The imperatives of national purpose

Shchuplenkov Oleg Viktorovich PhD in History Associate professor of the Department of History, law and Social Disciplines at Stavropol State Pedagogical University 357625, Russia, g. Essentuki, ul. Doliny Roz, 7 oleg.shup@gmail.com Other publications by this author

В статье показано, что национальная идея России неотделима от идеалов русской культуры и русской философии, императива перехода российского государства к ноосферно-экологическому социализму. История России — это процесс сверхсознательного и сознательного, полусознательного и бессознательного, адекватного и искаженного воплощения духом народа идеи нации в определенные социальные идеи и государственность. Каждая последующая государственная форма национальной идеи России в той или иной мере содержит в себе исторический опыт предшествующих форм.

В основе национальной идеи России и ее идеологии должны лежать российские национальные ценности, базовые цели национальной стратегии и цели достижения высокого качества жизни россиян, их достойная жизнь и государственные приоритеты поддержки российской семьи, честного труда и нравственности национального бытия, а также демократические основы российской государственности, которые должны стать результатом собственного выбора и развития современной России.

Национальная идея, национальное самосознание, нация, космизм, ноосфера, русская этничность, цивилизация.

В последнее время выявилась тенденция (и в научной литературе, и в публицистике) ставить обостренно вопрос о самодостаточности российской цивилизации, о наличии существенных цивилизационных особенностей, о своеобразии национального менталитета, об органичном сплаве западных и восточных начал в русском национальном характере. Постулат перестроечного времени о вхождении России в мировую цивилизацию ушел в небытие массового сознания.

Признаки цивилизованности известны. Это, во-первых, города; во-вторых, письменность; в третьих, монументальное искусство. На важность последнего признака указывалось неоднократно. Он свидетельствует, если не о наличии мобилизующей массы сверхценности, то о ее интенсивных поисках в данном обществе. Наличие такой сверхценности, религиозной или идейной, – важная характеристика любой цивилизации. Ключевым является не формальное наличие этих признаков (как у варваров, живущих в римских городах), а их воспроизводство – строительство новых городов, создание новых монументальных и письменных памятников.

С учетом сказанного выше можно сформулировать самое общее, предварительное определение российской цивилизации, обратив особое внимание, на особенности той цивилизации в России, которая существуют на протяжении последних приблизительно 250-ти лет.

Приоритетные ценности этой цивилизации – справедливость, понятая как воздаяние за добро и наказание за зло, – в противовес западной формальной законности и восточному равенству, красота в собственно эстетическом смысле, в противовес западной целесообразности, персонализм – срединная позиция, в противовес западному индивидуализму и восточному коллективизму.

Русский национальный менталитет, составляющий основу российской цивилизации, складывался под влиянием четырех основных сил: природных условий, особенностей социальной жизни, православной религии и специфических особенностей национального воспитания ^[1].

Одним из полюсов идеологической неопределенности является вопрос о национальной идее. Степень этой неопределенности такова, что понятия идеологии и национальной идеи зачастую просто отождествляются или, наоборот, рассматриваются как совершенно независимые категории, что вносит дополнительную путаницу в определение общественного статуса того и другого и в выработку соответствующих политологических подходов. Так, например, о национальной идее как потребности национально-государственного самоопределения в новых условиях, вспоминают достаточно часто; однако ввиду того, что с повестки дня вообще снят сам вопрос об идеологии, вопрос о национальной идее каждый раз повисает в воздухе и выглядит отвлеченным и по существу излишним. В итоге весь спектр идеологической проблематики становится областью безответственных политических спекуляций, мечтательности и популизма, что вполне отражает общую бессодержательность нынешней российской государственности. Так, крупнейшая (правящая) партия нашего парламента на прошлых выборах в качестве идеологии не предложила обществу ничего, кроме популистского лозунга: «Мы вместе сделаем Россию единой и сильной», а на нынешних выборах просто спряталась за спину президента: «Единая Россия — партия Путина». Притом, что само понятие «Путин» для общества по-прежнему остается большой загадкой и неопределенностью.

И дело не только в том, что еще не созрели объективные условия для полноценной идеологической самоорганизации общества, а в том, что эти тенденции находятся в прямом антагонистическом противоречии с либерализмом, искусственно навязанным обществу в качестве «неформальной» государственной идеологии. Либерализм как таковой вообще отрицает право идеологии на какое-либо доминирование в общественном сознании, считая «тоталитарность» идеологического авторитета угрозой своим главным святыням — «свободе личности» и «правам человека». Причем последовательный либерализм (неолиберализм) отрицает вместе с идеологией и само государство (во всех его традиционных атрибутах) как неисправимо тоталитарную структуру. В этих условиях формирование последовательной государственной идеологии, способной стать целостным алгоритмом национального возрождения, становится крайне проблематичным.

В современной отечественной политической мысли при обсуждении содержания национальной идеи России существуют ряд альтернативных точек зрения. Прежде всего, это вопрос о том, должна ли быть российская идея вариантом европейской (западной) идеи или она выходит за рамки последней. О. Здравомыслова говорит, что поиски национальной идеи России в основном осуществляются в двух направлениях: что еще можно взять у Европы и в чем состоит противостояние Европе, в чем заключается особенность России ^[2].

Сторонники неевропейского пути развития современной России говорят о необходимости обратиться к опыту Востока. Так, например, Панарин А. говорит о необходимости преодолеть пороки европейского рационализма и узкого прагматизма за счет обращения к духовности Востока ^[3]. Инглхарт Р., Антипина О., Иноземцев В. считают, что реальные силы, способные изменить западное общество, формируется в самой западной цивилизации в виде увеличивающейся части населения, ориентированной на постэкономическую шкалу ценностей, в центре которой находится человек с его стремлением к самосовершенствованию ^[4]. В. Межуев размышляя о перспективах развития современной России, проводит параллели в цивилизационном развитии России и Европы. Он говорит, что задача, стоящая перед Россией, может быть сформулирована не как отрицание западной цивилизации и создание чего-то совершенно непохожего на нее, а как продолжение начатого Западом дела построения общечеловеческой цивилизации, но только в направлении ее примирения с культурными и природными основаниями человеческого бытия ^[5].

Селигсон, к примеру, утверждает, что выявленная Инглхартом на агрегированном уровне высокая корреляция между политической культурой и стабильностью демократии носит «мнимый» характер ^[6]. Это связано с тем, что сам Селигсон не находит высокой корреляции между содержащимися в работах Инглхарта индикаторами политической культуры и данными о поддержке демократии на индивидуальном уровне. Таким образом, полагает он, выявленная Инглхартом межуровневая связь между массовыми ценностями и демократией представляет собой «экологическую ошибку».

