Library
|
Your profile |
Litera
Reference:
Asadov I.
Symbolics of the novel “The Woman of Rome” by Alberto Moravia
// Litera.
2020. № 6.
P. 11-17.
DOI: 10.25136/2409-8698.2020.6.32999 URL: https://en.nbpublish.com/library_read_article.php?id=32999
Symbolics of the novel “The Woman of Rome” by Alberto Moravia
DOI: 10.25136/2409-8698.2020.6.32999Received: 23-05-2020Published: 30-05-2020Abstract: This article analyzes the novel “The Woman of Rome” (1947) by the Italian author of the XX century Alberto Moravia. As in his other novels, Moravia features a one reflexing character, creating an authorial intention in the oeuvre. The article examines special symbolics in the novel. The events take place in the 1940’s, during the Fascism era in Italy: the heroine is a victim of indifference and cruelty of the society and her own weakness, inability to refuse material gains, defend her values and dreams. Emphasis is also made on interaction between the social classes. Unlike the heroes of other novels of Alberto Moravia, Adriana loses her place in the society, changing her behavioral patterns and undergoing reassessment of values. Each character interacting with her can be interpreted as a symbol, representative of a certain class they belong to. And each of them exploit and impact her in their own way. The text in question can be considered as neo-realistic or existential. The author also underlines common traits of the protagonists of Moravia’s novels. For example, Cesira the heroine of the novel “Two Women” (“La Ciociara”, 1957) belongs to petite bourgeoisie, she also experience the transformation of life attitudes, having become a witness of dehumanization of people and overall indifference towards the fate of the country; but unlike Adriana, who is a victim, she manifests in role of a witness. The scientific novelty consists in analysis of symbolics of the novel and correlation between fate of the heroine and fate of the country. The heroines in the works of Alberto Moravia symbolize Fascist era in Italy differently; only in case with Adriana she personifies the changes, reaching the moral decline and perverting her inner self under the influence of fascism. Analysis is conducted on peculiarities of narration in the novel: her story can be perceived as a confession, or as a conversation with an understanding friend. This softens the perception of tragic events in the novel, since in increases the level of trust of the audience to the heroine. Symbolics of the novel includes the images of Madonna and Danaë (Titian’s painting). Keywords: personality, italian literature, conformism, fascism, homodiegetic narration, reflecting hero, symbolics, dehumanisation, Alberto Moravia, existentialismРоман Альберто Моравиа «Римлянка» знаком русскому читателю ещё в изданиях советского времени. Об этом романе писал известный советский итальянист Р. Хлодовский в контексте неореализма. В Италии творчество Моравиа вызывает неизменный интерес. Романы писателя анализируются с позиций экзистенциализма, фрейдизма. В настоящей статье рассматриваются точки зрения как русских исследователей – Е. Омеличкиной, А. Альшан, О.Ю. Школьниковой, так и иностранных – Л. Корчиа, Ч. Левитт, автора фундаментального исследования по итальянскому роману двадцатого века М. Форти. В экзистенциалистском ключе можно рассматривать проблему выбора в жизни героини. Несмотря на то, что Адриана часто «плывёт по течению», тем не менее, пытается любить и общаться с тем мужчиной, кого действительно любит. Но в отличие от цитируемых источников в настоящей работе мы сосредоточились на анализе личности героини. В романе «Римлянка» Моравиа затрагивает тему существования личности в обществе потребления, со всеми его идеологическими и культурными особенностями. Но писатель не иронизировал, не высмеивал, а использовал творчество в качестве орудия сопротивления и демонстрации злободневных вопросов, что довольно характерно для итальянского неореализма. Почти всех героев его романов нельзя назвать положительными: эмоциональный фон задается особенностью повествования. Рефлексирующая героиня, в отличие от рассказчика, выражает