Travesty as a cycle-forming technique of B. Akunin's “Fandorin Series”

Введение

Тексты Бориса Акунина, посвященные Эрасту Фандорину, образуют корпус романов, рассказов, повестей и драматических произведений, объединенных не только сквозным героем, чье становление и развитие автор показывает от юности до старости, но и рядом других циклообразующих явлений и характеристик, которые проявляют себя на разных уровнях повествования.

К таким циклообразующим факторам следует отнести и прием травестии, под которым в рамках данного исследования понимается именно «смена пола», как в рамках карнавализации сюжета – персонаж-мужчина переодевается женщиной / персонаж-женщина переодевается мужчиной – так и в рамках более глубоких уровней организации текста, в частности, грамматического изменения рода слова.

Цель исследования

Цель исследования заключается в выявлении циклообразующих факторов в «фандоринском корпусе» Б. Акунина и анализа их в качестве ключа к детективной загадке.

Материалы и методы

Жанр классического детектива, шаблоны которого восходят к Эдгару По, Артуру Конан Дойлю и Агате Кристи, предполагают игру с читателем: автор не раскрывает, кто именно является преступником, однако на протяжении произведения дает различные подсказки, которые опытный сыщик разгадывает, а читатель не замечает или неверно интерпретирует. Формула классического детектива предполагает, что сыщик, обладая тем же исходным набором фактов, что и все персонажи, а также и читатель, раскрывает преступление, верно интерпретируя улики и показания свидетелей.

Особым приемом этого жанра является травестия: преступник с самого начала находится среди персонажей, следит вместе с сыщиком за ходом расследования (что осложняет его поиски), при этом успешно маскируясь. Как правило, в детективах классиков жанра речь идет не о травестии в прямом смысле, а лишь о сокрытии части фактов своей биографии или сторон своей натуры. Так, герой «Собаки Баскервилей» натуралист Стэплтон маскируется под искреннего друга и доброго соседа, являясь при этом дальним родственником и потенциальным наследником Баскервиль-холла.

По нашей гипотезе, Акунин в нескольких произведениях «фандоринского корпуса» использует травестию в ее карнавальном варианте, граничащим с комическим: речь идет о переодевании мужчины в женщину, а женщины – в мужчину. Этот прием представляет собой подсказку для внимательного читателя, причем проявляется он на различных уровнях организации текста.

Обзор

О жанровой принадлежности и особенностях детективов Б. Акунина писали его исследователи Т.А. Снигирева ^[17], Д.В. Кротова ^[16], К.Ф. Герейханова ^[11], Алексеев Н. ^[6], Бобкова Н.Г. ^[7], Волкова Н. ^[8], Казачкова А. В. ^[13], Ши Т. ^[18,19,20] и авторы коллективной монографии под редакцией А. Головачевой ^[12]. Вопросы жанрообразующих характеристик современного детектива рассмотрены в трудах А.Г. Коваленко ^[15], Н.Н. Вольского ^[9], Н.Ю. Георгиновой ^[10], Н.Н. Кириленко ^[14].

Результаты исследования

Образная травестия

В классическом детективе большой интерес читателя, как правило, вызывает «герметическая» ситуация: преступник является одним из уже представленных читателю лиц, необходимо только угадать, «примеряя» известные о преступнике факты на разных персонажей. Этот прием Б.Акунин широко использует в «фандоринском корпусе»: помимо романа «Левиафан», обозначенного автором как «герметический детектив» в силу того, что действие происходит на корабле, а убийца находится среди пассажиров аристократического салона «Виндзор», в ряде романов и повестей о Фандорине этот мотив также используется.

Как правило, спутником поиска подозреваемого среди ограниченного круга лиц является также мотив «ошибки сыщика»: детектив первоначально подозревает одного персонажа, затем выявленные новые факты переносят фокус внимания на другого и пр. Усложняется игра с читателем за счет использования приема травестии: преступник выдает себя за человека другого пола, социального статуса, профессии и пр.

Как правило, в классическом детективе к травестии прибегают и сыщики: так, в рассказах А. Конан Дойля неоднократно упоминается о мастерских переодеваниях Шерлока Холмса в нищего, старуху, мастерового, торговца книгами и пр. Этот мотив наследует и «фандоринский корпус»: Эраст Петрович неоднократно меняет свое обличие, преображаясь в хитровского «фартового» в «Декораторе», в индийского раджу в «Пиковом валете», солидного приказчика в «Коронации» и пр. Неоднократно отмечается, что его характерная черта – заикание – полностью исчезает при преображении в другого персонажа: «как вы могли заметить, перевоплощаясь в иную п-персоналию, я меняю и голос, и манеру разговора, и все прочие речевые особенности. Это уже совсем не я, или, во всяком случае, не совсем я. Заикание – следствие давней к-контузии, полученной Фандориным, а отнюдь не степенным мужичком, который так уважительно беседовал с господином городовым» ^{[1, с. 401]}. Эта черта роднит Фандорина с Булгаковским Воландом: у Воланда при рассказе о Понтии Пилате также внезапно пропадает иностранный акцент, и в дальнейшем при его появлении в качестве мага, иллюзиониста, профессора и пр. акцент то пропадает, то появляется.