В своей классической статье о проблеме «экологических ошибок», опубликованной более полувека назад, У.С.Робинсон отметил, что взаимосвязи между двумя переменными, существующие на агрегированном уровне, не всегда совпадают с теми, которые существуют между ними на индивидуальном уровне: во втором случае корреляция между ними может быть значительно слабее и даже иметь противоположный знак, т.е. совершенно иную направленность по сравнению с выявленной в первом случае ^[7].

Важным аспектом альтернативы неевропейского пути развития современной России является вопрос о роли русской этничности в российской национальной идеологии. Мнение большинства исследователей сводится к тому, что этнические идеологемы не обладают мобилизующей силой. Национальная идеология России должна формироваться на базе культур этносов, населяющих Россию.

В то же время ставится вопрос, в какой мере национальная идеология должна быть идеей, выражающей православную традицию. Дугин А. считает миссию России в несении традиции христианства в его православной версии. Однако, только 4 % опрошенных граждан России согласны с тем, что идея православия способна объединить общество ^[8].

Идея нации, которая, как сказал В.С. Соловьев, «есть не то, что она сама думает о себе во времени, но то, что Бог думает о ней в вечности» ^[9], — это альфа и омега национальной культуры жизни, путеводная звезда, указывающая народу истинное направление его исторического развития. Мысль Бога о нации — кристалл божественного духа, на огненных скрижалях которого начертан ее духовно-национальный код (ДНК). Содержащий в себе судьбу, особенности культуры духа и жизни народа, он есть первосущность субстанции национальной идеи, которая определена своеобразием мысли Бога, качеством Его энергий.

Постижение и превращение духом идеи нации в духовную и материальную жизнь есть процесс становления божественно-космически-социальной архитектоники национальной идеи. Уровень развития культуры народа, воспроизводство и сохранение им своего национального характера, духовного смысла и национального образа жизни прямо пропорционален степени воплощения мысли Бога о нации и ее исторического опыта в социальную действительность, организованную в государство.

Божественная идея нации — это сверхчувственный корень и духовный закон своеобразной культуры жизни, эволюционная заданность особого назначения народа в космически-планетарном организме человечества. Дух народа, содержащий в себе божественный образ нации, и государство — это национальная идея в ее сверхчувственном состоянии и пространственно-временном проявлении. Вот почему национальная идея, как то, что было, есть и будет, не выдумывается народом, а лишь в меру его исторического развития открывается и доводится до самосознания духом национального гения.

Необходимость осознания идеи нации и превращение этого знания в практически действующее национальное самосознание — государственную политику и национальное государство как историческую форму реального существования национальной идеи заключается в том, что «нация есть воля к бытию, которая может стать и безволием … Нация воспринимается не только как данность или факт, но как творческая задача и долг» ^[10]. Расширенное воспроизводство практически действующего национального самосознания есть абсолютный долг народа перед Богом, человечеством, нацией и окружающей средой.

Без исполнения этого долга, следовательно, без такого национализма не произойдет надлежащего воплощения на Земле божественного замысла и нация не осуществит в исторической полноте свою уникальную функцию в составе социального организма человечества, а человек вне национально-государственного способа жизни не разовьет определенные ему судьбой способности и качества своего духа. В результате направление эволюции человека, нации и человечества исказится и ее процесс замедлится, что не отразится на самой божественной идее.

Сказанное подтверждается кризисным состоянием стран мира, кризисом самой глобализации, основанной на материальной составляющей нравственно редуцированной социальной идеи — рыночных отношениях и жизненных ценностях общества потребления, заражающих своим духовным примитивизмом национальные культуры. В условиях критического ослабления национально-культурного иммунитета народ утрачивает сознательную связь с Логосом нации. Его образ ДНК мутируется. Нация денационализируется, перестает быть самобытной и превращается в лице живущих вне национально-культурного самосознания — бессознательных и сознательных проводников чужих национальных интересов, в опасного для самой себя социального урода, духовного идиота, не ведающего своего национально-исторического родства. Вместе с религиозно-нравственным и материально-организационным разложением государства, утратившего национальный характер в результате понижения уровня национальной культуры и бездуховной, технократической, рыночно-потребительской эгоглобализации деградирует и окружающая его природная среда. Наступает вырождение нации. И наоборот, нация начинает возрождаться, государство процветать, когда национальная идея становится духовной основой и сознательно-волевым способом его развития.

Логическая структура национальной идеи не сводится ни к своему cверхземному началу — божественному замыслу, ни к его отражению в человеческом сознании — общественному идеалу, ни к его исторически конкретному воплощению — государству, а представляет собой взаимообусловленное единство всех указанных моментов идеи, систему динамического синтеза ее сверхчеловеческой и человеческой, идеальной и реальной природы.

Процесс возникновения и разрешения противоречия между сверхисторическим началом национальной идеи и историческими формами ее государственного бытия есть главная движущая сила истории нации, биение её жизненного пульса.

Национальная идея самовоплощается и воспроизводится через свои творческие ресурсы и их социальные формы. К ним относятся:

– внутреннее самоопределение духа в виде внимания, памяти, воображения, представления, ассоциации, других бессознательных и сознательных волеопределений — психологический ресурс культуры жизни, которым человеку, как и другими его творческими ресурсами, еще предстоит овладеть через культуру духа;

– рассудочное (обычное), научное и понятийное (философское) мышление, с помощью которого человек познает законы жизни и вырабатывает знание, в форме здравого смысла, мировоззрения, системы наук, понятий и идей — интеллектуальный ресурс культуры жизни;

– одухотворенное чувство, сущность которого красота, существующая в виде народной культуры, искусства, мира рукотворной красоты в целом, — эстетический (художественный) ресурс культуры жизни;

– внутренне свободная воля в качестве доброго умысла и намерения, чувства стыда, совести и долга, других внутренне духовных волеоопределений — моральный ресурс культуры жизни. Человеческое чувство — это форма мышления. Аморальные чувства — разрушители здоровья. Морально чистое и прекрасное чувство — эмоциональное здоровье человека, его психоэнергетическая гармония. Духовная чистота сердца — основа здоровья.

Человечество XXI века ради своего оздоровления должно осознать истинную природу мысли, которая с точки зрения целостного энергодухоматериалистического мировоззрения является не только логическим способом выражения смысла знания как познанной закономерности бытия, но и всеначальной энергией — стихийным субстратом мысли. Это формальный аспект мысли как неразрывного единства смысла-энергии.

