Pedagogical pseudonomastics of the Russian diaspora abroad in research field of the modern history of education: to articulation of the problem

Kirzhaeva Vera Petrovna professor of the Department of the Russian Language at N. P. Ogarev's Mordovia State University  430005, Russia, respublika Mordoviya, g. Saransk, ul. Bol'shevistskaya, 68, kab. 507 kirzhaeva_vera@mail.ru Other publications by this author     Osovskii Oleg Efimovich Doctor of Philology Professor, the department of Linguistics and Translation, M. E. Evseviev Mordovia State Pedagogical Institute 430007, Russia, respublika Mordoviya, g. Saransk, ul. Studencheskaya, 13 osovskiy_oleg@mail.ru Other publications by this author

Marinichenko Alla Ivanovna PhD in Philology Docent, the Institute of National Culture, N. P. Ogarev's Mordovia State University 430005, Russia, respublika Mordoviya, g. Saransk, ul. Bol'shevistskaya, 68 gorbunovaai@yandex.ru

Современная отечественная история образования, как и педагогическая наука в целом, настоятельно требует обновления методологического аппарата и реализации новых исследовательских подходов. В последние десятилетия эта проблема поставлена, а пути ее решения обозначены в трудах ведущих историков и теоретиков образования, в частности, В. Г. Безрогова, Б. М. Бим-Бада, М. В. Богуславского, Г. Б. Корнетова, А. М. и А. А. Новиковых, Е. Г. Осовского и др. При всех различиях точек зрения на характер и динамику педагогического процесса, теоретический и исторический аспекты его эволюции ученых объединяет понимание важности междисциплинарности и интегративности, что обеспечивает необходимую комплексность и инновационность теоретико- и историко-педагогических исследований. Закономерным результатом возникшего в конце 1980-х годов научного интереса к педагогическому наследию российского зарубежья стало формирование специальной отрасли отечественной историко-педагогической науки, получившей условное название педагогической эмигрантики. Примечательно активное участие в изучении педагогической истории российской эмиграции не только профессиональных педагогов, но и историков, философов, культурологов, искусствоведов, филологов и т. д. Таким образом, комплексный подход изначально закладывался и реализовывался в границах большинства осуществлявшихся научно-исследовательских проектов, в том числе и не имевших формального отношения к истории образования.

Пользуясь принятым в современной гуманитаристике понятием, можно сказать, что благодаря реализованным исследованиям представлены в «большом времени» (М. М. Бахтин) и история российского зарубежья, и история его педагогической составляющей [см.: 16; 22; 25; 17; 18]. Логика развития науки требует не просто уточнения отдельных сторон и деталей исторического и историко-педагогического процесса, но и выявления характера формирования и эволюции феномена русской эмиграции, представления его как единой динамически развивающейся системы, понимания внутренних механизмов, определявших жизнь эмигрантской школы. Очевидно, что выявление деталей требует иного научного инструментария, новой исследовательской оптики, которая обнаруживается при погружении в то, что современная гуманитаристика обозначает как «малое время» (М. М. Бахтин), «повседневность» (Ж. Бодрийяр), «микроистория» (К. Гинзбург).

Цель предлагаемой статьи – показать возможности подхода, позволяющего по-новому рассмотреть один из аспектов педагогической истории российской эмиграции и учитывающего ее «личностный» контекст, т. е. судьбы конкретных исторических фигур, деятельность которых и обеспечивала многолетнее существование русской педагогической эмиграции.

Напомним, что в силу объективных причин одни и те же лица оказывались в центре событий политической, научной, педагогической и культурной жизни. Без учета этого фактора невозможна полноценная реконструкция не только общей картины жизни эмиграции, но и отдельных ее сторон, в т. ч. педагогической. Так, крупный деятель партии эсеров, бывший московский городской голова В. В. Руднев становится руководителем Российского земско-городского комитета помощи российским гражданам за границей, соредактором парижских «Современных записок» и, обеспечивая финансирование эмигрантской средней и высшей школы в Европе, деятельным участником общественно-педагогического движения. К этому нужно добавить и составленный им масштабный обзор «Зарубежная русская школа, 1920–1924» (Париж, 1924), участие совместно с В. В. Зеньковским, Н. А. Цуриковым, П. Д. Долгоруковым, А. Л. Бемом и В. С. Левитским в книге «Дети эмиграции. Воспоминания» (Прага, 1925) и многолетнее сотрудничество с журналом «Русская школа за рубежом» [cм.: 21]. Сочетание большой политики, общественной деятельности и вовлеченности в педагогическую работу в неменьшей степени характеризует и выдающегося биолога академика М. М. Новикова, историков Я. И. Ростовцева и М. М. Карповича, физиолога С. А. Острогорского и многих других деятелей российского зарубежья. Подобное «перетекание» из одной сферы жизни в другую неизбежно оставляло след в документах и материалах: например, 17 февраля 1923 года на торжественном открытии Русского научного института в Берлине, ставившего перед собой прежде всего культурно-просветительные цели в области гуманитарных наук, М. М. Новиков выступает с лекцией «О работах русских биологов».

