Translate this page:
Please select your language to translate the article


You can just close the window to don't translate
Library
Your profile

Back to contents

Historical informatics
Reference:

Transformation of the Peasant Family Life Cycle in the Middle Urals in Demographical Transition Circumstances

Mazur Liudmila Nikolaevna

Doctor of History

Professor, Document Studies, Archival Studies and State Administration History Department, Ural Federal University after the First Russian President B.N. Eltsin 

of. 482, 4, ul. Turgeneva, g. Ekaterinburg, Sverdlovskaya oblast', Russia, 620000

lmaz@mail.ru
Other publications by this author
 

 
Brodskaya Larisa Igorevna

Lecturer, Department of Mathematics, Mechanics and Computer Science, Ural Federal University

620000, Russia, Sverdlovskaya oblast', g. Ekaterinburg, ul. Pr. Lenina, 51, of. 604

larisa.brodskaya@urfu.ru

DOI:

10.7256/2585-7797.2020.4.34619

Received:

14-12-2020


Published:

29-12-2020


Abstract: The article examines the transformation of the life cycle of a peasant family in Russia in the 20th century in demographical transition circumstances aggravated by multiple demographical catastrophes. The information basis of the study is databases formed during the analysis of budget surveys of peasant farms in the Middle Urals in 1928/1929 and 1963. Supplemented by information from other sources (materials from the population censuses of 1926, 1939 and 1959), these data allowed the authors to compare the family structure of the rural population of the Urals in the 1920s and the 1960s (the initial and the final stage of the demographical transition) and characterize its dynamics (the life cycle). Whereas in a traditional society the life cycle of a peasant family was largely determined by the dynamics of the peasant economy development, the urbanized society witnesses two standards of the family (two-parent/single parent one) with the corresponding types of the life cycle: the nuclear family (the reference version) and the incomplete family (the reduced version). The consequences of the Soviet modernization contributed to the transformation of fragmented forms of the family into a typical variant of the family landscape not only in urban but also in rural areas. Modeling and analysis of the peasant family life cycle at the micro level made it possible to identify the mechanisms of the peasant family adaptation to external and internal challenges that are characteristic of different stages of the demographic transition.


Keywords:

peasant family, household, demographic transition, demographic type, family composition, Middle Ural, budget surveys, family life cycle, marital behavior, adaptation mechanisms


Проблема исследования

В истории российской крестьянской семьи в XX в. четко прослеживается ряд этапов, непосредственно связанных со стадиями демографического перехода и советской модернизации. Демографический переход для российской семьи начался относительно поздно, в XIX веке, сначала в городах, а затем (после Великих реформ), – и в крестьянской среде. Благодаря развитию медицины в российском обществе начинает сокращаться смертность и расти средняя продолжительность жизни [16]. Этот этап, прерванный Первой мировой войной и Революцией 1917 г., продолжился в годы нэпа и характеризовался быстрым ростом населения. С 1897 по 1926 гг., несмотря на потери в мировой и гражданской войнах, население в границах СССР выросло на 17,9 %, во многом благодаря крестьянству и крестьянской семье, сохранившей традиции многодетности. Первая демографическая катастрофа 1914–1922 гг. ускорила модернизационную перестройку внутрисемейных отношений в крестьянской среде, но не разрушила экономической основы семьи [35].

Более серьезный удар по крестьянской семье нанесла коллективизация, положив начало насильственному раскрестьяниванию и изменив экономический базис ее существования – крестьянское хозяйство. Кризис крестьянской семьи разворачивался на фоне роста населения страны: с 1927 по 1959 г. население СССР увеличилось на 61,8 млн. человек, в том числе в России – на 24 млн. Одновременно формируется тенденция сокращения численности сельского населения: с 1926 по 1939 г. оно уменьшилось на 5,2 % [2]. Демографическая катастрофа 1941–1945 гг. привела к необратимой деформации половозрастной и семейной структуры села. Ее характерными чертами стали высокий удельный вес «осколочных» форм семей, нуклеаризация, малодетность и сжатие жизненного цикла.

К 1980-м гг. демографический переход в сельской местности в целом завершился. Он отмечен формированием тенденции устойчивого сокращения численности сельского населения под влиянием сельской миграции, а также утверждением новой модели сельской семьи, поддерживающей режим «суженного» воспроизводства. Быстрее процессы раскрестьянивания протекали в Нечерноземье, медленнее – в черноземных зонах Центральных и Южных районов России, где сельское хозяйство развивалось в более благоприятных природно-климатических условиях.

Общая картина кризиса и распада крестьянской семьи в России, основанная на макроаналитических подходах, достаточно хорошо изучена [13, 14, 20, 36], но нуждается в уточнении на уровне микроанализа семейной структуры и динамики (жизненного цикла). Как реагировала семья на внешние вызовы, какие стратегии выживания/адаптации использовала?

Данная статья посвящена характеристике особенностей семейной организации и структуры жизненного цикла крестьянской семьи конца 1920-х гг. и середины 1960-х гг., т. е. начальной и завершающей стадий демографического перехода. Географические рамки исследования охватывают Средний Урал – это территория, расположенная в средней части Уральского хребта. В административном отношении она относилась к Уральской области (1923–1933 гг.), а с 1934 г. – к Свердловской области. Средний Урал интересен тем, что на протяжении всего XX века демонстрировал среднестатистический тренд демографических процессов, характерный для России в целом.

Историография истории крестьянской семьи обширна, но отличается некоторыми особенностями: наиболее хорошо как в демографическом, так и в социокультурном плане изучен досоветский этап истории крестьянской семьи [7, 29, 41, 42]. В советский период крестьянская семья активно исследовалась в 1920-е гг. [22]. Материалы бюджетных обследований тех лет послужили основой для разработки А. Чаяновым семейно-трудовой теории крестьянского хозяйства [47]. Проявление интереса к историко-демографической тематике имело место в 1970–1980-е гг. Среди работ этого времени следует выделить фундаментальные труды В. П. Данилова, а также работы О. М. Вербицкой и Н. А. Араловец, которые в 2000-е гг. продолжили изучение историко-демографической проблематики и опубликовали ряд обобщающих работ, содержащих комплексный анализ эволюции семьи и семейно-брачных отношений сельского и городского населения СССР в 1920–1950-е гг. [4–6, 12–15, 30].

В целом, отечественная историография истории крестьянской семьи построена преимущественно на анализе агрегированных данных – результатов переписей и текущего учета населения – и ориентирована на выявление общих тенденций изменения размеров, структуры семьи, ее функций и моделей воспроизводства, не решая проблем типологии и анализа внутренней динамики (жизненного цикла). Зарубежная историография либо не затрагивает советский период, либо сосредоточена на изучении реформирования российской семьи в 1920-е гг. [54, 56, 58, 62, 63]. Заполнить эту лакуну призвано настоящее исследование, задача которого сравнительный анализ динамики семейных структур крестьян/колхозников на микроуровне.

Фундамент источниковой базы исследования составили первичные материалы бюджетных обследований 1928/1929 г. и 1963 г. [37], бланки которых сохранились в Государственном архиве Свердловской области (ГАСО. Ф. 1812. Оп. 12. Д. 39-60; Ф.1813. Оп. 14. Д. 3578–3585). Они были транскрибированы в базу данных и использованы для структурно-функциональной характеристики крестьянских/колхозных хозяйств [8, 38, 39]. Дополненная другими источниками (итоги переписей населения 1926, 1939 и 1959 гг.; данные текущего учета населения, а также устноисторические материалы), эта информация послужила основой для моделирования жизненного цикла крестьянских семей и анализа механизмов адаптации к вызовам времени [40].

Сравнение данных, полученных в ходе бюджетного обследования 1928/1929 г. с материалами переписей населения 1920 и 1926 г., фиксирует незначительные отклонения, связанные с особенностями проведения бюджетных обследований. По оценкам Ю. П. Бокарева, доля крайних групп хозяйств в бюджетных обследованиях была заниженной [9, с. 71]. Это касается не только высокодоходных и малодоходных хозяйств, но и крестьян-одиночек, а также неполных семей. В бюджетных материалах 1928/1929 г. отражен всего один случай одиночного хозяйства (молодого комсомольца) (ГАСО, ф. 1812, оп. 2, д. 39, бюджет 13). По материалам переписи 1920 г. в сельской местности Урала было отмечено 2,9 % одиноких, что можно рассматривать как «норму» для традиционного общества [35, с. 177]. Постоянная бюджетная сеть, на основе которой проводились обследования в 1930–1980-е гг., формировалась на основе метода случайной типической выборки с учетом допустимой ошибки. Эти обследования позволяют получить более репрезентативные данные о структуре семей. Несмотря на погрешности выборки, бюджетная информация дает представление о тенденциях и формах трансформации домохозяйств в 1920–1960-е гг.