С содержательной стороны логико-моральное, духовное качество мышления есть в то же время и соответствующее качество мысленной энергии, которая в силу своей всепроникающей природы сказывается на состоянии человеческого организма и окружающей среды. Коррелятом духовно высоких мыслей является гармония духовной энергии, ее свет. И наоборот, духовно низкое мышление проявляется в виде дисгармонии мысленной энергии, а следовательно, человеческого, социального и планетарного организмов. Именно поэтому гигиена мысли, логико-энергетическая культура мышления, есть необходимое условие духовно-нравственной и здоровой жизни.

Истинное мышление, с помощью которого человек добывает знания о здоровой жизни, одухотворенное чувство, вырабатывающее духовную энергию, питающую всеначальной жизненностью человеческий организм, есть внутренняя, логическая и моральная культура субъективного духа. Однако этих форм культуры духа, его интеллектуального и морального здоровья для осуществления культуры жизни недостаточно. Нужна реальная сила, претворяющая знание законов, условий и средств понятия духовно-нравственной и здоровой жизни в социальную действительность, в самое жизнь-идею, сила способная управлять рационально-чувственной природой человека и направлять его на эволюционный путь реализации смысла жизни, спасая его тем самым от разрушающих здоровье свойств духа — лени, уныния, раздражения, страха, осуждения, мнительности, бесстыдства, малодушия, угодничества, эгоцентризма, других форм бездуховности, а также от вредных для здоровья привычек: табакокурения, употребления алкоголя, наркотиков, сквернословия, половой распущенности, переедания и других видов уклонения духа и тела от законов здоровой жизни.

Такой закономерно самоопределяющейся силой духа, реально действующим чувством-мышлением являются:

– внешне свободная воля, развивающаяся в систему юридических прав и обязанностей, образующих и обеспечивающих с помощью соответствующих государственных органов внешне обязательный порядок свободной жизни граждан и социальных институтов, — правовой ресурс культуры жизни;

– внутренне и внешне свободная воля как единство предметно-практической и сознательно-волевой, трудовой деятельности, основанной на идее собственности — взаимообусловленном, сбалансированном единстве ее частной и государственной форм, науки и технологии, социально-экономической и государственно-правовой системах, воспроизводящих себя и свою реальную основу, порождающую совокупность всех общественных отношений, организованных в семью, национальное хозяйство, гражданское общество и государство, — нравственный ресурс культуры жизни, содержащий в себе материальные, экономические и трудовые ресурсы;

– любовь души к Высшему, созидающая абсолютную основу культуры — единство человеческого и божественного духа, — религиозный ресурс культуры жизни;

— взаимодействующий с природой дух народа (человечества), дифференцированный на творческие ресурсы — культуру мышления, чувства и воли и их социальные формы материальной, духовной и организационной культуры в виде: техники, технологий, общественного производства, рукотворного мира в целом; языка, идей, идеалов, национального самосознания, мировоззрений и религий; науки и глобальных информационных систем; фольклора и литературы, искусства и философии, а также условий и способов их существования — учебных, научных, информационных и культурных центров, храмов, музеев, библиотек, архивов, фондов, выставочных залов, коллекций, других феноменов культуры; обычаев, традиций и святынь народа, права, морали и нравственности, семьи, гражданского общества, систем образования и здравоохранения, армии и флота, органов внутренней и внешней национальной безопасности, общественных организаций и движений, других социальных институтов, направленных на воспроизводство духовно и физически, социально и экологически здоровой жизни людей и природы, — словом, всех составляющих идеи культуры в форме государства.

Чтобы понять духовные истоки национальной идеи (и идеологии), можно подняться на еще один уровень вверх, и коснуться более тонкого понятия — духа нации, который есть некая первичная божественная энергия, определяющая способность нации к самобытно-личностному существованию в истории ^[11]. Как и дух (душа) человека, дух нации есть наиболее тонкое, глубоко интегрированное в веках национальной истории, онтологическое ядро национального самосознания. Дух нации не поддается вербальному описанию («духа не видел никто никогда»), но именно он входит как безусловное генерирующее начало во всякую национальную идею, национальную идеологию и национально-историческое действие, определяя собой то, что называют национальный характер, являясь самой фундаментальной константой национального бытия. Где жив национальный дух, там жива и нация. Там национальная история имеет высокую интенсивность, колоритность и ярко выраженный живой, субъектный характер.

Дух нации формируется в метафизических глубинах национального бытия на заре становления нации. Основой и началом его является комплекс религиозных представлений и верований, который, преломляясь в конкретных исторических условиях, и создает облик нации, ее специфические черты, масштаб ее исторического потенциала (пассионарность). Здесь же, в первых проблесках национального самосознания, начинает проявляться и зародыш национальной идеи, которая, как логос, раскрываясь в веках в диалектике национальной идеологии, определяет в конечном итоге историческую судьбу нации — то есть то, что в самом начале ее становления «задумал» о ней Бог: ибо «без Него ничто не начало быть, что начало быть» ^[12].

Таким образом, идеологический генезис нации (феноменологию национального духа) можно представить в виде следующего онтологического ряда: Бог — дух нации — национальная идея — национальная идеология, откуда непосредственно видна преемственность идеологии от религиозного начала нации. И лишь далее, через стадию национальной идеологии, эта духовно-идеальная пирамида переходит в материальный эмпирический план, воплощаясь в конкретно-историческую государственность с определенной политикой, экономикой и культурой, где через механизм национального права национальная идеология претворяется в реальную практику национальной самоорганизации. В итоге гармоничность текущего национального существования определяется тем, насколько соответствует данная национальная идеология национальной идее, духу нации и, в конечном итоге, — Божественному логосу, лежащему в метафизическом основании нации. Понятно, что любой разрыв в этой духовно-идеологической цепи ведет к утрате национальной идентичности, неустойчивости национального самосознания, дисгармонии и деструкции общественной жизни — вплоть до полной деградации национальной государственности.

Именно здесь перед национальным самосознанием история зачастую ставит предельные по онтологической глубине идеологические вопросы. Если вернуться к цитате В.Соловьева о национальной идее, которая в полном виде звучит так: «Идея нации есть не то, что она думает о себе во времени, но то, что Бог думает о ней в вечности» ^[13], то станет понятным наличие принципиальной эмпирической дистанции (или погрешности) между национальной идеей и национальной идеологией. Так как национальная идеология — это как раз то, что нация «думает о себе во времени», а национальная идея — это то, «что Бог думает о ней в вечности»… То есть здесь раскрывается принципиальная трансцендентность национальной идеи для эмпирического национального самосознания, ее конечная рациональная непостижимость в рамках реальной истории. При этом нация как бы не знает до конца своего Божественного предназначения (своей миссии), но в идеологии как текущем историческом самосознании лишь приближается к раскрытию в себе сокровенного содержания Божественной воли. Отсюда трудность и невозможность конечной вербальной формулировки национальной идеи (русской идеи). Она навсегда останется трансцендентным национальным смыслом, который может открываться лишь как духовная интуиция — как прямое проявление национального духа, осуществляющего свой исторический выбор.

