Stenographic transcriptions of reminiscences of the executives and employees of Moscow Automobile Factory as a source on socio-psychological aspects of the history of its establishment (1915-1924)

Belyi Konstantin Vyatcheslavovitch PhD Candidate, Section of Source Studies, History Department, Lomonosov Moscow State University 107031, Russia, g. Moscow, ul. Bol'shaya Lubyanka, 19, of. 3 signboard3kb@mail.ru Other publications by this author

История отечественной стенографии восходит еще к XV в., но ее активное развитие в России наступает с 1860-х гг. и, особенно, в начале XX в. ^{[28, с. 56-60]}. В 1920-е – 1930-е гг. происходит дальнейшее развитие и распространение стенографического способа фиксации мероприятий, разрабатывается единая отечественная система стенографии, а стенографирование входит в делопроизводственную практику крупных промышленных предприятий, на которых многие важные совещания и заседания отныне стенографируются ^{[28, с. 83]}.

Отечественные историки обратили внимание на информационный потенциал стенограмм в 1920-е – 1930-е гг. в контексте исследований по истории революции, партии, профсоюзного движения, а также в рамках проекта «История фабрик и заводов» ^{[2, с. 7-8]}. С конца 1950-х гг. продолжилась активная источниковедческая разработка истории КПСС, истории революционного, профсоюзного движения и других тем, в которой использовалась протокольно-стенографическая документация ^{[1, с. 26-27, 16]}.

На современном историографическом этапе более глубокому анализу историков подверглись стенографические материалы дореволюционных и советских органов власти ^{[3, 7, 12]}, следственных органов ^[10], научных организаций ^[9] и т.д. При этом, хотя стенограммы воспоминаний бывших руководителей и сотрудников промышленных предприятий, в том числе Московского автомобильного завода АМО, частично использовались историками, особенно в рамках изучения истории промышленных предприятий, отдельно в историографии они еще не рассматривались.

В архивных фондах московского автомобильного завода им. И. А. Лихачева (АМО ЗИЛ), являвшегося в 1930-х – 1980-х гг. одним из крупнейших в мире автомобилестроительных предприятий, располагается комплекс стенографических записей разного рода мероприятий, лишь частично введенный в научный оборот. Это стенограммы производственных совещаний (в силу однородности мероприятий мы объединяем под этим названием стенограммы заводских производственных совещаний, заседаний, собраний, конференций, хозяйственных активов и др.), стенограммы конференций и совещаний партийной, комсомольской, профсоюзной организаций предприятия, стенограммы воспоминаний бывших руководителей, инженерно-технических работников, служащих, рабочих завода.

В фондах предприятия в ЦГА Москвы и заводском архиве также встречаются стенограммы заседаний Московского военно-промышленного комитета 1916-1917 гг., затрагивающие деятельность завода «АМО», стенограммы конференций и производственных совещаний Центрального управления государственных автозаводов и «Автотреста» 1924-1925 гг., в которые в то время входил завод, стенограммы конференций трудового коллектива 1990-х гг. и собраний акционеров АМО ЗИЛ 2000-х гг., однако основная часть стенографических материалов относится к периоду 1930-х – 1980-х гг.

Стенограммы воспоминаний бывших руководителей и сотрудников Московского автомобильного завода АМО, которым посвящена данная статья, встречаются главным образом в материалах Комиссии по истории завода и отчасти в документах Общего отдела предприятия (ЦГА Москвы, ф. Р-415, оп. № 16–21 – и оп. № 2) – в целом около 300 документальных дел (частично или полностью состоящих из стенографических записей) 1930-х – 1970-х гг.

Большая часть стенограмм воспоминаний хронологически относится к первой половине 1930-х гг., когда на предприятии в рамках общесоюзной деятельности издательства «История фабрик и заводов» (ИФЗ) была создана редколлегия по написанию истории ЗИС (так сокращенно завод назывался в 1931-1956 гг.). Хотя первые шаги к изучению истории предприятия были сделаны в 1920-е гг., именно в 1932 г. с помощью как энтузиастов, так и специалистов удалось развернуть широкую работу по выявлению, исследованию архивных материалов, литературы и вместе с тем сбору воспоминаний ^{[26, л. 7-10]}.

