Russia – China – United States: problems of mutual understanding within the system of relations

Shakhray Sergey Mikhailovich Doctor of Law Head of the Center of Legal Support of Socio-Political Processes, the Institute of Socio-Political Research – Branch of the Federal Center of Theoretical and Applied Sociology of the Russian Academy of Sciences 119333, Russia, g. Moscow, ul. Fotievoi, 6, of. 1 georg777@yandex.ru

Введение

На тренды мирового развития влияет множество факторов. Один из них – это отношения в треугольнике Россия – КНР – США. В качестве иллюстрации значимости этих стран для «мировой политической погоды» в таблицах 1-4 приведены некоторые статистические данные.

Таблица 1. Доля в глобальных экономических показателях и населении

Таблица 2. Потенциал ядерного оружия (в пересчете на количество располагаемых ядерных боеголовок)

Таблица 3. Относительный размер экономики и производительность труда

Таблица 4. Наука: интенсивность исследований и разработок (ИР) и роль бизнес-сообщества в научных исследованиях

Как представляется, анализ и тем более прогноз развития отношений в системе Россия – КНР – США на сегодняшний день принципиально невозможны в рамках какой-то одной теории, или какого-то главного фактора. Понять, что происходит в этом «треугольнике», - это даже не политический, а, скорее, культурный вызов, который требует совмещения сразу нескольких «картин мира» и прояснения взглядов каждой из сторон на одну и ту же проблему или ситуацию.

Вдобавок, за последние десятилетия изменился не только традиционный миропорядок, но и сама атмосфера международных отношений, включая стилистическую манеру, в которой государства проводят свою внешнюю политику.

Так, например, на фоне роста объемов информации, прогрессирующей сложности, неопределенности и нестабильности мира возникла тяга к простым решениям, незамысловатым идеям и резким шагам. Если некогда партнерские отношения строились на общих ценностях, то теперь для союза достаточно, если стороны признают, что «мораль у каждого своя», и согласятся «уважать базовые интересы друг друга» ^[1]. Если прежде общественность поддерживала политиков, которых волновали глобальные проблемы, то теперь наибольший успех имеет лозунг «Америка (Британия, Франция и так далее) - прежде всего». Популизм и национализм становятся самым эффективным инструментом внутренней политики, а государственный эгоизм – инструментом политики внешней ^[2-5]. Представляется, что, несмотря на обилие международных структур и глобальных площадок для «инклюзивных» дискуссий, государства почти утратили искусство согласования интересов сразу нескольких участников, а потому акцент повсеместно переносится на двусторонние контакты.

Еще одну тревожную тенденцию можно условно назвать «твиттеризацией международной политики». Речь идет о ставшей привычной ситуации, когда многие тонкие дипломатические процессы начинают зависеть от того, какие комментарии лидеры или министры написали в своем Твиттере, и что им ответили партнеры или противники. Внешняя политика в последние годы стала предельно «личностно окрашенной», а поскольку национальные лидеры в медийном поле обязаны действовать сильно, нестандартно, ярко и не вправе отступать, то подчас поведение всех участников «треугольника» Россия – США – КНР может выглядеть чрезвычайно резким. Вслед за лидерами резкую манеру высказываний перенимают комментаторы и медиа. Например, китайские государственные СМИ не раз открыто называли поведение руководства США «хулиганским», «раздражающим и грубым» и даже сравнивали американское правительство «с обезьянами, кричащими на берегу реки» ^[6-7].

Поскольку эксперты все чаще опираются на анализ дискурса, то из-за различий в культурных кодах и традициях, растет объем неправильно понятого. Запад, Россия и Китай произносят одни и те же слова, но нередко имеют в виду совершенно разные вещи.

Так называемая «теория соглашений» показывает, что действия субъектов, в том числе экономические, редко исходят исключительно из рациональных оснований ^[8]. Когда люди оценивают смысл, цели и результаты заключаемых соглашений, они руководствуются не только цифрами или балансом потерь и выгод, но, прежде всего, своими чувствами, моральными ценностями, надеждами и ожиданиями ^[9]. Если подлинные мотивы и ценности сторон до конца не прояснены, то партнеры могут быстро разочароваться друг в друге, увидеть в соглашении инструмент для манипуляции и обмана.