То, как Бог определяет идеократический облик нации, как нация пытается соответствовать своему идеологическому предназначению, и как она в конечном итоге, оступившись, может совершенно выпасть из-под Божьего благоволения и потерять в итоге свою государственность — можно увидеть на классическом библейском примере, в судьбе народа Израиля. Так: Авраам — это первое олицетворение духа нации, осуществившей свой завет с Богом; Моисей — проявление национальной идеи, послужившей основанием еврейской государственности; и распятие мессии Христа — отрицание национальной идеи (идеологическое самоубийство), обернувшееся полным крахом государственности и тяжелейшими историческими мытарствами.

В рамках этой библейской аналогии может быть понята и историческая судьба России… Дух русской нации (и ее национальный характер) сложился где-то в глубинах язычества, в первых проблесках национального самосознания, очевидная метафизическая специфика и глубина которого дошла до нас в удивительной атмосфере русских народных сказок. Национальной идеей, осветившей исторический путь русской нации и послужившей началом русской государственности (и идеологии), стало принятие Православия и крещение Руси св. кн. Владимиром. И, наконец, срывом национальной идеи, повлекшим нынешний крах русской государственности, можно считать катастрофу начала XX века, когда национальный дух не смог удержаться на высоте исторического перевала и направил энергию своей исторической пассионарности по ложному пути, отрицавшему само религиозное содержание национальной идеи. (Причем в данных историко-библейских параллелях интересным обстоятельством является то, что как государство исторический Израиль просуществовал после своего метафизического падения чуть более 60 лет, как и нынешняя Россия — не более жизни одного поколения…).

В итоге сегодня, после своего религиозно-идеологического срыва, русская нация находится в том критическом состоянии падения в историческое безвременье (состояние «комы»), когда возможны лишь два варианта исхода: либо мы как нация сумеем «вспомнить себя», свое истинное, онтологически оправданное историческое предназначение; либо исчезнем из поля актуальной истории как излишний (бессодержательный) ее элемент. Некоторые предпосылки, и в частности то, что «русское падение» не было столь метафизически бесповоротно как у «народа Израиля» и в некотором отношении даже сохранило верную идеологическую инерцию (имеется в виду христианская составляющая социализма), говорят о том, что Россия еще способна к восстановлению своей государственности во всей полноте ее мессианского значения. Но это, конечно, возможно лишь при условии исторического покаяния нации, как осознания ею религиозно-метафизических причин своего падения. «Вспомнить себя» в истории — это значит осознать духовную ответственность за идеологическое бытие нации, за реализацию в истории национальной идеи — того божественного таланта, который заложен в духовное основание нации.

В конце 2-го тысячелетия человечество как космопланетарное явление вместе с биосферой нашей планеты входит в новый период своей эволюции. Что же является главным, доминирующим для выживания человечества в этот новый переходный период? Каждый прошлый исторический этап характеризовался определёнными философско-религиозными учениями и научными воззрениями, которые реализовывались на базе известных хозяйственно-экономических формаций и культур. В настоящее время итог более, чем 10-тысячелетнего исторического развития необычайно обостряется, что выражено в двух тенденциях понимания эволюции. С одной стороны, это тенденции антропоцентризма и геоцентризма, на которых основывается западный космизм. Этот центристский взгляд основывается на убеждении во всесильной мощи научной мысли: достаточно ей учесть те закономерности, которые преподносит нам динамика глобальной экологии или солнечной системы,- и пути выживания будут определены. С другой стороны, есть обратное направление — это ликвидация (отрицания отрицанием) антропоцентризма и центризма самой планеты. Выживание планеты и выживание человечества в этой тенденции связано с пониманием человечества, биосферы и самой планеты как части необъятного живого организма, живого космоса и живой Геи.

Эти противоречивые и, по-существу, альтернативные концепции существовали во всю историю человечества. Однако пока население планеты располагало определённым экологическим, жизненным пространством и соответствующими ресурсами, то антропоцентрические и геоцентрические силы могли использовать военную, экономическую мощь, давление культуры для распространения своего влияния на поверхности планеты.

Ценность познания занимает самое высокое место в иерархии ценностей философского мировоззрения. И именно эта самоценность теоретического отношения к миру была поставлена под вопрос в середине XIX века в Европе столь различными философскими течениями, как философия немецкого романтизма и марксизм. Эта линия была продолжена в формирующейся у славянофилов русской философской традиции в виде идеала цельного знания, утверждения соборности в познании. С точки зрения представителей русского стиля мышления, единение чувственного, рационального, нравственного и религиозного сознаний позволяет постигнуть сверхрациональные истины о Боге.

Большинство исследователей истории русской философии отмечают, что она не воспринимала себя исходно как принадлежащую единому целому – Западу. Уже в проектах основателей русской философской традиции И.В. Киреевского и А.С. Хомякова отчетливо выражена критичность по отношению к западной философии, претензия на создание философствования в новом смысле, способного преодолеть все пороки западной мысли – механицизм, рассудочность, прозаизм. Понятие разума как «цельного духа» в отечественной мысли настолько расширяется, углубляется и возносится, что он трансформируется в нечто сверхразумное, что в свою очередь приводит к расширительной трактовке философии как синкретического духовного образования, занявшего ту нишу, которую на Западе занимала философия.

Национальная философия в России имеет историческую преемственность от славянофильства. Как отмечал в своей работе «Русская философия» А.Ф. Лосев, «первой органически русской философией, не обособленной, как в XVIII веке философия Сковороды, а такой, что не только восприняла православный, христианский способ мышления, но и стала образцом для всей последующей русской философии, оказалась философия славянофилов» ^[14].

Программа самобытной русской философии, выдвинутая И.В. Киреевским в 30-е годы XIX века, исходила из понимания философии как рефлексии над коллективным сознанием народа, которая должна стать ценностно-нормативным образованием, дающим цели для практической деятельности. «Наша философия должна развиться из нашей жизни, создаться из текущих вопросов, из господствующих интересов нашего народного и частного быта. Когда и как – скажет время; но стремление к философии немецкой, которое начинает у нас распространяться, есть уже важный шаг к этой цели» ^[15].

Симптоматично указание на немецкую философию как методологическую, идейную основу создания самобытной национальной (русской) философии.