авторскую позицию более естественно. С помощью такого типа повествования автор использует более органичный подход к формированию персонажа, таким образом сокращая дистанцию между героиней и читателем, что в некоторой степени говорит о направленности к творческому исследованию ситуации в стране. Личность, в понимании автора, свободна, но ее определяют, как внешние социальные факторы, так и психологические установки, привычки. Гуманистические идеи Моравиа старается реализовать с помощью символики, что позволяет избежать авторского вмешательства и создаёт нейтральный тон повествования. Важнейшим определяющим возможности героини символом является Мадонна. Но с Мадонной её сравнивает мать, которая хочет выгодно продать красоту Адрианы, чтобы вырваться из постоянной нищеты и отказаться от тяжёлой работы белошвейки. Когда мать предлагает художнику использовать дочь как натурщицу, она сравнивает её с Мадонной, то художник показывает картину «Даная» Тициана и говорит: «Вот твоя дочь». Так сразу задаётся пространство судьбы героини. Она может быть прекрасной и чистой, как Мадонна, а может стать чувственной и страстной как Даная, которую художник называет «языческой богиней». Судя по описанию картины, имеется в виду картина Тициана «Даная», на которой Даная изображена в состоянии, похожем на чувственный экстаз. Героиня подчёркивает, что похожа на Данаю. Кроме невероятной красоты Адриана ощущает в себе и сладострастность, но не сразу это открывает. Но идеалом жизни для неё в начале романа является семья, построенная с любимым мужчиной. В конце героиня ощущает свою беременность как прощение от грехов. Таким образом, путь героини определяется и символом Мадонны, и образом чувственной обнажённой Данаи. В этой статье уделяется внимание рефлексирующей личности героини, конформизму и самому процессу отказа от собственных ценностей. Повествование построено надействиях и восприятии героини. Героиня сама сообщает о себе, её повествование напоминает как исповедь, так и рассказ о своей жизни понимающему слушателю-другу. Образ Адрианы в романе не развивается примитивно от точки падения и раскаяния, где в итоге «падшая» женщина становится на путь исправления и примирения с миром. Идея обличения проституции в качестве отрицательного явления общественной системы и способы избавления от нее не интересуют автора. Интенцией автора является демонстрация того, как под воздействием общества фактически разрушается личность героини, ослабляются ее нравственные установки и изменяются ее желания, стремления. Она хочет быть «такой, как все», но ее ценности искажаясь перерастают в любовь к деньгам, к материальному. В первой главе произведения читатель замечает, как мать героини фактически подталкивает ее к переоценке ценностей, исходя из своего жизненного опыта. «Художника нашла мама: она до того, как вышла замуж и стала белошвейкой, была натурщицей. Этот художник заказал ей сорочки, и мама, вспомнив о своем прежнем занятии, предложила ему меня в натурщицы» [1, с. 24].[1] Именно мать героини, хоть и искренне восхищаясь красотой дочери, всячески объективизирует тело Адрианы, постоянно утверждая, что благодаря нему она может заработать. И в этом романе автор придает главной героине характеристику «невинности», которая, из-за окружающей действительности, становится причиной модификации действий персонажа в нечто социально и нравственно неприемлемое. «Мать Адрианы романе “Римлянка”, являясь персонажем народным, желает своей дочери, нежеланному ребенку, благоприятное будущее, в котором ей самой было отказано, мешая любовным желаниям героини и постепенно подталкивая ее к проституции» [4, с. 45]. Меркантильность матери героини играет немаловажную роль в превращении тела Адрианы в способ заработка. Героиня со временем меняется, теряя свою наивность и невинность в угоду материальных потребностей, пользуясь своим телом в качестве билета в лучшую жизнь. Именно материализация потребностей Адрианы играет основную роль в нравственном изменении героини. «Отношения между матерью и дочерью основываются на деньгах, что в итоге приведет к печальным последствиям» [4, с. 45]. Адриане не чуждо чувство стыда и ей