса и лось» рассказывается, как лось, поверив обману лисы, лишается длинного хвоста, примерзшего ко льду [38, с. 196]. Сказка с похожим сюжетом имеется также у якутов («Как хвост зайца стал коротким»).

В юкагирском фольклоре широко бытует легенда о Ярхадане, что означает «ледяная». В ней повествуется, как одна девушка, потеряв своего возлюбленного, так горько плакала, что речка, впадающая в реку Коркодон, покрылась льдом, а сама девушка окаменела, и эту местность стали называть Ярхадан [32, с. 32].

В устной традиции якутов лед имеет отрицательную семантику, характеризующую беспощадность, жестокость, обеднение, утомление и др. Так, эпитет ледяное («ледяное сердце») выражает значение «не ведающее пощады»: «До последнего билось ледяное сердце девы злых племен» [4, с. 255]; поговорка «Муус ураҕаһынан үүрүү» («Гнать ледяной палкой») – «жестоко прогонять» [31, с. 177]; в поговорке «Муус дьоҥкуо тайахтаабыта» («(Он) заставил меня ходить с ледяным посохом») ледяной посох означает обнищание [31, с. 281]; выражение «Муус дьаҥхаланыы» («Покрыться ледяными сосульками») говорит о длительной, утомительной езде зимой [21, с. 285].

Якутскому героическому эпосу олонхо свойственно трехчастное деление мира: Верхний, Средний и Нижний миры. В Нижнем мире, где обитают чудовища-абаасы, имеются ледовитое море Муус Кудулу Байҕал, «темная ледяная или болотная земля и низкое красноватое небо, как недоваренная уха», имеющие параллели с ландшафтом арктической зоны Якутии [16, с. 192]. Дорога, идущая к Нижнему миру, называется «Муус күҥкүйэ аартык» («Ледяное ущелье») [26, с. 98]. Ладони богатырей дьявольского племени абаасы описаны как ледяные: «Приставил козырьком ледяную ладонь к глазам и смотрел в сторону избы» [4, с. 62]. Богатыри-абаасы также иногда появляются в Среднем мире, «превратившись в трехгранные ледяные пики» [4, с. 57]. Таким образом, слова «лед», «ледяной» относятся к эпическому ландшафту, образам обитателей Нижнего мира – антагонистам человеческого рода.

Мерзлота, «вечная мерзлота». Исследователи установили, что 65 % территории Российской Федерации и 25 % всей поверхности суши планеты Земля занимает непротаивающий слой – «вечная мерзлота» (криолитозона) [14, с. 95]. Приезжие ученые, путешественники более планомерно стали изучать это явление природы Якутии начиная с XVIII–XIX вв. Коренные народы Якутии использовали свойства «вечной мерзлоты» в своих хозяйственно-бытовых целях: замораживали и хранили продукты, воду в теплое время года [14, с. 95]. Однако они не имели научного представления о «вечной мерзлоте».

Зачатки осмысления «вечной мерзлоты» обнаруживаются в мифологеме о сотворении мира. Так, в юкагирской сказке «Как черт Коже без земли остался» рассказывается, что бог разделил землю между животными, птицами и рыбами, а черту Коже отдал оставшуюся болотистую землю, где появляются ямы, кочки, бугры после его пляски [32, с. 6].

Благодаря «вечной мерзлоте» в Якутии хорошо сохранились палеонтологические останки, в особенности мамонтовая фауна [Васильева и др., 2021, с. 196]. Якуты издревле находили мамонтовые кости, и у них появились своеобразные представления об этих находках. Так, в эвенской сказке «Мамонты» повествуется, что великаны-хэвуйкеры и мамонты растоптали землю, и от их следов образовались озера и реки; земле стало от них тяжело, и бог решил избавиться от них: великанов-хэвуйкеров превратил в скалы, а мамонты ушли в землю, где их иногда находят [38, с. 214-215].

Юкагиры придают образу мамонта сакральный характер: он может иногда выступать как дух-помощник шамана [32, с. 66]. В другой легенде мамонт изображен как неповоротливое, но справедливое существо. Так, в «Легенде о мамонте» говорится, как отец и старший сын, вытаскивая клыки, торчавшие из земли, извлекают мамонта и умирают, провалившись в яму; мамонт помогает семье умерших, затем вместо него приходит помогать дикий волосатый человек – чучуна [32, с. 66].

А для традиционной культуры якутов характерно негативное, табуированное отношение к мамонтовой кости, что связано с мифологическим представлением о принадлежности мамонта, как прототипического образа, легшего в основу формирования образов быка холода и водяного быка, к Нижнему, подземному миру – обиталищу чудовищ-абаасы [3, с. 205].