Речь идет, бесспорно, о старших современниках будущих славянофилов и западников – представителях немецкого романтизма в философии и литературе, стимулировавших развитие таких гуманитарных дисциплин как фольклористика, этнография или «народознание», как они назывались в XIX веке, а также сравнительно-историческое литературоведение и языкознание. Именно славянофилы становятся первыми собирателями и систематизаторами национального фольклора, создателями русской эссеистики, идейным центром литературно-публицистического и философского творчества. В рамках данного движения развивается та научно-исследовательская программа, которая во многом определит специфику гуманитарного познания в XX веке – формирование историко-генетического, сравнительно-типологического и структурного методов исследования. Отметим, что, трактуя философию как рефлексию над коллективным сознанием народа, И.В. Киреевский и А.С. Хомяков пытаются создать всеобщий общественный идеал. Но такое понимание философии и ее задач неизбежно приводит к идеологизации философии, так как ни в одном акте человеческой деятельности всеобщее не может стать содержанием цели, а предметом классической философии выступало именно «всеобщее».

Различное отношение к народному преданию у славянофилов и западников имело существенное значение для развития такой популярной философемы как «русская идея». Если славянофилы видели в народном предании выражение русских национальных идеалов, то западники, особенно представители революционного демократизма, видели в нем выражение общественных идей. Идеи с логической точки зрения представляют собой высказывания, а потому являются прерогативой аксиоматического типа мышления и претендуют на общезначимость. Идеалы же как продукты генетического типа мышления не претендуют на общезначимость и объективность, они лишь задают общее направление процесса, которое разделяется и признается их сторонниками ^[16].

Историческое предание русского народа, собранное и описанное к 70-годам XIX века, становится той основой, на которой осуществлялся процесс самоидентификации русской культуры и формирования самобытной русской философии на протяжении всего XIX века. Критерием самобытности при этом является не столько отличие данной культуры от ценностей, норм, идей других культур, сколько органичность культуры, гармоничность, непротиворечивость взаимодействия ее многоообразных частей, соответствие общему психическому облику данного национального целого.

Плодотворным методологическим принципом исследования национальной культуры является разработанный Н.С. Трубецким принцип самобытности как коррелята непрерывного и непрестанного национального самопознания ^[17].

Большинство современных исследователей русской духовности и русской философии связывают стремление к соборному типу духовного единения, присущее русской ментальности, с православием как смыслообразующим элементом не только русской религиозной философии, но и (в трансформированном с точки зрения содержания, виде) русского стиля философствования в целом ^{[18- 20]}.

К чертам русского религиозного мышления Н.С. Трубецкой относил приземленность мышления, стремление к конкретики в быту и культуре ^[21]. Эти же черты проявляются и в атеистически ориентированных направлениях русской философской мысли. Достаточно вспомнить бердяевский анализ «религиозного» смысла русского коммунизма, идеал «самодержавной республики» позитивиста К.Д. Кавелина, «народнический» характер социализма подлинного «русификатора позитивизма» (выражение С.А. Левицкого) Н.К. Михайловского.

Отличие России от Европы, с точки зрения Михайловского, не в степени, а в самом типе развития. Именно русскому народу присуще стремление к «целостной жизни», к борьбе против раздробления духа в цивилизации, против социальной неправды.

Чувство долга Н.К. Михайловского по отношению к народу соединялось у него с верой в общину и осуществимость в ней и через нее социального идеала, так как именно община (или артель) в русском обществе охраняет личность, биологическую целостность человека и «простое сотрудничество», когда несколько человек помогают друг другу в одном и том же деле. Именно народ как субъект идеального общества осуществляет, по мнению Михайловского, аксиологический выбор между различными ветвями социальной эволюции – органической и исторической. Изучение опыта социальной эволюции Западной Европы необходимо для того, чтобы сохранить присущий России тип развития ^[22].

Продолжая эту линию в трактовке особенностей отечественного философского развития, Г.Л. Тульчинский в своем исследовании метафизики российского духовного опыта констатирует: «Утопизм и эсхатологизм, нравственный максимализм в сочетании с правовым нигилизмом сближают русскую религиозную философию с ее оппонентом (социализмом – О.Щ.) – не по букве, но по духу, архетипически» ^[23].

Следуя парадигме социальной детерминации историко-философского процесса, основы которой заложены К. Марксом и развиваются в трудах отечественных философов, для полной реконструкции социальной детерминации необходимо выявление сложного взаимодействия трех сторон философствующего субъекта – национально-культурного, классового и личностного. «Подчеркивание только личностного начала в возникновении и развитии философских идей при забвении двух других сторон философствующего субъекта лишает историко-философский процесс по существу всякой закономерности. Забвение этого начала, обезличивание историко-философского процесса делает его еще более загадочным» ^[24].

Русский космизм это обобщённое, синтетическое понятие социально-этнического, культурно-естественно-природного (научного) сознания Российской нации, её геополитической уникальности.

В мировоззренческом культурно-научном аспектах это опережающее движение научной мысли как планетного явления, новой космо-планетарной силы в эволюции человечества начала ХХI века.

По своему становлению это социально-историческое явление, связанное с особенностями этнического (национального), культурно-духовного и хозяйственно-экономического развития — социально-исторический феномен в истории человечества как единого планетного образования.

Этот феномен, являясь составной частью научно-культурного (планетного) космизма, выделяется тем, что в его философских (мировоззренческих) и культурно-научных основах преодолеваются утвердившиеся до настоящего времени принципы антропоцентризма, антропокосмизма, геоцентризма.

Каждая нация — творец собственного миропонимания, которую отражают национальные мифы. Они обеспечивает консолидацию общества, несмотря на условность данного факта. Они формируют историческую память, указывают на систему ценностей народа; определяют стиль национальной культуры, делает её узнаваемой.

На процесс развития нации, на наш взгляд, влияют следующие факторы — это:

А) опыт государственно-правового строительства;

Б) национальное самосознание и идентичность как формообразующий принцип «самости» нации:

В) осознание себя субъектом мира политического и своей исторической индивидуальности, проявляющийся в понятиях «национального интереса» и «национальной идеи». Национальные интересы характеризируют развитость национального самосознания общества, степень выраженности его субъектности. Национальная идея — это осознание этнокультурной общностью своей роли в пространстве исторического бытия, осознание себя историческим субъектом. Конкретизации данной идеи зависят от задач, стоящих пред нацией в конкретный исторический период.

Г) «овеществление» национального духа в продуктах культурной, интеллектуальной и хозяйственной деятельности её членов:

Д) определенность её культурно-этнического субстрата как субстанциональное основание нации.

