On the issue of the synthesis of geopolitics and racialism in the early days of contemporary history

Abdurazakov Ruslan Abdurazakovich PhD in History Docent, the General History, Dagestan State University 367010, Russia, the Republic of Dagestan, Makhachkala, Akaeva Street 23 Ruslan18081972@mail.ru Other publications by this author

Как известно, геополитика как научное направление возникла на рубеже XIX–XX веков благодаря работам Фридриха Ратцеля ^[19] и Рудольфа Челлена ^[25]. Появившееся и ставшее активно развиваться новое научное направление акцентировало внимание на анализе внешней и внутренней политики государств сквозь призму фундаментального геополитического дуализма двух типов цивилизаций – морских и сухопутных. И, если марксистская теория усматривала в качестве главной детерминанты исторического развития борьбу классов, то последователи Ф. Ратцеля и Р. Челлена - Х. Макиндер ^[11], К. Хаусхофер ^[24], К. Шмитт ^[26] и др. видели в качестве таковой борьбу Суши и Моря – теллурократии и талассократии.

Параллельно появлению и становлению геополитической мысли в конце XIX– начале XX веков в западной научно-популярной литературе стали активно развиваться идеи шовинизма и расового превосходства одних народов над другими. Рост соперничества в международных отношениях на национальной или расовой почве одновременно с появлением геополитического анализа происходящих процессов поставил вопрос о синтезе геополитики и расовой теории, результатом чего и стало, на наш взгляд, появление геополитического расизма.

Классики геополитической науки, такие как К. Хаусхофер и К. Шмитт, негативно относились к расовой теории, несмотря на сотрудничество с нацистами. К. Хаусхофер не поддерживал концепцию расового превосходства немцев, призывая к созданию «Континентального блока» с Советским Союзом ^{[24, с.373-381]}. А К. Шмитт отстаивал концепцию «права народов», которая также шла вразрез с расизмом гитлеровцев, поскольку он противопоставил расовой дефиниции «жизненного пространства» геополитическое понятие «большого пространства» ^{[14, с.163]}. Именно англо-американская геополитическая мысль в конце XIX– начале XX веков оказалась в наибольшей степени подверженной влиянию идеи расовой исключительности. В Британской империи и в США стала весьма популярной теория о «наделенном свыше бремени белых людей», выражавшаяся прежде всего в расовой миссии англосаксонских народов ^[17].

Проблема геополитического расизма не получила в научной литературе достойного внимания, равно как и не было обнаружено нами применение данного термина. Как известно, в основе обычного расизма лежит идея врождённого интеллектуального и культурного превосходства одних групп людей над другими, исходя из унаследованных физических черт ^{[15, с.12]}. Под геополитическим расизмом нами понимается социальное явление, проявляющееся в общественной жизни, идеологии и политической практике и постулирующее предопределённое пространственными факторами господство тех или иных цивилизаций, политико-территориальных образований, дифференцируемых согласно дихотомии «талассократия - теллурократия» или «морское могущество – сухопутное могущество». Таким образом, мы можем рассматривать расизм как геополитическое явление, если будем оперировать методологией геополитического дуализма, как того требует классическая геополитика. Геополитический расизм будет предполагать утверждение о географически предопределённом превосходстве морских (талассократических) держав над сухопутными (теллурократиями), либо наоборот.В конце XIX– начале XX веков геополитический расизм рождался именно в форме талассократического расизма в его англо-саксонской вариации.

Проблема англо-саксонского расизма стала предметом анализа целого ряда отечественных учёных - Саркисянца М. ^[21], Михеева Д.И. ^[12], Печурова С.Л. ^{[16; 17; 18]}, Лохитинского В.А. ^[10], Волгиной Л. ^[4] и др. В фокусе таких современных зарубежных исследователей – Николсон Дж. ^[34], Слэттери Т. ^[38], Хорсман Р. ^[28], Квигли К. ^[35], Шарата А. ^[36], впрочем, как и российских исследователей, оказалось научное наследие и публицистика таких авторов рубежа XIX–XX вв., как Ф. X. Гид­дингс, С. Анерсон, Г. Лодж, Т. Рузвельт, Дж. Уинтроп и др. В них обоснование «англосаксонской исключительности» опирается, как замечает С.Л. Печуров, на особенности «крови и происхождения» англосаксонских народов ^{[18, с.64-65]}, а отнюдь не их «талассократической сущности» или влиянии природно-климатических факторов.