не нравится происходящее, несмотря на то, что она понимает, в некоторой степени, искреннее восхищение своей матери. Автор намеренно ставит акцент на деталях тела Адрианы, как и в другом его романе «Агостино» (1943), в котором он описывает в мелких деталях образ его матери, для того, чтобы подчеркнуть красоту персонажа. В «Римлянке» коннотация красоты героини остается положительной, но ее использования семантически ассоциируется с отрицательным и безнравственным. В начале романа героиня замечает, как мать демонстрирует ее художнику почти в качестве товара: «При этом она ощупывала меня, как барышники ощупывают и расхваливают на рынке скотину, надеясь завлечь покупателя» [1, с. 24].[2] Для Моравиа, красота - отнюдь не негативная и не деструктивная черта человека. Его, как писателя-гуманиста, беспокоит ее обесценивание, как и мизантропия в целом:«…за внешне спокойным и бесстрастным изложением драматических событий романа «Римлянка» все время ощущаются глубокая скорбь писателя о поруганной женской красоте и его негодование против того мира…» [3, с. 232]. Одной из основных целей для Моравиа является показать непосредственно взаимоотношения героини с обществом, где ее наивное, даже примитивное понимание «нормальности» достаточно сильно отличается от принятого в обществе. Это понимание появляется не сразу, оно приходит со временем, в результате рефлексий персонажа. Но Адриана не страдает, а движется к определенной цели путем своего конформного, в рамках ее общества, поведения. В извращенной нравственности Адрианы проявляется ее характер. В отличие от Марчелло Клеричи, героя романа Моравиа («Конформист» 1957), у Адрианы, конформизм проявляется иначе. Приспосабливаясь, она извлекает свою выгоду из ситуации. Но то, как героиня подстраивается под реалии для достижения успеха, в итоге и запускает деструктивный механизм, который приводит к нормализации этого поведения у героини, а также к негативному заключению сюжета романа. «В конце концов, «Римлянка» - это история Римской проститутки Адрианы, которая описывает от первого лица свою траекторию падения от модели художника к секс – работнице, траекторию запущенную ее матерью, в повествовании, раскрывающем неизбежное извращение итальянского общества между Мировыми войнами, но в тоже время и принципиальную целостность, скромность и упорство Адрианы перед лицом ее системной экплуатации» [6, с. 44]. Тема конформизма в романе выражена достаточно ярко. Героиня осознает, что окружающая ее действительность невыносима, но все же не противится давлению со стороны. Она жертвует своей нравственностью и порядочностью, и словно стремится соответствовать обществу. Она меняется, как будто становится умнее и рассудительнее, но грань между «хорошим» и «плохим», в ее понимании, постепенно размывается. Автор не заставляет читателя судить героиню, он только лишь демонстрирует взаимовлияние общества и личности. Наивность Адрианы постепенно исчезает после того, как она встречается с бессмысленной, неосознанной жестокостью со стороны своей «подруги» Джизеллы, в эпизоде с Астаритой, когда подруга подставила героиню и спровоцировала нежеланную для героини связь с богатым пожилым мужчиной:«Я поняла, что в данный момент Джизелла не отдает отчета в злобности и жестокости своего поступка, должно быть, эта ловушка, в которую попала я, казалась ей просто веселой, милой, остроумной шуткой» [1, с. 86]. В этом романе, в отличие от Агостино, повествование в рассматриваемом романе ведется от первого лица, благодаря чему читатель обращает внимание и на экзистенциальную проблематику истории, так как действия эмоционально обособлены главной героиней- нарратором. Альберто Моравиа меняет ракурс исследования в зависимости от точки зрения в своих произведениях. Совершенно разная оптика используется в гомодиегетическом повествовании и в гетеродиегетическом. В повествовании от первого лица («Презрение», «Римлянка», «Чочара») автор совпадает с героем, который, вызывая доверие читателя, иногда и симпатию, совершает ряд ошибочных поступков. В повествовании от третьего лица («Непокорность», «Агостино», «Конформист») автори герой разведены, автор не является всеведущим и знающим, он «подглядывает» за героем и фиксирует происходящие события. Герой развивается, изменяется и тонко, глубоко реагирует на внешние события. Моравиа было важно описать отношение личности с реальностью, ее сравнение с представителями других классов. Наивность Адрианы, ее общепринятое понятие семейного счастья, которое уже непостижимо по причине ее выбора, позволяют автору манипулировать героиней, внедряя внешнее воздействие других персонажей. «…Моравиа мог бы резюмировать слова Флобера и сказать: «Римлянка – это я» [5, с. 202].