Эти и многие другие обстоятельства делают необходимым анализ различий в понимании сторонами смысла и значения одних и тех же принципов, образных выражений, поступков. Далее приводится ряд примеров, обосновывающих такую постановку проблемы.

1. Различия в понимании образных выражений

Анализируя внешнеполитический дискурс, все чаще приходится признать, что, несмотря на то, что стороны стали произносить все больше одинаковых слов, уровень понимания друг друга снизился.

Например, широко распространенной в двусторонних контактах (Россия – Китай, Россия – США, США – Китай) является формулировка о том, что стороны «уважают разницу во взглядах и это – основа нашего партнерства». Но хорошая ли это основа? Представляется, что разница во взглядах ведет к различиям в понимании смысла и целей партнерства. А именно здесь заложена «мина» для будущих конфликтов. Если современная дипломатия стала более откровенной и жесткой, то следует особенно тщательно следить за тем, правильно ли мы понимаем друг друга.

В качестве иллюстрации правильно ли Россия и США понимают дипломатический вокабуляр Китая, можно привести два примера.

1.1. «Ничего личного – только бизнес»

Анализ манеры Китая вести переговоры, выстраивать партнерства с другими странами показывает, что буквально за несколько лет китайской дипломатии удалось прочно внедрить на международной арене собственные формулировки принципов для выстраивания отношений – «бесконфликтность, отсутствие конфронтации, взаимное уважение и взаимовыгодное сотрудничество» («non-conflict, non-confrontation, mutual respect and win-win cooperation» ^[10-11]). Даже администрация президента США Дональда Трампа охотно произносит эти формулировки, неизменно получая критику от экспертов, которые считают, что американская внешняя политика должна иметь собственную философию и говорить на своем языке ^[12-13]. Особенно часто в использовании «китайских формулировок» упрекали бывшего госсекретаря Рекса Тиллерсона. Представляется, что Тиллерсону, как успешному бизнесмену, нравилась идея исключить «личное» из двусторонних отношений еще и потому, что она является своего рода переложением старого капиталистического принципа: «в наших отношениях нет ничего личного – только бизнес».

Но тонкость в том, что выражение «ничего личного» имеет двойной смысл. С одной стороны, эти слова действительно означают, что «нас не интересуют особенности вашей личности, ваша мораль и внутренние дела» - мы просто ведем с вами бизнес. Такой подход является понятным и американцам, и европейцам, и русским. С другой стороны, точно такие же слова произносят, чтобы оправдать предательство, когда сторона навредила тому, кого называла партнером, не из личных чувств, а только потому, что это было выгодно. Ничего личного – только бизнес.

Характерно, что в своих контактах с Западом или Россией Китай практически никогда не говорит об общих целях. Главный принцип, на котором строятся отношения, - признание права каждого народа идти своим путем и развиваться так, как он сочтет нужным. Китай убеждает своих партнеров согласиться с тем, что следует уважать свободу людей выбирать свой собственный путь развития, а различия в социальных системах и идеологии не должны препятствовать нормальному развитию отношений. Именно такой подход считается основой для разрешения конфликтов.

Однако на практике уже возникли ситуации, когда признание права Китая на «суверенное развитие» столкнулось с аналогичными правами других стран. Самый характерный пример – действия КНР в Южно-Китайском море. Уровень конфликтности и риск конфронтации постоянно растет, в том числе из-за попыток США «приструнить» КНР (известные конфликты с заходом эсминцев ВМС США в Южно-Китайское море).

Представляется, что в отношениях государств полностью применима максима родоначальника русского революционного анархизма Михаила Бакунина, согласно которой свобода одного человека заканчивается там, где начинается свобода другого ^[14].

Пропагандируя принцип взаимовыгодного сотрудничества (win-win cooperation), КНР декларирует необходимость отказа от принципов «игры с нулевой суммой» (антагонистическая игра, zero-sum game) в политике и экономике. В мировой истории, действительно, случались ситуации, когда державы взаимодействовали на принципе отношений с позитивной суммой. В частности, речь идет о времени после наполеоновских войн и Венского конгресса в XIX веке. Главный принцип таких отношений, согласно цитате из Пола Шредера (американский историк, написавший в 1972 г. книгу о Европе и Крымской войне) – «Ты не должен угрожать другой великой державе или унижать ее» («Thou shalt not threaten or humiliate another great power») ^[15].