Особенности восприятия образов холода в литературе народов Якутии советского периода. Национальная литература Якутии, возникшая в начале XX в., представляет собой «сложное, многомерное духовно-культурное явление» [23, с. 3]. На начальном этапе развития литература опиралась на фольклор, и восприятие ею явлений Севера имело много общего с устной традицией. Однако по мере развития социально-экономических условий жизни со второй половины XX в., также под влиянием русской литературы намечается тенденция более позитивного отношения к суровому климату Якутии.

Холод. В историко-революционной повести «Жизнь Имтеургина-старшего» (1934) первого юкагирского писателя Н. И. Спиридонова – Тэкки Одулок холодный северный климат сопоставляется с тяжкими условиями дореволюционной жизни, социальными конфликтами между бедными и богатыми [27, с. 11].

Установление советской власти писатели сравнивали с наступлением спасительной весны, солнечными лучами. В стихотворении первого эвенского писателя Н. С. Тарабукина сиротская жизнь связана с уличными холодами, а советская власть «…как будто солнечными лучами осветила, беды мои отодвинула в прошлое» [27, с. 32].

В якутской литературе также встречается противопоставление холода и тепла, зимы и весны/лета как бинарная оппозиция старой (царской) и новой (советской) власти, социальной несправедливости и уравнения прав, деградации и развития. В стихотворении А. И. Софронова «Родина» Якутия в период царизма изображена как земля, накрытая чудовищным одеялом из глубоких снегов, изнывающая под тяжким неотвязным бременем сковывающей брони вековых льдов, а ее жители заточены в своих домах из-за страшного холода [37, с. 16].

Наряду с этим развивается использование образа холода в раскрытии психологических состояний человека, взаимоотношений между людьми: «Молодую нашу любовь цветущую не коснулся бы заморозок» [2, с. 28]. Образ заморозков часто встречается и в произведениях многих современных писателей. Наделение отрицательным значением, по-видимому, появилось под влиянием русской литературы.

Первый якутский писатель А. Е. Кулаковский впервые отметил, что экстремально холодный климат дает северянину хорошую закалку, большую жизнестойкость [15, с. 72],[19, с. 141]. Как было отмечено выше, со второй половины прошлого столетия негативное отношение к суровому северному климату стало все больше меняться в сторону его положительного восприятия. В своих произведениях якутские писатели начали выражать чувство гордости за родной холодный край, подчеркивать его уникальность, чистоту, а иногда даже признаваться ему в любви: «Я родился в стране трескучих морозов. Может, потому сердце у меня такое пламенное?» [40, с. 245].

Зима. Снег. Лед. Зима как самое холодное время года занимает важное место в раскрытии представлений о холоде. В литературе коренных малочисленных народов Якутии (юкагиров, эвенов, эвенков) часто встречается изображение зимы как естественного явления природы. А в якутской литературе, имеющей сильные корни устной традиции, зима воспринимается отрицательно. Период установления советской власти во многих произведениях якутских писателей был иносказательно выражен образами весны и лета [15, с. 70]. Так, народный поэт С. Р. Кулачиков–Элляй писал: «Народ победил муки проклятья… стылое лоно матушки-земли преобразил, разукрасил цветами» [41, с. 141].

В стихотворениях народного поэта С. П. Данилова появляется тема красоты якутской зимы, ее уникальности и гордости за нее. Им написана целая серия стихотворений про зимний лесной пейзаж, следы разных животных и птиц на снегу [7, 8].

Образ снега прочно вошел в литературу коренных народов Якутии. В юкагирской литературе снег является неотъемлемой частью белой и широкой тундры, где он предназначен стать «песней из-под копыт оленей» [20, с. 12].

В период зарождения и становления якутской литературы образ снега опирался на фольклорные традиции и имел негативные смысловые оттенки. Так, сравнение со снегом обозначало непрочность: «Хараҥа тыаларын, хаар курдук, хампы сыстылар» («Темные леса растоптали, как снег») [19, с. 88]; образ снега использовали в изображении неудачи: «Сииккэ сиэлбитим, хаарга хаампытым» («Бегал в слякоть и дождь, ходил в снежный буран») [25, с. 78]; о бедном, горемычном человеке говорили «Уу-хаар оһоҕостоох» («С кишками, наполненными водой и снегом») [19, с. 39].

