Capabilities of biographical approach in historical-pedagogical examination of the heritage of white émigré

История российской научно-педагогической эмиграции составляет сегодня важную часть сложившейся в 1990–2010-е гг. специальной отрасли гуманитарного знания, которая получила название «эмигрантика» (О. А. Коростелев). За это время было сделано чрезвычайно много, в частности, издан основной массив «возвращенных текстов», написаны десятки книг и сотни статей о различных аспектах жизни и быта российского зарубежья, опубликованы важнейшие архивные материалы, подготовлены фундаментальные справочные издания [см.: 18; 20; 16]. При этом можно отметить два основных направления движения исследовательской мысли: с одной стороны, это создание масштабных работ, посвященных ключевым вопросам политической, идеологической, экономической, научной и образовательной парадигм русской эмиграции ХХ века; с другой, выявление деталей и подробностей, конкретных фактов деятельности представителей эмигрантского сообщества, работы общественных организаций, учебных заведений, издательств, журналов и т. д. Не случайно, как не раз указывал крупнейший исследователь русской педагогической эмиграции Е. Г. Осовский, именно реализация персонализированного подхода в изучении феномена зарубежной России дает основания как можно лучше его понять и как можно лучше его описать сквозь призму конкретных судеб реальных людей [см.: 10, с. 3-9]. Реализация этого подхода в работах ученого 1990-х гг. [см.: 11; 12; 13] продолжилась в публикациях созданной им школы исследований педагогической эмигрантики, в частности, в статьях В. Е. Дерюги, Е. В. Кирдяшовой, В. П. Киржаевой, О. Е. Осовского и др. [см.: 2; 3; 4; 14; 15; 17]. Таким образом, были заложены основы биографического подхода, результатом которого должно стать создание научно-педагогических биографий представителей российской эмиграции. Как отмечалось в одной из недавних работ В. П. Киржаевой и О. Е. Осовского, «педагогическую/научно-педагогическую биографию мы рассматриваем как разновидность биографии исторического лица, внесшего очевидный вклад в педагогику и образование» ^{[6, с. 63]}. Подчеркнем, что речь шла о широком понимании биографии, предполагавшем несколько путей реализации задач научно-педагогического исследования – от биографии как таковой до различных типов монографий (индивидуальных и коллективных) и сборников, учитывающих биографический фактор и использование биографического материала.

Это и предопределило выбор в качестве предмета исследования возможность использования биографического подхода в процессе изучения педагогической мысли и образования российского зарубежья. Объектом являются посвященные П. М. Бицилли, Н. А. Ганцу и С. И. Гессену книги, опубликованные в 2018–2000-х гг., представляющие либо биографические, либо теоретические исследования с серьезным биографическим компонентом.

Интерес к персональным биографиям выдающихся представителей науки и образования характерен не только для педагогической истории эмиграции, но и для педагогической истории России в целом. В качестве примера сошлемся на две сравнительно недавно опубликованные книги, посвященные жизни и деятельности В. В. Зеньковского и С. И. Гессена ^{[7; 8]}. Примечательно, что выбор сюжетов обоих жизнеописаний диктовался по преимуществу доступностью источников и архивных материалов. Так, В. М. Летцев посвящает эмигрантскому периоду жизни В. В. Зеньковского всего несколько десятков страниц, сосредоточившись в основном на подробной реконструкции процесса становления В. В. Зеньковского как философа и мыслителя, его повороте от марксизма к православию, философских и психолого-педагогических достижениях киевского периода. Л. М. Найбороденко и С. Ф. Фоминых подробно исследуют научную и педагогическую деятельность С. И. Гессена в Томском университете, профессором которого философ становится в канун октябрьского переворота. В годы революции и гражданской войны С. И. Гессен возглавит не только кафедру философии, но и историко-филологический факультет университета, создаст при нем педагогический институт, а в ходе преподавания курса педагогики наметит контуры своей знаменитой книги «Основы педагогики. Введение в прикладную философии», изданной в 1923 г. в Берлине.