Однако в последние годы США и многие европейские страны забыли этот принцип в отношениях с Россией. Любой позитивный шаг России Запад расценивает в логике игры с нулевой суммой как свое поражение, а потому растет конфликтность и резкость шагов. Было бы полезно для стабилизации ситуации в мире, если бы Китай разъяснял в двухсторонних контактах ценность принципа «win-win cooperation» («игры с позитивной суммой») не только применительно к партнеру, но и в отношении третьих сторон.

1.2. «Ловушка Фукидида»

Еще один пример неточного понимания западными экспертами образов, используемых китайской дипломатией, - выражение «ловушка Фукидида», которое не раз использовалось во встречах руководителей КНР и США.

Этот образ ввел в международный оборот Председатель КНР Си Цзиньпин. Рассуждая в 2015 году в Сиэтле об отношениях Китая и США, он подчеркнул, что странам крайне важно избежать попадания в «ловушку Фукидида». В частности, он заявил: «Сейчас в мире больше нет таких вещей, как Ловушка Фукидида. Но если у держав будет время, чтобы снова ошибаться в стратегических расчетах, они могут создать сами для себя такие ловушки». Далее китайская сторона изложила десять причин, почему США и Китай могут избежать такой ловушки ^[16].

Американские и европейские эксперты сделали вывод, что Председатель КНР имел в виду опасность развязывания конфликта Западом только из-за страха перед растущей мощью Китая, и этого надо избежать. В многочисленных комментариях так объяснялся смысл образа «ловушка Фукидида»: «речь идет об угрозе вооруженного конфликта между доминирующей державой и возвышающейся новой державой, как в случае войны между Афинами и Спартой». «Китай растёт. Правящая элита США боится этого роста, и не зря» ^[17].

С тех пор западные эксперты на все лады повторяют этот сюжет, сравнивая Америку с напуганной Спартой, а Китай – с растущими Афинами. Более того, накануне и после встречи председателя КНР и президента Трампа появилось много работ, утверждающих, что четыре принципа – «бесконфликтность, отсутствие конфронтации, взаимное уважение и взаимовыгодное сотрудничество», предложенные Китаем в качестве базы для американо-китайских отношений, - это и есть способ избежать «ловушки Фукидида» ^[18]. Многие даже стали говорить, что предложение Китая отказаться от критики идеологических ценностей и внутренней политики друг друга – может стать универсальным подходом в международной политике, который позволит державам жить без конфликтов и взаимовыгодно сотрудничать.

Подобные рассуждения выглядят привлекательно. Однако, если вспомнить школьный курс истории, в основе конфликта Спарты и Афин лежала не столько экономика, сколько политическая идеология. Сравнивать США со Спартой, а Китай с Афинами – большое заблуждение. Как известно, именно Афины представляли собой демократию, тогда как в Спарте власть находилась в руках олигархии. И каждая сторона стремилась утвердить свои политические ценности и свой государственный строй в союзных полисах. То есть Спарта начала войну не просто из-за «растущего могущества афинян», а еще и потому, что они распространили свою демократию на «бо́льшую часть Эллады».

В итоге Спарта выиграла сражение, а афинская демократия проиграла. И главная причина разгрома Афин была в том, что афинская демократия эксплуатировала население союзных полисов и относилась к союзникам свысока. Если кого и напоминает такое описание Афин, то никак не Китай, а, скорее , Америку и ее стремление к распространению демократии. Так о чем тогда на самом деле говорил председатель КНР, когда ссылался на «ловушку Фукидида»? Стремился ли он развеять страх Америки перед быстро растущим могуществом Китая или угрожал ей?