Затем, со второй половины XX в., происходят существенные изменения в образности снега: «Поэты, будто соревнуясь в выдумке, изощряются в художественном изображении снега: в их описании он чудесно превращается то в бабочку или снегиря, то в лебедя или чайку, то в стерха или в птичий пух; снег уподобляется оленю, тот же снег – слаще сладкого, теплее теплого, мягче мягкого, пречист и пресветел» [15, с. 73]: «Снег разлетается белым роем бабочек, Снег летит белокрылой стаей пуночек» [28, с. 206].

При помощи образа снега со временем стали выражать чистоту любви, нетронутую свежесть души: «Любовь наша была светла, что снег, Душа наша чиста, что свежий снег» [6, с. 21].

В стихотворении «Снег» народного поэта С. П. Данилова образ снега стал символизировать любимую родину, благословляющую своего сына:

Я от снега не бегу:

Я родился на снегу.

На меня струилась с неба

Благодать большого снега [7, с. 19].

С 2012 г. в Республике Саха (Якутия) проводится международный фестиваль поэзии «Благодать большого снега». Все это говорит о том, что образ снега претерпел большую трансформацию и приобрел положительные качества.

Если образ снега стал восприниматься по-другому, то образ льда сохранил свои традиционные характеристики. В литературе эпитет ледяной используется в переносном значении «безжалостный», «беспощадный». Если раньше использовались простые словосочетания, например «ледяное сердце», то в последующем писатели стали употреблять усложненные: «ледяной стынью обдающая мысль», «сердце, в тоске заиндевелое», «льдистые помыслы затая», «нелегко будет разгадать дуролома коварство, замысел его ледяно-морозный» [40, с. 221], «многолетнее горе и тоска нависли тяжким якорем ледяным» [39, с. 31].

«Вечная мерзлота». В советское время, с развитием и распространением науки и образования, писатели стали больше знать об особенностях природы Якутии, в том числе о «вечной мерзлоте». Если в фольклорной картине мира мерзлая земля символизировала подземный мир, то в советское время она обозначала преграду. Элляй, воспевая первых якутских комсомольцев, дал им следующую характеристику: «Мерзлая земля им не преграда, снежные сугробы не помеха – они так полны отваги» [41, с. 28]. Во многих стихотворениях прославляют подснежник, первый весенний цветок, оживающий после долгой зимы, «простреливающий» «сквозь толщу вечной мерзлоты», как символ стойкости и красоты [8, с. 244]. «Вечной мерзлоте» стали посвящать оды, прославляя ее уникальность, чистоту, молодость, «вековую свежесть» [11, с. 96].

В эвенском романе П. А. Степанова–Ламутского «Дух земли» [22] показана жизнь эвенов и других народов Крайнего Севера. Роман начинается с находки охотником-эвеном останков мамонта, примерзшего в «вечной мерзлоте». По традиционным представлениям эвенов, мамонт является духом земли, который нельзя беспокоить. Но в сознании охотника происходят большие изменения, и он приходит к выводу, что духом земли является сам человек, хозяин своей судьбы [27, с. 37].

Таким образом, в фольклоре и литературе коренных народов Якутии (юкагиров, эвенов, эвенков, якутов) отражается восприятие холода северного края. В данной статье мы выделили в качестве геокультурных образов холод, зиму, снег, лед, «вечную мерзлоту». В мифопоэтической, фольклорной картине мира эти образы имеют в основном отрицательный характер. Отличие же состоит в том, что юкагиры, эвены и эвенки принимали суровый климат как данность, изначальное и естественное состояние природы, а якуты имели идеализированный образ «вечного лета» «южной» прародины, откуда предки народа саха переехали на современную территорию проживания.

Национальная литература Якутии, возникшая в начале прошлого столетия, также имела свои представления о данных явлениях природы. Если в первой половине XX в. в поэтической образности преобладало традиционное мировоззрение, то по мере улучшения условий жизни, социально-экономического развития и под влиянием русской и мировой литературы образы холода стали восприниматься как уникальные, положительные явления, характерные для Севера. Следует отметить, что якутская литература имеет свои особенности по сравнению с литературой малочисленных народов Якутии, ее специфические черты заключаются в развитии содержательной части образов холода, зимы, снега, льда и «вечной мерзлоты», наделении их дополнительной смысловой нагрузкой, формировании переносных значений и т.д.