Естественное тяготение к персонализации, усиление биографического компонента – свойство значительного числа недавних историко-педагогических публикаций, посвященных российской эмиграции. Именно с этой точки зрения нами рассматриваются работы, в которых проводится последовательный анализ жизни и наследия трех выдающихся представителей научно-педагогического зарубежья – П. Н. Бицилли, Н. А. Ганца и С. И. Гессена. В силу сложившихся обстоятельств эти люди не просто пересекались на жизненном пути, но активно взаимодействовали. Так, П. Н. Бицилли и его младший коллега Н. А. Ганц, выпускники историко-филологического факультета Новороссийского (Одесса) университета, преподавали в одной и той же гимназии; Н. А. Ганца и С. И. Гессена объединяли не только общие научно-педагогические интересы, но и совместные издательские проекты, в частности, написанная в соавторстве книга о советской школе [см.: 21]; и все они участвовали в работе ведущего педагогического журнала эмиграции «Русская школа за рубежом». Не удивительно, что каждая из книг не только раскрывает биографию героя, но позволяет получить дополнительные сведения о жизненных перипетиях двух других ученых и воссоздать целостную картину научного и общественно-педагогического процесса России и российского зарубежья в первой половине ХХ века.

Книга М. А. Бирмана о Петре Михайловиче Бицилли (1879–1953) представляет классический образец биографии ^[1]. Посвятивший, по собственному признанию, более 20 лет изучению жизни и наследия выдающегося историка автор опирался в своей работе на воспоминания семьи, в т. ч. дочерей, и материалы уникального семейного архива, доступ к которым он получил в первой половине 1990-х гг. В книге показаны различные грани личности П. М. Бицилли – молодого историка, подающего надежды художника, тонкого знатока и ценителя музыки и русской литературы. В каждом своем начинании он демонстрировал очевидный для окружающих талант и мощь творческого импульса. М. А. Бирман показывает, как органично научные достижения П. М. Бицилли отражают разнообразие его интересов. Увлечение отечественной и европейской историей сочетается в его трудах с неменьшим вниманием к проблемам мировой культуры, глубоким знанием вопросов словесности и др. Важнейшую страницу одесского периода жизни П. М. Бицилли составляет активная педагогическая деятельность: лекции и семинары в университете и на Высших женских курсах, уроки истории в частных гимназиях. Близкий к партии социалистов-революционеров, П. М. Бицилли в 1917 г. – один из организаторов и преподавателей Одесского народного университета, главной задачей которого было максимально расширить доступность образования для молодежи города.

Новый этап в жизни историка и педагога начинается в январе 1920 г., когда вместе с семьей он покидает Одессу и в составе группы университетских преподавателей эвакуируется в Югославию. Должность профессора университета в Скопье не облегчала материального положения эмигранта, однако даже в югославском захолустье П. М. Бицилли продолжал научную работу. Последовавшее в 1924 г. приглашение в Софийский университет навсегда связало его судьбу с Болгарией. Подробно анализируя достижения болгарского периода, М. А. Бирман наглядно показывает, как расширяется круг научных интересов профессора, как формируется вокруг него своеобразная школа, состоящая из младших коллег и студентов, которым он сумел привить искреннюю любовь к истории и культуре России.

Несмотря на то, что в Софии П. М. Бицилли оказался удален от научных и культурных центров русской эмиграции, а крайняя скудость университетского бюджета ограничивала его в поездках, роль его в общественно-педагогической, научной и литературной жизни российского зарубежья очевидна. К сожалению, автор очень немного говорит об участии П. М. Бицилли в руководстве эмигрантским общественно-педагогическим движением и его выступлениях на страницах «Русской школы за рубежом». Нет сомнений, что главной трибуной П. М. Бицилли, обеспечившей ему признание всей эмиграции, стал парижский журнал «Современные записки», автором которого он был на протяжении многих лет.

Примечательно, что профессорская карьера в Софийском университете складывается у ученого непросто. Не имевший многие годы болгарского подданства, он так и не получил права на пожизненную профессуру и каждые три года был вынужден продлевать контракт. М. А. Бирман указывает, что именно поддержка болгарских коллег несколько раз обеспечивала известному историку сохранение должности. В послевоенных условиях нового режима П. М. Бицилли оказывается идеологически не угоден и в 1948 г. был уволен из университета без пенсии, оставшись на попечении дочери и зятя. М. А. Бирман приводит финал письма И. А. Бунину от 11 мая 1951 г., передающего весь трагизм самоощущения П. М. Бицилли: «Полное одиночество, тоска, скука, томительное безделье и предвкушение приближающегося перехода в Ничто…» ^{[1, с. 274]}. Но жизненные трудности не сломили ученого, в самых сложных обстоятельствах он сохранял верность науке. Вклад его в науку оказался более чем значительным, не меньше он внес и в теорию и историю образования и методику преподавания исторических дисциплин, о чем свидетельствуют приводимые в приложениях к книге списки публикаций в периодических изданиях, и тематика 95 спецкурсов, прочитанных в Софийском университете за четверть века.