При подготовке книги по истории завода членам редколлегии удалось не только собрать комплекс письменных воспоминаний, но и провести ряд вечеров воспоминаний с работниками разных подразделений, имевшими большой стаж работы на предприятии, а также серию интервью с бывшими руководителями и сотрудниками автозавода. Стенограммы общих и индивидуальных бесед сохранились. Члены редколлегии, беседуя с рабочими, инженерами и руководителями, стремились получить информацию об истории предприятия с момента основания до первой реконструкции в начале 1930-х гг., но в все-таки в центре внимания в 1930-е годы был начальный этап истории завода, хронологические рамки которого можно условно обозначить концом 1915 г., когда было принято решение о создании АМО, и концом 1924 г., когда предприятие приступило к полноценному производству автомобилей ^{[4, 6]}.

Несмотря на сворачивание работы издательства ИФЗ во второй половине 1930-х гг., в частности – деятельности редколлегии по написанию истории АМО, на протяжении 1940-х гг. по инициативе партийной организации завода было проведено несколько вечеров воспоминаний (посвященных реконструкции 1930-х гг., вкладу коллектива ЗИС в победу над гитлеровской коалицией и т.д.), которые также стенографировались.

В комплексе воспоминаний руководителей и сотрудников предприятия, собранном в 1950-х – 1960-х гг. до и после создания в 1957 г. комиссии по истории завода стенограммы встречаются, но реже, чем в документации 1930-х гг. Комплекс в основном состоит из текстов воспоминаний, написанных по просьбе комиссии, о начальной истории предприятия, периодах первой реконструкции завода, ВОВ. Самой поздней стенограммой воспоминаний является стенографическая запись торжественного вечера, посвященного 50-летию со дня выпуска АМО-Ф-15, проведенного 28 октября 1974 г., на котором ветераны завода поделились воспоминаниями о деятельности предприятия в начале 1920-х гг. и создании первого советского автомобиля ^[18].

В отличие от воспоминаний, которые писались и редактировались самими авторами, стенограммы практически не редактировались. И хотя направление бесед задавали интервьюеры, стоявшие на позициях теории классовой борьбы, марксистского подхода и искавшие от собеседников любой информации для написания «пролетарской» истории предприятия, интервьюируемые нередко отклонялись от темы, предоставляя, дополнительные, порой неприглядные для большевиков сведения. Вероятно, появление в беседах подобной информации связано и с тем, что комиссия 1930-х гг., по замечанию А. В. Митрофановой, изучавшей ее деятельность, стремилась «показать все, что было», не пренебрегая получением дополнительных сведений о разнообразных аспектах истории предприятия ^{[26, л. 20-21]}.

Стенограммы воспоминаний достаточно хорошо передают ход, атмосферу дискуссии, речевые особенности и характеры ее участников, специфику видения ими процесса создания и первоначального развития предприятия. Анализируя воспоминания рабочих, можно выявить различные аспекты хозяйственной культуры того времени, социально-психологический облик работников, их отношение к социально-политическим процессам в стране и на предприятии, к производственным трудностям, рефлексию атмосферы в коллективе, условий труда и быта, системы мотивации, оценку руководства и т.д. В воспоминаниях инженеров отражаются также особенности технической организации производства. Стенограммы воспоминаний бывших начальников предприятия затрагивают эти и другие аспекты истории предприятия и коллектива, но с позиции «взгляда сверху». Стенограммы интервью с руководителями запечатлели рефлексию социально-психологических особенностей создания и управления предприятием, роль межличностных отношений в организации производства, объяснение мотивов определенных решений начальства, стимулирования труда работников и т.д.

