To the question of place and time of the beginning of the process of development of culture of Sami people on the example of cultural succession of applied art

Travin Il'ya Aleksandrovich Research Engineer, Center of Humanitarian Problems of the Barents Region – branch of the Kolsky Scientific Center of the Russian Academy of Sciences 184200, Russia, Murmanskaya oblast', g. Apatity, ul. Akademgorodok, 40a diletant101@list.ru Other publications by this author

Саами — коренной народ Крайнего Севера Европы, создавший оригинальную культуру оленеводов, охотников и рыболовов ^{[1, с. 147]}. На территории РФ ареал расселения саами находится на Кольском полуострове. Этот народ имеет сформированную культуру, в которой отразилось мировоззрение, миропонимание, отношение человека к окружающему миру. В этой культуре большую роль имеют как и самостоятельный язык с устной речью, так и декоративно-прикладное искусство. Так как «письменность для коренного народа Севера была создана только в 1979 г.» ^{[1, с. 147]}, она не могла участвовать в культурной преемственности десятки или сотни поколений назад, и не могла принимать участие в передаче культурного наследия от поколению к поколению в то время. В отличие от письменности, можно выделить устную речь и язык, а также декоративно-прикладное искусство как два элемента проявления исторической культуры народа, которые могли принимать участие в передаче культурного наследия, и без сомнения, участвовали в этом.

Устная речь и язык неразрывно связаны с культурой. На связку языка народа, его культурой и духом этноса указывал Вильгельм фон Гумбольдт ^[5]. Самоидентификация народа происходит при активном использовании языка как механизма формирования отдельной монокультуры, соединяющей народ. А. А. Потебня видел в национальном языке путь духовного единения народа ^{[19, с. 187]}. В. Г. Галушко и А. Н. Вашурин отмечают, что «система культурологических стереотипов определяется и упорядочивается именно с помощью языка» ^{[3, с. 91]}.

В отсутствие письменности, одним из механизмов передачи культуры последующим поколениям, выступает декоративно-прикладное искусство. И. В. Ловцова и Л. А. Буровкина пишут, что «аккумулирование опыта предков, народные представления о мире, эстетические и бытовые традиции выражаются у каждого народа в особенностях народного художественного творчества» ^{[12, с. 108]}. Связь поколений, даже в условиях одной семьи, может ментально проявляться при использовании предметов, декорированных определённым образом представителями прошлых поколений. Для культурной преемственности между поколениями важно, чтобы носитель культуры мог не только воспринимать выраженное в декоративно-прикладном искусстве, но и понимать это, а при необходимости — повторить. Символы, применяемые в декоративно-прикладном искусстве народа, должны быть определённо понятны носителю культуры. В. Г. Галушко и А. Н. Вашурин считают, что символизация позволяет закодировать явление культуры, и оно уже воспринимается через образное постижение, интуитивное понимание, эстетическое переживание ^{[3, с. 89]}.

Но если в обществе наблюдается культурный диссонанс поколений и утрачивается способность понимания и осознанного повторения символов декоративно-прикладного искусства, то непременно будет наблюдаться и отрыв от культурного наследия своих предков. Поэтому формирование культуры народа в начальный период самоидентификации тесно связано как с языком народа, так и с выработкой декоративно-прикладного искусства, вне зависимости от того, сколько времени занимает сам процесс формирования культуры — десятки или сотни лет.

При этом базовая основа культуры народа может быть сформирована на территории, очень удалённой от места современного проживания — при условии, что народ менял ареал географического расселения. В случае миграции народа саами на Север с других территорий, базовая культура народа могла формироваться очень далеко от Севера, и маркерами как самого формирования, так и места формирования культуры, могут служить топонимы и декоративно-прикладное искусство.

В процессе миграции, при любого рода пограничных культурных контактах существует варианты контактов, которые могут быть «как отрицательными, так и положительными» ^{[3, с. 93]}. В случае пограничного взаимодействия с другими народами, язык и декоративно-прикладное искусство позволяют производить культурную идентификацию участников, их принадлежность к той или иной культуре. Меняясь и ассимилируя слова соседних народов, язык может обогащаться новыми словами и их значениями, что постепенно влияет на саму культуру и вводит в культуру новые слова. Возможен и обратный процесс по введению слов отдельного народа в культуру соседних народов. Аналогичные процессы протекают и в декоративно-прикладном искусстве: существуют как ассимиляция отдельных элементов чужой культуры, так и распространение своих элементов в другие культуры.