Таким образом, англосаксонизм до недавнего времени рассматривался как результат увлечения западными элитами идеями социал-дарвинизма, а не как геополитическая форма расизма, поскольку, как справедливо указал А.Дугин, рассмотрение социального явления с геополитической точки зрения теряет всякий смысл, при попытке пренебречь дуализмом Суши и Моря, так как исследователь тут же оказывается вне проблематики, методологии и теории геополитики как таковой ^{[9, с.37]}.

Представление об англосаксах как морском народе, превосходящем все остальные в плане коммерции, получила развитие уже в XVIII веке ^{[1, с.137]}. Как отмечают И.Г Гурин и О.О. Тартыгина уже тогда вигско-ганноверская пропаганда Британии начала формировать представление об образцовой «торговой империи», созданной свободолюбивым народом и кардинальным образом отличающейся и превосходящей «кровавые империи» на континенте ^{[5, с.90]}. Победы над Наполеоном, Китаем в ходе опиумных войн и Россией в Крымской войне в XIX веке, в результате успешного применения «тактики анаконды», ещё больше заставляли верить британские элиты в превосходстве их морской и торговой империи над неповоротливыми и всё более отстающими в развитии государствами Евразийского континента. К концу XIX – началу XX вв. это убеждённость требовала уже концептуального обоснования. В немалой степени этому процессу способствовала деятельность небезызвестного британского предпринимателя Сесила Родса, создавшего одну из первых мондиалистских структур – «Круглый стол», в качестве главных целей которой ставилось развитие беспрепятственной торговли, объединение усилий Британии и США для доминирования в мировой политике и экономике.

В 1906 году появилась книга Томаса Шора «Происхождение англосаксонской расы», в которой особые качества англичан объясняются не только особенностями происхождения, а в большей степени их принадлежностью к прибрежным народам и развитию торговли ^{[37, с.7-17]}.

Вышедшая также в 1906 году работа французского историка и социолога Эдмона Демолена «Аристократическая раса» наделала много шума у него на родине, поскольку в ней автор признавал превосходство англосаксов над остальными европейскими народами не в последнюю очередь в силу их тяготения к морю и отмечал, что они «посредством торговли вершат дела Европы и всего мира». Следующий отрывок красноречиво отражает отношение автора к своим островным соседям: «Англосаксы всё время идут во главе самой деятельной и передовой западной цивилизации и поражают своей энергией, творчеством и неутомимостью… Если превосходство англосаксов над другими народами не провозглашается открыто, то оно несомненно чувствуется всеми. Недоверие, страх и нередко ненависть, питаемые к Англичанину, являются лучшими показателями того положения, которое занимает он среди других членов человеческой семьи» Причины отставания других народов от англосаксонской расы Э. Демолен видит не в особенностях происхождения, цвета глаз, кожи или иных физических характеристиках, а в тяготении к военно-авторитарным методам регулирования хозяйственной жизни ^{[7, с.2-4]}.

Как известно, теллурократические (сухопутные) общества отличаются от талассократических (морских) оседлостью и консерватизмом, нелиберальными формами правления, низким по сравнению со вторыми уровнем предпринимательства и индивидуализма. Исторически талассократия всегда ассоциировалась с Западом, а теллурократия с Востоком ^{[8, с.5]}. Именно, социальная эффективность Западной цивилизации перед остальными, по выражению Бенджамина Кидда, позволяет говорить о ней, как естественном лидере человечества, довлеющем над остальными цивилизациями в жестокой эволюционной борьбе. «Наша цивилизация – редкое исключение в истории мира, находящееся в постоянном развитии. У неё нет расовых и национальных границ. И даже определение как европейская цивилизация будет неполным или неточным по отношению к ней. Выражение, которое наиболее соответствует для описания социальной системы, к которой мы принадлежим, есть “Западная Цивилизация”» - писал Бенджамин Кидд в своей книге «Социальная эволюция» в 1898 году ^{[30, с.129-130]}.

Таким образом, этот английский учёный вышел за рамки расового подхода в его традиционном понимании и предложил рассматривать в качестве глобальных игроков на авансцене геополитической борьбы не расы, а цивилизационные общности. Всячески подчёркивая роль англосаксов в универсализации ценностей и отличительных черт Западной цивилизации (торговля, индивидуализм, свобода и борьба с тиранией), он характеризует Германию и Россию, как страны подверженные влиянию социализма и «обширного милитаризма», что снижает их «социальную эффективность», по сравнению с Британией и США и обрекает на отставание в мировом эволюционном процессе. Нетрудно заметить, что понятие Западная цивилизация у него ограничено англоговорящим миром, поскольку испанцы и французы, по его мнению, утратили былую роль и также уступают англосаксам в социальной эффективности ^{[30, с.208-210]}.

