Interpretation of symbols of female destiny in the novel “Zuleikha Opens Her Eyes” by G. Yakhina

Iakovleva Elena professor of the Department of Philosophy and Socio-Political Disciplines at Institute of Economics, Management and Law (Kazan) 420111, Russia, respublika Tatarstan, g. Kazan', ul. Moskovskaya, 42 mifoigra@mail.ru Other publications by this author

Интерпретация художественных произведений помогает реконструировать не только картину мира прошлых исторических эпох. Сосредоточенность автора на судьбах главных героев (их событийности и перипетиях, повседневных практиках и метафизических поворотах, моментах радости и горя, обретении счастья и смысла жизни) способствует пониманию особенностей личности конкретного исторического периода. Отметим в этом ряду произведения о судьбах женщин. Интерес к этой теме неслучаен. Довольно часто в обществе количество ролей женщины продиктовано патриархальной культурой, что ограничивает ее жизненные проявления, подавляет заложенный в ней потенциал и позволяет возникнуть пространствам потаенности. Художественный текст, посвященный описанию женской доли, приоткрывает некоторые тайны и проясняет алгоритмы действий героини, позволяя соотносить их с реальнымиженщинами и их судьбами.

В русской литературе проблему женской судьбы затрагивали, начиная с Н.М. Карамзина. В татарской прозе художественное описание женской судьбы обнаруживается в произведениях Г. Исхаки («Жизнь с тремя женами», «Девушка вышивальщица», «Учительница», «Тюбетейщица»), Р. Фахрутдинова («Салима, или целомудрие», «Асьма, или преступление и наказание»), А. Биктимерова («Бедная Галия, или Счастье после страдания»), М. Маликовой («Фидая», «Милосердие», «Золотые цепи», «Очарование») и др. ^{[5, 6, 7, 9]}. К числу новинок в области прозы можно отнести роман Гузель Яхиной «Зулейха открывает глаза» (2015) ^[10]. В нем автор поднимает проблему судьбы татарской женщины, попавшей в водоворот переломных событий в истории России (1930-1946 гг.). В основе повествования обнаруживается переплетение реального и художественного. Как подчеркнул автор, хотя произведение нельзя назвать биографическим, но его сюжет заимствован «из жизни бабушки, про раскулачивание и жизнь на спецпоселении» ^[2].

Предметом исследования стала судьба татарской женщины и выявление ее особенностей, связанных с потаенностью некоторых сторон жизни. Цель работы состоит в раскрытии смыслов судьбоносных символов, демонстрирующих внутренний мир татарской женщины, сокрытый от других. Проблема рассматривается на основе интерпретации художественного образа главной героини романа Гузель Яхиной «Зулейха открывает глаза». Авторский анализ, осуществленный посредством герменевтического метода, позволяет выявить значимые символы в жизни героини ипонять их значение в контексте татарской культуры. Истолкование символов способствует объяснению внутреннего мира татарской женщины, динамики его развития, а также ее поступков, раскрывающих пространства потаенности.

Характерной чертой жизни татарских женщин прошлого оказывается их (внешняя и внутренняя) закрытость от окружающего мира и людей. В ее жизни в доме родителей/мужа много сокрытого/неизвестного/табуированного, оказывающегося запертым в женской субъективности как пространстве глубокой интимности. Закрытость внешнего и внутреннего мира татарской женщины контролируется не только окружающими, но и ей самой. Она сохраняется на протяжении всей жизни, практически никогда не объективируясь или частично открываясь для небольшого круга близких людей в эмоциях/чувствах. Можно утверждать, что татарская женщина бытийствует в двух мирах: среди узкого круга людей, как правило родственников, и в мире спрятанных чувств/мыслей/слов/сил. Проявиться женской потаенности помогают значимые в ее жизни символы. Как считал К.Г. Юнг, "каждый символ выражает... и существенный неведомый элемент души" ^{[8, с. 161]}.