Закономерно, что ценнейшими источниками по истории эмиграции становятся архивы политических, общественных и профессиональных организаций и объединений, редакций газет и журналов, эмигрантская периодика различной направленности, личные архивы, эпистолярий и мемуаристика. Каждая публикация подобных материалов вносит вклад и в историко-педагогическую науку [см., например: 1; 28]. Работа с подобными ресурсами требует привлечения инструментария вспомогательных дисциплин, редко используемого в других сферах педагогической науки, в частности, текстологии, документоведения, в ряде случаев – элементов графологического и даже химического (в случае выяснения исторической подлинности документа) анализа и др. В последнее время проявляется серьезный интерес к определению авторского состава эмигрантских периодических и непериодических изданий ^{[6; 7; 11; 27]}, в том числе репертуара имеющихся в них псевдонимов. Актуальность и продуктивность разработки этой проблемы подтверждается рядом успешно выполненных международных проектов, получивших серьезный научный резонанс ^{[8; 13; 19; 20]}.

Речь прежде всего идет об опыте словаря псевдонимов русского зарубежья в Европе, подготовленного известным славистом М. Шрубой при участии большой группы отечественных и зарубежных ученых ^[31], где приведены имена около 3600 авторов и 18300 псевдонимов, из которых раскрыто 9800. Это – результат огромной исследовательской работы, в частности, детального анализа свыше 400 эмигрантских периодических изданий, переписки, мемуаров, редакционных ведомостей газет и журналов и иных архивных источников. Усилиями участников проекта восстановлены реальные имена и тем самым воссоздано живое пространство псевдонимов русской эмиграции, что становится, в свою очередь, убедительным теоретическим обоснованием и практической реализацией того, что можно назвать псевдономастикой российского зарубежья.

Напомним, что с начала 1970-х годов отечественная наука понимает под псевдономастикой специальную отрасль лингвистики, занимающуюся изучением псевдонимов [cм.: 5]. В словарной статье В. Г. Дмитриев уточняет: «Псевдономастика – раздел лексикологии, изучающий псевдонимы. Имеется св<ыше> 50 разных видов псевдонимов. По способу образования их можно разделить на два типа: содержащие и не содержащие элементы наст<оящих> имен и фамилий авторов (или близких им людей)» [cм.: 4, стб. 649]. Отечественная псевдономастика изначально стремилась уйти от литературного псевдонима в гораздо более широкую сферу использования вымышленного имени в любых ситуациях публикационной активности. На это указывает и название фундаментального труда И. Ф. Масанова – «Словарь псевдонимов русских, писателей, ученых и общественных деятелей» ^[12], что особо подчеркивал П. Н. Берков: «Политические условия, служебное положение авторов и разные личные мотивы обусловили широкое применение псевдонимов в дореволюционной России не только в области общественно-политической, но и в области художественной, а также специальной естественно-научной и технической литературы» ^{[12, т. 1, с. 5]}. Установка на максимальное расширение круга псевдонимов и границ самого понятия находит продолжение в словаре М. Шрубы: «Оно [понятие] определяется здесь в самой общей форме как вымышленное имя, используемое вместо истинного имени при общественных выступлениях» ^{[31, с. 11]}.

Соответственно предметом внимания педагогической псевдономастики российского зарубежья становятся вымышленные имена авторов публикаций в периодических и непериодических изданиях эмиграции, посвященных проблемам образования и воспитания и формирующих педагогический дискурс российского зарубежья ^[33]. Отметим, что в словаре М. Шрубы представлено достаточно много псевдонимов участников педагогической жизни эмиграции (А. Л. Бем, П. М. Бицилли, Н. А. Ганц, С. И. Гессен, Н. Ф. Новожилов, Д. И. Чижевский и др.), однако они неизбежно «теряются» на общем фоне, тем более что их носители, как мы уже указывали, играли существенную роль и в других сферах эмигрантского бытия.