Таким образом, стенограммы воспоминаний предоставляют исследователю не только отображение руководителями и рабочими фактических событий начальной истории предприятия, но и оценку их по прошествии времени ^[8]. Информация, содержащаяся в стенограммах воспоминаний, позволяет глубже понять причины и взаимосвязь различных событий, явлений, раскрыть те социально-психологические аспекты создания и развития предприятия, которые недостаточно отображены в иных источниках. А в некоторых случаях стенограммы воспоминаний, как и воспоминания в целом, становятся основным источником по истории предприятия, так как, например, документация завода 1918-1921 гг. сохранилась лишь фрагментарно, много потерь постигло документальный комплекс предприятия предшествующих лет, первой половины 1920-х гг. и других периодов.

Первая группа стенограмм воспоминаний, к информационному потенциалу которой мы обратимся – записи бесед с бывшими управляющими, директорами или фактическими руководителями АМО: И. П. Трегубовым, С. О. Макаровским, В. И. Ципулиным, А. А. Адамсом и др. Данные материалы (как и стенограммы воспоминаний рабочих) использовались для создания книги по истории завода как в 1930-е, так и в к. 1950-х – нач. 1960-х гг., но избирательно по идеологическим причинам. Важно отметить, что в стенограммах бесед с руководителями интервьюеры нередко упоминали или обращались к текстам документов АМО, многие из которых не сохранились. Все выдержки из стенограмм будут приведены с сохранением оригинальной орфографии и пунктуации.

В качестве примера возьмем стенограммы бесед с И. П. Трегубовым (1874-1938), членом Правления «Товарищества на паях автомобильного московского завода АМО», одним из создателей и фактических руководителей предприятия в конце 1917 – начале 1918 гг. после отъезда из Москвы основателей и главных акционеров товарищества, членов известной московской предпринимательской семьи – братьев Сергея и Степана Павловичей Рябушинских. Интервью были взяты членами комиссии по истории завода в конце мая – первой половине июня 1933 и в середине 1934 гг. Информация, предоставленная И. П. Трегубовым, скорее всего, использовалась при написании истории предприятия (по крайней мере, в первой главе к книге по истории завода, написанной в 1930-е гг. Н. А. Шихеевым, есть ряд созвучных моментов и выражений ^{[27, 5, с. 16-63]}), однако ни в одном издании по истории АМО ЗИЛ стенограммы воспоминаний И. П. Трегубова или выдержки из них не приводятся, в библиографиях не указываются, а сам интервьюируемый упоминается лишь мельком как член Правления ^{[6, с. 24, 59]}.

В стенограммах бесед с И. П. Трегубовым поднимается широкий круг вопросов, связанных с предысторией, созданием и первоначальным развитием предприятия. В беседах, например, становится понятным, почему братья Рябушинские пригласили И. П. Трегубова войти в состав Правления товарищества в самом начале его создания. Трегубов, как и Рябушинские, был московским купцом с крестьянскими корнями, занимался текстильным производством (И. П. Трегубов владел шелкотцацкой фабрикой в с. Любляны Подольского уезда ^{[17, с. 196]}) и так же являлся старообрядцем, будучи на протяжении многих лет вместе со Степаном Рябушинским, с которым он учился в детстве одной школе, попечителем Рогожской старообрядческой общины ^{[11, 128-129]}. По замечанию И. П. Трегубова, и инженер А. И. Кузнецов был так же приглашен Рябушинскими в состав Правления, так как являлся человеком «тоже из хлопчатобумажного мира» ^{[25, л. 1-2, 102-103]}.

Интервьюеры стремились, как видно из их вопросов, получить как можно больше сведений разоблачительного характера о братьях Рябушинских, их «страсти» к коммерческой наживе и «порочной» буржуазной жизни. Впрочем, в ответах И. П. Трегубова содержались не столь однозначные оценки. Купец упоминал, что Рябушинские в начале создания автозавода нередко говорили о «крупных ожидаемых барышах», надеясь на предполагаемую выгоду в 2 млн. руб. ^{[25, л. 5]}, также описывал серую схему перепродажи земли для строительства автозавода в конце 1915 – нач. 1916 гг., на которой Рябушинские, по словам Трегубова, заработали крупную сумму ^{[25, л. 96]}, и другие операции, с помощью которых братья хотели финансово преуспеть. В целом Трегубов полагал, что братья решили взяться за автомобильное производство прежде всего из-за честолюбия и ожидания значительного коммерческого успеха, однако в итоге растерялись, так как предприятие оказалось принципиально новым, гораздо более сложным организационно и технически, особенно в условиях военного времени, а они «были хороши на старых отцовских и прадедовских делах» ^{[25, л. 10-12]}.