При этом Фандорин не склонен к травестии как таковой: преображаясь, он не меняет пол и всегда предстает в облике мужчины. Его друг и спутник Маса периодически примеряет на себя женское платье (старая кормилица в «Пиковом валете», псевдо-Ангелина в «Декораторе»), а сам Фандорин – никогда. Это позволяет предположить, что мотив травестии связан в первую очередь с преступником и является ключом к пониманию его натуры.

В «фандоринском корпусе» трижды обыгрывается ситуация, когда Фандорину противостоит преступник, начавший свою деятельность задолго до их столкновения и ставший серийным убийцей или мошенником. Это Джек Потрошитель в «Декораторе», Момус-Пиковый валет в «Пиковом валете» и доктор Линд в «Коронации».

У Джека Потрошителя и доктора Линда есть общая черта: их телосложение, рост и голос позволяют им с легкостью представать то в облике мужчины, то в облике женщины. О Декораторе Фандорин говорит: «Тут речь идет об особенном существе, не похожем на обычных людей. … Это и не мужчина, и не женщина, а вроде как т-третий пол, или, выражаясь по-простонародному, нелюдь» ^{[2, с. 184]}. И сам Декоратор говорит о себе «Она не боится, потому что сегодня я женщина» ^{[2, с. 174]}. Физиологически при этом он является мужчиной, но поймать его с поличным Фандорину удается тогда, когда он пребывает в облике женщины.

Зеркальная ситуация с другим персонажем, позиционирующимся как сверхпреступник, злодей мирового уровня, гений зла – доктором Линдом. Физиологически это женщина, в романе фигурирующая как Эмилия Деклик, однако периодически доктор Линд предстает в мужском обличии, и поймать его Фандорину также удается тогда, когда преступник одет мужчиной – монахом. «О, этот человек был незаурядным стратегом!

Фандорин задумчиво посмотрел на женщину, лежавшую у его ног.

– Все-таки странно, что я никак не могу говорить о Линде «она», «была»… ^{[1, с. 434]}

В «Пиковом валете» травестия становится более карнавальной, пародийной: Момус переодевается то графом Опраксиным, то внуком князя Долгорукого, то нищей вдовой, то пожилой грузинкой-кормилицей. Его напарница Мими также с легкостью меняет облик и пол, представая в образе монашки, грузинской княжны, блаженного отрока Паисия. Именно уникальная артистичность и способность к травестии и становится причиной долгих поисков «пикового валета»: первоначально Фандорин уверен, что в шайке состоит несколько человек. При этом, однако в «Пиковом валете» не реализована наиболее зловещая функция этого мотива: преступник не принимает деятельного участия в расследовании собственных преступлений.

Эмилия Деклик – доктор Линд – с самого начала была практически «вне подозрений», так как активно участвовала в попытках поймать преступника, ездила отдавать драгоценности, училась считать повороты колеса и вообще проявляла живейшее участие, при этом имея сведения обо всех шагах сыщика. Декоратор – кладбищенский сторож Пахоменко – также присутствовал практически при всех действиях полиции, был в курсе предпринимаемых поисков, знал, кого именно подозревают в убийствах.

Отчасти мотив травестии присутствует также в детективе «Смерть Ахиллеса», где Фандорину противостоит неординарный противник – профессиональный наемный убийца Ахимас фон Вельде, который мастерски маскируется, меняет свою внешность, использует разные имена. В детстве, скрываясь от убийц, Ахимас также переодевался в девочку и прятался в монастыре среди воспитанниц, однако был достаточно быстро разоблачен.

Так называемая «персонажная» травестия имеет отражение и на лингвистическом уровне – мотив преобразуется в «смену пола» не людей, а слов. Такой вид травестии целесообразно назвать семантическим.

Семантическая травестия

Детективы Акунина удивительно «интернациональны»: в них фигурируют персонажи, являющиеся подданными разных государств и говорящие на разных языках. При попытке говорить на русском языке некоторые персонажи ошибаются, причем в целом ряде произведений «фандоринского корпуса» ошибка, касающаяся родовой принадлежности слова, указывает на преступника.