2. Различия в отношении к союзам

Китайцы думают о союзах и союзнических отношениях совсем не так, как русские или американцы. Так, например, несмотря на «особый характер» дружбы лидеров России и КНР и беспрецедентное количество их встреч (в 2013-2017 гг. - более 20 раз, в 2017 г. – 5, в 2018 г. – 6, в 2019 г. – 3 раза) ^[19-20], на все предложения России о более тесных, союзнических отношениях Китай постоянно отвечает недвусмысленным отказом ^[21]. Никаких союзов – ни двойственных, ни тройственных. Никаких «совместных глобальных миссий». Только двусторонние контакты – и по тем вопросам, которые выгодны обеим сторонам.

На Валдайских форумах Председатель комитета по международным делам Всекитайского собрания народных представителей, госпожа Фу Ин неоднократно разъясняла русским экспертам, что Китай не заинтересован ни в формальном союзе с Россией, ни в создании какого-либо антиамериканского или антизападного блока ^[21].

Фу Ин подчеркивает, что в своих воззрениях на союзы Китай руководствуется историческим опытом, который показывает, что любые союзы – это создание силовых блоков, позволявших слабым государствам объединяться и бороться за выживание. По мнению КНР, традиционный союз имеет четыре основных признака. Во-первых, его членам в особых ситуациях обеспечивается возможность противостоять внешним угрозам. Во-вторых, члены союза не равны в силовом отношении, отчего более слабые попадают в зависимость от более сильных. В-третьих, при создании альянса одной или нескольким сторонам приходится жертвовать своими интересами. В-четвёртых, альянсы в большинстве своём не вечны и подвержены распаду при изменении ситуации или в связи с осуществлением задач, ради которых они создавались. А в международной перспективе альянс – это часто продукт политических блоков, посредством которого поддерживается неравный и несправедливый мировой порядок, изобилующий двойными стандартами ^[22].

Вывод Фу Ин прост: «такая точка зрения вполне способна вызвать противоречия и конфликты между странами и группами стран и ограничить свободу политического выбора союзных государств при возникновении крупных мировых проблем. Можно с уверенностью утверждать, что ныне существующие альянсы – это отрыжка холодной войны. В тенденции XXI века они не вписываются» ^[22].

Таким образом, на практике Китай не заинтересован в союзах на основе баланса интересов и не готов объединяться с более слабыми партнерами, чтобы не «заразится» их слабостью. Хотя, китайская дипломатия способна продемонстрировать все необходимые знаки уважения странам, предлагающим Китаю союзнические отношения.

Российская Федерация понимает подобную позицию Китая. Действительно, бывают союзы, в которые объединяются стороны, не имеющие каких-либо схожих интересов, кроме общих врагов. Такие союзы недолговечны, внутренне конфликтны, а более сильный участник вынужден «платить» за слабости других. Возможно, Китай, отказывая в России союзнических отношениях, видит в ней проблемного партнера.

Однако российскому менталитету свойственно иное отношение к союзам. Как известно, самая крепкая семья возникает не тогда, когда муж и жена глядят только друг на друга, а когда они смотрят в одну сторону. В российском понимании союз – это когда стороны помнят и учитывают интересы друг друга, при этом речь идет не только о финансовой выгоде, но и о таких важных вещах, как репутация, обязательства перед третьими сторонами, уважение национальных ценностей и традиций.

Таким образом, для России союз – это всегда отношения равных партнеров, но не против кого-то, а ради общей цели. Тогда как китайская сторона считает, что союзы - это «отрыжка холодной войны», поскольку при возникновении крупных мировых проблем участие стран в союзе ограничивает свободу политического выбора союзных государств и может ввергнуть их в ненужный конфликт.

Однако опыт показывает, что попытки избежать конфликтов путем выстраивания своей политики только на двусторонних отношениях, невозможно. Потому что в современном мире всё взаимосвязано. И те условия, на которых строятся двусторонние отношения с одним важным партнером, могут негативно повлиять на отношения с другим, не менее важным партнером.

Примером может быть ситуация в отношениях США и Китая по поводу Северной Кореи. Как известно, президент Д.Трамп очень прямолинейно поставил Китай перед выбором: приемлемые условия торгового соглашения в обмен на участие в решении северокорейской проблемы по правилам, которые продиктует США ^[23]. Таким образом, пытаясь избежать союзов, КНР вынужденно оказывается в ситуации конфликта и политически некомфортном положении, когда приходится выбирать между выгодой и репутацией. Более того, в отсутствие союзников КНР остался один на один с США и их попыткой экономического шантажа ради достижения американских геополитических целей.