Любое государство, в том числе и современное, нуждается во внутренних связующих силах национального сознания, где человек обнаруживает свою идентичность в национальном целом, где национальное чувство пронизывает все значительные ресурсы, формирует экономическую систему и культурную жизнь. Форма действительного бытия народа — дух, выраженный в творчестве, деятельности его национальной интеллигенции. В «Феноменологии духа» Гегель определил нравственную субстанцию как действительность духа народа, который существует и обладает значимостью, реализуется в отражении множественности наличного сознания индивидов, его граждан. Дух народа отражается в самосознании национальной интеллигенции, которая определяет достоверность истины национального духа и актуализирует его. Созерцательный дух «традиционалиста» отчужден сегодня от современной действительности, императивы которого его дезориентировали. Во «внешней» действительности проявляется бессознательная адаптация масс к внешним формам. Внутренняя экзистенция национального духа может выразиться, только если она созвучна внешней форме действительности. Отчужденные цели приводит народные массы к деградации, безликости и бессодержательности, омертвлении его духовно целого. Субъектом мирового исторического процесса может быть нация, которая обрела «мессианские» цели, актуально универсальные и для неё, и для других народов. Но источник жизнеспособности наций и их возможности противостояния «глобальному тупику» массовизации — национальные культуры. Однако, предпосылками реализации такой возможности могут быть политико-правовые гарантии защиты национальных интересов общества, готовность нации в структурном, институциональном, идеологическом плане к конкурентоспособности в мире как суверенного субъекта.

Нация демонстрирует безликость, когда «внешнее» отчуждает его от собственной духовной потенции. «Рыночная» мотивация, её требования, будучи чуждыми, для национальных культур народов Евразии, тем не менее, из-за востребованности «временем» трансформировались сегодня в «идолы» дня, ломая нравы и установки наших людей, не имеющих опыта адаптации и культурного иммунитета против негативных сторон «соблазнов века». Именно тогда каждый второй объявляет себя поэтом, писателем, художником, ученым и т.п. Эталоны массовой потребительской «культуры», по существу толпы, стали преобладающими установками современников. Самосознание духа народа выражается и формируется его интеллигенцией — творческой, интеллектуальной, научной. Насколько она способна к своей миссии, и от чего это зависит? Или социальный «каток» глобализационной машины нивелировал всякую потенцию творческой активности национального духа современном обществе? На эти вопросы пока ответов нет.

Модернизационные процессы в трансформирующимся российском обществе как содержательный момент исторической ситуации ставят в центр проблемы национальной духовной культуры проблему идентичности в цивилизационном аспекте. Продуктивность модернизации, как уже становится ясным на примере южноазиатских стран, зависит от «традиционализма», «почвенности» социума. Обращение к идее цивилизационной идентичности проясняет, на наш взгляд, проблему рыхлости национальной идентичности современного казахстанского общества. Эмоциональное заражение гедонизмом, превалирование материальных ценностей как нормативная доминанта и слабая их взаимосвязь с реальной трудовой этикой, отмечаемые исследователями, проявления этической дезориентации ставят вопрос о целевых требованиях формируемой системы и соотношении их с социокультурной матрицей общества. Внешнее установление западной модели экономики и ценностей, лежащих в её основе, в обществе больше рождает вопросов, чем демонстрирует «чудеса» цивилизационных достижений. Копирование «чужому», в том числе, из-за отсутствия «внятного своего», не привело где-либо к утверждению положительного потенциала западноевропейской культуры. Подражательство больше выражается в неспособности противостоять «болезням» современного общества — потребительскому эгоизму, этическому релятивизму.

Проблема цивилизационной идентичности возникает в процессе поиска национальной идентичности общества. Подобная задача стоит и перед нашим обществом. Важно, наш взгляд, не только определить цивилизационную идентичность, но и осознать целевые требования и ценностные приоритеты, вытекающие из неё.

Мы определяем цивилизацию с социально-философских позиций как взаимосвязанную внутреннюю целостность духовной, материальной и социальной жизни конкретного социально-исторического образования, системообразующим ядром которой является культура. Философский подход определяет культуру как способ бытия общества. Именно, в данном отношении, культура, на наш взгляд, определяет парадигмы деятельности конкретной общности и конкретного народа. И самое важное, она структурирует социальное целое, определяя тождественность «отдельного», посредством мировоззренческих констант и фиксации «должного», нормативного. Нормы языка и коммуникации, моральные императивы, эстетические каноны, стиль и образ жизни создают неповторимый облик цивилизации. Она определяет стабильность социума в динамике истории через систему иерархии и адаптивность её носителей к новым веяниям из окружающей среды. Культура создает защитное сакральное поле от саморазрушения общества в виде норм, догматов, ценностной системы, священных ритуалов и традиций, поддерживая душевное равновесие человека.

Одна цивилизация может включать и разнородные этносы, которые в последующей динамике исторического развития могут разойтись и стать субъектами других цивилизационных общностей. Термин «суперэтнос» был введен Л.Н. Гумилевым, и он обозначает этническую систему, состоящей из нескольких этносов и противопоставляющей себя всем подобным целостностям, высшая ступень этнической иерархии ^[25]. Единство суперэтноса проявляется в наличии общей ментальности, консолидирующей зачастую весьма разнообразные этносы, как идейно-религиозная и культурная целостность. Конфликты между этносами, его составляющими, носят характер борьбы за преобладание, а не направлены на полное уничтожение противника. Этническая доминанта формируется у этноса, возникшей в результате пассионарного толчка, которая определяет стереотип поведения и ментальность всего суперэтноса. Энергетика этноса доминирующей группы заряжает всю суперэтническую систему.

Пассионарность как характеристика этноса, согласно теории этногенеза Гумилева, — это активность субъекта, проявляющаяся в стремлении индивида к цели и в способности к жертвенности ради её достижения, что определяет и его влияние на окружающих. Потребность развития и самореализации у него выше, чем потребность самосохранения. Пассионарность имеет энергетическую природу и объясняется повышенным количеством биохимической энергии живого вещества, которую он захватывает из окружающей среды, биосферы ^[26].

Однако, к процессу пассионарной деятельности, мы считаем, следует отнести и саму духовную деятельность человека, плодами которого пользуется и все человечество. Духовный универсум — источник, питающий энергетику человечества. Не отрицая взаимосвязь человека с космосом, природой, более того, декларируя тезис о человеке как органической частицы космоса, не стоит преувеличивать детерминированность человеческой деятельности природными факторами.