Методологические подходы к изучению проблем трансформации крестьянской семьи в XX веке основаны на использовании принципов междисциплинарности, системности, а также на базовых положениях концепции демографического перехода, в рамках которой процессы трансформации семьи рассматриваются в контексте модернизации [17, 19–21, 33, 52, 53].

Понятие и структура «жизненного цикла семьи»

Центральным теоретическим концептом данной статьи выступает понятие «жизненный цикл», оно носит междисциплинарный характер и используется представителями разных наук, так или иначе исследующих семью и семейные процессы. С учетом задач и методов изучения жизненного цикла семьи (ЖЦС) выделяются три основных подхода – статистико-экономический; демографический и социологический [32, 43].

Первыми представление о семье как динамической системе, влияющей на экономические показатели семейного хозяйства, сформулировали статистики в конце XIX века. Информационной базой для их исследования послужили бюджетные обследования крестьянских хозяйств. «Нормальную модель» развития семьи в свое время разработал А. В. Чаянов и использовал ее для анализа трудо-потребительского баланса крестьянского хозяйства и его влияния на мотивацию и интенсивность крестьянского труда (рис. 1). В качестве основных параметров нормальной модели развития семьи им были использованы возраст и состав семьи, число детей, а в качестве интегрального показателя – баланс едоков и работников.

Рис. 1. Модель «нормального развития семьи» А. В. Чаянова [47, с. 91].

Не вводя понятие жизненного цикла семьи, Чаянов defacto выделил этапы ее демографического развития: 1 – формирование семьи (брачная пара без детей – от создания до рождения первого ребенка); 2 – рост семьи и увеличение нагрузки на основных работников (до рождения последнего ребенка); 3 – фаза экономического благополучия (достижение детьми трудоспособного возраста детей до момента отделения первого из детей). Незавершенность цикла объясняется задачами исследования: внимание Чаянова было сосредоточено на организационных вопросах крестьянского хозяйства, в числе которых рождаемость рассматривалась как основной фактор, определяющий процесс воспроизводства трудовых ресурсов крестьянского двора [47].

В начале XX в. к данному вопросу – изучению семьи в динамике – обратились социологии, рассматривая его через призму изменения семейных функций и ролей. В частности, П. Сорокин выделил четыре стадии развития семьи: 1) брачная пара в момент образования; 2) брачная пара с маленькими детьми; 3) брачная пара, по крайней мере, с одним взрослым ребенком; 4) брачная пара в стадии отделения всех детей [46]. В дальнейшем в рамках данного направления было предложено еще несколько схем ЖЦС, в основе которых лежали представления об естественных циклах демографических событий, меняющих статус и функции семьи [3].

В демографической науке понятие жизненного цикла семьи утвердилось несколько позднее, в конце 1940-х гг., благодаря статье американского демографа П. Глика [55]. Он рассматривал историю семьи как смену периодов роста/сокращения ее численности. «Жизненный цикл», по определению П. Глика, представляет собой последовательность социальных и демографических состояний семьи с момента ее образования до момента прекращения существования. Предложенная им схема стадий жизненного цикла в дальнейшем была детализирована Дж. Бернардом и Л. Томпсоном с учетом особенностей репродуктивного поведения семьи и уточнением средней продолжительности каждого этапа [51].

Активно разрабатывалось данное понятие в отечественной науке. Этому вопросу были посвящены исследования И. А. Герасимовой, Э. К. Васильевой, Н. М. Римашевской, А. Г. Волкова, А. И. Антонова [3, 11, 23–26, 43–45], в которых представлены авторские варианты жизненного цикла с учетом российской специфики. Они различаются числом этапов и пограничными маркерами. Общей их чертой является выделение базовых демографических событий (заключение брака, рождение детей, смерть родителей) в качестве основных фактов семейной жизни, определяющих ее динамику (образование – рост – сокращение – распад).

Наличие универсальной событийной основы ЖЦС способствует интеграции различных подходов к моделированию. Так, например, схема продолжительности стадий жизненного цикла российской семьи, предложенная А. И. Антоновым (рис. 2), позволяет соотнести функции семьи с основными демографическими событиями. Дополненная информацией о среднем возрасте жены (матери) и продолжительности брака, подобная модель превращается в мощный инструмент эмпирического исследования, востребованный не только демографами и социологами, но и историками при решении задач ретроспективного анализа семьи.

Рис. 2. Схема жизненного цикла российских семей.

Многообразие схем ЖЦС, по мнению ряда исследователей, свидетельствует о том, что концепция теряет свое значение [31]. На самом деле, идея циклического развития семьи и используемые для ее раскрытия методы – это не одно и тоже. Моделирование жизненных циклов призвано раскрыть основные закономерности развития семьи, но, как и любая модель, схема ЖЦС не может охватить все существующее в исторической реальности разнообразие вариантов развития семьи. Кроме того, схемы ЖЦС, предложенные демографами и социологами, представляют собой идеальную модель, построенную для нуклеарной семьи и не учитывающую возможные отклонения, связанные с событиями, разрывающими цикл (бездетностью и практиками регулирования рождаемости, разводами и преждевременной смертью супругов) или меняющими его конфигурацию. Как правило, такие семьи выпадают из зоны внимания демографов и социологов, интересуя преимущественно психологов, специализирующихся на семейных конфликтах и кризисах.

Более того, так называемые «осколочные» семейные формы [3, с. 55], к которым относятся неполные семьи, одиночки (не создавшие семью, разведенные, овдовевшие, сироты), бездетные семьи, не говоря уже об однополых браках – не рассматриваются как объект анализа в контексте жизненного цикла семьи, поскольку не соответствуют базовому эталону. Между тем, эти «осколочные» формы на поздней стадии демографического перехода становятся вполне типичным явлением. Наконец, модель развития нуклеарной семьи не учитывает традиции неразделенной расширенной семьи [57, 61], характерной для России, жизненный цикл которой также не будет соответствовать «нормальной» модели.

Эталонная модель ЖЦС, воплощаясь в жизненных историях семей, имеет тенденцию к вариативности и делению на типичные и нетипичные варианты, которые можно интерпретировать с позиции нормы или отклонения от нормы для конкретного социума с учетом особенностей места и времени. На очереди стоит более детальное изучение особенностей развития расширенных, неполных семей, что несомненно найдет отражение в дополнительных схемах ЖЦС, а также необходимости их типологизации.

Более того, формулируются новые исследовательские задачи, связанные с изучением исторических практик преодоления последствий разрывов ЖЦС, механизмов реставрации «осколочных» форм и еще шире – механизмов адаптации института семьи к вызовам времени, т. е. к тем условиям, в которых существует семья. Их можно условно разделить на внешние и внутренние.

Внешние вызовы связаны с политическими, демографическими и экономическими общественными сдвигами – войной, реформами, экономическим и политическим кризисом, голодом и проч. В советской истории важнейшим событием, оказавшем влияние на трансформацию крестьянской семьи, стала коллективизация. Свой вклад в деформацию жизненного цикла семьи внесли демографические катастрофы. На все эти вызовы крестьянская семья отвечала определенным образом, реализуя сформированную поколениями стратегию выживания, пока … позволяли демографические ресурсы [59]. Демографический потенциал сельской местности, имея тенденцию к сокращению, вводил свои ограничения, формируя пространство возможностей для адаптации института семьи к новым условиям. В качестве внешнего фактора следует также рассматривать смену режимов воспроизводства – результата такого глобального процесса как демографический переход, задающего новые стандарты семейно-брачного поведения [1].

Внутренние вызовы непосредственно связаны с событиями семейной истории, ломающими нормальный цикл (овдовение, бездетность или смерть детей, развод). Они запускают механизмы реставрации нормальной модели семейной жизни, действие которых также ограничено совокупным демографическим потенциалом территории.