В первую очередь надо отметить самобытность народа саами и яркую индивидуальность, отличающую его от соседних народов. К. Линней писал, что не обнаружил ничего общего между саамами и какой-либо другой группой северных народов ^[25]. Подобные наблюдения многократно подтверждались исследователями, и это порождает массу гипотез о причинах и времени появления народа саами на севере.

Норвежец Охтхере (Оттар) в конце IX в. совершил путешествие на север, в котором достиг берегов Кольского полуострова и описал живших там людей: «Охтхере сказал своему господину, королю Альфреду, что он живёт севернее всех норманнов. Он сказал, что живёт в стране, к северу от Западного моря. Он сказал, однако, что страна эта простирается очень далеко на север оттуда; но она вся необитаема, за исключением нескольких мест, то тут то там живут финны, охотясь зимой, а летом ловя рыбу в море…. Однажды захотелось ему узнать, как далеко на север лежит эта земля и живёт ли кто-нибудь к северу от этого необитаемого пространства…. На всем его пути была справа от корабля необитаемая земля, если не считать рыбаков, птицеловов и охотников, и все они были финны; а слева от него было открытое море. А бьярмийцы очень густо заселили свою землю; они же не решились на неё ступить. Зато земля терфиннов была вся необитаема, если не считать останавливающихся там охотников или рыбаков или птицеловов» ^{[18, с. 24]}.

Хотя А. А. Марков, ссылаясь на исследования С. К. Кузнецова и М. И. Белова придерживаются мнения, что Оттар не достигал удалённых берегов Кольского полуострова, и вероятно, не удалился дальше берегов Кольской губы ^{[15, с. 47]}, это исторически первое письменное упоминание саамов. В. И. Матузова пишет: «Финнами Оттар называет саамов (лопарей)» ^{[18, с. 29]}. В таком случае можно считать документированным фактом, что саамы уже находились на Кольском полуострове не позднее конца IX в.

Р. Боси приводит наиболее яркие варианты возможного первоначального ареала расселения саами: «Экспериментально было подтверждено, что в очень отдаленные времена большой сектор Европы населялся однородным народом, который антрополог Де Катрефаг без колебаний определил как «лапландический». С вторжением индоевропейских народов в Европу этот исконный народ был вытеснен в горы — Пиренеи и Альпы, и мы можем предположить, что последние сообщества охотящихся народов, занимавших восточные регионы Балтики, подобным образом были вытеснены на север в район, который является теперь Карелией» ^{[2, с. 164]}.

Р. Боси, ссылаясь на Б. Лундмана, приводит данные исследований групп крови. Выводы следуют «что лапландцы — западноевропейского происхождения, с той оговоркой, что жители Восточной Лапландии (Кольский полуостров и территория России), возможно, имеют некоторую примесь самоедов. Стоит также отметить, что Лундман бросил некоторую тень сомнения на теорию происхождения лапландцев Виклунда, связанную с «временным проживанием зимой» в Скандинавии во время ледникового периода. Он скорее склоняется к убеждению, что впервые они пришли на север вслед за отступающим ледником» ^{[2, с. 169]}.

В основном, у исследователей (в основном, изучающих западных саамов) существует соблазн отнести историю этногенеза саамов на очень ранний период. В качестве доказательств со стороны наличия культуры того периода у людей живущих на севере, мы видим наличие петроглифов с изображениями сцен охоты на оленя и рыбной ловлей, с изображениями людей в масках и костюмах животных, изображения и остатки лыж и лыжных палок, которые использовали охотники в зимний период. Это конечно, перекликается с современной культурой народа саами и ведением им природопользования. Но возникает вопрос — были ли те палеоохотники севера, собственно, саамами? Изображение людей на камнях — это изображение саамов или нет? Н. Н. Гурина предполагает, что на Кольском полуострове существовало одно и то же население, с эпохи мезолита до ранних металлов. Первоначально протосаамское, а потом саамское ^{[6, с. 128-131]}.