Личная характеристика, данная Сергею Рябушинскому, достаточно критична, и, кроме того, она раскрывает роль межличностных связей в поиске подрядчика для строительства рабочего поселка при заводе. По словам И. П. Трегубова, Сергей – «очень неглупый человек, но страшно гордый… и при том страшно скупой (одна из характерных фамильных черт фамилии Рябушинских вообще), скупой и мелочный. Его участие в деле ограничивалось лишь участием в заседании и в частности постройке рабочего поселка, которое было поручено ближайшему родственнику (женатому на сестре) академику уважаемому Станиславу Желтовскому» ^{[25, л. 17]}.

Однако о Степане Рябушинском Трегубов отзывался в более положительном ключе и признавал за ним значимый вклад в создании АМО. Считая его «интеллектуально несколько слабее Сергея», но лучше в коммерческих делах, Трегубов отмечал, что Степан возлагал «очень большую часть забот на свои плечи, горячо принимая к сердцу все удачи и неполадки дела» ^{[25, л. 18]}.

В беседах с И. П. Трегубовым также достаточно подробно обсуждались особенности взаимоотношения между правлением товарищества и Главным военно-техническим управлением (ГВТУ), которое в лице известного инженера, профессора, генерал-майора Г. Г. Кривошеина, заведующего строящимися автозаводами от ГВТУ, курировало создание АМО. Согласно договору, которое заключило управление с товариществом, правительство обязывалось поэтапно выдать аванс в счет будущих поставок для финансирования строительных работ и закупки оборудования заграницей для АМО ^{[4, с. 39]}. Однако выдача разных частей аванса впоследствии сильно задерживалась. Одну из причин этого, помимо напряженного финансового положение в стране, И. П. Трегубов усматривал в личной позиции и сословной неприязни Г. Г. Кривошеина, введенного по настоянию военного ведомства в состав правления АМО.

Отмечая, что генерал-майор был разорившимся дворянином Тульской губернии, И. П. Трегубов указывал, что к предпринимателям, состоявшим в правлении он «относился с глубокозатаенным презрением, как к новым представителям буржуазии, шедшим на смену дворянским кругам» и «очень ловко умел подкладывать палки в колеса» ^{[25, л. 19]}. В подтверждение своих слов Трегубов привел тонкий намек Кривошеина, сделанный им Степану Рябушинскому в одной из бесед второй половины 1916 г.: «Правительство знало, кому давало заказ, на то и Рябушинские, намекая этим на то, что – дескать, мы рассчитываем, что вы сами можете иметь достаточное количество собственных средств, а если не сможете их вложить, то ваше имя сумеет привлечь к вам других участников, которые не поскупятся на деньги, чтобы вывезти это дело» ^{[25, л. 9]}.

Тогда в виду возраставшей потребности в скорейшем финансировании закупки оборудования и завершении строительства, правление неоднократно обращалось в ГВТУ с просьбой ускорить выдачу авансов и выделения валюты. Ситуация, как вспоминал Трегубов, осложнялась для Сергея и Степана Рябушинских тем, что накануне они поссорились с другими братьями, так как не ввели их в состав правления АМО, а те, взамен отказались спонсировать создание завода из средств принадлежавшего им Московского банка ^{[25, л. 75]}.

Другой иллюстрацией напряженных отношений между Г. Г. Кривошеиным и остальными членами правления, по мнению И. П. Трегубова, стал инцидент с правительственной ревизией, которая была неожиданно назначена после того, как генерал-майор, узнав, что братья Рябушинские за 3-4 тыс. руб. провели консультации с известным инженером профессором А. Н. Митинским, «усмотрел взятку и донес об этом куда следует». И хотя после обстоятельного расследования дело закрыли, но, как отмечал Трегубов, «можете представить, сколько нервов и крови стоило все это работникам, непосредственно соприкасавшимся с этим делом на АМО. Не один долгий вечер пришлось провести с чинушами, выкладывая перед ними ворох документов и докладывая подробно по каждому документу все мотивы» ^{[25, л. 13-14]}.