Трансформация жизненного цикла крестьянской семьи в XX веке

В контексте нашего исследования традиционная крестьянская семья представляет собой социокультурный архетип, задающий стандарты семейно-брачного поведения, закрепленные в традиции и определявшие семейные практики, непосредственно связанные с основными этапами ЖЦС. Поскольку экономическую основу традиционной крестьянской семьи составляло хозяйство, его интересы лежали в основе семейно-брачных стратегий.

Для изучения жизненного цикла семьи в социологии и демографии используются методы «реального поколения» – лонгитюдное продольное исследование семьи (совокупности семей) с момента ее образования до распада; либо метод «условного поколения» – поперечное (единовременное) исследование совокупности семей, основанное на выделении условных когорт. Первый метод позволяет получить более корректную картину, однако его реализация технически более сложна и требует больших временных и материальных затрат. Во втором случае следует иметь в виду, что показатели условного поколения отражают динамику самого цикла развития семьи, но вносят погрешности в различия между поколениями. Вместе с тем технология снятия информации для «поперечного» анализа экономнее и проще.

Исходя из особенностей имеющейся в нашем распоряжении источниковой базы – бюджетной информации, мы использовали метод условного поколения для исторической реконструкции вариантов жизненного цикла крестьянских семей Урала. Суть метода поперечного анализа состоит в следующем: жизненный цикл изучается на совокупности семей, разделенной на условные (гипотетические) поколения. Как правило, для выделения условного поколения используется шкала распределения возраста одного из супругов.

Для изучения жизненного цикла крестьянских семей с опорой на данные переписей населения 1926 и 1959 г. была разработана примерная поколенческая шкала для признака «возраст главы семьи», в соответствии с которой были выделены когорты семей, соответствующие определенной стадии жизненного цикла: стареющая семья с главой в возрасте от 60 и более лет; пожилая (возраст главы от 40 до 60 лет); зрелая (30–40 лет), молодая (20–30 лет). Следующий шаг – методом экспертной оценки крестьянские семьи, участвовавшие в бюджетном обследовании 1928/1929 и 1963 гг., были распределены по стадиям жизненного цикла. При проведении экспертной оценки, помимо возраста главы семьи, учитывались дополнительные параметры: наличие в семье детей дошкольного и школьного возраста, взрослых детей и внуков, состав (демографический тип) семьи.

Полный жизненный цикл крестьянской семьи был разделен на пять этапов (фаз), различавшихся не только возрастом главы семьи, но и внутренней структурой: создание семьи (формирование семейного ядра); рост; стабилизация; сокращение; распад. Обоснованность выделения этих этапов была проверена путем сравнения средних показателей возраста глав семей различных когорт методом однофакторного дисперсионного анализа (ANOVA), условия применения которого в целом выполняются (кроме, 1 и 5-й стадии). График показывает отсутствие пересечений средних и демонстрирует возрастание среднего при увеличении стадии (рис. 3).

Рис. 3. Средний возраст главы семьи в зависимости от стадии жизненного цикла (бюджетное обследование 1928/1929 г.)

Сначала были рассчитаны данные для генерализированныых моделей ЖЦС совокупности крестьянских семей Среднего Урала, участвовавших в бюджетных обследованиях в 1928/1929 г. и 1963 г. (см. табл. 1). При характеристике жизненного цикла крестьянских семей оказалось, что в бюджетной выборке конца 1920-х гг. слабо представлены крайние когорты – только что образованные и распадающиеся хозяйства, в том числе одиночки (бобыли). Соответственно, их статистическая характеристика опирается на неполную информацию, влияющую на репрезентативность выводов. В бюджетном обследовании 1963 г. аналогичная ситуация складывается с семьями, находящимися на первой стадии. Условно постоянный характер бюджетной сети, несмотря на ее перманентное обновление, объективно ограничивал участие в обследовании только что созданных брачных пар.

Таблица 1

Жизненный цикл крестьянской семьи (по материалам бюджетных обследований 1928/1929 г. и 1963 г.)*

Этап

Характеристика этапа

1928/1929 г.

1963 г.

Количество семей/ удельный вес в %

Интервал возраста главы семьи

Средний возраст главы семьи

Количество семей/ удельный вес в %

Интервал возраста главы семьи

Средний возраст главы семьи

1

Создание семьи

14/ 4,3

21–37

27,2

1/0,4

(39)

2

Молодая растущая семья

160/ 49,2

22–54

33,6

43/ 19,3

24–45

33,8

3

Зрелая стабильная семья

79/ 24,3

27– 64

46,1

63/28,2

31–59

43,8

4

Пожилая убывающая семья (сокращение численности)

69/ 21,2

37–81

55,1

69/30,9

41–76

57,3

5

Старая семья (распад)

3 /0,9

56–69

62,7

47/21,1

42–77

54,5

Всего

325/100

41,2

223/100,0

47,9

*Таблица составлена на основе расчетов по бюджетам крестьянских хозяйств за 1928/1929 г. и 1963 г.

Первая фаза демографического цикла охватывает начальный период ее существования до рождения первого ребенка. Всего в выборке 1928/1929 г. к данной стадии отнесено 14 семей. Средний возраст главы семьи – 27,2 года при вариационном размахе от 21 до 37 лет. Преобладающие демографические типы – «брачная пара без детей» и «брачная пара без детей с родителями». Опираясь на значение среднего квадратичного отклонения, можно оценить среднюю продолжительность первой фазы – она составила от 0 до 5 лет.

В выборке 1963 г. к данной стадии отнесена одна семья – брачная пара вполне зрелого возраста (жена в возрасте 39 лет, муж – 34 лет) без детей, жизненная история которой скрыта – либо это повторный брак, либо бездетный. Важно другое – корреляция со следующим этапом жизненного цикла, где также наблюдается сокращение удельного веса семей почти в 2,5 раза по сравнению с 1928/1929 г.

Вторая фаза развития семьи – «рост» (от рождения первого ребенка до рождения последнего ребенка). В первой выборке (1928/1929 г.) к этой стадии отнесено около половины обследуемых семей (49,2 %) – это семьи, в составе которых есть дети дошкольного возраста. Подавляющее число семей в условной когорте являются нуклеарными (65,0 %) и принадлежат к демографическим типам «брачная пара с детьми» – 64,4 % и «брачная пара с детьми и родителями» – 29,4 %. Обращает на себя внимание диапазон возраста главы семьи (от 22 до 54 лет) при среднем значении 33,6 года, что свидетельствует о раннем вступлении в брак, а также о заключении неравных браков.

В 1963 г. ко второй стадии относится всего 19,3 % семей, преимущественно полных (88,6 %). Средний показатель возраста главы семьи аналогичен показателям 1928/1929 г., что указывает на сохранение традиции раннего вступления в брак как специфической реакции молодежи на дефицит брачных партнеров в старших возрастных группах. В 1959 г. средний возраст в сельской местности России составил 22 года для женщин и 24 года для мужчин. Эта тенденция сохраняется вплоть до 1990-х гг. В 1989 г. к 20 годам 56 % женщин в сельской местности уже состояли в браке, а к возрасту 25 лет этот показатель увеличивался до 89 %. Для сравнения: по данным первой Всероссийской переписи населения 1897 г. средний возраст вступления в первый брак в сельской местности составлял 21,5 года для женщин и 23,3 года для мужчин [1].

Сопоставление показателей вариационного размаха возраста главы семьи позволяет сделать и другой вывод – о заметном (почти на 10 лет) сокращении репродуктивного периода семьи. С учетом среднего квадратичного отклонения для совокупности семей 1928/1929 г. продолжительность второй фазы будет составлять 6 лет, для 1963 г. – 5 лет.