References
1. Burtseva Zh. V. Severnyi tekst literatury malochislennykh narodov Severa Yakutii kak issledovatel'skaya problema // Filologicheskie nauki. Voprosy teorii i praktiki. 2017. № 12 (78): v 4-kh ch. Ch. 2. C. 13-15.
2. Vasil'ev S. S. Talyllybyt aiymn'ylar [Izbrannye proizvedeniya]. T. 1. Yakutsk: Kn. izd-vo, 1966. 264 s. (Na yakut. yaz.)
3. Vasil'eva O. V., Kuz'mina A. A., Fedorova A. R. Voobrazhenie Severa v kontekste osvoeniya prirodnoi sredy: mamont v mifologicheskikh predstavleniyakh yakutov // Nauchnyi dialog. 2021. № 1. S. 194-210. DOI: 10.24224/2227-1295-2021-1-194-210.
4. Govorov D. M. Bүdүrүibet Mүld'ү Bөҕө [Nespotykayushchiisya Myuldzhyu Sil'nyi]. Yakutsk: Kn. izd-vo, 1938. 495 s. (Na yakut. yaz.)
5. Golovanova E. I., Golovanov I.A., Kazachuk I.G. Yazykovaya kartina mira vs. fol'klornaya kartina mira: tochki soprikosnoveniya i razlichii // Nauchnyi dialog. 2016. № 8 (56). S. 34-45.
6. Gol'derov V. F. Doҕordoһuu choroono: (khoһoonnor) [Choron druzhby: (stikhotvoreniya)]. Yakutsk: Kn. izd-vo, 1970. 80 s. (Na yakut. yaz.)
7. Danilov S. P. Belyi kon' Manchary: stikhi i poema. M.: Sovetskii pisatel', 1969. 140 s.
8. Danilov S. P. Zvuchanie taigi. M.: Sovetskaya Rossiya, 1972. 334 s.
9. Danilova N. K. Kontsept «sever/khotu» v predstavleniyakh naroda sakha i dolgan // Arktika XXI vek. Gumanitarnye nauki. 2015. № 2. S. 121-126.
10. D'yachkovskii F. N. Semanticheskoe prostranstvo tymnyy v yakutskom yazyke // Nauchnye osnovy ustoichivogo razvitiya korennykh narodov Severa. Materialy respublikanskoi nauchno-prakticheskoi konferentsii, posvyashchennoi 75-letiyu so dnya rozhdeniya V.A. Robbeka. Novosibirsk: Nauka, 2013. S. 67-69.
11. Efimov M. D. Torzhestvo zhizni: stikhi i poemy. Yakutsk: Bichik, 2006. 128 s.
12. Zavetnyi fol'klor narodov Yakutii (yukagiry, yakuty, evenki, russkie): skazki, anekdoty, bylichki, pesni, chastushki, poslovitsy, pogovorki, zagadki. Vyp. 1 / sost. L. N. Zhukova. Yakutsk: Yakutskii krai, 2008. 84 s.
13. Istoricheskie predaniya i rasskazy yakutov = Sakha bylyrgy seһennere uonna kepseennere. Ch. 1. / izd. podgot. G. U. Ergis; pod redaktsiei A. A. Popova; otvetstvennyi redaktor N. V. Emel'yanov. M.–L.: Izdatel'stvo Akademii nauk SSSR, 1960. 322 s.
14. Kamenskii R. M. Yakutiya — startovaya ploshchadka v izuchenii vechnoi merzloty // Upravlenie megapolisom. 2008. № 6. S. 95-103.
15. Kopyrin N. Z. Izobrazitel'nye sredstva yakutskoi poezii. Yakutsk: Bichik, 1997. 176 s.
16. Kuz'mina A. A. Predstavleniya o kholode v fol'klornoi kartine mira yakutov // Nauchnyi dialog. 2020. № 4. S. 189-202. DOI: 10.24224/2227-1295-2020-4-189-202.
17. Kuz'mina R. P. Kontsept «Zima» v yazykovoi kartine mira evenov // Filologicheskie nauki. Voprosy teorii i praktiki. 2018. № 10 (88). Ch. 2. S. 305-308.
18. Kuz'mina R. P. Kontsept «Kholod» v lingvokul'ture evenov // Meridian. 2019. Vypusk № 2 (20). S. 103-105.
19. Kulakovskii A. E. Yrya-khoһoon [Pesni i stikhi]. Yakutsk: Gosizdat YaASSR, 1946. 330 s. (Na yakut. yaz.)
20. Kurilov N. N. Tsvety Tundry: Stikhi. Yakutsk: Yakutskoe kn. izd-vo, 1982. 40 s.
21. Kүnnүk Uurastyrap. Toion D'aҕaryma [Toion Dzhagaryma]. Yakutsk: Kn. izd-vo, 1959. 331 s. (Na yakut. yaz.)