В стенограммах бесед с И. П. Трегубовым отразились и некоторые особенности взаимоотношений руководства предприятия с поставщиками и рабочими. Снабжение, по словам Трегубова, осуществлялось как через ГВТУ, так и, в силу проблем с транспортом, дефицитом топлива и материалов, наблюдавшимися в 1916-1917 гг., через свободный рынок и спекулянтов. Последних зачисляли в служащие завода, чтобы дать бронь от призыва в действующую армию, а те взамен с помощью взяток «получали нужные им профиля с заводов, а они [предприятия] давали им вагоны и доставляли [профили] в Москву» ^{[25, л. 109-110]}.

Работников, по свидетельству Трегубова, нанимали разным способом. Инженеров и рабочих высокой квалификации перенимали, как правило, с других предприятий благодаря значительной разнице в зарплате (в частности с эвакуированного из Риги Русско-Балтийского вагонного завода, часть сотрудников которого, в основном латыши, стали сотрудниками АМО ^[4]), а сезонных рабочих-крестьян набирали в основном по знакомству, личным связям, опыту предыдущего успешного сотрудничества. Как отмечал И. П. Трегубов, «рабочие у нас были, гл. образом владимирские и калужские. Владимирские были гл. образом плотники. Вся Финеевская волость жила здесь. По работе народ был на два пальца. Работали лучше латышей… Рабочие знали, что их не выгонят в трудное время, а они работали хорошо» ^{[25, л. 98-99]}.

Раскрывается или затрагивается в стенограммах интервью с И. П. Трегубовым и целый ряд других социально-психологических аспектов начальной истории предприятия: взаимоотношения между членами Правления (не считая Г. Г. Кривошеина), специфика принятия решений Правлением, функции и сфера ответственности других начальников предприятия, отношение руководства к рабочему движению, революционным событиям, к забастовкам и конфликтам с рабочими, к временному закрытию предприятия летом в середине 1917 г. и др. Некоторые события, упоминаемые И. П. Трегубовым, разъясняются или дополняются в стенограммах бесед с другими руководителями предприятия.

К примеру, в одном из интервью Трегубов сообщил, что в конце 1916 г., когда Московский банк отказывался кредитовать АМО, а перечисление правительственных авансов задерживалось, хозяева предприятия были вынуждены в целях получения оборотных средств, несмотря на урон для своей деловой репутации, приступить к закладке в Московском купеческом банке материалов и сырья для создания автомобилей. «Не с легким сердцем пошло правление на такие меры, – замечал интервьюируемый, – т.к. заклад сырых материалов для Московских коммерческих кругов было дело[м] не этичным, необычным» ^{[25, л. 8]}.

Свет на дальнейшую судьбу заложенных материалов (а также на утрату большого количества документов предприятия конца 1910-х – начале 1920-х гг. и отчасти культурный уровень работников предприятия первых послереволюционных лет) проливает стенограмма интервью начала 1930-х гг. с А. А. Адамсом, в 1921-1923 гг. возглавлявшим АМО, а затем ставшим известным разведчиком. «Мы узнали в конце 22 года, – сообщил Адамс, отвечая на вопрос интервьюера о заложенных в 1916 г. материалах, – что у нас на полтора млн долларов – 70 000 пудов алюминия, 22 катушки высоковольтного кабеля, вагон меди – и это при всеобщем дефиците. Выяснили, что лежит на складе госбанка. И представитель госбанка пришел, предупредил, если не заберем, то их в расход. Рылись во всех бумагах и в бухгалтерии, никто не мог сказать, когда это Рябушинский закладывал. Но на заводе была секретарша, которая все знала, так вот она и сообщила, что, кажется, Рябушинский эти материалы закладывал, а документы пошли на заворачивание селедок» ^{[19, л. 44-45]}.