В художественном тексте символ, играя роль выразительной формы, связан с образом и наделен семантической глубиной. Он мыслится "как репрезентация не предметов и событий, а сознательных посылок и результатов сознания" ^{[4, с. 99]}. Символ, обладая "мощной смысловой насыщенностью", помогает раскрыть суть художественного образа ^{[3, с. 17]}. Между героем, его символами и их смыслами существует тесная взаимосвязь, помогающая понять бытие потаенного. Писатель Гузель Яхина в своем романе «Зулейха открывает глаза» демонстрирует судьбу героини через символы, благодаря которым читатель получает возможность интерпретировать внутренний мир замкнутой татарской женщины, приоткрывая тайны ее души.

Символом потаенного в судьбе Зулейхи стал сундук. Выйдя замуж в пятнадцать лет за сорокапятилетнего мужчину и терпя его жест(о)кость, Зулейха не знала лучшей женской доли. Хрупкая женщина, маленького роста, безмолвно и смиренно-покорно вела хозяйство, помогая мужу и ухаживая за его матерью. Издевательства свекрови-Упырихи («Зулейха ее так про себя называет» ^{[10, с. 11]}), беспощадность мужа, практически рабский труд в хозяйстве – это атмосфера, в которой жила молодая женщина. Свекровь ревновала своего сына к Зулейхе, считая, что она его не любит и не чтит, называя холодной и бездушной притворщицей, которая не живет, поэтому ее не жалко ^{[10, с. 36]}. Подчеркнем, Упыриха понимала свое чудовищное отношение к снохе, признаваясь «если бы кто со мной так – я бы убила» ^{[10, с. 36]}. Пренебрежительное отношение к молодой женщине сказалось на том, где ее разместили в доме мужа. Место Зулейхи было в запечье, «на большом старом сундуке, обитом жестяными пластинами и блестящими выпуклыми гвоздями» ^{[10, с. 26]}. Здесь женщина не только спала, но и скрывалась от непрошенных гостей, вызывающих тревогу и пугающих непонятными словами (хлебная монополия, продразверстка, советская власть, большевики и др.). Сундук оказался символическим вместилищем тайн бытия Зулейхи, местом ее убежища и сокрытости внутреннего/внешнего мира. Отметим, в татарской культуре сундук считался многофункциональным предметом интерьера: на нем сидели, спали маленькие дети, (в/на нем) хранили богатства семьи (ковры, постельные принадлежности, одежду, украшения), в него собирали приданое для невесты. Сундук как символ олицетворял тайны, хранившиеся в нем и открываемые избранным. Он был надежным местом обитания Зулейхи и поверенным ее тайн. Покинув дом мужа, она навсегда расстанется с сундуком, что станет олицетворять частичную потерю потаенного. В ее новой жизни все станет общественным, видным, происходящим на глазах у Других. Вспомним смятение татарской женщины и стыд за то, что в вагоне поезда доктор «во всеуслышание объявил о ее беременности» и «впервые в жизни она не смогла укрыть свою тайну» ^{[10, с. 197]}. Сундук навсегда остался в прошлой жизни, не оставив места для сокрытия секретов.

Значимым символом повседневности Зулейхи была печь. На протяжении всего повествования символ представлен в разных модификациях (печь на кухне в доме мужа, в гостевой комнате у свекрови, банная печь, сделанная Муртазой по эскизам, печурка в вагоне, неказистая каменная печь в землянке, печь на кухне в поселении, большая каменная печь в лазарете, комендантская печь). В татарской национальной культуре печь символизировала надежность и защиту, уют и тепло, сытость и единение семьи, благополучие и продолжение рода. В фольклоре татар указывается на главенство устройства в домашнем пространстве: «Дом без печи – как голова без мозгов». Печь была связана с многочисленными домашними работами женщины, следящей за поддержанием огня и контролирующей ее чистоту. Неслучайно в народном творчестве сама женщина олицетворяла печь, о чем говорят татарские загадки: «Белая кобыла, голова достает до потолка» или «Белое платье надела, головой потолок задела».

