Generation dialogue: fire and ice of cultural transformations

Alekseev-Apraksin Anatoliy Mikhailovich Doctor of Cultural Studies Professor. UNESCO Chair in Comparative Studies of Spiritual Traditions, their Specific Cultures and Interreligious Dialogue; Professor, the department of Culturology, Philosophy of Culture and Aesthetics, Hainan Normal University, Saint Petersburg State University 199034,, Russia, g. Saint Petersburg, ul. Mendeleevskaya Liniya, 5 apraksin.spb@gmail.com

ВВЕДЕНИЕ

Размышления о статусе диалога поколений в истории и теории культуры, отсылают нас к незавершенным попыткам ученых осуществить демаркацию границ сферы культурной реальности. В первую очередь, отстройки её от общественной и биологической природы человека. В решении этой задачи, культурологи, нередко обращаются к проблеме генезиса культуры. Её одновременному с человеком рождению и дальнейшему взаимообусловленному существованию. Кратко говоря, есть человек, есть культура. Нет культуры, нет человека. Этого мы не можем сказать о социуме и телесности, которые имеются и у животных. Несмотря на множество несовпадающих теорий о происхождении человека и культуры, все согласны с тем, что: во-первых, человек в результате некоего трансгрессивного акта (причины которого остаются предметом дискуссий) вычленил себя из природного бытия. Во-вторых, он нашел способ оперативно передавать свой опыт, вводя своё потомство в открывающийся мир значений не генетическим путем (как животные), а коммуникативным. То есть, какие бы биологические или символические характеристики мы не выделяли в качестве ключевых причин появления и развития человека, ни один из них не умаляет значение диалога поколений в культурогенезе. Эту особую коммуникативную связь и режимы передачи знания и опыта, связующих старших с младшими, в данной статье предлагается рассмотреть как онтологическую основу и базовую практику культурного развития. Таким образом, объектом данного исследования выступает культурогенез, а предметом - диалог поколений и режимы его осуществления.

ДИАЛОГ КАК ОСНОВАНИЕ КУЛЬТУРОГЕНЕЗА

Человечество, каждый из нас движется в пространстве и времени и по сути весь встречающийся и поддающийся интерпретации материал, который нам предоставляет на этом пути культура – это диалог потомков с предшественниками. Весь символический мир. Всё, что предками было создано: города, музыка, памятники архитектуры, кулинарные рецепты, литература, светские и религиозные ритуалы – это их приглашение к общению. Во всем, что мы унаследовали видится надежда предшественников на наше благодарное принятие или хотя бы понимание и памятование. Наши предки, уже сформулировали и выразили свои вопрошания, прозрения и заветы. Обращать на это внимание или нет – это дело потомков. Следовательно, возможность диалога поколений определяется настроенностью на него живущих и действующих приемников. Их желанием или нет, в этот диалог включиться. Даже в ходе осуществления феноменологического чуда – общения между близкими людьми, например, диалоге отца и сына, гуляющих по парку, когда многих слов и точности формулировок для понимания друг друга не требуется. Даже в этом случае глубина, сюжеты, режимы общения определяются младшим. Он активный и незрелый, решает, что услышать, принять и развить, а что «пропустить мимо ушей». Что воспринять как актуальное, а что проигнорировать или приняв во внимание отбросить. Таким образом, диалог поколений предстает перед наблюдателем сложной работой по абсорбции и передачи опыта. Всеобщим и непреходящим брожениям по топосам культурной памяти. Деятельности захватывающей, ответственной и в некотором смысле изнурительной. В пространстве культуры она, как правило, отягощена образовательными институтами, экзаменами, инерцией дидактических приемов и прочими историко-культурными ограничениями. Однако избежать этого диалога невозможно. Ведь не вступая в этот процесс субъектом культуры не стать. Сработают наработанные веками защитные механизмы. Так, уже первое приближение к проблеме «диалога поколений» показывает, что процесс инкультурации и передачи культурного опыта отягощен необходимым преобразованием человека. Проходя через все поколения, этот процесс, памятуя известный парадокс Перменида ^[1], актуализированный в наши дни Делёзом ^[2], делает «младших старше, чем старшие».