Деятельность людей основывается, в конечном счете, на свободном целеполагании, хотя зависит и от множества факторов. Признавая важное научное значение теории пассионарности для развития парадигмы социальных наук, тем не менее, следует следует отдельные стороны ее воспринимать кртитически, а не догматически. В определенной степени, в идее пассионарности есть, на наш взгляд, некое основание в возможности перекладывания ответственности с человеческой воли на природные силы, идею детерминации в новом варианте. Желая постичь смысл и направленность исторического процесса, Гумилев искал ответы у природы

И в то же время, возникает вопрос о самом смысле и факте наличии евразийской цивилизации как реального, а не виртуального явления. Если в ней нет синтетического ядра, если она есть симбиоз и сосуществование разнородных цивилизационных начал, то о каком цивилизационном субъекте идет речь?

Действительно у народов евразийского континента есть веками сформированные традиции, ценностные доминанты, этнокультура и этнопсихология. Однако, то же, можно утверждать относительно народов Европы (представителей «фаустовской» цивилизации), у которых есть и единая культурная самоидентификация себя как носителей западноевропейской цивилизационной общности. Культурная традиция не может быть перенята у другого народа без ущерба для собственной системы ценностных координат, но она может быть принята при их созвучии, соотносимости. Отказ от своей этнической доминанты и замена её на копируемую систему ценностей новой цивилизационной общности несут духовное и материальное порабощение, способствуя выработке социальной апатии общества, блокируя социальную активность. Акцент на потребительской идеологии, связываемый с материалистической цивилизацией Запада не отражает всю палитру европейской ментальности, а есть выразительный её момент. Любая культура находит свои регулирующие принципы этих двух начал, иначе теряется смысловое её назначение.

Однако, отсутствие осознания своей особой цивилизационной идентичности и соответствующих ей приоритетов и есть ахиллесова пята нашего духовного бытия.

Философский подход определяет культуру как способ бытия общества. Именно, в данном отношении, культура, на наш взгляд, определяет парадигмы деятельности конкретной общности и конкретного народа. И самое важное, она структурирует социальное целое, определяя тождественность «отдельного», посредством мировоззренческих констант и фиксации «должного», нормативного. Нормы языка и коммуникации, моральные императивы, эстетические каноны, стиль и образ жизни создают неповторимый облик цивилизации. Она определяет стабильность социума в динамике истории через систему иерархии и адаптивность её носителей к новым веяниям из окружающей среды. Культура создает защитное сакральное поле от саморазрушения общества в виде норм, догматов, ценностной системы, священных ритуалов и традиций, поддерживая

Идея единой целостности бытия позволяет рассматривать человеческую и социальную реальность во всей её полноте, в многообразии культуры и отношений, видеть общность первичных элементов и идентичности. Развитием этой идеи и является позиционирование Евразии как историко-культурной целостности. Идеальность и материальность суть диалектические моменты целостного бытия, так же как форма и содержание, непрерывность и прерывность, единство и множество. Оттого в целостности евразийской культуры, в относительном преломлении ее земного бытия материальное начало является параллельным идеальному. Духовное начало всегда находится в становлении и движении. Субъект (индивид, народ) не только существует, но и творится в процессе культурного развития и творчества. Но нет единой траектории социальной эволюции для всех обществ, перспективы будущего определяться должны самим социумом.

Формирование нации не исключает и не уничтожает этничность, которая остается одним их значимых компонентов национального чувства. Нация – образование высшего порядка по отношению к этничности, она вбирает ее в себя, создавая более высокую коммуникативную плотность. Основными компонентами нации выступают государство, хозяйственная деятельность и культура ^{[27, с. 339]}. Нация, как образование более высокого порядка, ассимилирует совокупность этнических образований.

По мнению Б.С. Ерасова, происходит снятие генетической иерархии старых отношений в пользу новой социально – стратификационной дифференциации. Различия этнических единиц нивелируются в пользу новой общности – нации ^{[27, с. 342]}. Излишняя этническая гетерогенность социума приводит к эффекту выдавливания или поражения в правах некоторых этнических единиц. Иллюстрацией может послужить индо-мусульманский конфликт, возникший в ходе раздела колониальных владений Британской Индии.

Нация выступает в хронологическом плане как более поздняя и в организационном – как более высокая форма регуляции социокультурных отношений, присущих индустриальным обществам с развитым разделением труда ^{[27, с. 342]}. Национальная идентификация является следствием взаимодействия различных социальных компонентов. С возникновением нации этнические признаки становятся второстепенными.

Основы национализма это социально-политические доктрины, формирование единой «Большой» культурной традиции. Все эти факторы ведут к интеграции общества, формируя ценностные доминанты, допускающие единство в многообразии ^{[27, с. 343]}. При этом этничность и национализм объединяют подразделение мира на «мы» и «они», на «своих» и «чужих».

По мнению Н. В. Солнцева, «традиции, как своеобразные общественные явления, выражают не только духовно-нравственные отношения, действия людей, но и отношения материальные, производственные. Традиции возникают и функционируют во всех сферах материальной и духовной жизни людей» ^[28].

Фактор единства является главным в понимании природы возникновения и поддержания стабильности и преемственности развития общества, и именно теперь в связке с традицией, мы можем говорить о духовности народа, являющейся силой, которая не только сплачивает людей в сообществе себе подобных, но и обеспечивает единство душевных и телесных сил отдельного индивида.

Известный русский философ Н. А. Бердяев говорил о том, что именно духовность «вносит целостность, единство смысловой связи в душевную и душевнотелесную жизнь человека» ^[29].

Таким образом, любое нарушение единства существования, как сил общества, так и сил индивида несет в себе опасность подмены изначального смысла понятий традиции и духовности, собственно и осуществляющих, как мы выяснили выше, процесс общественного единения.

Современное состояние российского общества, определяемое как переходное, характеризуется и переходным состоянием философской мысли, где устойчивая, определяющая тенденция развития не получила своего ярко выраженного характера. Отсюда проистекает известного рода эклектизм, смешение всех и всяческих форм и стилей, что многими воспринимается как «развитие», как возврат интереса к иррациональности, наиболее полно обнаруживаемой в религиозной философии.

Переходные процессы характеризуются своим преходящим характером. Задачи построения постиндустриальной культуры по-новому поставят и перед русской философской мыслью задачу возвращения к целостности и цельности, к рационализму, задачу утверждения и преобладания научной формы философии над ее иррациональными предшествующими формами.