Выделение педагогического пласта псевдонимов русской эмиграции имеет особое значение, прежде всего, для понимания причин, которыми руководствовались «скрывшие свое имя» авторы публикаций. Не менее важны они и для понимания редакционной политики педагогических изданий, а также печатавших статьи, рецензии, заметки и обзоры педагогической тематики газет и журналов общественно-политической направленности, иерархии представленных в них жанров. Особое значение раскрытие псевдонима имеет для восстановления полного списка публикаций того или иного автора, для подтверждения его участия в общественно-педагогической жизни эмиграции.

Механизм раскрытия псевдонима и определения его носителя подробно описан: «Атрибуция тому или иному автору обнаруженного в периодике псевдонима, не раскрытого до сих пор в справочной литературе, проводилась путем анализа содержания псевдонимного текста и поиска подходящего лица, в первую очередь из состава сотрудников данного издания. В процессе атрибуции учитывались такие аспекты, как: 1) совпадение усеченных форм (инициалов и прочих сокращений фамилий или псевдонимов) с полной формой настоящего имени или псевдонима; 2) формальные признаки псевдонима; в частности, пермутационные и прочие приемы образования, подсказывающие настоящее имя автора (акроним, анаграмма, палиндром и др.); в рамках русской псевдонимной поэтики весьма продуктивны также псевдонимы в форме имени (пренонимы) и псевдонимы, образованные на основе отчества (патронимонимы); 3) географическое место написания текста (в случаях корреспонденций заграничных, региональных или локальных сотрудников данного издания); 4) жанр псевдонимного текста (передовая, фельетон, очерк, репортаж, воспоминания, рецензия, стихи и т. д.); 5) тематические предпочтения возможного носителя псевдонима (политика, культура, наука, религия, экономика, спорт и т. д.); 6) аспекты содержания, фактический субстрат псевдонимного текста (упоминаемые в тексте реалии, имена, места и т. п.); 7) стилистические критерии (характерные стилевые и языковые приметы псевдонимного текста); 8) количественные критерии (объем псевдонимного текста: развернутая статья или заметка); 9) иерархические критерии (позиция псевдонимного текста в рамках данного периодического издания: та или иная страница, рубрика, определенное место на странице); 10) формат публикации, типографское оформление (передовая, подвал, колонка и т. д.)» ^{[31, с. 15]}.

Опираясь на предложенный алгоритм, авторы статьи проанализировали содержание ведущего эмигрантского педагогического журнала «Русская школа за рубежом» и ряда других изданий и сопоставили результаты своего исследования с атрибуциями, данными в указателе. Это позволило атрибутировать некоторые «безымянные» публикации, уточнить предложенные в указателе атрибуции, а также дополнить приведенный список псевдонимов.

Так, в опубликованная в журнале «Русская школа за рубежом» заметка «Италия» подписана А. М. ^[32] и атрибутирована составителями указателя как принадлежащая известному деятелю русской педагогической эмиграции и активному автору журнала А. В. Маклецову ^{[27, с. 61]}. Раскрывая псевдоним подобным образом, составители ориентировались на авторство помещенной перед ней заметки «Чешская Земская Комиссия попечения о молодежи в Праге», которая подписана хорошо известным псевдонимом Ал. М-цов ^[3]. Очевидно, что появление следующего – сокращенного – псевдонима могло быть продиктовано традиционной практикой замены фамилии инициалами в случае последовательной публикации нескольких текстов одного автора. К тому же псевдоним А. М. действительно использовался А. М. Маклецовым ^[2].

Однако реальным автором заметки «Италия» является итальянский корреспондент журнала Артуро Манфре. На это указывает открывающая заметку отсылка автора к своей предшествующей публикации: «Едва только мы отослали в редакцию свою статью о реформе итальянской школы (см. «Русская школа за рубежом». № 10–11), закончив ее характеристикой новых программ преподавания в педагогических институтах, и обдумывали вторую статью о реформе Джентиле, в которой мы предполагали подробнее остановиться на основной идее формы – идее ученого аристократизма, соединенного с националистическим пафосом, как в Италии разразились события, поведшие к выходу Джентиле в отставку» ^{[32, с. 437]}. Нетрудно убедиться, что речь идет о статье «Реформа Джованни Джентиле», опубликованной под его собственным именем ^[34].