Проблема диалога поколений хорошо известна истории культуры. Немало соображений на этот счет высказывал уже Конфуций. Это позволяет выдвинуть робкую гипотезу, что, диалог поколений, будучи наблюдаемой информационно-коммуникативной механикой культурного развития может быть номинирован в разряд культурных универсалий. Это выглядит вполне заслуженным, поскольку данный феномен в пределах человеческой культуры изначален. Будучи онтологической и экзистенциальной константой бытия он был востребован на Западе и Востоке, в древности и современности. Как практический и функциональный аспект жизни, он наблюдается всегда и везде. Он обеспечивает выживание любых культур на всех этапах развития. Приняв это как очевидную данность, мы могли бы и успокоиться. Однако, обращаясь к работам предшественников, изучавших культурные универсалии, среди которых Б. Малиновский ^[3], А. Бастианc^[4], Л. Уайт ^[5], Дж. Мердок ^[6], К. Уисслер ^[7], М. Мосс ^[8], Г. Зиммель ^[9], Т. Парсонс ^[10], С. Радхакришнан ^[11], К. Г. Исупов ^[12] и мн. др. мы видим, что диалог культур совпадает, но не вмещается в рамки данного термина.

Культурные социологи и антропологи относили к культурным универсалиям всё, что связано с биологической и социальной жизнью человека, связывая её с символическим оформлением забот, которые у всех людей одинаковы. Данная аналитика, выявляя наличие у всех народов «приветствий», «украшений», «свадеб», «спорта», «похорон» и прочее, позволило ученым создать основу для разнообразных классификаций, которые в свою очередь позволили им моделировать эволюционные процессы и проводить сравнительный анализ, оперируя корректной не этнической терминологией. Так, были выявлены десятки, сотни «реперных точек», вокруг которых, кристаллизуются образцы любой культуры. Исследуемое понятие «диалог поколений» явно более широкое и глубокое. Оно фиксирует онтологическую интенцию самой возможности культурного развития. Детерминанту формирования универсальных и локальных культурных практик. В отличие от культурных универсалий, данное понятие обеспечивает нас не только пониманием принципиальной сопоставимости этнических культур и возможностями компаративных изысканий. Оно позволяет работать с любым культурным материалом, выявлять специфику современных культур «реальной виртуальности», «кластерных солидарностей» и других самых современных форм культурной самоорганизации в которых выявленные антропологами культурные универсалии могут вообще отсутствовать. Однако диалог поколений присутствовать будет, поскольку он определяет принципиальную возможность культурного существования.

Специфика «диалога поколений» нашего времени, состоит в разрыве формы и содержания, вызванной доминированием кибернетического понимания коммуникации. Не утратив любознательности, младшие оказались соблазнены результатами технико-технологической революции. Оказались заворожены благоприобретенной мобильностью и информационными инновациями. Поэтому вопрос о мире подросток сегодня адресует не бабушке, а «Алисе» или «Сири». Даже на лекциях в университете, неразлучные со смартфонами студенты постоянно перепроверяют по поисковикам слова, услышанные от профессоров. В такой ситуации «Диалог культур» приходится упаковывать в интерактивный интерфейс, снабжать легко масштабируемыми мультисенсорными картами, электронными каталогами и онлайн энциклопедиями, желательно с картинками. Все эти упрощающие коммуникацию алгоритмы и мультимедиа посредники призваны дать ориентацию не только по ближайшим окрестностям, но всему культурой накопленному и завещанному. Дело ближайшего завтра, обусловленного нынешней тотальной оцифровкой всех информационных ресурсов, адаптации знаний в видеолекции, мультики и интерактивные игры завершить процессы оптимизации информационных систем. Насколько быстро это произойдет, не имеет большого значения, поскольку это уже произошло в нашем сознании. Запрос сформирован. Программные и аппаратные решения, уже апробируются и внедряются во многих областях нашей повседневной жизни.

Заинтересованные в диалоге поколений старшие смотрят на младших с пониманием и сочувствием. Ведь все мы оказались в ситуации, когда разнообразные сведения о мире множатся с такой скоростью, что возникает ощущение, что прошлому нет места в современности. Как к этой пугающей громаде сведений относится? Как безусловной ценности? Как историческому хламу? Как достойному атрибуции и инвентаризации музейному экспонату? А может как конструктору для творчества? Есть все основания предположить, что в пандан планам развития человечества по модели «Society 5.0» навигация по культурной истории, как и нынешняя навигация по пространству, вскоре будет поручена искусственному интеллекту и разнообразным ботам, потому что они с этим справляются «лучше, чем люди». Несмотря на противоречивость, все озвученные позиции и вопрошания понятны. Ни одна не осуждается. Все практикуются и даже вошли в актив массовой культуры, даже нигилистические. Можно ли в толерантном обществе осудить кого-то, за то, что он не способен испытать радость, разбирая дедушкин чулан? В нём пыльно, негде развернуться, а если попробовать принять всё это, где взять время, силы и пространство для собственного развития?