Вскоре, как отметил Адамс, в результате разбирательств выяснилось, что бывший заведующий комитетом профсоюза рабочий Н. А. Гаврилин со своим товарищем часть дел правления АМО (включая договора о поставках с военным ведомством, договора о приобретении земли и т.д.) собрали на чердак одного из зданий завода и через некоторое время стали использовать в бытовых целях, в том числе для заворачивания малосольных селедок, привозившихся на предприятие ^{[19, л. 33]}. Получить заложенные материалы обратно на завод удалось только, когда помощник директора на встрече с управляющим Госбанком смог, по словам А. А. Адамса, добиться «за какую-то мзду, что нам дали возможность вычитать из книги записей какие-то материалы» ^{[19, л. 45]}.

Среди стенограмм интервью с инженерами, стенограммы воспоминаний о начальном периоде работы АМО немногочисленны. Чаще встречаются воспоминания о производственно-техническом развитии предприятия во второй половине 1920-х гг., о периоде первой реконструкции предприятия начала 1930-х гг., об эвакуации и реорганизации производства во время ВОВ. Впрочем, некоторые стенограммы бесед затрагивают и начальную историю предприятия.

Например, в записанной в июле 1935 г. стенограмме интервью с М. В. Пиолунковским, который в 1918 – 1921 гг. занимал должность главного инженера завода, затрагиваются различные аспекты истории предприятия тех лет. Ключевой темой в интервью была инженерно-техническая сторона развития АМО в первые послереволюционные годы, в том числе роль личностного фактора в этом процессе. Вспоминая, к примеру, разработку и создание первых моторов в начале 1920-х гг., Пиолунковский заметил, что ввиду низкой квалификации многих работников, оставшихся или недавно прибывших на АМО, он один раз, лично контролируя процесс изготовления комплектующих и сборки, «76 часов не выходил с завода, не спал, потому что боялся, что кто-нибудь испортит» ^{[24, л. 10]}.

Также в интервью М. В. Пиолунковский приводит свои впечатления об общей атмосфере на предприятии тех лет, о политических настроениях рабочих и служащих. По его словам, в конце 1917 – начале 1918 гг. работники завода, в том числе служащие и инженеры, разделились на два лагеря: лояльные к большевикам и считавшие, что необходимо бойкотировать работу.

Дополнительные штрихи к социальному, политическому и психологическому портрету работников АМО рубежа 1910-х – 1920-х гг. (и коллектива в целом) обнаруживаются в стенограмме беседы 1933 г. с инженером-реэмигрантом – А. Бабичем. Как известно, в 1921-1922 гг. в РСФСР прибыла группа инженеров и рабочих, которые до этого в разное время эмигрировали из России в США ^{[13, с. 13-14]}. Немало из них, работая на американских промышленных предприятиях, получили большой инженерный и производственный опыт и стали высококлассными специалистами, в том числе в области автомобилестроения. Однако промышленный спад в США 1920-1923 гг., потеря частью эмигрантов работы, побудила их вернуться в Россию, испытывавшую острую нехватку высококвалифицированных инженеров и рабочих. А. Бабич оказался одним из них.

По свидетельству Бабича, большинство реэмигрантов, прибывших на АМО, были выходцами из западных губерний бывшей Российской империи ^{[19, л. 47-48]}. Это согласовывается с научными данными об эмиграции из России, согласно которым подавляющее количество выехавших в конце XIX – начале XX вв. в США оказались выходцами из западных окраин и принадлежали к различным национальным меньшинствам: еврейскому, польскому, литовскому, латышскому и т.д. ^{[14, 29]}. А. Бабич в беседе также заметил, что из числа прибывших в Россию «политически убежденных» насчитывалось лишь 5-10 %, а остальные, по его мнению, приехали главным образом из-за безработицы в США ^{[19, л. 47-48]}.