22. Lamutskii Platon. Sir ichchite: roman [Dukh zemli: roman]. Yakutsk: Kn. izd-vo, 1987. 294 s. (Na yakut. yaz.)
23. Literatura Yakutii XX veka: Istoriko-literaturnye ocherki / Redkol.: V. N. Ivanov (otv. red.), P. V. Maksimova (zam. otv. red.), M. N. D'yachkovskaya, L. N. Romanova. Yakutsk: Sakhapoligrafizdat, 2005. 728 s.
24. Makarov S. S. Khozyain kholoda i dukh ozer: vodyanye byki v yakutskoi mifologii // Folkloristika. 2017. № 2/2. S. 11-25.
25. Oiuunuskai P. A. Aiymn'ylar [Sochineniya]. T. 1. Yakutsk: Kn. izd-vo, 1958. 224 s. (Na yakut. yaz.)
26. Oiuunuskai P. A. Aiymn'ylar [Sochineniya]. T. 4. Yakutsk: Kn. izd-vo, 1959. 314 s. (Na yakut. yaz.)
27. Okorokova V. B. Literatura narodov Severa Yakutii. Uchebnoe posobie. Yakutsk: Izd-vo Yakutskogo gosudarstvennogo universiteta, 2000. 64 s.
28. Popov L. A. Talyllybyt aiymn'ylar [Izbrannye proizvedeniya]. Yakutsk: Kn. izd-vo, 1969. 488 s. (Na yakut. yaz.)
29. Romanova E. N., Dobzhanskaya O.E. Antropologiya Kholoda: metodologiya, kontsepty, obrazy (na primere kul'turnykh traditsii korennykh narodov Severa i Arktiki) // Vestnik Tomskogo gosudarstvennogo universiteta. Kul'turologiya i iskusstvovedenie. 2019. № 35. S. 255-263.
30. Sakha ostuoruialara = Yakutskie skazki. V dvukh tomakh. Tom 2 / Izdanie podgotovil G. U. Ergis. Yakutsk: Yakutskoe knizhnoe izdatel'stvo, 1967. 292 s.
31. Cbornik yakutskikh poslovits i pogovorok / sost. N. V. Emel'yanov. Yakutsk: Kn. izd-vo, 1965. 246 s.
32. Skazki, mify i legendy lesnykh yukagirov: kn. dlya vneklas. chteniya / [sost.: L. N. Zhukova, M. O. Chernetsova]. Yakutsk: Yakutskii krai, 2011. 120 s.
33. Skazochnaya Yakutiya / [Redaktor-sostavitel' Aleksandra Agafonova; khudozhnik Ekaterina Sokolova]. Moskva: PressPass, 2018. 120 s.
34. Sodnompilova M. M. Atmosfernye yavleniya v kontseptual'noi i yazykovoi versiyakh kartiny mira mongol'skikh narodov // V mire traditsionnoi kul'tury buryat: Sb. st. Vyp. 2. Ulan-Ude: Izd-vo BNTs SO RAN, 2007. S. 152-201.
35. Suleimanov A. A. Antropologiya kholoda: estestvennye nizkie temperatury v traditsionnoi sisteme zhizneobespecheniya yakutov (XIX v. – 30-e gg. KhX v.) // Oriental Studies. 2021. Tom 14. № 1. S. 115-133. DOI: 10.22162/2619-0990-2021-53-1-115-133
36. Suleimanov A. A. «Resursy kholoda» v sisteme pitaniya yakutov: traditsii i sovremennost' // Nauchnyi dialog. 2018. № 2. S. 263-274. DOI: 10.24224/2227-1295-2018-2-263-274.
37. Sүүrbeһis үie khoһoonn'uttara: sakha poeziyatyn antologiyata [Poety XX veka: antologiya yakutskoi poezii] / Sost.: N. E. Vinokurov–Ursun, S. I. Tarasov, N. I. Kharlamp'eva. Yakutsk: Bichik, 2000. 336 s. (Na yakut. yaz.)
38. Fol'klor evenov Berezovki (obraztsy shedevrov) / sost. V. A. Robbek. Yakutsk: Izdatel'stvo IPMNS SO RAN, 2005. 362 s.
39. Ellyai. Aiar үleҕe aikhal! [Slava tvorcheskomu trudu!]. Yakutsk: Kn. izd-vo, 1959. 144 s. (Na yakut. yaz.)
40. Ellyai. Talyllybyt aiymn'ylar [Izbrannye proizvedeniya]. T. 1. Yakutsk: Kn. izd-vo, 1964. 284 s. (Na yakut. yaz.)
41. Ellyai. Khoһoonnor, poemalar [Stikhi, poemy]. Yakutsk: Kn. izd-vo, 1954. 628 s. (Na yakut. yaz.)
42. Ergis G. U. Ocherki po yakutskomu fol'kloru. 2-e izd. Yakutsk: Bichik, 2008. 400 s.