Третья фаза — период «стабильности» семьи: от момента рождения последнего ребенка до выделения из семьи одного из взрослых детей или вступления его в брак. К данной когорте были отнесены семьи с детьми школьного возраста и преодолевшие порог совершеннолетия. В выборке 1928/1929 г. их удельный вес составил 24,3 %, из них 74,7 % нуклеарные семьи (преимущественно, «брачная пара с детьми») и 25,3 % – расширенные («брачная пара с детьми и родителями»). На данной стадии растет число неполных семей (8,8 %), а также повторных браков. Средний возраст главы семьи 46,1 год, при вариационном размахе от 27 до 64 лет. Размах вариации возраста выступает следствием неравных браков. Так, например, в двух семьях мужчины 27 и 28 лет «вошли» в дом жен, которым было соответственно 48 и 50 лет, усыновив их детей (ГАСО, ф. 1812, оп. 2, д. 42. Бюджет 58; д. 47. Бюджет 101). И обратный вариант – глава семьи 64 лет состоит в браке с женщиной 40 лет и имеет 3 детей школьного возраста (младшему сыну 8 лет) (ГАСО, ф. 1812, оп. 2, д. 46. Бюджет 98). Аналогичные примеры есть и в выборке 1963 г., что позволяет сделать вывод о частичном сохранении механизмов реставрации семьи путем заключения повторного неравного брака. Но различаются цели: в 1920-е гг. доминируют экономические потребности, в 1960-е – психологические.

В выборке 1963 г. к третьей фазе отнесены 28,2 % семей, причем треть из них (32,3 %) являются неполными и относятся к демографическим типам «Мать (отец) с детьми и «мать (отец) с детьми и родителями». Удельный вес когорты сопоставим с показателями 1928/1929 г., как и средний возраст главы семьи, отклонение значений которого находится в пределах статистической ошибки. Близка и структура сравниваемых совокупностей по признаку простая/расширенная семья – нуклеарные семьи составляют 74–76 %. Отличие состоит в увеличении числа «осколочных» семейных форм – одиночек и неполных семей.

Продолжительность фазы в 1928/1929 г. составила в среднем 8 лет, в 1963 г. – 7 лет, но фиксируются временные сдвиги: для семей условной когорты 1960-х гг. фаза стабильности начинается раньше, чем в традиционной семье, и раньше заканчивается.

Четвертая фаза — период «затухания» – до момента выделения последнего из взрослых детей, имеет заметные отличия. В выборке 1928/1929 г. к этой стадии относится каждая пятая семья (21,2 %), преимущественно полная (84,0 %). В выборке 1963 г. – это модальная группа, куда входит почти треть семей (30,9 %), причем большинство из них – неполные (71,0 %). Зеркальное соотношение полных/неполных семей на начальной и завершающей стадиях демографического перехода дополняется характеристикой соотношения простых (нуклеарных) и расширенных семей. Если в 1928/1929 г. на четвертой фазе зафиксировано всего 14,5 % нуклеарных семей, то в 1963 г. их чуть больше половины (50,7 %). Средний возраст главы семьи, соответственно, 55,1 и 57,3 года, т. е. фаза «затухания» в 1963 г. фиксирует более поздний процесс отделения детей.

Продолжительность фазы составила в среднем 8–10 лет для крестьянских семей в 1928/1929 г. и 9–13 лет для выборки 1963 г.

Последняя пятая фаза – «распада» семьи (от выдела последнего из взрослых детей до смерти обоих супругов) также имеет принципиальные отличия: в 1928/1929 г. зафиксировано всего 0,9 % семей – это брачные пары без детей; в 1963 г. – 21,1 %, из которых около половины составляют одинокие старики. Отличается и средний возраст: в 1963 г. он ниже (54,5 лет против 62,7). Оценка продолжительности фазы затруднена, поскольку в выборке 1928/1929 г. присутствуют только брачные пары (это начальный этап последней фазы) и нет одиноких стариков. Применительно к 1963 г. мы имеем достаточно полную картину распада семей, но она деформирована катастрофой 1941–1945 гг. Продолжительность фазы в среднем составляет 7–15 лет.

Рис. 4. График распределения крестьянских семей Среднего Урала в 1928/1929 и 1963 гг. по стадиям жизненного цикла, %.

Общая продолжительность жизненного цикла крестьянской семьи от момента ее образования до распада в 1928/1929 г. составила в среднем 35–40 лет; в 1963 г. – 30–35 лет, сокращается и репродуктивный этап – с 15—20 лет до 5–10 лет соответственно. Кроме того, различается средний возраст главы семьи: в выборке 1963 г. он выше (47,6 лет), что отражает тенденцию к постарению сельского населения.

Генерализированная модель ЖЦС иллюстрирует количественные изменения в возрастных параметрах семьи и дает самое общее представление о произошедших переменах, подтверждая результаты структурно-типологического анализа состава семей и основные тенденции, связанные со снижением брачности и рождаемости, ростом разводимости [1, 13]. Отличие конфигурации полигона распределения семей по фазам жизненного цикла (рис. 4) может быть объяснено особенностями выборки (в 1928/1929 г. – единовременная гнездовая; в 1963 г. – постоянная бюджетная сеть, формируемая по типическому принципу). В результате для распределения 1963 г. характерен более сглаженный график, смещенный в 4 и 5 фазы.

Модели жизненного цикла простой (нуклеарной) и расширенной семьи

Чтобы выявить специфику семейно-брачного поведения на разных стадиях демографического перехода, помимо генерализованной модели ЖЦС необходимо реконструировать жизненный цикл типологических групп семей – простых (нуклеарных) и расширенных (сложных) (табл. 2, 3), а также полных и неполных (табл. 4, 5).

Таблица 2.

Жизненный цикл простых (нуклеарных) крестьянских семей Среднего Урала в 1928/1929 и 1963 гг.*

Этап

Характеристика этапа

1928/1929 г.

1963 г.

Количество семей/ удельный вес в %

Интервал возраста главы семьи

Средний возраст главы семьи

Количество семей/ удельный вес в %

Интервал возраста главы семьи

Средний возраст главы семьи

1

Создание семьи

6/3,3

22–35

27,0

1/0,6

(39)

2

Молодая растущая семья

104/57,1

25–54

34,1

37/22,3

24–45

34,3

3

Зрелая стабильная семья

59/32,4

27–64

47,0

48/28,9

31–59

44,4

4

Пожилая убывающая семья (сокращение численности)

10/ 5,5

40–62

51,9

35/21,1

41–72

56,1

5

Старая семья (распад)

3/1,7

56–69

62,7

45/27,1

42–67

54,8

сего

182 /100

39,7

145/ 100,0

47,4

*Таблица составлена на основе расчетов по бюджетам крестьянских хозяйств за 1928/1929 г. и 1963 г.

Интересно, что в традиционной семье (выборка 1928/1929 г.) существенно различаются жизненные циклы простых и расширенных семей; а в урбанизированной (1963 г.) – полных и неполных семей. Взаимодействие этих типов определяло особенности семейной брачного поведения и механизмы адаптации семьи.

Таблица 3.

Жизненный цикл расширенных семей крестьянских семей Среднего Урала в 1928/1929 и 1963 гг.*

Этап

Характеристика этапа

1928/1929 г.

1963 г.

Количество семей/ удельный вес в %

Интервал возраста главы семьи

Средний возраст главы семьи

Количество семей/ удельный вес в %

Интервал возраста главы семьи

Средний возраст главы семьи

1

Создание семьи

8/5,6

21–37

27,4

0/0,0

2

Молодая растущая семья

56/39,2

22–49

32,7

6/10,5

26–37

31,2

3

Зрелая стабильная семья

20/14,0

31–58

43,6

15/26,3

35–52

41,7

4

Пожилая убывающая семья (сокращение численности)

59/41,3

44–81

55,6

34/ 59,6%

43–76

58,6

5

Старая семья (распад)

0/00,0

2/3,5

46–51

48,5

Всего

143 / 100

42,8

57/100,0

45,0

*Таблица составлена на основе расчетов по бюджетам крестьянских хозяйств за 1928/1929 г. и 1963 г.

Рассмотрим сначала модели жизненного цикла для простых и расширенных крестьянских семей по выборке 1928/1929 г. В конце 1920-х гг. простые нуклеарные семьи (одно-двухпоколенные) составляли 56,0 %, удельный вес расширенных семей – 44,1 %. При общем акценте на преобладании молодых семей в обоих группах, основное отличие заключается в структуре семей, находящихся в четвертой фазе: резко снижается удельный вес нуклеарных семей и, напротив, достигает своего максимума доля расширенных семей. Еще более наглядно это отличие иллюстрирует график (рис. 5). Если распределение по стадиям ЖЦ нуклеарной семьи близко к нормальному, то полигон распределения расширенной семьи воспроизводит циклограмму: вторая, третья и четвертая стадия последовательно сменяют друг друга, формируя редуцированный замкнутый цикл эволюции семьи, направленный на поддержание трудопотребительского баланса хозяйства на оптимальном уровне.