В 1906 году в Москве была издана книга малоизученного на сегодняшний день автора Александра Аэма «Англосаксонская раса: Государства народов англосаксонской расы в настоящем и будущем». Уже в предисловии этой работы обозначен дихотомичный геополитический подход к пониманию роли расы в международных отношениях к началу XX века: «Центральными действующими лицами на сцене мировой истории будущего являются славяне и англосаксы, как народы рас, занявших самую большую территорию и основавших самые громадные государственные организмы. Другим расам и народностям в этой окончательной борьбе будет принадлежать лишь второстепенная наблюдательная роль» ^{[2, с.2-3]}.

Иначе говоря, обозначены две расы, структурированные автором не по биологическим признакам, а по двум «большим пространствам», ими занимаемым, между которыми будет происходить борьба за существование и гегемонию в мире. Исход этой борьбы уже предрешён, в том числе в силу качественной разницы человеческого материала конкурирующих социальных общностей: «Разница, которая наблюдается между человеком, в жилах кото­рая течет англосаксонская кровь и между человеком славянского происхождения часто производит то же впечатлите, как если бы сравнить человека высшей культуры и человека, проведшего свое время в сельском уединении. В англосаксе, как бы не была высока его культура, образование и воспитание, всегда сказы­вается физическая свежесть и избыток жизнерадостности. Славянин той же степени культуры в большинстве случаев представляет собою тип че­ловека, более пожившего, потерявшего свое естественное простодушие, и нервная система которого доведена до возможного интенсивного напряжения. Утилитарный ум англосакса мало восприимчив к пониманию абстрактных идей и считает только то великим и заслуживающим внимания и изучения, что дает немедленно практические результаты» ^{[2, с.74-75]}.

Те есть, следуя терминологии Б.Кидда, англосаксы по сравнению со славянами более «социально эффективны», что не только предопределяет их конкурентный успех, но и позволяет утверждать об их исключительности в целом: «В своём общественном быту, в строе общественной жизни, во взгляде на воспитание и в самобытном и оригинальном миросозерцании народы англосаксонской расы представляют собой как бы отдельный мир, по сравнению с народами других рас» ^{[2, с.85]}.

В качестве главной причины обречённости англосаксов на геополитическую гегемонию А. Аэм определяет «морскую сущность» англосаксов и склонность вследствие этого к торговле, предпринимательству, открытиям и колонизации новых земель, в чём они очень похожи на своих талассократических (прим. авт.) предшественников – финикийцев, карфагенян, греческих колонистов, венецианцев и генуэзцев ^{[2, с.26-65]}.

Географические, климатические и этнографические условия формирования англосаксонской расы детерминировали причины второго порядка её геополитической исключительности, по мысли А. Аэма, и создания, превосходящего все остальные цивилизации, своего особого политического, экономического и культурного «большого пространства»: «Любовь к обособленности и независимости, всецело благоприятствовавшая развитию инди­видуализма, ставшая характерною особенностью этой расы. Англичанин и американец, не приучены рассчитывать на общество и государство, а это всецело служить развитие в них чувства самоуважения и самоуверенности. Люди выдающегося ума, одаренные непоколебимой силой воли, достигают самых высших социальных положений, постепенно поднимаясь с самых низших ступеней.

Государственное устройство, основанных англосаксонской ра­сой государств, было доведено до возможного совершенства не путем насильственных революций, а путем естественной эволюции и последовательных реформ. Политическая воспитанность народов этой расы отражается на каждом шагу. Политиканство не играет такой важ­ной роли в народной жизни англосаксов, как это замечается у славян. Англосаксонские принципы государственности – парламентаризм, суд присяжных, разделение властей —представляют собою самобытное творчество расы, а не заимствованные у других народов учреждения. Здесь совершенно не признается идея, что человек по преимуще­ству создан для государства, а, напротив, прово­дится мысль, что государство создано для человека.

Англосаксонская раса является представительницей индивидуализма во всех его видах и поэтому наименее восприимчива к коммунистическим учениям. Положительный характер англосакса вообще мало восприимчив к каким-либо утопиям и его утилитарный ум признает лишь то, что дает немедленно практическая выгоды и что реально осуществимо в настоящее время» ^{[2, с. 36-84]}.