Поиск эффективных форм ведения диалога поколений, прекращение которого многими воспринимается как культурная катастрофа, в настоящее время приводит к многообразным образовательным реформам. Большинство из них направлены на формирование эрудированности в истории и теории культуры, а также обеспечения каждому облегченного доступа к всевозможному аудио-визуальному культурологическому контенту. Следует, однако, отметить, что восприятие объективированных сведений о мировом наследии имеет следствием рост дистанции к собственной культуре. К чему это приводит? В культурологическом музее-супермаркете сознания современного человека, нередко соблазнительней выглядит импортное наследие. Для его потребления имеется адаптированная форма, которая также снабжается рецептом транскультурного коктейля. Эта новая для мировой культуры потребления проблема передачи традиций, обнажает существование двух фундаментальных и в то же время дихотомических по способу реализации форм диалога культур, которые взаимодополняют, но очевидно выступают проблемой друг для друга. Будучи «двумя сторонами одной медали», они категорически не совпадают в своих стратегиях и тактиках, по-разному осложняя наше нынешнее положение.

· Одно основание культурного развития обеспечивает собирание и упорядочивание накопленного знания. Оно включает в себя работу по совершенствованию пользовательского интерфейса наследования и обновление программ передачи потомкам всего доброго, красивого и полезного. Здесь мы имеем дело с созданными институтами памяти, топологией актуализации памятных мест и событий, а также с образами людей – хранителей, доминирующие установки и деятельность которых направлена на сохранение и пестование найденного.

· Другое основание культурного развития направлено на разрушение устоев и традиций, на забвение, отчуждение от предписанного, включая практики заимствования чужого или творческого синтеза разного. Этот креативный механизм культурный динамики, направлен на расчистку культурных завалов, освобождения пространства для нового. Здесь мы имеем дело с образами новаторов, и их пренебрежением к устоявшимся культурным формам.

ДИАЛОГ КАК СОХРАНЕНИЕ НАЙДЕННОГО

Этот онтологический режим развития культуры сегодня признаётся чрезвычайно важным. С идеологическими целями он поддерживается властью большинства стран, которая пользуется этим ресурсом для формирования идеалов, обоснования общенациональных ценностей, интересов. С прагматическими целями исторический багаж используется бизнесом. Ведь та же туристическая индустрия намного эффективнее развивается, при наличии памятников истории. У этого основания культурной активности имеется много измерений. Найденные предшественниками способы взаимодействия с миром, друг другом и самими собой не лишены смысла и не наивны. Эти неслучайные результаты взаимодействия людей, событий и обстоятельств в исторической перспективе проявляют и обрисовывают архетипические сценарии всего, что нам в принципе может выпасть на долю испытать. Отсюда и непреходящий интерес многих людей к истории, которая к тому же увлекательна, обладает способностью расширить горизонты существования человека, обеспечить его идентификационные стратегии.

По мысли хранителя – диалог с предшественниками позволяет принять собственную историчность. Позволяет почувствовать себя участником событий Большого времени и понять, откуда и куда всё движется. Данное отношение мы встречаем уже у первого отечественного историка Нестора-летописца, который начинает «Повесть временных лет» ^[13] с вопроса «откуда есть пошла земля Русская». Успехи самых разных областей исторической науки, доступные каждому интересующемуся, благодаря современным массовым коммуникациям, разнопланово вводят человека в пространство мирового культурного наследия. Историки и культурологи погружают нас в пространство опыта другого мира, других культур, чужой истории. Это позволяет нам включаться в диалог с предками, которые к нам не обращались. Дает возможность наследовать любой культурный опыт, обеспечивая свой жизненный успех. Знание прошлого создает иллюзию возможности не повторять ошибок предшественников, извлекать из истории уроки. Хотя она, как говорил В.О. Ключевский скорее «не учительница, а надзирательница», поскольку ничему не учит, а лишь наказывает за незнание. Отметим и то, что отягощенный историей диалог поколений направляет ум на саморефлексию. Способствует развитию критического мышления. Ведь сколь бы не была крепка в нас вера в культурный прогресс, реальная встреча с достижениями предшественников (индийской рагой, визуальными образами Рафаэля или Вермеера или, например идяеми Гаутамы, Платона и Лао Дзы) дает повод усомниться в данном концепте. И вывести из этого наблюдения то, что культурная эволюция – это дело не коллективное, а персональное.