Рис. 5. График жизненных циклов простой и расширенной семьи в 1928/1929 г.

В бланках бюджетного обследования 1928/1929 г. есть вопрос: «Укажите год образования хозяйства», и в 62,2 % случаев отмечено, что хозяйство было образовано еще до 1913 г. Это значит, что первичная нуклеарная семья в процессе своего развития (а точнее, на четвертой стадии) меняет свой статус на расширенную семью и переходит в режим замкнутого цикла. В крестьянской среде по традиции младший сын оставался с родителями, беря на себя ответственность за их содержание. Нередко он становился главой семьи в уже зрелом возрасте, имея детей, по достижении старшим поколением возраста или состояния здоровья, которые мешали отвечать за благополучие всей семьи. Общая продолжительность малого жизненного цикла расширенной семьи, таким образом, редуцируется до трех стадий и сокращается до 27–30 лет.

Более того, следует подчеркнуть естественную подвижность демографического типа крестьянской семьи в традиционном обществе, основанную на сознательном регулировании семейного статуса (простая/расширенная семья) и «перегруппировке» ресурсов семьи с учетом внешних обстоятельств, а также внутренних потребностей крестьянского хозяйства и демографических возможностей локального сообщества.

Речь идет о специфических механизмах адаптации, которые позволяли крестьянской семье оперативно реагировать на вызовы времени. Как отмечалось выше, исторические условия могли способствовать объединению семей или их разделу. В кризисные годы побеждает стратегия выживания, ориентированная на консолидацию семьи; и наоборот, в стабильных условиях – на разделение и выделение детей из семьи. В советский период заметную роль играл политико-идеологический фактор, заставлявший крестьянские хозяйства «самораскулачиваться», т. е. разукрупняться. Внутренние вызовы, на которые реагировала семья, были связаны преимущественно с потребностями крестьянского хозяйства в рабочих руках. Все решения о разделе или слиянии семей, усыновлении или браке были частью стратегии развития крестьянского хозяйства, а точнее – его выживания. Переход из статуса нуклеарной семьи в расширенную и наоборот зависел также от демографического потенциала семьи и плотности родственных связей в локальном деревенском сообществе.

Большая семья в наибольшей степени отвечала потребностям экстенсивного хозяйства. Поэтому, несмотря на количественное преобладание, не нуклеарная, а расширенная семья определяла демографический портрет традиционного общества. Она конструировала нормы семейно-брачного поведения, закрепленные в форме традиции. К ним можно отнести раннюю и полную брачность, многодетность, заботу о сиротах и стариках, а также семьях, потерявших кормильцев.

Так, например, в деревенской среде долго сохранялся обычай, когда вдовы с детьми продолжали жить в семье мужа. Эта практика была характерна для уральской деревни в прошлом и встречается в первой половине XX в. [34]. Бюджеты фиксируют такие семейные традиции как выплата калыма (выкупа) за невесту, который мог колебаться в конце 1920-х гг. от 20 до 70 рублей (ГАСО, ф. 1812, оп. 2, д. 59, бюджет 267; д. 58, бюджет 210). Несмотря на широкую антирелигиозную пропаганду и отделение церкви от государства, в том числе провозглашение гражданского брака в качестве основного (Декрет ВЦИК и СНК от 18 (31) декабря 1917 г.), на протяжении 1920-х гг. в крестьянской среде сохранял свои позиции церковный брак, что сдерживало распространение развода в крестьянской среде, поддерживало высокую рождаемость.

Рис. 6. График сравнения жизненных циклов простой и расширенной семьи в 1963 г.

К 1960-м гг. роль большой многопоколенной семьи существенно снижается, удельный вес расширенных семей в 1963 г. составил 25,7 %, причем большинство из них (62,7 %) были неполные семьи, относящиеся к демографическому типу «мать (отец) с детьми и родителями».

Меняется и конфигурация графиков распределения (см. рис. 6). Расширенная семья из режима замкнутого редуцированного цикла переходит в режим, характерный для нормального распределения с пиком кривой в четвертой фазе ЖЦ – фазе сокращения численности семьи. Такая динамика связана с новыми причинами формирования расширенной семьи: уже не столько потребности хозяйства, сколько особенности советского образа жизни способствовали сохранению сложной семьи [27, с. 51]. Среди них можно выделить жилищный вопрос, полную занятость женщин в общественном производстве. В результате расширенная семья утрачивает свои позиции модератора семейно-брачного поведения, уступая эту роль полной нуклеарной семье.

Жизненные циклы полной и неполной семьи

Для поздней стадии демографического перехода интересно другое типологическое деление – на полные/неполные семьи, поскольку именно эта оппозиция формировала новые стандарты семейно-брачного поведения сельского населения. Всего в выборке 1963 г. полные семьи составили 56,5 %, неполные – 43,5 %, разбивая сельское сообщество на две равновеликие части, живущие по разным законам (табл. 4 и 5).

Таблица 4.

Жизненный цикл полных крестьянских семей Среднего Урала в 1928/1929 и 1963 гг. *

Этап

Характеристика этапа

1928/1929 г.

1963 г.

Количество семей/ удельный вес в %

Интервал возраста главы семьи

Средний возраст главы семьи

Количество семей/ удельный вес в %

Интервал возраста главы семьи

Средний возраст главы семьи

1

Создание семьи

11/3,6

22–37

28,2

1/0,8

(39)

2

Молодая растущая семья

159/52,5

22–54

33,6

38/30,2

24-45

33,5

3

Зрелая стабильная семья

72/23,8

27–64

46,0

43/34,1

31-59

44,9

4

Пожилая убывающая семья (сокращение численности)

58/ 19,1

37–74

53,7

20/15,9

41-76

59,1

5

Старая семья (распад)

3/ 1,0

56–69

62,7

24/19,0

42-67

54,6

Всего

303/100,0

40,3

126/100,0

45,5

*Таблица составлена на основе расчетов по бюджетам крестьянских хозяйств за 1928/1929 г. и 1963 г.

Анализируя жизненные циклы полных и неполных семей, важно подчеркнуть, что в прошлом неполная семья была случайным и временным явлением – результатом действия естественных причин, связанных с высокой смертностью населения, т. е. овдовением. В традиционном обществе неполная семья в обычных условиях достаточно быстро меняла свой статус путем заключения вдовцом (вдовой) повторного брака, т. е. включались механизмы реставрации семьи. Причем в некоторых случаях это происходило очень быстро: в одном из бланков бюджетного обследования 1928/1929 г. описана семья из четырех человек (брачная пара 38 и 36 лет, дед 76 лет и дочь 13 лет). Хозяйка умерла в апреле, а в мае вдовец уже женился на девушке 28 лет. Такой скорый брак мог иметь множество причин, но главная из них – полноценное функционирование крестьянской семьи-домохозяйства без хозяйки было просто невозможно, а в случае утери хозяина – затруднительно (ГАСО, ф. 1812, оп. 2, д. 49. Бюджет 40).

Таблица 5.

Жизненный цикл неполных крестьянских семей Среднего Урала в 1928/1929 и 1963 гг. *

Этап

Характеристика этапа

1928/1929 г.

1963 г.

Количество семей/ удельный вес в %

Интервал возраста главы семьи

Средний возраст главы семьи

Количество семей/ удельный вес в %

Интервал возраста главы семьи

Средний возраст главы семьи

1

Создание семьи

3/ 13,6

21–26

23,7

0/0,0

2

Молодая растущая семья

1/ 4,6

(35)

5/5,2

32-41

36,2

3

Зрелая стабильная семья

7/ 31,8

38–58

47,8

20/20,6

32-56

41,4

4

Пожилая убывающая семья (сокращение численности)

11/ 50,0

46–81

62,3

49/50,5

43-72

56,6

5

Старая семья (распад)

0/ 0,0

23/23,7

44-77

54,4

Всего

22/ 100,0

41,0

97/100,0

51,8

*Таблица составлена на основе расчетов по бюджетам крестьянских хозяйств за 1928/1929 г. и 1963 г.