Трепетное отношение Зулейхи к символу высвечивается в ее мечте о печи, как в комнате у свекрови: «до чего же хороша… гостевая печь! Огромная, как дом, крытая гладкими, будто стеклянными, изразцами (даже с женской стороны!), с двумя глубокими котлами, которыми никогда не пользуются, – один для приготовления пищи, второй для кипячения воды – Зулейхе бы такие! Всю жизнь мучается с одним» ^{[10, с. 51]}.

Выполняя кухонные работы и готовя еду в доме мужа, Зулейха жила впроголодь, отдавая приготовленное мужу и его матери. «Полжизни скользит туда-сюда, как маятник, целыми днями: от котла – на мужскую половину с полными и горячими пиалами, с мужской половины – обратно с пустыми и холодными» ^{[10, с. 9-10]}. О полуголодной жизни женщины автор пишет скупо, не пускаясь в детали. Так, при виде соленого гуся у Зулейхи «желудок тотчас вздрагивает, требовательно рычит», аромат яблочной пастилы или вид Муртазы, жующего конскую колбасу, способствует тому, что «рот мгновенно заливает слюна» ^{[10, с. 13]}. Брать первой татарской женщине, умело готовившей все блюда и изыски национальной кухни, ничего не полагалось, только после мужа и свекрови, что достанется. Так, накануне гибели мужа Зулейха, воспользовавшись вызванной разбитым стеклом суматохой в доме, съела огрызок конской колбасы, оставшийся от мужа, подумав «хвала Аллаху, когда еще придется есть казылык» ^{[10, с. 64]}. Голод был неотступным спутником женщины. Но в поселении во время обеда она имела полагающуюся ей порцию еды. Во время беременности поселенцы давали ей возможность есть побольше. Работая помощницей на кухне у повара Ачкенази, женщина подкармливала своего сына Юзуфа. В целом, печь олицетворяла для женщины многочисленные работы и смиренность с полуголодным существованием, демонстрируя силу характера Зулейхи.

Печь помогла изменить судьбу сына женщины. Именно в ней «корчились, сливаясь, слипаясь, сплавляясь в черную золу», листы с метрикой сына татарки, рожденного от кулака Валиева Муртазы ^{[10, с. 500]}. Спасая Юзуфа, комендант Иван Игнатов дал юноше свою фамилию и отчество.

Особым символом Зулейхи стала детская колыбель. Бережно хранившаяся много лет в хозяйстве Муртазы и предназначенная для новорожденных дочек, колыбель при выезде Зулейхи в ссылку неожиданно «сверзает с кучи и грохается об землю, с треском раскалывается на части» ^{[10, с. 85]}. Данная ситуация олицетворяет несостоявшееся материнство и разбитое женское счастье, а также новый судьбоносный поворот, разрыв с прошлым (домом мужа и свекрови). Вырвавшись из рабской повседневности с деспотичной свекровью и грозным мужем, Зулейха попадает в круговорот событий, не менее жест(о)кий и кровавый. Привыкшая быть невидимой Зулейха, начиная с казанского распределителя, становится заметной и постепенно осознает свое Я («за всю жизнь она не произнесла столько раз "я", как за месяц в тюрьме» ^{[10, с. 155]}), приспосабливается к новым условиям, переосмысливает жизнь и становится матерью.