Еще одна заметная фигура российского педагогического зарубежья – Николай Адольфович Ганц (1988–1969) – находится в центре внимания монографии В. П. Киржаевой и О. Е. Осовского ^[5]. Хотя в последние годы научное наследие Н. А. Ганца было представлено отечественному читателю [cм.: 9], его вклад в российскую и европейскую педагогическую мысль ХХ века, по мнению авторов, нуждается в серьезном изучении. «Изучение феномена Н. А. Ганца позволяет значительно расширить и уточнить характер развития эмигрантской педагогической теории, а анализ его творческого диалога в 1920–1930-е гг. с С. И. Гессеном, В. В. Зеньковским, В. С. Грабовым, Д. Н. Сокольцовым, А. В. Флоровским и др., сотрудничества с «Бюллетенем Педагогического Бюро», редакциями журналов «Русская школа за рубежом», «Современные записки», «Русская школа» и др., такими общественными организациями, как Педагогическое Бюро по делам русской средней и низшей школы за границей, Объединение русских учительских организаций за границей, Союз русских академических организаций за границей и др., существенно дополнить новыми данными интеллектуальную историю русской эмиграции» ^{[5, с. 4]}, – поясняют они.

Подобная установка предполагает несколько иную, чем у собственно биографического исследования, структуру: за открывающим книгу развернутым биографическим очерком идут проблемные главы, позволяющие оценить характер сделанного Н. А. Ганцем в русской и англоязычной педагогической теории, прежде всего, в педагогической компаративистике. Восстанавливая буквально по крупицам детали биографии выпускника университета, одного из ближайших учеников известного педагога, психолога и историка философии Н. А. Ланге, авторы подробно описывают его юность, участие в эсеровском подполье, студенческие годы, положение учителя гимназии и профессорского стипендиата, приват-доцента Новороссийского университета и руководителя Одесского городского отдела народного образования в годы революции и гражданской войны. Примечательно, что именно в этот период пересекаются пути Н. А. Ганца и П. М. Бицилли, в т. ч., и в деле организации Одесского народного университета. Н. А. Ганц становится все более заметной фигурой в педагогической жизни Одессы, о чем свидетельствуют сохранившиеся в его личном архиве документы, широко цитируемые в тексте. С опорой на метод исторической аналогии в книге реконструирован эмигрантский путь молодого педагога, оказавшегося в Лондоне благодаря жене-англичанке и сумевшего неимоверными усилиями, упорным трудом и несомненным научным талантом добиться положения одного из самых авторитетных специалистов в области педагогической компаративистики.

Авторы восстанавливают и диалог Н. А. Ганца с англоязычным научным миром, ведущими английскими славистами, педагогами-компаративистами Европы и США, не забывая отметить ту роль, которую Н. А. Ганц играет в общественно-педагогическом движении эмиграции 1920–1930-х гг. Особое внимание уделено здесь его многолетним дружеским отношениям и творческому сотрудничеству с С. И. Гессеном. Высокая оценка дается англоязычным работам Н. А. Ганца по истории российской школы, что обеспечило трансляцию представлений о русской педагогической традиции для аудитории в Великобритании, материковой Европе и США. В свою очередь, как показано в монографии, новаторские идеи западной педагогики, новинки английской и американской литературы попадают к читателям «Русской школы за рубежом» именно в интерпретации Н. А. Ганца, одного из самых ценных и активных сотрудников журнала. Представлены на его страницах и фрагменты историко-педагогических работ самого Н. А. Ганца как русские версии глав англоязычных книг. Специальное внимание в монографии уделяется процессу выработки новой методологии педагогической компаративистики, предложенной Н. А. Ганцем в работах 1920–1930-х гг. и развернутой в его известном труде «Педагогическая компаративистика» (1948).

Наглядное представление о масштабе научной деятельности Н. А. Ганца дают приведенные в приложениях аннотированные библиографические указатели его трудов на русском и иностранных языках (более 140 названий). Особую ценность имеют архивные документы, впервые вводимые в научный оборот, в частности, ответы Н. А. Ганца на анкету Объединения русских учительских организаций за границей; материалы, связанные с его работой на I Съезде деятелей средней и низшей русской школы за границей (1923) и на Всемирном конгрессе Ассоциации учительских организаций в Эдинбурге (1925).