Естественный и временный характер неполных семей хорошо прослеживается по материалам бюджетов 1928/1929 г. (см. табл. 5) и наглядно представлен на графике (рис.7). Полигон распределения для обоих типов семей имеет сходную архитектуру, близкую к нормальной: вершина графика полных семей смещена ко второй стадии, пик кривой для неполных семей – в сторону четвертой фазы, соответствуя динамике процессов смертности.

Развод в конце 1920-х гг. еще не стал нормой семейного поведения, хотя и нашел отражение в материалах бюджетного обследования. Так, например, крестьянин деревни Малые Лужки Пермского округа Уральской области в возрасте 40 лет оставил жену и пять несовершеннолетних детей (ГАСО, ф. 1812, оп. 2, д.48, бюджет 95). В расходной части бюджетов ряда семей отмечены факты выплаты алиментов (ГАСО, ф. 1812, оп. 2, д. 60, бюджет 252; д. 47, бюджет 108; бюджет 96). Всего в 1920-е гг. в сельской местности СССР на каждую тысячу браков приходилось от 100 до 150 разводов [14, с. 340]. Последствия развода для семейной структуры не были статистически значимыми и компенсировались повторным браком, аналогично овдовению.

Таким образом, отличие ЖЦ полных и неполных семей в 1928/1929 г. носило количественный характер.

Рис. 7. График сравнения ЖЦ полной и неполной семьи в 1928/1929 г.

Демографические катастрофы 1930–1940-х гг. нарушили половозрастной баланс, осложняя поиск брачных партнеров во всех возрастных группах и формируя в качестве типичного варианта неполную семью, в которой функции главы чаще всего выполняла женщина.

Всего можно выделить три варианта неполной семьи в зависимости от происхождения – овдовение; развод; внебрачное рождение детей. Прослеживается достаточно тесная связь их с поколенческими когортами. В 1963 г. вдовый вариант неполной семьи соотносится, преимущественно, с возрастом 40 лет и более; внебрачное рождение, связанное с дефицитом женихов (возраст 30–50 лет): развод (20–40 лет). В случае вдовства или развода мы имеем осколочный вариант развития полной семьи. А вот внебрачное рождение создает новый вариант неполной семьи со своим специфическим жизненным циклом, получивший распространение в послевоенной деревне.

Гендерный дисбаланс, сложившийся в деревенской среде в 1940–1950-е гг., получил образное название «бабье царство». Менялись представления о возрасте вступления в брак, возрастной разнице между мужем и женой; по-другому стали относиться к внебрачным связям и внебрачным детям: «Полно народили… Они [незамужние женщины] после войны родят, да именины делают… У нас приходил Семен, от него у пятерых были дети. Стань их осуждать – [они в ответ]. “Ха, вы, счастливые, до войны нарожали, а мы должны без детей жить… У нас много было девок застарелых. У меня золовка двоих родила» [29, с. 391]. Так «бабье царство» конструировало и утверждало новые модели семейно-брачного поведения, прежде осуждаемые деревенским сообществом. В 1959 г. в сельской местности РСФСР доля внебрачных рождений составляла 16 % от числа родившихся, затем она несколько уменьшилась и достигла минимального значения (14 %) к концу 1970-х годов [1].

Жизненный цикл такой семьи – формирование ядра – начинается не с заключения брака, а с рождения ребенка (т. е. второй стадии), как правило, в более позднем возрасте по сравнению с рождением первенца в полной семье. Существенно сокращается репродуктивный период, так как в неполной семье присутствуют дополнительные материальные и психологические мотивы ограничения рождаемости. Третья стадия (стабильности), напротив, продолжительнее, чем в полной семье: она наступает раньше (средний возраст главы семьи – 41,4 года) и завершается тоже. Четвертая – сокращение семьи – проходит более интенсивно: психологи отмечают, что подросшие дети из неполной семьи уходят в самостоятельную жизнь раньше. В сельской среде этот фактор дополнялся миграционной мотивацией, связанной с поиском более высокооплачиваемой и интересной работы, а также брачного партнера. Как показывают исследования, миграция сельской молодежи из неполных семей была более интенсивной [28, с. 117–120], часто под влиянием старшего поколения [49, с. 460]. Жизненный цикл неполной семьи в результате сокращается до 20–25 лет (см. табл. 5).

Сравнение полигонов распределения полных/неполных семей в 1960-е гг. интересно тем, что распределение, близкое к нормальному, демонстрирует неполная семья с вершиной графика в четвертой фазе (рис. 8). В свою очередь, полигон распределения полной семьи тяготеет к циклограмме: небольшой подъем на третьей фазу, «провал» на четвертой и вновь подъем удельного веса семей, относящихся к пятой стадии распада. Разнонаправленные колебания полной семьи являются выражением ее нестабильности, подверженности постоянным кризисам и угрозе преждевременного распада.

Рис. 8. График жизненных циклов полной и неполной крестьянской семьи в 1963 г.

Тенденция дестабилизации полной семьи проявилась уже в довоенный период, но очевидной проблемой стала после войны, вызвав к жизни ряд законодательных установлений, направленных на укрепление брака. Так, указ Президиума Верховного Совета СССР от 8 июля 1944 г. внес изменения в законы о браке, семье и опеке, лишавшие юридических прав супругов, живших в незарегистрированном («фактическом») браке и усложнявшие процедуру развода.

Эти мероприятия способствовали кратковременному подъему брачности, но уже к концу 1950-х гг. она снова стала падать. В 1959 г. в сельской местности на Урале коэффициент брачности составлял 10,2 ‰, в 1961 – 8,2, а в 1965 г. – 7,1 ‰ [48, с. 229–230]. Соответственно, по России он насчитывал 11,15 ‰; 9,42 ‰ и 6,96 ‰. Падение уровня брачности продолжалось до начала 1970-х гг., затем показатель начал увеличиваться и достиг максимума к 1979 г., но не превысил 11,13 ‰. Напротив коэффициент разводимости стабильно рос: в 1959 г. по России среди сельского населения он составил 0,49 ‰, в 1961 г. – 0,57 ‰; в 1965 г. – 0,60 ‰. К середине 1980-х гг. он вырос в 4,5 раза – до 2,22 ‰ [10, 50].

Так полная и неполная семья поменялись местами: полная семья превращается в нестабильное, почти временное явление (что подтверждается статистикой брачности и разводимости); неполная – становится вполне полноправным и более того, стабильным вариантом семейной организации с нормализованным, но редуцированным жизненным циклом. Устойчивость и стабильность неполной, в том числе расширенной, семьи обеспечивается вертикальными родственными связями, в то время как полная семья опирается на горизонтальные связи – менее прочные и подверженные возрастной деформации. Свой вклад в нестабильность полной семьи внесла семейная политика советского государства: неполная семья получала финансовую поддержку от государства в отличие от полной. Для молодых семей с детьми этот фактор имел серьезное значение, облегчая принятие решения о разводе.

В целом, неполная семья, как типичный элемент семейного ландшафта деревни 1960-х гг., складывается не только под влиянием войны и сельской миграции: свою роль сыграли эмансипация, утверждение нового режима воспроизводства (низкая рождаемость / низкая смертность) и трансформация традиционных семейных ценностей в процессе демографического перехода. Сочетание этих факторов привело к синергетическому эффекту и повлияло на качественную перестройку крестьянской семьи, которую можно обозначить понятием «инволюция», поскольку она утрачивает не только хозяйственные функции, перестав быть полноценным домохозяйством, но и традиции семейно-брачного поведения, придававшие ей типологическое своеобразие.

В новых условиях меняются механизмы адаптации к внешним (политическим, экономическим) и внутрисемейным (психологическим и социально-культурным) вызовам. На первый план выходит регулирование рождаемости и брачного состояния, в том числе распространение, с одной стороны, фиктивных браков и разводов, а с другой – незарегистрированных браков. Регулирование демографического типа сохраняется преимущественно за счет внебрачной рождаемости. Другие способы расширения демографического статуса семьи за счет усыновления, опекунства стали менее доступны, т.к. были переведены в законодательное поле и связаны с официальным оформлением соответствующих отношений.

Таким образом, важнейшим результатом демографического перехода становится не только структурно-функциональная перестройка семьи, но и смена конфигурации и структуры жизненного цикла, а также механизмов адаптации семейного института к вызовам времени.

