Philological analysis of the text: reception of I. A. Bunin's short fiction “The Epitaph”

Текст во многих областях современного научного знания, а тем более в филологии, представляет собой «ключевое понятие, поскольку позволяет развивать основные виды речевой деятельности, коммуникативные умения учащихся, приобретать навыки анализа языковых единиц разных уровней» ^{[4, с. 322]}. Вследствие сказанного не вызывает сомнений тот факт, что «понимание и анализ художественного текста – это творческий процесс, требующий умения рефлексировать и аргументировать свою позицию» ^{[4, с. 322]}, навыкам которого следует обучать в результате систематической и продолжительной работы в школе.

Безусловно, нельзя не признать, что методика анализа текста – далеко не инновационная область научного знания: разрабатываемая дидактами и филологами в продолжение ряда десятилетий, она наработала огромный потенциал научно-методических знаний, методов и приёмов работы с текстом, но это не свидетельствует об её исчерпанности. Особенно в свете требований ФГОС в предметной области «филология» актуализируются поиски целесообразных и эффективных методов и приёмов работы с текстом, поскольку именно они и являются залогом успешности в формировании навыков филологического анализа текста. Наша задача состоит в том, чтобы показать на примере рецепции конкретного произведения, как «работает» органичное сочетание традиционных и инновационных приемов анализа художественного текста.

Филологический анализ текста сегодня в соответствии с требованиями новой эпохи цифровизации и глобализации наполняется новым содержанием и открыт для активного поиска новых форм работы. В этой области научного знания до сих пор остается довольно много лакун, требующих заполнения, что и продолжает привлекать к этой проблеме исследователей, предлагающих современные способы и приемы репрезентации уже устоявшихся содержательных категорий.

В качестве объекта анализа с целью решения поставленных научно-методических задач нами был выбран небольшой (всего в три страницы) рассказ И. А. Бунина «Эпитафия» (1900 г.). На «удивительной образной компактности прозы Бунина» как отличительной черте идиостиля писателя, отмеченной ещё В.В. Мароши ^{[9, с. 30]}, хотелось бы остановиться чуть подробнее и вспомнить, что это качество писательского стиля удивило когда-то А.П. Чехова. «Жанр малой формы, безусловно, отвечает природе бунинского феноменологического дара...», – вторит ему Н.В. Пращерук ^{[15, с. 38]}.

Как точно подмечает Куликова Е.Ю., в бунинских рассказах «всегда есть что-то неуловимое, построенное на игре оттенков и форм...» ^{[8, с. 42]}. Тем не менее «Эпитафия» относится к тем произведениям писателя, наиболее сильная сторона которых состоит «не в яркости портретных зарисовок, не в своеобразии характеров действующих или только думающих, размышляющих лиц, а в единстве и цельности основного настроения, пронизывающего произведение, в последовательном и органичном развитии этого настроения» ^{[1, с. 27]}. Более того, по справедливому замечанию критиков, есть в этом и подобных ему произведениях «нечто бунинское и в пристрастии к определенным типам русской жизни, и в способах их обрисовки, и в картинах суровой и грустной русской природы» ^{[1, с. 17]}. Приступать к прочтению рассказа «Эпитафия» просто невозможно, не зная бунинские концептуальные ориентиры и мировоззренческие установки тех лет, в которые создавался рассказ, вписанность его в ряд других произведений этого периода.

Прежде чем мы предложим алгоритм филологического анализа данного текста, остановимся на трактовке самого этого понятия. Из множества его определений считаем наиболее удачным сформулированное Н.А. Николиной, которая понимает под филологическим анализом «взаимодействие «литературоведческого и лингвистического подходов к тексту» ^{[11, с. 4]}, что оптимально соединяет в рамках подобной работы цели изучения русского языка и литературы, осуществляя межпредметные связи и углубляя представления обучающихся о способах и приёмах прочтения текста.

Сегодня современным школьникам в свете подготовки к разнообразным видам проверочных работ по русскому языку, начиная с ВПР и заканчивая ЕГЭ, эти навыки потребуются как никогда. Выделяемые Н.А. Николиной этапы анализа прозаического текста представляются нам логичными и оптимальными: «1) определение жанра произведения; 2) характеристика архитектоники текста; 3) рассмотрение системы мотивов и предварительная характеристика текста; 4) выделение ключевых слов текста и сквозных повторов в его структуре; 5) рассмотрение структуры его повествования; 6) анализ пространственно-временной организации произведения; 7) рассмотрение системы образов; 8) выявление элементов интертекста (при их наличии); 9) обобщающая характеристика идейно-эстетического содержания текста» ^{[11, с. 9]}.