Таким образом, Александр Аэм в 1906 году с точностью обрисовал социально-политические черты талассократического типа государства, которые позднее будут определены К. Хаусхофером и К. Шмиттом, как детерминированные естественно-географическими условиями, свойственными морским или прибрежным народам. Благодаря указанным характеристикам, по мнению автора, англосаксонский мир обладает особой энергией, способностями и качествами, которые и предопределяют его неизбежную и окончательную победу в эволюционной и мировой борьбе.

В США геополитический расизм в конце XIX – начале XX вв. также получил мощное развитие, подталкиваемый, с одной стороны, стремлениями перевести рост американского экономического могущества в «звонкую дипломатическую монету», с другой – попытками британских коллег объединить усилия и утвердить «особые отношения» с Вашингтоном. Перспектива провала сотрудничества двух ветвей «англосаксонской расы» воспринималась, как ведущая к неминуемому краху в борьбе за существование ^{[16, с.25-27]}.

В 1898 году на страницах журнала The North American Review появляется статья канадского министра юстиции Дэвида Миллса «Кто будет господствовать: сакс или славянин?», в которой автор ставит два важных вопроса:

- «Должны ли США объединиться с Россией, положив тем самым конец англосаксонскому глобальному лидерству, или должны стать союзником Британской империи, укрепив это самое лидерство?».

- «Англосакс, в течение двухсот лет шагающий впереди всего человечества, сегодня оказался в состоянии летаргии и усталости, он утомлён постоянной борьбой и задаётся вопросом, приближается ли конец его доминированию, и уступит ли он лидерство славянину?» ^{[33, с.730-732]}.

Значительная часть текста воспринимается как панегирик британскому величию: «Англосакс, в истории мира, занимает уникальное место. Он распространился по миру далеко вне рамок, достигнутых любым из других народов. Он распространяет универсальную среду обитания везде, где бы не оказался в новых географических обстоятельствах, постоянно совершенствуя окружающую жизнь. Само провидение подарило англичанам для этого торговлю, которая постоянно расширяется». По мнению Д. Миллза, испанцы, французы и немцы проиграли в конкурентной борьбе британцам, дальнейшая геополитическая судьба которых теперь зависит от того, сохранят ли США дружбу с Россией, а также от того, будет ли достигнуто понимание, что Япония является естественным союзником англосаксов, особенно на Дальнем Востоке. «Потеря британского превосходства в мире имела бы едва менее катастрофические последствия для Соединенных Штатов, чем для самой Британской империи. Славяне представляют опасность для демократии, которую олицетворяет англосаксонская цивилизация», - пишет он. По его мнению, экспансионистский, захватнический характер политики России, препятствование интересам США на Тихом Океане, а также общность демократических идеалов и культуры неминуемо должны привести к разрыву Америки с Россией и тесному союзу с Британской империей ^{[33, с.733-737]}.

Как замечает один из известных исследователей американской геостратегии Пол Крамер, расизм начала XX века стал результатом обострения геополитической конкуренции, а испано-американская война 1898 года и англо-бурская война 1899-1902 гг. послужили мощными катализаторами не только для развития идеи англосаксонской исключительности, но и пониманию по обе стороны Атлантики необходимости совместного отстаивания интересов своей «расовой семьи» по всему миру ^{[31, с. 1317-1320]}. Таким образом, доктрина этнического и эволюционного превосходства над всеми остальными народами, не говорящими на английском языке, в условиях обострения межимпериалистических противоречий становилась концептуальной основой построения объединённой англо-американской военно-морской и торговой империи.

По мнению создателя теории «морской силы» американского адмирала Альфреда Мэхэна, «морская судьба» англосаксонских народов вытекала из географических условий и определяла их предприимчивый характер и успехи в торговле по сравнению с «сухопутными нациями» ^{[13, с.11, 42-72]}. В книге «Заинтересованность Америки в морской силе в настоящем и будущем», отмечая расовую и ментальную близость англичан и американцев, а также ассимиляционные возможности англосаксов в Новом Свете в отношении эмигрантов из других стран, Альфрэд Мэхэн определяет «морской цивилизационный тип», созданный англосаксами, в качестве наиболее эффективной формы организации социально-экономической и политической жизни по сравнению со своими «континентальными конкурентами» - Россией и Китаем, а потому предназначенной к мировому господству. Талассократическая сущность Америки предопределена национальной судьбой Соединенных Штатов ^{[32, с.34, 107-136]}.

Вашингтонская элита в лице президента Теодора Рузвельта пыталась обосновать равенство «расовых ценностей» англосаксов и жителей Японии, рассчитывая на «подключение» этой страны к общим действиям против Китая и России. Т. Рузвельт считал японцев «единственным неарийским и нехристианским народом, который мог с успехом иметь дело с Западом в экономических и военных делах» и утверждал, что русские оставались «самыми непримиримыми и опасными врагами» ^{[16, с.28]}.