Многие второстепенные герои (мать героини, Астарита, Джизелла, Мино, Сонцоньо и т. д.) непосредственно влияют на становление личности героини. Важно помнить также и о вышеупомянутом повествовании от первого лица.Для Моравиа, Адриана символизирует связь автора с реальностью: «“Отождествляя себя с Адрианой”- он признается, “я думал, что я нашел ключи к своей связи с реальностью, с жизнью”» [8, с. 25]. В итоге интересен и заключительный эпизод в произведении, возвращающий к вопросу символики в романе. Адриана, в некотором роде, символизирует Италию, погрязшую в беспорядках и хаосе, находящуюся во власти жестоких, безнравственных и безразличных. Сам образ римлянина и римлянки «…наделен как положительными, таки отрицательными качествами. Если на уровне сюжета мы можем отметить «падение» героини, её занятие проституцией, связь с убийцей, то символом слабой надежды на другую жизнь становится беременность героини, ребёнок, зачатый ею от преступника и её мольбы к Мадонне. Можно сделать вывод, что ожидание большой войны и подавление личности оказали разрушительное влияние на душевное состояние и поведение большинства итальянцев, превращая их в безнравственных, равнодушных мещан и обывателей» [2, с. 150]. Всеобщий хаос, отчуждение и идея утраты сильного прошлого являются доминирующими, деструктивными в различных смыслах, факторами в рассматриваемом времени. Личная трагедия героини олицетворяет трагедию народа. Но автор предрекает светлое будущее стране, на что указывают и парадоксальные проблески надежды у главной героини в заключительном эпизоде романа: автор оставляет читателю открытую концовку, в которой лишь за ним остается право выбора. Концовку, в некотором роде, можно назвать цикличной - роман завершается почти так же, как и начинается: надеждой разочарованной матери на светлое будущее ребенка, только в этот раз роль матери предоставлена самой Адриане.
[1]Fu la mamma che mi trovò quel pittore: prima di sposarsi e di fare la camiciaia, era stata modella; un pittore le aveva dato da fare delle camicie e lei, ricordandosi del suo antico mestiere, gli aveva proposto di farmi posare [7, с. 4]. [2] Pur dicendo queste cose, ella mi roccava, proprio come si fa con le bestie per invogliare i compratori al mercato [7, с. 4]. References
1. Moravia A. Izbrannoe: Rimlyanka. Prezrenie. Rasskazy. Progress. – M. : Progress, 1978. – 618 s.
2. Omelichkina E. , Al'shan A. Obraz ‘rimlyanin/rimlyanka’ v proizvedeniyakh A. Moravia kak sposob aktualizatsii tsennostnoi pozitsii avtora // Vestnik Kemerovskogo gosudarstvennogo universiteta № 4 (64) T. 1, 2015. – S. 146 – 150. 3. Shkol'nikova O. Yu. Russkaya literatura V Italii i ital'yanskaya literatura V Rossii: Vliyanie “vneshnikh” faktorov // Uchenye zapiski Orlovskogo gosudarstvennogo universiteta. №1 (64), 2015. – S. 229 – 233. 4. Corchia L. La figura della madre nei romanzi di Moravia e nelle trasposizioni cinematografiche. La madre autoritaria de "La Noia" tra Moravia e Damiano Damiani, «The Lab’s Quarterly», 4, 2015. – P. 37 – 67. 5. Forti M. Narrativa e romanzo nel Novecento italiano. Studi critici, ritratti e ricerche. Milano: Il Saggiatore/ Fondazione Arnoldo e Alberto Mondadori, 2009. – 1088 pp. 6. Leavitt C. Repressed memory and traumatic history in Alberto Moravia’s 'The Woman of Rome'. In: Sambuco, P. (ed.) Transmissions of Memory: Echoes, Traumas and Nostalgia in Post-World War II Italian Culture. FairleighDickinsonUP, NewJersey, 2018. – P . 39-54. 7. Moravia A. La romana-SPb.: Antologiya, 2017. – 329 c. 8. Rebay L. Alberto Moravia. Columbia University Press, New York, 1970. – 48 pp. |