Итак, придерживаясь приведенного алгоритма, обратимся к анализу выбранного произведения. В рассказе «Эпитафия» И. А. Бунин в очередной раз предстает писателем, который «всю свою жизнь страстно постигал цену земной жизни человека» ^{[10, с.22]}. В схожем ключе отзывается о Бунине Н.В. Пращерук, именуя его художником «редкой органики и смыслов» ^{[14, с. 49]}. Как точно подмечает Е.А. Подшивалова, «…автор … – системообразующая по отношению к процессу и результату художественного творчества категория» ^{[13, с. 34]}.

Как известно, жанр рассказа в силу своей литературоведческой специфики предполагает небольшое по объему прозаическое произведение с одной сюжетной линией, что мы и видим в «Эпитафии». Однако сюжет как «совокупность действий, событий, в которых раскрывается основное содержание художественного произведения» ^{[16, с. 682]} в этом тексте весьма условен. Сюжетно-фабульная линия здесь намечена пунктирно и подчиняется авторским размышлениям о жизни, конкретизирующимся в раздумьях о прошлом, настоящем и будущем русской истории и культуры, имеющей многовековую историю и разрушающейся на глазах писателя. Как известно, тенденция видеть «Россию в глубоко трагическом свете неотступно сопровождает все творчество Бунина…» ^{[7, с. 84]}. Таким образом, основу сюжета составляет мыслительный дискурс автора, и все воспроизведенные в рассказе факты оказываются вписанными в него.

Прежде чем пошагово разобрать объекты авторских размышлений и дать им оценку, считаем целесообразным обратиться к заглавию рассказа, составляющему его сильную позицию и в силу этого определяющему вектор анализа текста. В качестве заглавия И. А. Бунин использует лексему «эпитафия», семантика которой, мы уверены, ясна далеко не всем учащимся. И здесь весьма удачно возникает логичная возможность обратиться к толковому словарю и поработать со словарной статьей, вспомнив заодно принципы её построения. Итак, эпитафия – «(книжн.) надгробная надпись» ^{[12, с. 790]}. Таким образом, семантический радиус заглавия просвечивает читателю текст рассказа в непривычном ракурсе. Сразу же формулируется проблемный вопрос «Применительно к кому или чему используется это слово?» Ответ на него далеко неоднозначен. И здесь просто необходимо вспомнить те произведения, в ряду которых создавался рассказ. И если исходить из утверждения Д. А. Романова о том, что «рассказы Бунина начала ХХ в., посвященные теме разрушения старой патриархальной деревенской России, осмыслению русского народного характера … и вместе с тем постановке философских проблем о смысле бытия и назначении человека должны были, по мысли писателя, объединиться в цикл «эпитафий» уходящей России» ^{[16, с. 38]}, семантический план заглавия не только расширяется, но и углубляется еще больше.

Принимая во внимание мнение Д.А. Романова, мы считаем вполне справедливым утверждать, что, в первую очередь, это эпитафия безвозвратно уходящей в прошлое жизни, остающейся только в памяти автора и тех, кто жил в это время, ностальгия и тоска по ней, вызывающие состояние глубокой грусти о России, которую Бунин теряет, той России, символом которой является неоднократно повторяемый в тексте рассказа «ветхий серый голубец, – крест с треугольной тесовой кровелькой, под которой хранилась от непогод суздальская икона божьей матери» ^{[2, с. 60]}. И до тех пор, пока стоит этот голубец, жива вера матерей, шептавших «Пресвятая богородица, защити нас покровом твоим!» ^{[2, с. 60]}, жива дорогая писателю старая Россия, связанная крепкими узами с древней Русью. Но, к сожалению, новая жизнь, символом которой становится руда, стремительно, «не по дням, а по часам», вытесняющая старую, разрушает её святыни, в том числе «серый, упавший на землю крест будет забыт всеми» ^{[2, с. 63]}. Во-вторых, если сузить семантику лексемы, то это эпитафия затерявшейся среди степных пространств деревеньки, на месте которой в ближайшее время должен быть построен город. Наконец, это эпитафия «мертвой степи» и «уже покосившемуся под березой голубцу». Сколько бессильной боли звучит в авторских финальных строках о приговоренной к гибели столь дорогой его сердцу «старой жизни».