Еще одна модель организации биографического материала предложена в антологии «Сергей Иосифович Гессен» ^[19]. Следует отметить, что задачи книги и ее структура были предопределены общими установками серии «Философия России первой половины XX века». Отобрав ключевые тексты о жизни и творчестве выдающегося педагога и философа составители должны были найти определенный ракурс, при котором статьи и материалы современных исследователей превратились бы в единое целое, а главная цель сборника – представление целостного образа С. И. Гессена как одного из ведущих персонажей истории философии России ХХ века – была бы реализована. Этому в немалой степени способствовали статьи признанных специалистов в области отечественной философии и образования, сочетание опыта масштабных реконструкций жизненного пути С. И. Гессена и отдельных, иногда достаточно частных, но показательных страниц биографии.

Давно получившие известность предисловия к томам философских и педагогических сочинений С. И. Гессена, написанные А. Валицким и Е. Г. Осовским, превращаются в своеобразную основу разделов книги, посвященных С. И. Гессену как участнику философского процесса в России и российском зарубежье и С. И. Гессену как философу и теоретику образования. Примечательно, что большая часть авторов строит свои выводы с опорой на малоизвестные источники, тем самым обеспечивая основательность историко-биографической составляющей данного сборника. В книге рельефно представлен С. И. Гессен как исследователь, сочетающий интерес к философии права с глубоким пониманием философии культуры, как важнейший участник диалога немецкого и русского неокантианства, разворачивающегося на протяжении 1920–1930-х гг. «”Неакадемический” неокантианец» (В. Н. Белов), он не столько транслирует немецкую философскую идею в русскую общественную мысль Серебряного века, сколько реализует грандиозный проект «прикладной философии», прежде всего в области образования, что, как подчеркивают авторы, и обеспечит ему в будущем европейское и мировое признание.

Особое значение для создания научно-педагогической биографии С. И. Гессена имеют статьи Л. Е. Шапошникова, В. П. Киржаевой и О. Е. Осовского, Л. М. Найбороденко и С. Ф. Фоминых. Анализ философско-образовательной концепции С. И. Гессена удачно сочетается здесь с деталями томского, берлинского и пражского периодов его жизни, что дает возможность авторам проследить и то, как практика университетской деятельности в Томске отзывается на страницах создаваемых в Берлине «Основ педагогики», а представления о задачах высшего педагогического образования найдут отражение в работе С. И. Гессена в Русском педагогическом институте в Праге.

Важнейшей частью книги является архивный раздел, своего рода исторический голос эпохи, звучащий и во вступительной статье В. В. Сапова, и в обширном эпистолярии, и в других публикуемых документах. Письма С. И. Гессена, адресованные Э. К. Метнеру, Б. А. Кистяковскому, И. И. Иванову, М. М. Замятниной, Йонасу Кону, дают возможность почувствовать «аромат эпохи», рассмотреть детали жизни и быта ученого, понять его отношение к происходящим событиям – так читатель становится свидетелем того, как изменяется мироощущение С. И. Гессена. Два послания давнему другу немецкому философу-неокантианцу Йонасу Кону становятся символическим эпилогом книги. Мыслитель подводит жизненные итоги не только в предназначенном для итальянских издателей «Моем жизнеописании», но и в этой переписке: «У меня большой круг коллег и студентов, которые меня уважают и любят, а также более узкий круг друзей, ассистентов и учеников, которым я надеюсь “передать эстафету”. Некоторые из них уже через 2–3 года станут доцентами. Тогда я спокойно уйду на пенсию, чтобы посвятить отпущенное мне еще время завершению моих научных трудов. Я опасаюсь, что у меня осталось немного времени, значит, я должен спешить, но сил для этого осталось немного» ^{[19, с. 372]}.

Таким образом, проанализированные публикации позволяют сделать вывод о том, что отечественная эмигрантика, прежде всего педагогическая, видит одну из своих важнейших задач в создании масштабных историко-биографических исследований. Здесь можно выстроить определенную типологию, поскольку представлены они и жанром собственно научной биографии, и монографиями общего типа с акцентированным биографическим компонентом, и созданными на архивных материалах коллективными монографиями и сборниками. Все эти типы объединяет общая цель – создание целостного образа ученого-педагога, реконструкция основных параметров его научно-педагогического наследия в политическом, социальном, научном и образовательном контекстах эпохи. Можно предположить, что создание в ближайшее время научно-педагогических биографий С. И. Гессена, В. В. Зеньковского, А. Л. Бема, Г. Я. Трошина, А. В. Жекулиной и других деятелей педагогического движения эмиграции станет важнейшей частью процесса воссоздания педагогической истории российского зарубежья.