Один из видных представителей американской геополитической мысли Брукс Адамс, заявил, что в XX веке эволюционная борьба перемещается из сферы противоборства между этническими общностями в сферу противостояния между главными мировыми империями, проницательно выделяя в качестве таковых только две – торговую и демократическую Америку и континентальную и милитаристскую Россию. Геополитическая борьба, между этими «организмами», по его мнению, должна закончиться только полной гибелью более слабого из них, и у Америки есть все шансы одержать победу ^{[40, с.218-220]}.

Итак, среди североамериканских апологетов мирового лидерства англосаксонской этнической общности, было немало тех, кто рассматривал британцев и американцев в первую очередь, как общность геополитическую и талассократическую. Североамериканская ветвь англосаксонского расизма уже с самого начала формировалась в большей степени как геополитическое направление социальной мысли, что определялось не только желанием взять «глобальную инициативу» в свои руки, но и чётким осознанием своей «морской судьбы», желанием привлечь к решению своих геостратегических задач расово далёкую, но талассократически близкую Японию, а также определением своих «геополитически неполноценных» противников – континентальные страны Евразии, в первую очередь – Россия и Китай.

Таким образом, работы Бенджамина Кидда, Томаса Шора, Эдмона Демолена, Александра Аэма, Альфреда Мэхэна, Брукса Адамса и др. дали старт развитию в зарубежной науке и общественно-политической мысли на рубеже XIX-XX вв. геополитического расизма в его талассократическом и англосаксонском варианте. Англосаксонский мир - это конечная и наивысшая стадия трансформации талассократии, своеобразный «эталон морских цивилизаций», уже недоступный для развития других западных народов – французов, немцев, испанцев, а потому также, помимо прочих народов, проигрывающих англосаксонской расе в эволюционной и геополитической борьбе. Кстати, русский учёный-геополитик Алексей Ефимович Вандам (Едрихин) в 1912 году, с сожалением отмечая провалы русской внешней политике в XIX – начале XX вв. в конкурентной борьбе с англичанами на Дальнем Востоке и Средней Азии, констатировал, что создатели англосаксонской «Океанской империи», одержав победу над такими морскими и колониальными державами, как Голландия, Испания и Франция, постигли лучше других народов искусство игры на «мировой шахматной доске» и не имеют себе равных в «театре борьбы за жизнь» ^{[3, с.38-44, 82]}.

Зародившийся и культивируемый на Западе на рубеже XIX – XX вв. геополитический расизм англосаксов, как и расизм биологический, является глубоко шовинистической, экстремистской идеологией. В новейшее время такого рода «теоретические изыскания» стали весьма популярны по обе стороны Атлантики. «Особые отношения» стали константой внешней политики США и Великобритании. В книгах Рональда Рейгана и Маргарет Тэтчер ^[20], Эсуорта Хантингтона ^[29], Николаса Спайкмена ^[39], Джона Уильямсона ^[41] и др. талассократический - либеральный, технологический, индивидуалистический и торговый - североатлантический мир, говорящий на английском языке, превосходящий все остальные современные ему цивилизации, рассматривался как вершина человеческой эволюции.

В России такого рода научное направление не получило развитие. Евразийскому миру в целом чужды идеи геополитического превосходства и окончательной этнической победы в эволюционной борьбе одних народов над другими. Наоборот, популярной была и остаётся концепция многовариантности развития социума, равнозначности и равноценности всех цивилизаций, как, например, в работах Н.Я. Данилевского ^[6], Н.С. Трубецкого ^[22] и др.

Отличительной чертой континентальной геополитики является не только дистанцирование от социал-дарвинизма, но и отрицание возможности окончательной победы в борьбе теллурократических и талассократических государств. Современник рассматриваемого нами периода, выдающийся русский мыслитель Н.Ф. Фёдоров (1829 - 1903), также обращался к глобальной картине противостояния сухопутных и морских держав и считал, что ни одна из сторон не сможет в конечном счёте оказаться единственной доминирующей силой. И, если рассмотренные нами западные учёные, разрабатывая проблему синтеза расовой теории и фундаментального геополитического дуализма, рассуждали о том, как выработать стратегию победы над континентальными державами, над Россией и Востоком, то Н.Ф. Фёдоров был больше озадачен тем, как избежать противоречий и столкновений и направить энергию человечества как единого целого на гуманитарное развитие, научное сотрудничество и совместное освоение космоса ^{[23, с.230]}.