Выводы

Демографическое развитие крестьянской семьи в XX в. происходило под совокупным влиянием нескольких базовых факторов: во-первых, объективных закономерностей демографического перехода, формирующих базовый тренд эволюции семьи в сторону формирования демократической нуклеарной малодетной модели; во-вторых, форсированной индустриализации и урбанизации советского общества, составной частью которых были традиционалистские откаты; в-третьих, нескольких демографических катастроф, подорвавших демографический потенциал сельской местности и сформировавших устойчивый половозрастной дисбаланс.

Под воздействием этих факторов меняется не только семейная структура крестьянства в сторону преобладания малой нуклеарной семьи с 1–2 детьми, распространения «осколочных» форм (неполной семьи, одиноких) и превращения их в типичные варианты семейной организации. Изменяется и варьируется жизненный цикл семьи. Если в традиционном варианте жизненный цикл крестьянской семьи во многом определялся динамикой развития крестьянского хозяйства, то в урбанизированном обществе утверждаются два стандарта семьи (полная и неполная) с соответствующими типами жизненного цикла – нуклеарной семьи (эталонный вариант) и неполной семьи (редуцированный вариант). Отягчающие последствия советской модернизации способствовали превращению «осколочных» форм семьи в типичный вариант семейного ландшафта не только городской, но и сельской местности.