Особое внимание, на наш взгляд, следует обратить на способы организации пространственно-временного континуума произведения. Пространство в рассказе представлено тремя основными топосами: это степная деревушка, береза возле глубокой колеи дороги, под которой давным-давно возвышается крест, и степь. Это те три пространственных ориентира, каждый из которых имеет своё символическое значение в содержании текста, представлен в развитии и конкретизируется автором. Одним словом, мы видим открытое пространство, имеющее тенденцию к расширению. Важно поработать с учащимися над способами лексической репрезентации пространственных ориентиров, основной скрепой которых является дорога, в первой части рассказа называемая автором «старая», а во второй – «железные пути». В этом аспекте в ходе анализа текста представляется целесообразным предложить следующие вопросы:

1) Описанию какого топоса и почему отдает предпочтение автор? Как это связано с идейно-тематическим содержанием произведения?

2) Какими атрибутами наделяется дорога? Какие части речи использует автор в её описании?

3) Составьте топонимическую карту местности, которая описана в рассказе И. А. Бунина.

4) Какие лексические и грамматические средства использует автор для описания деревни, берёзы с голубцом и степи? Статично ли это описание или оно имеет тенденцию к динамическому развитию? В чем это проявляется?

5) Опишите пространственную характеристику пути в изображенную писателем деревню? Какие лексемы, наиболее семантически значимы в этом описании? Объясните, почему?

Предлагаемые вопросы, как видно из их формулировок, акцентируют межпредметные связи литературы, русского языка, изобразительного искусства, что, реализуя принципы интеграционных технологий, безусловно, напрямую способствует глубине постижения текста.

Общеизвестно, что пространство неотделимо от времени, что весьма удачно было обозначено М.М. Бахтиным ^[17] термином «хронотоп». Проанализируем временные рамки повествования. Сразу отметим, что в рассказе представлено в тесной взаимосвязи сезонное, суточное время и время Вечности. Интересно понаблюдать над средствами их репрезентации в тексте, обратив внимание на частеречную принадлежность лексем (предложно-падежные формы имен существительных, имена прилагательные, наречия, количественно-именные сочетания):

сезонное время:темные осенние ночи ^{[2, с.60]}, Осень приходила к нам светлая и тихая… ^{[2, с.60]}, Осень убирала и березу ^{[2, с.61]}, … а с начала ноября и до апреля бури заносили ^{[2, с.61]}, … по-весеннему темнели равнины ^{[2, с.61]}, … протекали жаркие июньские дни ^{[2, с. 62]};

суточное время:… жутки были дни и ночи ^{[2, с.61]}, было бы страшно в такие ночи ^{[2, с.61]}, дымились в сумрачные дни ^{[2, с.61]}, … в один – два дня степь принимала новый вид ^{[2, с.61]}, … пели жаворонки в ясные полдни ^{[2, с.61]}, …все менялось не по дням, а по часам ^{[2, с.62]};

время Вечности:… икона божией матери ^{[2, с.61]}, … не вздували огня с Благовещенья ^{[2, с.62]}, … могучие песни на Духов день ^{[2, с.62]}, … помню «игры солнца» под Петров день ^{[2, с.62]}, … помню солнечное утро на Троицу ^{[2, с.62]}, … помню трогательные молебны перед кроткой заступницей всех скорбящих ^{[2, с.62]}.

Анализируя план Вечности, следует обратить особое внимание на то, что он создается за счет включения в текст имен святых и церковных праздников, почетаемых крестьянами и играющих важную роль в их жизни:

Благовещенье Пресвятой Богородицы – отмечается 7 апреля в православии входит в перечень двунадесятых праздников, то есть двенадцати важнейших праздников после Пасхи. В этот день Деве Марии явился архангел Гавриил и сообщил ей благую весть о том, что она станет матерью сына Божия Иисуса Христа.

Духов день или День Святого Духа – христианский и народный праздник в честь Святого Духа. В православии празднуется на 51-й день после Пасхи.

Петров день – день святых апостолов Петра и Павла в народном календаре славян, приходящийся на 29 июня (12 июля).

Троица – богословский термин, отражающий христианское учение о трёх Лицах единого по существу Бога.

Тем самым время Вечности как бы «обытовляется», с одной стороны, а с другой – высвечивает сопричастность суетной меняющейся человеческой жизни вечному, неизменному, Богу, хотя его имя ни разу не упоминается в тексте рассказа.