Этот мотив проявляется в «Турецком гамбите»: маскирующийся под французского журналиста Анвар-эфенди (также прибегающий к маскировке, однако не выдающий себя за женщину) пишет записку, наводящую подозрение на Ивана Казанзаки. В этой записке представлена достаточно грубая имитация неграмотного русского языка: «Милый Ванчик-Харитончик серцо мое… Жизне бэз тебя будет такая что руки на себя положить ито луче чем такое жизне. Цаловал-милавал ты мине а я тибе а судба подлец сматрел-завидавал и нож за спину прятал Бэз тибе я пыл, граз земной. Очен прошу вернис скорей. А если кто другой вместо Бесо в твой паршивый Кышынов найдош-приеду и клянус мамой кышки вон. Твой на тыща лет Шалунишка» ^{[4, с. 172]}. Написавший этот текст явно непоследователен в родовой принадлежности слова «жизнь» - «жизне такая», а затем «такое жизне». Более четко представлено слово «судьба», ставшее в записке мужского рода: «судьба подлец смотрел-завидовал и нож за спину прятал», а также слово «грязь» - «грязь земной».

В дальнейшем выясняется, что записку сочинил и подложил Анвар-эфенди, являющийся одним из «азазелей», сирот, не знающих своего рода и национальности. В романе он выдает себя за француза, при этом по-русски говорит грамотно, лишь с фонетическим акцентом: «Пгекасная идея! … тугки не стгеляют! А на паговозе, между пгочим, тугецкий флаг! Не пгоехаться ли до Сан-Стефано и обгатно?» ^{[4, с. 222]}.

Подобная искаженная речь свойственна и персонажу «Черного города» Кара-Гасыму, который, как и Анвар-эфенди, до последних страниц представляется в романе не тем, кем он является на самом деле. Анвар-эфенди изображает талантливого журналиста, Кара-Гасым же становится «правой рукой» Фандорина на время ранения и бездействия Масы. Кара-Гасым также говорит неграмотно:

«Прошлый год тюрьма сидел. Браиловская замок, знаешь? Плохая место. А люди хорошие. Хотя русские, но сильно хорошие. Шесть месяцев с ними одна камера сидел. Мог тысяча раз убежать – не хотел. Сидел бы так год, два. Но начальник хотела меня Сибирь везти. Я Сибирь не хотел. Там холодно, урюк и изюм нету (я урюк и изюм сильно люблю). Мне скучно стал, я немножко камера ломал. Сбежал. Хорошие русские люди меня много полезное учили. Теперь я умный стал. Никакая шпик не найдет, никакая городовой не поймает» ^{[5, с. 139]}.

Яркой чертой речи Гасыма является все та же лингвистическая травестия: «плохая место», «начальник хотела», «никакая шпик» и пр. В его случае за сменой мужского и женского рода стоит своя теория: в его речи, как он сам объясняет Фандорину, все положительные объекты – мужского рода, а все отрицательные – мужского. Знаком «сбрасывания маски» в самом конце романа является его правильная, грамотная речь, поражающая Фандорина.

Выводы

Романы, повести и рассказы об Эрасте Фандорине, создававшиеся Б. Акуниным в течение 20 лет (первая публикация «Азазеля» состоялась 8 февраля 1998, первая публикация «Не прощаюсь» - 8 февраля 2018), образуют единый корпус текстов, цикл, в котором сильны циклообразующие мотивы. Поскольку при разнообразии жанровых подвидов все произведения данного цикла принадлежат к родовому жанру детектива, в них используется классическая детективная канва: поиски преступника, которые проницательный сыщик осуществляет как бы вместе с читателем, опережая последнего буквально на полшага. Для достижения этого эффекта автор прибегает к различным приемам, являющимся ключом к разгадке, и во многих произведениях цикла эти приемы повторяются.

Одним из таких циклообразующих приемов следует признать мотив травестии, «смены пола», который проявляет себя как на сюжетном, так и на лингвистическом уровне. В первом случае речь идет о переодевании преступника, а для «сверхпреступников», людей, позиционирующихся как истинные гении зла, этот мотив углубляется. Они предстают как некие бесполые или двуполые существа, андрогины, которые могут выступать как в мужском, так и в женском обличии.

Лингвистическая же травестия является способом максировки, это всегда нарочито неграмотный язык, маска, используемая тем, кто на самом деле отлично говорит по-русски. Категория рода в русском языке неизосемична: она не связана с сущностью называемого предмета (за исключением небольшого количества слов, называющих людей и животных), и в родовой принадлежности слова действительно легко ошибиться, если человек не является носителем русского языка. Типичная школьная проверка рода слова через подстановку «он, мой» / «она, моя» не помогает иностранцу, так как он изначально не понимает, какое слово чем заменять. О связи же лингвистической травестии с персонажной говорит взаимодействие именно мужского и женского начала: в речи персонажей практически не осуществляется трансформаций, связанных с грамматическим средним родом.