Но в исторических описаниях народа саами исследователями, начиная от разрозненных упоминаний времён Тацита, так и полной для своего времени работой И. Шефферуса ^[26] и позднее, нет сообщений о высечении саамами петроглифов с любого рода сценами, как бытовыми так и мистическими. В петроглифах отсутствуют явные признаки декоративно-прикладного искусства саами — элементы народного орнамента и пр. Сами саамы не приводят воспоминаний о необходимости высечения петроглифов, и это отсутствует в их устном творчестве. Поэтому как-то напрямую коррелировать палеоохотников севера (Скандинавии) и саамов, с точки зрения культуры раннего искусства, надо очень осторожно.

А. К. Матвеев отмечает в топонимии Русского Севера присутствие языковых элементов, дифференцируемые им как древнемарийские или же как принадлежавшие к промежуточным прибалтийско-финско-саамским языкам, или относящиеся одновременно к тем и другим ^{[16, с. 36-37]}. И. С. Манюхин пишет, что «весь комплекс лингвистических, в том числе топонимических, исторических и этнографических сведений показывает, что территория расселения марийских и мордовских народов не выходила существенно за пределы их современного расселения. Основная марийская топонимия простирается к северу примерно до линии Кострома — Котельнич. Территория между южной границей дофинского населения и северной границей древних мари, являлась зоной расселения носителей саамской речи. Она находилась между южным побережьем оз. Белое и Посухоньем на севере и Волго-Камьем на юге. В древности, саамский, прибалтийско-финские, волжские и пермские языки стояли ближе друг к другу. Существовали и промежуточные языки, о существовании которых мы знаем на примере мери. Определённо, что из более общей по своей природе финской языковой среды выделились и проникли на Север около середины 1 тыс. до н. э. носители древнесаамской речи, которые вступили в контакт с дофинским населением и переняли у него большую часть лексики и некоторые грамматические особенности» ^{[14, c. 54-56]}. По данным А. К. Матвеева далее к югу, юго-востоку на р. Сухоне и р. Юге, и южнее в мерянских краях, саамский топонимический пласт уже не прослеживается ^{[17, с. 10-11]}. Можно согласиться с мнением В. Г. Галушко и А. Н. Вашурина, что некоторые народы просто исчезали, оставляя в культурологической памяти топонимические следы ^{[3, с. 89]}: древнесаамское население «исчезло» в некотором географическом ареале, но оставило топонимические следы.

В настоящее время существуют различия в диалектах саамского языка на Севере. Для некоторых исследователей эта разница так велика, что по мнению П. Хайду «фактически различные саамские диалекты столь же далеки друг от друга, как отдельные прибалтийско-финские языки, и можно... говорить о нескольких саамских языках» ^{[22, с. 118]}. Поэтому, не отрицая возможность раздельного заселения саамами западной и восточной части ареала Скандинавии и Кольского полуострова и дальнейшей ассимиляции на месте, следует признать, что заселение восточной части территории выглядит наиболее логично при следовании древнего населения на север с юга/юго-востока, в период не позднее второй половины IX в. Иначе наличие марийского компонента в саамской топонимии не подлежит объяснению.

В этой связи следует рассмотреть факты проживания народа саами за пределами Севера в сторону юга/юго-востока, зафиксированные в историческое время. В первую очередь необходимо обратиться к работе Н. Н. Харузина «Русские лопари», вышедшей в 1890 г. Н. Н. Харузин в этой работе писал, что ещё в XVI-XVII вв. существовал разброс мнений по поводу появления саамов на севере. Мнения были различные, от тех, по которым саамы — это «то шведы, то норвежцы, то русские, удалившиеся от своей родины» ^{[23, с. 14]}, до тех, что саамы — суть гонимый народ, переселённый «после разрушения их царств ассирийскими и вавилонскими царями на север» ^{[23, с. 14]}. Сам же Н. Н. Харузин писал, что «несомненно лишь то, что лопари загнаны на далёкий север неизвестными нам передвижениями народов и что, как в Скандинавии, так и в России они населяли места более южные, чем в настоящее время» ^{[23, с. 16]}. По мнению Н. Н. Харузина, «одна из местностей Новгорода, которую занимала изгойская сотня, сохранила в своём названии воспоминание о лопарях, здесь некогда живших» ^{[23, с. 18]}. Ссылаясь на сообщения монаха Лазаря, жившего на одном из островов Онежского озера, Н. Н. Харузин приходит к заключению, что «лопари долго жили в этих местах и если в XIV в. и прикочевывали лишь к нему, то предки их вероятно имели более долгое пребывание на этом озере» ^{[23, с. 19]}.