Основным композиционным приёмом построения произведения является антитеза – противопоставление прошлой и новой жизни, реализующееся на уровне лингвистических единиц разных языковых уровней, особенно – лексических.

Первая половина рассказа посвящена описанию прежней жизни, той жизни, ностальгией по которой проникнуты строки «Антоновских яблок», «Жизни Арсеньева» и большинства бунинских произведений. Автор раскрывает её красоту сквозь призму религиозно-философских размышлений о сущности христианской истории, православной России, русской культуры и природы. Семантически значимое место в этих размышлениях принадлежит образу берёзы, являющейся своеобразным символом России, изображенному в разное время года. Здесь можно учащимся предложить дифференцированное задание: заполнить таблицу словами и предложениями текста, описывающими березу в разное время года.

Работа по таблице может быть построена по следующим вопросам:

1) Почему именно береза стала объектом пристального авторского внимания? Можно ли назвать её образом-символом?

2) Какие изобразительно-выразительные средства используются автором в описаниях березы?

3) Какое настроение создается в разных сезонных описаниях?

4) В какое время года описание берёзы Вас привлекает больше всего? Ответ обоснуйте.

5) Какие части речи и почему использует автор в описании березы?

6) Какую роль в описаниях играет колоративная лексика? Если её убрать, что-то изменится?

7) Есть ли принципиальные отличия в описаниях березы в разное время года?

8) Как Вы думаете, почему наиболее подробно автор описывает берёзу осенью? (Как известно, это любимое время года писателя)

9) Чем отличается описание берёзы летом и осенью? Почему в первом описании преобладают имена прилагательные, а во втором – глаголы и глагольные формы?

Вторая половина рассказа посвящена стремительным изменениям русской жизни, которые коснулись не только внешних сторон (образа жизни, быта людей), но и внутренних (мироощущения, духовно-нравственных ценностей). При анализе этой части целесообразно обратиться к сравнению пейзажных зарисовок с первой частью рассказа, к анализу цветовой лексики в тесной связи с авторской позицией по отношению к происходящему. Здесь в качестве приёма работы обучающимся также можно предложить сопоставительную таблицу ^{[16, с.323]}, которая поможет им подкрепить свои высказывания и ответы примерами из текста, что придаст им аргументированность и обоснованность.

Работа по таблице должна подвести учащихся к выводам следующего характера. С одной стороны, писатель восклицает: «… не тем ли и хороша жизнь, что она пребывает в неустанном обновлении?» ^{[2, с. 62]}. Но, очевидно, совершенно не таких изменений ожидал автор. Об этом свидетельствуют многочисленные лексические средства, подчеркивающие оскудение: береза уже не так густо зеленела весной ^{[2, с. 62]}, подсыхали до срока ржи и овсы ^{[2, с. 62]}, сухая пашня ^{[2, с. 62]}, степь вокруг была мертва ^{[2, с. 63]}, вся окрестность чернеет тучами, точно могильными холмами ^{[2, с. 63]}. И. А. Бунин избегает прямых оценок, хотя опосредованно авторская оценка происходящего, безусловно, присутствует, и она не в пользу новых людей.

Символично, что рассказ писатель заканчивает вопросами: «Чем-то осветят новые люди свою новую жизнь? Чье благословение призовут они на свой бодрый и шумный труд?» ^{[2, с. 63]}, на которые, видно, должен ответить сам читатель, хотя ответ и так очевиден.

Подводя итоги анализу рассказа «Эпитафия», еще раз подчеркнем, что в нем, как и в большинстве произведений писателя, определяющими явились «судьбы России, её народа и то вечное, неподвластное времени, что определяет человеческое духовное бытие в целом» ^{[10, с. 23]}.

На примере филологического анализа отдельно взятого художественного произведения всем ходом наших рассуждений мы доказали, что текст выступает тем формально-содержательным единством, в рамках которого языковые единицы получают новую жизнь, наполняясь особым смыслом, а значит лингвостилистический аспект анализа углубляет и расширяет рецепцию произведения. Анализируя традиционные содержательные компоненты художественного текста, входящие в понятие «филологический анализ текста», авторы, сделав особый акцент на вербализации пространственно-временного континуума рассказа, продемонстрировали, как они «работают» на лингвистическом уровне, то есть проанализировали способы их лексической репрезентации. Отдельно считаем важным отметить внимание к семантике заглавия, которая явилась своеобразным ключом к прочтению произведения, что было показано на разных содержательных уровнях текста.