References
1. Avdeev A. Braki i razvody v Rossii // Narodonaselenie. 1998. № 2. S. 3–13; 1999. № 1. S. 27–43. URL: https://www.researchgate.net/publication/303190500_Braki_i_razvody_v_Rossii_Narodonaselenie_1998_No2_s3-13_i_1999_No1_s27-43 (data obrashcheniya 13.12.2020).
2. Andreev E. M., Darskii L. E., Khar'kova T. L. Opyt otsenki chislennosti naseleniya SSSR v 1927–1959 gg. // Vestnik statistiki. 1990. № 7. S. 34–47.
3. Antonov A. I. Mikrosotsiologiya sem'i (metodologiya issledovaniya struktur i protsessov): Uchebn. posobie dlya vuzov. M.: Izdatel'skii Dom «Nota Bene», 1998.
4. Aralovets N. A. Gorodskaya sem'ya v Rossii, 1897–1926 gg.: istoriko-demograficheskii aspekt. M.: RIO IRI RAN, 2003. 233 s.
5. Aralovets N. A. Gorodskaya sem'ya v Rossii, 1927–1959 gg. Tula: Grif i K, 2009. 304 s.
6. Aralovets N. A. Brak i sem'ya v RSFSR v poslevoennye gody // Rossiiskaya istoriya. 2010. № 4. S. 55–62.
7. Aleksandrov V. A. Tipologiya russkoi krest'yanskoi sem'i v epokhu feodalizma // Istoriya SSSR. 1981. № 3. S. 78–96.
8. Baza dannykh «Krest'yanskie khozyaistva Ural'skoi oblasti. 1928/1929». URL: https://idun.urfu.ru/ru/pro/ehvoljucija-krestjanskoi-semi-na-srednem-urale-v-xx-veke/baza-dannykh/baza-dannykh-krestjanskie-khozjaistva-uralskoi-oblasti-19281929/ (data obrashcheniya 10.08.2020).
9. Bokarev Yu. P. Byudzhetnye obsledovaniya krest'yanskikh khozyaistv 20-kh godov kak istoricheskii istochnik. M.: Nauka, 1981. 309 s.
10. Braki i razvody // Demografiya Rossii [sait]. URL: http://dmo.econ.msu.ru/demografia/Demographie/Mariages/index.html (data obrashcheniya 13.12.2020).
11. Vasil'eva E. K. Sem'ya i ee funktsii (demografo-statisticheskii analiz). M.: Statistika, 1975. 179 s.
12. Verbitskaya O. M. Krest'yanskaya sem'ya v gody nepa // NEP: ekonomicheskie, politicheskie i sotsiokul'turnye aspekty. M.: ROSSPEN, 2006. S. 417–426.
13. Verbitskaya O. M. Rossiiskaya sel'skaya sem'ya v 1897–1959 gg. M.-Tula: Grif i K, 2009. 296 s.
14. Verbitskaya O. M. Osnovnye zakonomernosti razvitiya sel'skoi sem'i v Rossii v KhKh v. // Trudy Instituta rossiiskoi istorii. Vyp. 9 / otv. red. A.N.Sakharov, red.-koord. E.N.Rudaya. M.; Tula: Grif i K, 2010. S. 332-353.
15. Verbitskaya O. M. Kolkhoznoe krest'yanstvo: ot Stalina k Khrushchevu. M.: Nauka, 1992. 222 s.
16. Vishnevskii A. G. Izbrannye demograficheskie trudy. T.1. Demograficheskaya teoriya i demograficheskaya istoriya. M.: Nauka, 2005. 368 .
17. Vishnevskii A. G. Demograficheskaya revolyutsiya. M.: Statistika, 1976. 240 s.
18. Vishnevskii A. G. Demograficheskie posledstviya Velikoi Otechestvennoi voiny // Demograficheskoe obozrenie. 2016. T. 3. № 2. S. 3—42.
19. Vishnevskii A. G. Serp i rubl': konservativnaya modernizatsiya v SSSR. M.: OGI, 1998. 430 s.
20. Vishnevskii A. G. Evolyutsiya rossiiskoi sem'i: XX vek: Ot krest'yanskoi sem'i k gorodskoi (prodolzhenie) // Ekologiya i zhizn'. 2008. № 8. URL: http://elementy.ru/lib/430651 (data obrashcheniya 1.12.2020).
21. Vishnevskii A. G., Zakharov S. V., Ivanova E. I. Evolyutsiya rossiiskoi sem'i: Sovremennaya rossiiskaya sem'ya. Obshchaya kartina (okonchanie) // Ekologiya i zhizn'. 2008. № 9. URL: http://elementy.ru/lib/430652 (data obrashcheniya 12.12.2020).
22. Vnukov R. Ya. Protivorechiya staroi krest'yanskoi sem'i. Orel: Izd-vo o-va issled. Orl. kraya, 1929. 30 s.
23. Volkov A. G. Zhiznennyi tsikl sem'i // Demograficheskii entsiklopedicheskii slovar' / gl. red. D. I. Valentei. M.: Sovetskaya entsiklopediya, 1985. S. 132–133.
24. Volkov A. G. Sem'ya — ob''ekt demografii. M.: Mysl', 1986. 271 s.
25. Vorob'ev N. I. Sem'ya v g. Nerekhte // Vestnik statistiki. 1925. № 1-3. S. 81–102.
26. Gerasimova I. A. Struktura sem'i. M.: Statistika, 1975. 168 s.
27. Gorbachev O. V. Transformatsiya sel'skoi sem'i v Tsentral'nom Nechernozem'e v 1940–1980-e gg. // Gumanitarnye nauki v Sibiri. 2013. № 4. S. 46–51.
28. Gorbachev O. V. Na puti k gorodu: sel'skaya migratsiya v Tsentral'noi Rossii (1946–1985 gg.) i sovetskaya model' urbanizatsii. M.: Izd-vo MPGU, 2002. 158 s.
29. Gorskaya N. A. Istoricheskaya demografiya Rossii epokhi feodalizma (itogi i problemy izucheniya). M.: Nauka, 1994. 211 s.
30. Danilov V. P. Sovetskaya dokolkhoznaya derevnya: naselenie, zemlepol'zovanie, khozyaistvo. M.: Nauka, 1977. 319 s.
31. Dyuzhikov S. A., Bortsov Yu. S. Zhiznennyi tsikl sem'i: osnovnye podkhody k klassifikatsii i problemy soderzhatel'nogo napolneniya // Gumanitarii Yuga Rossii. 2018. № 3. S. 3—10. URL: https://cyberleninka.ru/article/n/zhiznennyy-tsikl-semi-osnovnye-podhody-k-klassifikatsii-i-problemy-soderzhatelnogo-napolneniya (data obrashcheniya: 18.08.2020).
32. Zherebin V. M., Boldysheva N. O., Ermakova N. E. Zhiznennyi tsikl sem'i: demograficheskaya, sotsial'naya i ekonomicheskaya linii razvitiya // Ekonomicheskaya nauka sovremennoi Rossii. 2006. № 3. S. 96–111. URL: https://cyberleninka.ru/article/n/zhiznennyy-tsikl-semi-demograficheskaya-sotsialnaya-i-ekonomicheskaya-linii-razvitiya (data obrashcheniya: 18.08.2020).
33. Zaionchkovskaya Zh. A. Vnutrennyaya migratsiya i Rossii i v SSSR v XX veke kak otrazhenie sotsial'noi modernizatsii // Mir Rossii. 1999. № 4. S. 23–34.
34. Zlobina I. V., Pikhoya R. G. Sem'ya na Urale v XVIII – pervoi polovine XIX v. // Derevnya i gorod Urala v epokhu feodalizma : problema vzaimodeistviya. Sverdlovsk : UNTs AN SSSR, 1986. S. 131–144.
35. Mazur L. N. Demograficheskie katastrofy kak faktor transformatsii krest'yanskoi sem'i v Rossii pervoi poloviny XX v. / L. N. Mazur // Izvestiya Ural'skogo federal'nogo universiteta. Ser. 2, Gumanitarnye nauki. 2019. T. 21, № 3 (190). S. 168-187.
36. Mazur L.N. Kollektivizatsiya i krest'yanskaya sem'ya v Rossii: osobennosti demograficheskogo perekhoda // 1929 god: «Velikii perelom» i ego posledstviya: Materialy XII nauchnoi konferentsii, Ekaterinburg, 26–28 sentyabrya 2019. M.: ROSSPEN, 2020. S. 286–297.
37. Mazur L. N., Gorbachev O. V. Massovye istochniki po istorii krest'yanskoi sem'i v Rossii XX veka // Dokument. Arkhiv. Istoriya. Sovremennost': Sb. nauch. st. Vyp. 18. Ekaterinburg: Izd-vo Ural.un-ta, 2018, S. 304–321.
38. Mazur L. N. Byudzhetnye obsledovaniya krest'yanskikh khozyaistv 1920-kh–1980-kh godov kak informatsionnyi resurs: evolyutsiya podkhodov k proektirovaniyu i ispol'zovaniyu v istoricheskikh issledovaniyakh // Estestvenno-nauchnye metody v tsifrovoi gumanitarnoi srede: Materialy Vseros. nauch. konf. s mezhdunarodnym uchastiem, (Perm', 15–18 maya 2018 g.) Perm': Perm. gos. nats. issl. un-t, 2018. S. 39–43.
39. Mazur L. N. Istoricheskaya nauka v usloviyakh «tsifrovogo povorota»: etapy i problemy (na primere izucheniya byudzhetnykh obsledovanii krest'yanskikh khozyaistv v XX veke) // Istoricheskaya informatika. 2019. № 3. S. 76–89. URL: https:// nbpublish.com/library_read_article.php?id=30681 (data obrashcheniya 12.12.2020).
40. Mazur L. N. Brodskaya L. I. Metody izucheniya zhiznennogo tsikla krest'yanskoi sem'i (na materialakh byudzhetnykh obsledovanii // Dokumental'noe nasledie i istoricheskaya nauka. Materialy Ural'skogo istoriko-arkhivnogo foruma, posvyashchennogo 50-letiyu istoriko-arkhivnoi spetsial'nosti v Ural'skom universitete. Ekaterinburg, 11–12 sentyabrya 2020. Ekaterinburg: Izd-vo Ural. un-ta, 2020. S. 212–230.
41. Minenko N. A. Russkaya krest'yanskaya sem'ya v Zapadnoi Sibiri (XVIII-pervoi poloviny XIX v.). Novosibirsk : Nauka, 1979. 350 s.
42. Mironov B. N. Rossiiskaya imperiya: ot traditsii k modernu. T.1. SPb.: Dmitrii Bulanin, 2014. 896 s.
43. Rimashevskaya N. Zhiznennyi tsikl sem'i // Demografiya i sotsiologiya. Vyp. 10. Bednost': vzglyad uchenykh na problemu. M.: ISEPN RAN, 1994.
44. Rimashevskaya N. M., Kopnina V. G., Prokof'eva L. M. Razvitie sem'i i dinamika ee blagosostoyaniya // Izvestiya Sibirskogo otdeleniya AN SSSR. 1986. № 12. S. 21–24.
45. Sem'ya i narodnoe blagosostoyanie v razvitom sotsialisticheskom obshchestve / pod. red. N.M. Rimashevskoi i S.I. Karapetyana. M.: Mysl', 1985. 237 s.
46. Sorokin P. A. Krizis sovremennoi sem'i: Sotsiologicheskii ocherk // Vestnik MGU. Seriya 18. Sotsiologiya i politologiya. 1997. № 3. S. 65–79.
47. Chayanov A. V. Krest'yanskoe khozyaistvo. Izbrannye trudy. M.: Ekonomika, 1989. 492 s.
48. Cherezova O. G. Dinamika brachnosti sel'skogo naseleniya Urala vo vtoroi polovine XX veka // Istoriko-pedagogicheskie chteniya. Vyp. 9. Ekaterinburg: RGPU, 2005. Ch. 1. S. 229–230.
49. Shcheglova T. K. Derevnya i krest'yanstvo Altaiskogo kraya v XX veke. Ustnaya istoriya. Barnaul: BGPU, 2008. 527 s.
50. Avdeev Alexandre et Monnier Alain. Mouvement de la population de la Russie: 1959-1994 / Edition de l'INED, 1996. Série "Données statistiques." N°1
51. Bernard J., Thompson L.F. Sociology. Nurses and their Patients in a Modern Society / J. Bernard, L.F. Thompson. Sain Louis: The C.V. Mosby Co., 1970.
52. Chesnais J. C. The Demographic Transition. Stages, Patterns and Economic Implications. Translated from the French. Oxford: Clarendon Press, 1992.
53. Demographic Scenarios for Russia and its Regions. Demographic Reports, Faculty of Spatial Sciences, University of Groningen, The Netherlands (1997). URL: https://www.sciencedirect.com/science/article/abs/pii/S0305750X98001119
54. Glass Becky L., Stolee Margaret K. Family law in Soviet Russia, 1917−1945 // Journal of marriage and family. 1987. Vol. 49, No 4. P. 893−902.
55. Glick P. The Family Cycle [J] // American Sociological Review. 1947. 12 (1). Rp. 164–174.
56. Goldman Wendy Z. Women, the state, and revolution: Soviet family policy and social life, 1917–1936. Cambridge : Cambridge University Press, 1993.
57. Hajnal J. European marriage patterns in perspective // D. V. Glass and D.E.C. Everslay (eds). Population in History. Chicago: Aldine, 1965. P. 101 – 143.
58. Kaminsky Lauren. Utopian Visions of Family Life in the Stalin-Era Soviet Union // Central European History 44 (2011). Pp. 63–91.
59. Mazur Lyudmila, Gorbachev Oleg. The Peasant Family in the Urals in the 1920s-1960s: Reconstruction Based on the Data of Budget Studies // Transylvanian Review. vol. XXVI. no. 4. 2017. Pp. 119–136.
60. Szołtysek Mikołaj, Gruber Siegfried. The patriarchy index: a comparative study of power relations across historical Europe // The History of the Family. 2016. № 21:2. Pp. 133–174.
61. Szołtysek Mikołaj, Rzemieniecki Konrad.
Between “Traditional” Collectivity and “Modern” Individuality: An Atomistic Perspective on Family and Household astride the Hajnal Line (Upper Silesia and Great Poland at the End of the 18th Century) // Historical Social Research, Vol. 30 2005. No. 3. Pp. 130–170. URL: https://www.researchgate.net/publication/228481620_Between_'Traditional'Collectivity_and_'Modern'Individuality_an_Atomistic_Perspective_on_Family_and_Household_astride_the_Hajnal's_Line_Upper_Silesia_and_Great [accessed Dec 13 2020].

62. Turton Katy. Revolution Begins at Home?: The Life of the First Soviet Family // Family and Community History. Vol. 8. No. 2 (November 2005). Pp. 91–104.
63. Wesley A. Fisher, Leonid Khotin. Soviet Family Research // Journal of Marriage and Family. Vol. 39. No. 2 (May 1977). Pp. 365–374.