Этот и множество других примеров показывают, что акцент на двусторонние контакты в современном мире является опасным. Тематика значимости "трехсторонней" модели отношений великих держав – России, США и Китая для сохранения стабильности в современном мире – предмет постоянных дискуссий в последние четверть века ^[24]. Формально представления о большей устойчивости любой структуры с тремя точками опоры являются не требуют доказательств. Однако когда Збигнев Бжезинский (1928-2017) в выступлении на форуме Нобелевской премии мира в Осло (2016) ^[25] заявил, что идеальным геополитическим ответом на кризис мирового могущества стала бы трехсторонняя связь между США, Китаем и Россией («The ideal geopolitical response to the crisis of global power is a trilateral connection between the United States, China and Russia»), эксперты всего мира и, в первую очередь, Китая стали еще более настойчиво разъяснять: trilateral connection - это ни в коем случае не «треугольник» и не тройственный союз, а «попарные отношения» - отдельно между США и Китаем, отдельно между Китаем и Россией, отдельно между Россией и США ^[26-27].

Несмотря на спорную репутацию З.Бжезинского как геополитика, представляется, что его подход более близок к реалиям в сравнении с абстрактной «попарной» моделью, которая не обеспечивает стабильности. В современном мире интересы сторон переплетены настолько тесно, что двое никогда не смогут что-то согласовать таким образом, чтобы это не сказалось на третьем. Обсуждать интересы можно и нужно сразу всем сторонам «треугольника» Россия-США-КНР, но более эффективно – в составе «четырехугольника», поскольку в решении глобальных проблем без Европы не обойтись.

Историческим аргументом в пользу важности многосторонних, инклюзивных моделей отношений является история распада СССР – крупнейшей геополитической катастрофы XX века. Эксперты называют множество причин, которые привели СССР к краху. Однако, как представляется, остается недооцененной ключевая причина, которую можно назвать «вирус зависти». Речь идет о том, что в ситуации жесточайшего кризиса, охватившего советскую экономику и социальную сферу в конце 1980-х годов, союзные республики сочли, что решение общих проблем будет слишком дорого стоить для их бюджетов, а потому решили выходить из кризиса поодиночке.

Нечто подобное происходит в современном мире, что не может не настораживать. Начиная с конца «нулевых», государства боролись с глобальным экономическим кризисом, однако именно в последние годы, когда наметился позитивный тренд, начали доминировать идеи национального эгоизма. Все чаще стали звучать знакомые со времен распада СССР лозунги: хватит тратить ресурсы на общие нужды, хватит, образно говоря, «кормить соседей» - дальше мы пойдем сами, поодиночке. Великобритания покинула Евросоюз. Французские, голландские, австрийские националисты говорят о том же. США стоит стену против Мексики и предъявляет счета другим странам за свою военную помощь.

Этот тренд является самым опасным, а стремление восстановить стабильность, балансируя интересы «попарно», вряд ли приведет к ожидаемому результату. В сложном мире простые решения неэффективны.

3. Различия в понимании сути проекта «Один пояс, один путь»

Инициатива «Один пояс, один путь» - это, безусловно, великий проект. Но важно понимать, что это – великий китайский проект. Не общий, не интеграционный, а именно китайский. Китай на глазах всего мира создает собственную глобальную инфраструктуру для собственной глобальной торговой империи ^[28].

В рамках проекта КНР гарантирует стабильность в проблемных регионах, по которым проходит инфраструктура, строит не только дороги, но и школы, больницы, университеты, предоставляет единую технологическую платформу и систему стандартов. Эти действия направлены не только для того, чтобы связать Китай со всеми континентами, Главная задача - сделать мировую экономическую среду более благоприятной для китайской торговой и финансовой деятельности.