Как сообщает Бабич, на АМО были приняты, в том числе на руководящие должности, в основном квалифицированные и лояльные к большевикам реэмигранты, однако многие из них в скором времени «стали быстро удирать с завода», ища подработку на стороне. Одну из главных причин этого инженер усматривал в неприятии местными рабочими вернувшихся из США. «Все приезжие реэмигранты, – замечал А. Бабич, – внешне были хорошо одеты, что давало повод к плохому отношению к ним со стороны рабочих. У них не было других костюмов (то есть худших) и первое время они действительно резко отличались от наших» ^{[19, л. 57]}. При этом, интервьюируемый подчеркнул, что внешний вид советских рабочих, особенно женского пола, произвел на реэмигрантов тяжелое впечатление. «В это время стремление «орабочиться», – отметил Бабич, – доходило до полного извращения в отношении костюма. Женщины ходили в сапогах и черных блузах. Смотреть на них тошнило» ^{[19, л. 57]}.

Информацию, содержащуюся в стенограммах бесед с руководителями, инженерами и служащими предприятия, во многом дополняют стенограммы интервью и вечеров воспоминаний старых кадровых рабочих АМО, которые давали собственные оценки и объяснения различным событиям и явлениям в истории предприятия. К примеру, на вечере воспоминаний рабочих Прессового цеха, проведенного 29 ноября 1932 г., был поднят вопрос о причинах, побудивших А. А. Адамса и других реэмигрантов, вошедших в администрацию, закрыть в 1921 г. завод на две недели и уволить за это время более половины работников.

По мнению некоторых рабочих, «американцы» решились на такой шаг, чтобы очистить завод «от скверны, что воровала много» и от множества «случайных» людей, которые, пользуясь дефицитом рабочей силы во время Первой Мировой и Гражданской войн, работали на автозаводе без соответствующей подготовки, квалификации и негативно влияли на производственный процесс. Такие люди, как заметил один из выступавших, «приспособились, потому что империалистическая война научила. Во время войны взяли всех, а потом работать стало некому. Стали из деревни привлекать работать на оборону. Поэтому ребята, когда регистрировались, так хоть они не видали завода и города, а пишут – слесарь или токарь. Раз в карточку записали его, записали в часть, а он слесарем числится и пошлют его на производство. Вот все эти слесаря и пришли сюда же, они разобрали рессоры и машины, которые требуют небольшого ремонта. Переторопили ножи на косыри». Мотивы таких действий, по словам рабочих, зиждились в крестьянском хозяйственном менталитете: «для деревни все сгодится и для дома пригодится и для печей и т.д.» ^{[20, л. 1-2]}.

Дополняют социально-психологический облик «случайных» рабочих другие выступления и стенограммы вечеров воспоминаний рабочих иных подразделений завода. Например, на вечере воспоминаний сотрудников Механико-сборочного отдела, проведенном 5 декабря 1932 г., старые кадровики отмечали, что, хотя «случайных» деревенских рабочих в годы военного коммунизма местные власти принуждали к труду на АМО, многие сбегали обратно и продолжали крестьянствовать. Один из выступающих упомянул, что деревенские тогда «день, два поработают – в деревню уходят, из деревни [их] пришлют опять. Он снова несколько дней поработает. И вот такое перекачивание было» ^{[23, л. 4-5]}.

Нередко в диалогах интервьюеров с рабочими можно найти информацию не только о социально-экономических, но и социально-психологических мотивах возвращения в деревню многих рабочих в те годы. Например, на вечере воспоминаний бригады рабочих литейно-ковкого чугуна, проведенном 15 октября 1933 г., интервьюер поинтересовался, тяжелее ли было трудиться деревенским на заводе, чем на земле. Рабочие, в массе своей тоже крестьяне по происхождению, ответили однозначно: «тяжелее. Там ведь воздух» ^{[21, 8]}.

В воспоминаниях рабочие непременно затрагивали условия труда и быта в первые послереволюционные годы. К примеру, один из участников вечера воспоминаний рабочих Отдела главного механика, проведенного 4 января 1933 г., рассказывал, что питание весной 1918 г. стало резко ухудшаться, кормили кониной, а сама столовая расположилась в пожарной будке. Типичный день рабочего АМО, по его словам, был тогда примерно таким: «утром придешь, слушаешь новости, а в обед придешь к обеду готовишься. На обязанности Карманова лежало снабжать нас хлебом, а хлеба получали одну восьмую, а бывало и так, что вместо хлеба принесут овса, разделят его по кучкам, а то и семечек принесут и давай лузгать семечки вместо хлеба. Настроение было такое тогда, что по существу серьезной работы никто не спрашивал» ^{[22, л. 5]}.