В связи с отождествлением цивилизационной идеи России с социализмом, то полагаем, что последний был ее неотъемлемой составной частью, но в культурно-демократическом варианте. Еще Ю. Крыжанич в XVII веке в своих произведениях отмечал относительную однородность жизненного уровня населения страны ^[30]. А громадная пропасть между различными сословиями и классами была заимствована с Запада во времена Петра I. Да и по данным раскопок еще раньше, более тысячи лет назад, в Новгородской Руси была всеобщая грамотность, органично сочетавшаяся с зажиточностью, с культурой труда и достаточным для всех числом рабочих мест. Приведем еще один пример органичности для отечественной культуры социалистической идеи. Так, в Учредительном собрании 1918 г. только социалистов-революционеров и меньшевиков было избрано более 60%, да еще большевиков 25%, т.е. суммарно приверженцев социалистической идеи оказалось свыше 85%. Не говоря уже о том, что почти такой же процент нашей дореволюционной литературы был гуманистически-социалистически ориентирован. А национальная литература, как известно, тоже является частью цивилизационной идеи.

Да и советский период, как было доказано (например, В. И. Ковалевым ^[31]), являлся отдельной цивилизацией с социалистической идеологической ориентацией, а не формацией. Ведь капитализм превзошел предыдущую формацию по производительности труда многократно. Полагаем очевидным, что если бы наш советский период был новой формацией, а не отдельной цивилизацией, и превзошел бы капитализм в этом отношении хотя бы в несколько раз, то он стал бы непобедимым. А наше государство имело по этому важнейшему индикатору в 80-е годы прошлого столетия обратные показатели, т.е. отставание от ведущих капиталистических стран, и весьма значительное. Поэтому и в настоящее время мировой экономический центр, конечно, расположен не в нашей стране. Но Россию все чаще именно за рубежом называют душой планеты, так как мы самая многострадальная, а потому и самая человечная страна. А также нашу страну небезосновательно называют экологическим щитом Земли, так как колоссальное число лесов и громадный объем чистой пресной воды находится именно у нас. Как и наибольшее число ресурсов, что и провоцирует агрессивные круги Запада поставить нас под контроль как раз западной цивилизации. Колоссальны у нас и интеллектуальные ресурсы, несмотря на то, что почти половина их выехала за рубеж за последние примерно 20 лет.

Особенно важно, что страна добилась свободы мысли в общественных науках, к которым всегда у нас были особо высокие способности. Ведь еще Ф. Достоевский ^[32] отмечал, что именно за Россией будет последнее слово о смысле пребывания человечества на Земле. Мы же видим, как в Новое время Запад начал с торгово-финансового капитализма и заканчивает господством финансово-спекулятивного капитала с попытками добиться мирового доминирования, разрушая другие страны или навязывая им колониальные режимы. А часто второе следует именно за первым.

Исследования же показывают, что при органическом развитии за господством торгово-финансового капитала должно наступать доминирование индустриального, а потом инновационного капитала. Последнее же возможно только на базе более высокого уровня развития науки, в основу функционирования которой должен быть положен интегральный творческий потенциал. Он начал было складываться в Германии и России, а потом разрушен был мировыми и гражданскими войнами, которые негласно поощрялись США.

До сих пор российская цивилизация даже в начальной своей стадии помогала достижению равновесия в мире, а нередко и в истории. Но уже Н. А. Бердяев ^[33] писал о большем, в частности, что Россия обеспечивает плавный переход от Европы к Азии. Он же отмечал, что у России есть потенциал и для их соединения. И такие процессы действительно шли, несмотря на авторитетное и общеизвестное заявление Р. Киплинга ^[34] о том, что Запад есть Запад, а Восток есть Восток и вместе им не сойтись. Тем более нам по силам объединить российское общество, но не силой, а более высокой цивилизационной идеей на основе нашей духовности и интеллекта.

Российская цивилизация, как представляется, является не еще одной этнографической особенностью в мире, а корректирующим в позитивном, антикатастрофическом направлении западную цивилизацию, следующим, органическим этапом в развитии всего человечества. Естественно, со своим принципами и кратчайшим путем вывода России из глубочайшего кризиса.

Важнейшие принципы – императивы – национальной идеи, которые обеспечат возрождение России, состоят в следующем:

1. Русская идентичность исходит из глубины веков, и основана она на реальности великой русской цивилизации, реальности, определяющей духовную, душевную да и физическую жизнь тех, кто себя с ней (сознательно или бессознательно) отождествляет.

2. Наличие этнических констант. Бессознательных глубинных сценарий действия, тесно связанных с базовыми ценностями цивилизации и являющихся основой для восприятия мира, образа жизни, стремлений, поведения носителей данной цивилизации. Это как бы внутренние скрепы, соединяющие между собой множество разных людей, которые называют себя соотечественниками, и дающими соотечественникам энергию для созидательного ведения общественной жизни.

3.. Размытость образа «мы» у русских, наиболее часто приписываемое во всех возрастных группах качество — «добрые» ^[35].

Автостереотипы русских-коренных жителей Саратовской области ^[36] дополняют картину, полученную П.В. Валынкиным. Позитивные черты в образе себя составляют 60% (гостеприимные; добрые, доброжелательные; общительные, открытые, бесшабашные; терпеливые, выносливые; спокойные, трудолюбивые), негативные черты — 32% (завистливые; недружные, несплоченные, обособленные; недалекие; скупые, материально заинтересованные; безразличные, грубые) и 8% составляют нейтральные черты (простые, провинциальные).

4. Само-стояние (то есть самостоятельность, национальное самодержавие).

5. Одной из основных черт русской культуры и русского мироощущения является космизм. Дух русского космизма — это православное отношение к Вселенной: «русская мысль не останавливается на спасении всего человечества, а идет дальше, к спасению мироздания. Такое мировосприятие называется софийным. Оно восходит к православному представлению о Премудрости Божией — Софии, которая сотворила мир, искаженный затем грехом и ждущий своего обожения как вселенского завершения» ^{[37, с. 78]}. По мнению К. Мяло, «русское сознание всей своей историей приготовлялось к тому, чтобы ответить на вызов времени, выражающийся сегодня в острых экологических проблемах. Русский космизм подразумевал, что природа богосотворена, что она участвует в диалоге с нами, что к ней нужно относиться радушно, серьезно, бережно, как к ближнему» ^{[37, с. 83]}.

6. Русский — социальный интроверт, что означает его обращенность внутрь своей малой, первичной группы, внутри которой он очень чувствителен к мнению окружающих. К остальным же он проявляет сильную «социальную невозмутимость».

7. Приоритет духовного сознания над эгоистическим, причем духовное начало не противопоставляется материалистическому, но диалектически с ним сосуществует. В качестве исторического примера можно привести духовные деяния преподобного Сергия Радонежского и его учеников Кирилла, Саввы, Зосимы, Андроника и других.