Сетуя, что точно установить месторасположение острова на котором жил монах Лазарь невозможно, Н. Н. Харузин приводит также более точные географические маркеры: «не безыинтересным является и то обстоятельство, что у русских крестьян, населяющих берега Водлозера (Пудожский уезд Олонецкой губернии) сохранилось воспоминание о приходе к Водлозеру “самояди и лопи”. По преданиям эти перекочевки представителей обоих племён происходили каждый год, в определённое время, причём обыкновенно самоядь, лопь и русские состязались в стрельбе из лука… С XV в. в пределах Повенецкого уезда семь погостов известны под именем “Лопских погостов”» ^{[23, с. 19]}.

Что же до сведений от самих лопарей о прошлом, Н. Н. Харузин пишет следующее: «следует ещё заметить, что у самих лопарей почти не сохранилось преданий о своём отдалённом прошлом… мы встречаем ещё сведения, по которым лопари помнят, что они пришли с востока, но без дальнейших подробностей» ^{[23, с. 21]}.

Следуя из этих слов, трудно объяснить наличие марийского компонента в топонимии севера, если бы саамское население двигалось изначально с северных территорий на юг/юго-восток до Волги, внося на эти территории свой компонент. Вероятнее всего, древнесаамское население двигалось с территории, недалеко от проживания мари, на север/северо-запад. И. С. Манюхин пишет, что не позднее VI–V вв. до н. э. проходит разделение южного финского потока в районе Верхней Сухоны, и «вместе с Верхним Поволжьем это именно та территория, где древнесаамское население могло проживать непосредственно перед проникновением далее на Север» ^{[13, с. 21]}. И. С. Манюхин полагает, что «основные процессы саамского этногенеза приходятся на эпоху железа (от сер. I тыс. до н. э. — до сер. I тыс. н. э.)» ^{[14, с. 11]}.

Можно ли с читать допустимым, что на территории проживания древнесаамского населения перед проникновением далее на Север проходило формирование культуры, впоследствии известной как культура народа саами? Наличие саамской топонимии наглядно доказывает, что народ, живущий здесь, пользовался устной речью и эта речь была сформирована в полном соответствии с культурной необходимостью, и охватывала различные сферы взаимоотношений человека и природы. Но одна устная речь не способна сформировать культуру. Наличие связанного с речью декоративно-прикладного искусства помогает самоидентифицировать носителя культуры и поддерживает культурную преемственность самым явным и понятным способом.