Мощным символом трансформаций героини стал поезд: «громадина паровоза», «огненно-красная юбка – клином вперед, режет воздух», «маховики – как взбесившиеся мельничные жернова», «грохот, лязг – страшно» ^{[10, с. 158]}. Таковы впечатления татарской женщины, впервые увидевшей состав. Обживая вагон, Зулейха сначала «по ночам… прислушивалась: не скрипнет ли что под мохнатой лапой, не звякнет ли», но «без души был вагон» ^{[10, с. 171]}. Как неодушевленный символ прогресса он увозил Зулейху все дальше от родных мест («в прекрасное светлое будущее, которое настанет, без всяких сомнений, очень и очень скоро…» ^{[10, с. 161]}), буквально отрывая от корней. Хотя, по мнению свекрови, она была гнилым корнем: «кончается твой род, худокостная, вырождается» ^{[10, с. 30]}. Но Упыриха ошибалась. Оторвавшись от своих корней, Зулейха всю жизнь оставалась связанной с родиной и традицией. Из-за длительности маршрута поезд стал местом неторопливых размышлений Зулейхи о прожитом, то есть того, что не успевала в своей прошлой суматошной повседневности осмыслить. Устроившись в поезде под самой крышей у окошка («маленькое, размером с печное, разлинованное ровными металлическими полосками в сером бархате инея» ^{[10, с. 167]}), Зулейха получила возможность смотреть на мир и думать, в том числе о том, как «пролетала мимо чужая жизнь» ^{[10, с. 170]}. Но и своя оказалась для нее неизвестной: в семье мужа она не принадлежала себе, безропотно исполняя требования домочадцев.

Еще одним символом перемен в жизни женщины стала птица. Первоначально она появилась в виде маленькой рыжегрудой птички, начавшей во время длительной стоянки эшелона «вить гнездо под крышей вагона, недалеко от окошка Зулейхи» ^{[10, с. 179]}. Чтобы ее не съели, «Зулейха ударила длинной крепкой доской, вынутой из железных скоб на двери, по потолку вагона» ^{[10, с. 180]}. Ситуация стала предвестником ее материнства и связанных с этим треволнений. Дело в том, что птица в мифопоэтической традиции татар, выполняя роль вещего существа, способного предсказывать события, символизирует человека и воплощает его психологическое состояние, в том числе разлуку, тревогу, надежду, счастье ^[1]. Необычный поступок Зулейхи показал в ней зрелую женщину, способную принимать решения и при необходимости вставать на защиту. Именно в поезде женщина узнала о своей беременности, подарившую ей надежду на материнское счастье.

Впоследствии символ маленькой птички трансформировался в образ волшебной и прекрасной птицы Семруг. Она олицетворяет счастье и мудрость, добытые большим трудом в жизненном пути посредством ссор, испытаний, любви, познания, безразличия, единения, смятения, отрешения. Выучив в детстве сказку о птице, Зулейха пронесла ее через всю жизнь, рассказывая сыну. Пройдя через все жизненные перипетии, татарка осознала, что она – «и есть Семруг», и по отдельности, и вместе с окружающими ее людьми ^{[10, с. 402]}.

Родив сына, женщина отдала ему всю свою любовь и нежность, определив для себя цель: «поставить его на ноги» ^{[10, с. 308]}. Ребенок наполнил Зулейху «силой и какой-то незнакомой смелостью», став смыслом и мощным символом ее жизни, материнства и счастья. Как заметила женщина, ее «душа – пела, сердце – билось одним именем: Юзуф» ^{[10, с. 284, 285]}. Сын олицетворял продолжение рода и жизни, победивших смерть. Благодаря материнству, Зулейха «перестала думать обо всем, что не касалось сына»: для нее «важен был только сегодняшний день» ^{[10, с. 284]} и постепенное взросление ребенка.

Символ медавпервые появляется во время жизни Зулейхи в поселении. Незаметно женщина осознала значимость для нее коменданта Ивана Игнатова. Несмотря на то, что он был убийцей Муртазы, тем не менее, именно Игнатов помог ощутить ей «огромное счастье, которое никогда не испытывала» с мужем ^{[10, с. 245]}. При их соприкосновении взглядами «воздух становился – даже не вода – мед», и Зулейха от взгляда Игнатова «превращалась в мед» ^{[10, с. 338, 339]}. Их любовь была настолько сильной, что время «выворачивалось наизнанку, текло не прямо, а вбок и наискось» ^{[10, с. 438]}. Благодаря любви Зулейха «почувствует, что заполнившая мир боль не ушла, но дала ей вдохнуть» ^{[10, с. 504]}. Отметим, мед в татарской культурной традиции олицетворял любовь, божественную благодать и сладкую жизнь. Без него не обходилось чаепитие, он был обязательным ингредиентом в свадебных яствах (чак-чак) и блюдах, приготовленных в честь рождения ребенка (бал-май делали из масла, взбитого с медом).