С формальной стороны между глобализацией по-американски и глобализацией по-китайски не так много отличий. Америка пыталась распространять демократию и рынок, а КНР распространяет свои товары и дешевые кредиты. Но цель – одна и та же: богатство и величие империи. Стоит помнить, что подобный способ вести дела — это не изобретение Китая. Как отмечает директор Института китайской стратегии (Hudson Institute), автор нашумевшей книги «Столетний марафон: Секретная стратегия Китая по замене Америки в качестве мировой сверхдержавы» ^[29] Майкл Пиллсбури, амбиции Китая берут своё начало в «чувстве яростной конкуренции, которое они, по заверениям, почерпнули из поведения Америки в 1800-х годах» (цит. по: ^[28]).

Однако история учит, что все быстро растущие империи оказывались в итоге раздавлены собственным непомерным весом. Поначалу экспансия помогала отложить на время решение внутренних проблем, а потом внешние проблемы многократно усиливали внутренний кризис. Так было с Римской империей, так было с Британской империей, так было с Советским Союзом.

К настоящему моменту инициативу «Один пояс, один путь» поддерживают многие страны, включая Россию. Президент США Д.Трамп также не раз высказывал слова общего одобрения. Но что будет, когда этот проект, эта «мягкая» китайская экспансия наткнется на какие-то препятствия, и что будет, если их противник не станет уступать? Ответ на этот вопрос в какой-то мере дают события американо-китайской торговой войны.

При этом важно помнить, что речь идет не только о борьбе за справедливый баланс условий в торговых отношениях двух стран и даже не за экономическое лидерство в мире. Торговая война США и КНР, помимо прочего, является своего рода «борьбой за независимость» американской экономики, попыткой США остановить слишком тесное экономическое сращивание с Китаем (что крайне сложно в условиях глобализации). И дело не только в том, что слишком глубокое взаимопроникновение может вести к тому, что проблемы в одной стране могут отозваться кризисом в другой. Проблема в том, что в условиях цифровой глобализации (digital globalization) и тесно связанного мира (deeply connected world) экономика перестает быть «нейтральной» - происходит либо «вестернизация» восточной экономики, либо «окитаивание» западной. С этой точки зрения инициатива «Один пояс, один путь» повышает шансы Китая на победу в этой глобальной экономической игре с нулевой суммой.

По мнению ряда российских аналитиков, торговая война США и КНР выгодна России, поскольку «там, где из Китая уходят американские компании, их место занимают российские структуры. Так что, благодаря всему этому потребители в Китае больше будут ориентироваться на российских производителей» (см., например: ^[30-31]). Однако происходящее не так однозначно.

На чьей «платформе» будет происходить дальнейшее взаимодействие экономик? С большой вероятностью, что - на китайской, и этому способствует инициатива «Один пояс, один путь». Предлагаются не только китайские инвестиции, но и китайские цифровые технологии, китайская юрисдикция, китайские практики взаимодействия и пр. Таким образом, возникает вопрос о гарантиях сохранения национальной идентичности той части российской экономики, которая все теснее будет взаимодействовать с Китаем.

Заключение

Приведенные примеры, как и множество других, показывают важность и актуальность исследования различий в смыслах, которые России, Китая и США придают одним и тем же терминам, образным выражениям, инициативам. Разница в «картинах мира», представлениях, кросс-культурные проблемы, несовпадения в намерениях и способах их выражения, которые прежде прояснялись и сглаживались, благодаря усилиям профессиональной дипломатии, сегодня из-за «твиттеризации» внешней политики серьезно осложняют не только отношения государств, но, порой, становятся источником конфликтов, опасных для всего мира.

Это связано с тем, что постоянно растет риск ошибок в принятии решений из-за неточного понимания намерений и сути действий сторон. Еще одной проблемой является «вторичный» (переводной, либо официозный) характер источников, на основе которых не только США, но и Россия выстраивают свои позиции в отношении Китая.

Прояснение сути дискурса сторон, внимание не только к общему, сколько к различиям и деталям, к специфике подходов является чрезвычайно важным для снижения риска неопределенности в международных отношениях, профилактики конфликтов, возникающих «из-за недопонимания», а также для разработки содержательной модели «желаемого будущего» в сфере отношений Россия – США – КНР.