Культивация диалога поколений и основанная на нем практика сохранения найденного, это особый вход в историю, который способствует формированию коллективной памяти и меняет отношение ко времени и местам встречи с минувшим. Она всякий раз заново прорисовывает локусы событий и топосы порождения смысла. В этой связи, нынешний музейный бум, активизация программ по возрождению памятников культуры – это синдром активного противостояния хранителей смутным временам. Их реакция на забвение и нигилизм по отношению к культурной памяти. Эта проблема чрезвычайно заботит хранителей культуры нашего времени. Ведь, по их мнению, без этого знания не понять современность, которая вышла из традиций, мира готовых значений. Стало быть, только диалог поколений, оживающее прошлое, способно прояснить, кто мы есть и куда нам следует направиться в поисках будущего.

Наиболее захватывающие формы диалога культур и поколений, сегодня реализуются не только благодаря погружению в тексты, быт, музыку, художественные образы, но и в паломничествах в малодоступные места, сохраняющих свою историческую и этнокультурную аутентичность. Места, которые при непосредственном контакте перестают быть точками на карте, становясь живым событием, которым, по утверждению феноменологов, обязан быть подлинный диалог. Среди таких мест – Афон, Бутан, Ватикан, Мекка, Королевство Занскар и другие иеротопосы, живущие укладом высокоразвитых культур тысячелетней давности. Эти исчезающие с глобальной культурной карты места консервации исторической памяти, выявляемые и оберегаемые ЮНЕСКО и другими менее организованными хранителями от нескончаемого числа незрелых глобальных инициатив, представляют собой хрупкие островки альтернативных способов культурного развития.

ДИАЛОГ КАК КРЕАТИВ РАЗРУШЕНИЯ

Простое непредвзятое наблюдение, нередко позволяет увидеть то, что трудно поддается объяснению. Какие формирующие факторы влияют на сознание ребенка из Сеула, который на удивление собственных родителей корейцев не жалея сил осваивает европейскую классическую музыку? Что делает, словами социологов, «конвертитами» молодых людей из Стокгольма или Копенгагена, находящих упоение не в христианстве и героических сагах викингов, а в пении индуистских мантр, тогда как их вчерашние одноклассники становятся буддистами. Такого рода примеры, не укладываются в наши научные представления о воспитании, роли семьи и выстраивающем ориентиры образовании. Хранители в панике, поскольку даже если чьи-то личные жизненные стратегии оказались успешны и получили признание, очевидно, что всё это представляет угрозу общего разрушения местных культурных традиций и устоев.

Следует отметить, что данный онтологический режим развития культуры сегодня признаётся не менее важным, чем сохранение аутентичных традиций. Он также как и исторический ресурс пользуется поддержкой власти и бизнеса под лейблом «инновации». Осуществляющие этот режим развития люди, движимые по жизни решением вопросов по самоактуализации, воспринимают «хранителей» как конформистов. Они склонны подозревать их в проявлении повышенной внутренней цензуры. Обвиняют их в ригидности и любви к готовым ответам. Трактуют как патологию их паническую непереносимость неопределенности и страха неизвестности. Такой «ограниченной» жизненной позиции новаторы противопоставляют современную SMART культуру, которая пронизывает архаические институты власти и бизнеса децентрализованными сетями международных солидарностей и проявляет свою активность сквозь государственные границы и этнокультурные ареалы. Этот новый мир, безусловно разрушает культурные устои, но он не кровожаден и не депрессивен. Он направляет людей на познание иного. На расширение диапазона возможного. На поиски лучшего для себя и своих близких. Новатора не смущает рост количества культурной информации. Осуществляя сёрфинг по информационным базам данных, он быстро приобщается к любым понадобившимся сведениям. Опираясь на информационно-коммуникативные ресурсы и возможности персональной мобильности, разрушители повсеместно осуществляют глобальный синтез Восточного и Западного. Проходят сквозь невероятные мутации культурной идентичности, и нередко налаживают продуктивный диалог с предками, которые, казалось бы, не к ним обращались.