Керамическая посуда того периода в регионе, судя по археологическим данным, имела сетчатую поверхность. Также были отмечены треугольные элементы ^[14]. Но имело ли древнесаамское население возможность использовать элементы орнаментов не только на керамической посуде, но и на одежде? На этот вопрос можно дать утвердительный ответ, т. к. именно наличие орнаментов на одежде позволяет идентифицировать человека как носителя определённой культуры, а в случае с сакральным смыслом орнамента, он сам защищает человека силой богов, или даёт ему какие-то преференции перед миром природы. Древнесаамское население должно было орнаментировать части одежды или отдельные её элементы, в логическом применении тотемизма или шаманизма. Также логичным выглядит, что орнаментировалась деревянная посуда, и жилища. Причём вполне могли допускаться варианты элементов орнамента на одежде/деревянной посуде/жилище отличных от орнаментов на керамической посуды. Сам податливый материал теста керамики позволял использовать шнуровой или гребенчатый орнамент. А в случае орнаментации деревянной посуды, вероятнее, можно было использовать отличную от изящного орнамента керамики, профилированную резьбу с прямыми гранями реза. Л. В. Хомич в описании саамского быта указывает: «Из дерева выдалбливали миски, чашки, ковши, ложки. Рукоятки посуды иногда украшали орнаментом» ^[24]. А. П. Косменко пишет: «Саамы орнаментировали практически все изделия: традиционный костюм (головные уборы, плечевую одежду, ремни, пояса, варежки, чулки, оборы для обуви, обувь), изделия домашнего обихода (посуду. скатерти, колыбели, переметные сумки, женские сумочки, шкатулки для хранения мелких вещей, игольницы, одеяла), орудия труда (ножи, прялки, веретена, пряслица, вальки). Кроме того, узорами декорировали предметы транспорта (детали оленьей упряжи), изделия оленеводческого хозяйства ... орудия рыболовства (вязальные иглы, поплавки), изделия лесного и охотничьего хозяйства (ножи для снятия коры, охотничьи сумки, чехлы для ружей, пороховницы) и др. Судя по всему, декорированные предметы вплоть до недавнего времени считались большой ценностью ^{[10, с. 24-25]}. Но конечно, ценны данные И. Георги в XVIII в.: «Мужчины сверх оленья скотоводства делают ... всякую деревянную посуду — чашки, стаканы и прочую, которую либо украшают щедрою резьбою, либо обкладывают костью, оловом и рогом…. а женщины вышивают волоченым оловом, серебром, мишуройи шерстью узоры и упражняются в красильном искусстве» ^{[4, с. 6]}.

Если древнесаамское население орнаментировало одежду и деревянную посуду, какой это мог быть орнамент? Орнамент, по мнению А. П. Косменко, это «относительно устойчивый, даже консервативный компонент традиционно-бытовой культуры», и он «мало зависит от посторонних влияний, тем более от особенностей местной природной среды» ^{[9, с. 6]}. А. П. Косменко выделяет в саамском орнаменте древний компонент, который представлен комплексом простейших геометрических узоров, начало которых идёт от археологических материалов эпохи железа. Этот комплекс включает прямые и диагональные линии, уголковые мотивы, зигзаги и волнообразные фигуры, треугольники, кресты, ромбы, прямоугольники, полуовалы, кружковые узоры ^{[7, 8]}.

При нахождении марийского комплекса в топонимии саамского ареала, стоит допустить, что вместе с марийскими основами слов или словами целиком, в культуру древнесаамского населения вошли и геометрические узоры, имеющиеся у древних марийцев, и в первую очередь — геометрические узоры в виде треугольников, треугольных зигзагов, ломаных линий в виде повторяющихся треугольников. Подобные узоры наличествуют в декоративно-прикладном искусстве марийцев с очень далёких времён.

Наличие треугольных геометрических узоров в культуре региона к моменту оставления его древнесаамским населением, можно подтвердить присутствием треугольных элементов в украшениях народа меря, который мог получить визуальное выражение этого элемента под воздействием культурной преемственности. Эти треугольные элементы можно заметить в шумящих подвесках. Авторство шумящих подвесок в виде уток с множественными треугольными лапками приписывают народу меря ^{[20, с. 51]}. Подвески могли иметь до пяти лапок ^{[11, с. 187]}. Ряд лапок уток визуально воспринимается как ряд треугольников. Стоит также заметить, что утка-демиург народа меря перекликается с значением утки в сотворении мира у саамов, что только подтверждает культурную преемственность и контакты между представителями этих народов в указанном регионе. Также есть совпадения народа меря и народа саами в части поклонения медведю ^{[23, с. 199]}.

С учётом наложения фактов культурной преемственности между народами, и археологического материала в части декоративно-прикладного искусства, ареал между Верхней Сухоной и Верхней Волгой подходит под географическую область, где саамская культура начала формироваться с учётом соседних языковых и декоративно-прикладных компонентов. Время начала формирования этой культуры можно ограничить второй половиной I тыс. до н. э. — первой половиной I тыс. н. э. К сожалению, стоит признать утраченными деревянные изделия того периода, украшенные декоративной резьбой с геометрическим орнаментом. Остатки этой резьбы можно проследить только косвенно ^[21].