В заключении выделим следующие моменты. Жизнь татарских женщин прошлого протекала под знаком потаенного, что затрудняет понимание женской судьбы, заставляя обращаться к произведениям искусства, имеющим реалистический модус. Произведение Г. Яхиной «Зулейха открывает глаза», соответствуя критериям реалистичности и описания судьбы, помогает осуществить интерпретацию бытия татарской женщины посредством символов. В судьбе главной героини романа можно выделить два периода. В первый период жизнь Зулейхи была полностью потаенной и пассивной, протекая по правилам, принятым в доме мужа. Во второй период, после убийства мужа и раскулачивания, женщина частично выходит из зоны потаенности: она начинает проявлять определенную активность и свое Я, демонстрируя умения на людях и скрывая только мысли. Неизбежность поворотов судьбы Зулейха воспринимает покорно, без сопротивления, что характерно для татарской женщины, выросшей в глубинке. При этом Зулейху нельзя считать слабой натурой: она выжила в труднейших ситуациях, выдержав издевательства мужа и свекрови, убийство Муртазы и изгнание из его дома, долгий путь на высылку и затопление баржи, тяжелейшею первую зиму на Ангаре и жизнь в поселении, сопровождавшиеся голодом и лишениями. Оставшись в живых, она выносила и родила ребенка, подняв его. Примирившись с действительностью как с неизбежностью, предначертанной ей, и покорно принимая жизненные обстоятельства, Зулейха проявляла свои возможности. В судьбоносной необходимости женщина, почувствовав определенную свободу, познавала жизнь и себя. Если в доме мужа обнаруживается невозможность возможного, то в поселении появляется возможность возможного, расширяющая горизонты татарской женщины. Плывя по течению жизни во власти обстоятельств, Зулейха в заданных условиях мобилизовала внутренние ресурсы, что изменило ее положение в социальном. В судьбе татарской женщины переплетаются свобода в рамках несвободы, сила в покорном безволии, случайность открытий, осуществляемых в рамках необходимости, значимость поступков, обнаруживаемая в драматичных обстоятельствах. Перечисленное отразилось на жизненном положение татарской женщины.

Несмотря на отсутствие образования, внутренний мир Зулейхи самобытен. Она – сильная натура, опирающаяся на опыт и чувства, что давало ей знание жизни и навыки ориентации в ней. Характер главной героини раскрывается через незначительные детали ее повседневной жизни. Молчать, работать, уважительно относиться к людям, безропотно исполнять требования окружающих, терпеть боль/лишения/невзгоды – таковы принципы жизни татарской женщины, переданные ей матерью и пронесенные через всю жизнь. Перечисленное закодировано в символах женской судьбы Зулейхи, помогающих осознать ее потаенное бытие. Среди них выделим сундук, печь, детскую колыбель, поезд, птицу, сына и мед. Кроме поезда, все символы олицетворяют женское начало, его печали, заботы, тревоги, счастье. Они имеют национальную специфику, иллюстрируя татарские корни женщины. Поезд как символ прогресса стал импульсом для частичного выхода потаенного Зулейхи в непотаенное. Если в жизни с мужем у женщины был неощущаемый ей конфликт между потаенным и объективным ее существованием, то после смерти мужа, попав в открытое пространство советского быта, конфликт снимается. Зулейха реализует свой потенциал, получает возможность выбора, время на понимание себя и ощущение счастья (материнского и женского). Каждый поворот и ситуация в судьбе женщины приводят к осознанию Я/окружающего мира/тяги к бытию. Неслучайно автор называет роман «Зулейха открывает глаза».