Повсеместно осуществляющиеся культурные гибриды и синтезы год от года, становятся всё более причудливыми и изощренными. Один из ярких примеров – бенедиктинский монастырь святого Виллиброрда в Дутинхеме (Нидерланды) ^[14] в котором имеется японский сад камней и комнаты для дзенских практик. В это уютное место, имеющее 18 номеров для проживания гостей, нидерландские монахи-католики приглашают всех желающих на «дни тишины» - короткие ретриты по буддийской медитации, в которой, по их мнению, больше всего нуждаются уставшие от информационного перегруза и городской суеты прихожане аббатства. Невероятность происходящего подталкивает к скоропалительному суждению, что возможно это такая изощренная стратегия возвращения заблудших соотечественников, увлекшихся «модой на восток», в лоно католической церкви. Или, быть может, за этим стоит прагматический интерес, утративших принципы католиков, ведь по их словам, с момента открытия в 2015 году «Центр тишины» их главный источник доходов. Однако, более внимательное знакомство с этим феноменом, позволяет обнаружить, что всё не так просто.

По свидетельству главы монастыря св. Виллиброрда – Генри Вессера (1959), благословленного на аббатство (с вручением кольца, посоха и митры) кардиналом Эйком корни такого синтеза лежат в решениях II Ватиканского собора (1962-1965), открывшего для современных католиков возможность диалога с культурами Востока и поиска духовного единства. Это позволило аббату, имеющему помимо христианского образования многолетнюю практику дзенской медитации, попытаться объединить христианский мистицизм с буддийскими практиками, реализуя в стенах монастыря проект «христианского дзен». Смелый компаративистский синтез, впервые описанный в 1970-х годах в книге ирландского католического священника Уильяма Джонсона ^[15] разумеется, подвергается многочисленным нападкам ортодоксов, не в последнюю очередь православных, но речь не о них. Братья аббатства св. Виллиброрда, обучающие прихожан буддийским медитациям «успокоения ума» не дилетанты и не самоучки. Среди них, Кеес ван ден Муйсенберг (1956) – богослов, изучавший наследие Франциска Ассизского и долгие годы состоявший членом Совета ордена капуцинов, принял дзенские монашеские обеты и наряду с католическим служением является помощником мастера линии передачи дза дзен.Другой досточтимый брат – Бен Клаэссенс (1956) – также прошел обучение и традиционное посвящение в монахи традиции сото дзен и является помощником и приемником японского учителя.

По признанию братии – традиционная католическая литургия обладает прекрасной формой, а дзен-медитация вносит в духовный мир человека «глубину интроспекции… позволяя дойти до глубины самого себя», «проникнуть в тайну существования», «совпасть с тишиной мира... Обрести вкус полноты и простоты момента…». Обо всем этом пишут монахи цзен-бенектианцы на своем сайте, не боясь (благодаря II Ватиканскому собору) навлечь на себя обвинения в ереси. Однако, проводя службы во славу Единого бога, веря в существование вечной души, они с точки зрения буддизма придерживаются ложных взглядов, закрывающих доступ к узнаванию собственного ума как недвойственного союза пустоты и ясности? В то же время, любящие парадоксы мастера дзен, признают их опытными практикующими. Значит ли это, что они и те и другие? Или ни те не другие? Эти вопросы ждут опытных религиоведов. Из предварительного анализа данного феномена очевидно лишь то, что монахи аббатства святого Виллиброрда превратили в коан собственную духовную практику, показывая, что эрудиция и транскультурная мобильность проникла в самые глубокие и потаенные сферы нашего бытия. Этот пример также указывает на синтез как базовую процедуру культурного развития нашего времени.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Проведенное исследование показало, что «диалог поколений» – это изначальная общечеловеческая форма генезиса культуры. Направленная на репрезентацию и передачу культурного опыта данная практика совпадает, но не вмещается в объем понятия «культурная универсалия» в том виде как данный термин был представлен в классических трудах социальных и культурных антропологов. Диалог поколений имеет онтологический статус, обеспечивая принципиальную возможность развёртывания культуры. Ключевыми режимами этого динамичного процесса выступают две дихотомические и несовпадающие по способу реализации практики. 1). Одна обеспечивает собирание и упорядочивание накопленного знания, служа сохранению завещанного предками и передачи новым поколениям всего доброго, красивого и полезного. 2). Другая направлена на разрушение устоев, отчуждение от своего, расчищая пространство для экспериментальной деятельности по обновлению культуры. Пример метакультурного синтеза духовных традиций дзен-бенедектинцев, показывает, что данная практика – маркер наиболее распространенной формы современного культурного развития, которая проникла в самые глубокие и потаенные сферы нашего бытия. Работа по сохранению найденного и разрушающему креативу, в равной степени способствуют осуществлению диалога поколений, по-разному осложняя реальность. Оба режима актуализации культурной памяти универсальны, архетипичны, ценны. Их сбалансированное сосуществование представляется необходимым для полноценного развития культуры.