Некоторые рабочие, участвовавшие рейдах по конфискации имущества в 1918–1919 гг., на вечерах отмечали, что, несмотря на плохие жилищные условия большинства рабочих АМО, многие не переселялись в конфискованные особняки и квартиры по настоянию жен. Один из рабочих, занимавшихся расселением заводчан в конфискованное жилье, вспоминал: «Уговоришь кого-либо, кажется соглашаются. Приедит, посмотрит квартиру: ну я, говорит, с бабой поговорю, тогда и займем. А баба как узнает раскричится чтобы я да чужое добро брала – никогда. Ну так баба и говорит. А там в это время все раскрадывали» ^{[22, л. 7]}.

На вечерах воспоминаний интервьюеры задавали вопросы и об общей атмосфере на предприятии тех лет, о внутриполитической борьбе, о партийной ячейке и ее общих собраниях. Рабочие, отвечая, не скрывали, что внутри коллектива предприятия и заводской ячейки в конце 1910-х – начале 1920-х гг. было множество проблем, а идейность коллектива оставляла желать лучшего. Например, рабочие Отдела главного механика вспоминали, что вскоре после восстания Чехословацкого корпуса в июне 1918 г. завод получил задание выделить 44 добровольца на фронт. Для этого отдельно были проведены собрания рабочих и служащих. Некоторые вызвались сами, однако около половины пришлось выдвигать ультимативно, при этом, по словам рабочих, многие всячески пытались уклониться, ссылаясь на болезни, многодетность и т.п. ^{[22, л. 5]}.

Говоря о политических настроениях рабочих в первые послереволюционные годы, рабочие отмечали, что настроенных против большевиков было заметно больше, чем поддерживавших их. Общие собрания ячейки, по словам одного из выступавших, проходили тогда так: «многие говорили, что наша интернациональная меньшевистская организация правильно действует, а большевики – это сволочи. А большевики кричали против них, что это контрреволюция, что они ведут за буржуазию, а мы мол, правильно ведем. Бывало на собраниях только и слышишь это» ^{[22, л. 6]}. На вопросы о том, критиковали ли интервьюируемые большевиков в те годы, некоторые рабочие отвечали прямо: «ругали». Правда, стенограмма одного из вечеров воспоминаний – рабочих Механико-сборочного отдела неожиданно на этом моменте обрывается ^{[23, л. 5]}. Не исключено, что в силу неприглядности сведений для интервьюеров дальнейший ход беседы не стенографировался.

В целом, подводя итог всему вышесказанному, можно заключить, что комплекс стенограмм воспоминаний руководителей, инженеров, рабочих Московского автомобильного завода АМО несомненно является одним из наиболее ценных и высоко информативных источников по начальной истории предприятия, который до сих пор лишь частично введен в научный оборот. Как видно из приведенных в статье отрывков, стенограммы индивидуальных и коллективных интервью содержат не только обширный фактический материал, но и рефлексию тремя основными социальными группами (руководителями и организаторами производства, инженерами и служащими, рабочими) особенностей создания и развития предприятия, оценка ими различных событий и явлений по прошествии времени.

Анализируя стенограммы воспоминаний, в том числе с помощью социально-психологического метода, можно выявить различные аспекты хозяйственной культуры, менталитет работников, их отношение к социально-политическим процессам в стране и на предприятии, к результатам производственной деятельности, их взгляд по прошествии времени на атмосферу в коллективе, условия труда и быта, мотивации и стимулирования. Информация, содержащаяся в стенограммах воспоминаний, позволяет исследователю глубже понять причины и взаимосвязь различных событий, явлений в истории конкретного предприятия. Важное значение стенограммы воспоминаний имеют также для исследований в русле микроистории и истории повседневности.