Надо отметить, что расшифровка псевдонимов представляет большую сложность и чревата вполне объяснимыми ошибками, особенно когда речь идет об инициалах. Дело не только в использовании такого типа псевдонимов разными авторами. Процесс осложняется невозможностью отличить А. М., написанное латиницей и кириллицей, как в случае с А. М. Маклецовым; или латинский псевдоним А. В., принадлежащий А. Л. Бему, – от кириллического А. В. в публикации А. А. Воеводина в пражском журнале «Студенческие годы» [см.: 31, с. 63].

При расшифровке псевдонима следует учитывать и сложившуюся издательскую практику располагать инициалы в прямой последовательности обозначения имени и фамилии. Так, используемый в «Русской школе за рубежом» псевдоним К. П. не мог принадлежать ботанику П. В. Кроткову, который публиковался под полным именем, за исключением вышедшей под псевдонимом П. К. рецензии на первые четыре выпуска серии пражского издательства «Пламя» «Общедоступная астрономия» ^[23]. Отметим, что данная работа В. В. Стратонова вполне соответствует кругу интересов П. В. Кроткова как популяризатора естествознания, поэтому убедительна атрибуция М. Шрубы ^{[31, с. 232]}. В указателе «Русской школы за рубежом» данный псевдоним дается без расшифровки ^{[27, с. 94]}, а вот заметка о студенческой выставке в Италии, подписанная псевдонимом К. П. ^[10], атрибутируется как принадлежащая П. В. Кроткову ^{[27, с. 61]}. М. Шруба предлагает иную атрибуцию, называя автором заметки известную участницу революционных событий 1905–1909 годов, с 1907 года жившую в эмиграции в Италии, переводчицу с итальянского К. К. Памфилову ^{[31, с. 228]}. С учетом того, что и публикации К. К. Памфиловой в «Русской школе за рубежом» под своей фамилией – перевод М. Монтессори и статья о реформе Д. Джентиле ^{[14; 24]} – связаны с итальянской тематикой, атрибуция М. Шрубы не вызывает возражений.

Как показывает анализ, в журнале прослеживается тенденция использования членами редколлегии и руководителями общественно-педагогических организаций псевдонимов при публикации заметок информационного характера или небольших рецензий. Так, соредактор журнала в 1923–1927 годах В. А. Ригана как автор большого числа рецензий использовал псевдоним В. Р., учитывая его профессиональный к вопросам преподавания физико-математических дисциплин, можно атрибутировать как принадлежащие ему подписанные указанными инициалами рецензии неустановленного авторства. Или председатель Педагогического бюро по делам средней и низшей русской школы за границей В. В. Зеньковский инициалом Z подписывал сообщения о деятельности бюро, а псевдонимами W. W. и В. В. – рецензии и информации о событиях педагогической жизни.

Особо следует выделить публикации писем из Советской России, когда использование псевдонима продиктовано соображениями безопасности корреспондента. Так, горький рассказ учительницы о происходящем с деревенской школой в годы советской власти изобиловал выразительными подробностями: «Оставшаяся среди, учительства приличная часть педагогов замкнулась в себе и постаралась отмежеваться от остальной, где царила полная разнузданность Вся эта вакханалия беспрепятственно продолжалась три года: 18–19, 19–20, 20–21. Можете себе представить, во что обратилась школа за это время. Я знаю случай, когда ни один ученик 2-го отделения в январе месяце не умел еще подписать своей фамилии, и когда я заинтересовалась этим фактом и спросила учительницу этой школы, как это могло произойти, то она вызывающе мне ответила, что она занимается по новому методу и что это буржуазный предрассудок, что дети должны научиться читать и писать в 1-ый год. Когда же я углубилась в этот оригинальный метод, то мне пояснили, что 1-ый год детей развивали, им читали сказки, они сами сочиняли сказки, стихи, песни, они лепили из глины, учились танцевать, петь и т. д.» ^{[36, с. 82]}. Цель использования псевдонима не вызывает вопросов – Х.

Жанр «письмо из Советской России», присутствовавший практически в каждом эмигрантском журнале, иногда становился предметом тонких редакционных игр с читателем. Например, подпись N. N. под фрагментом «Из письма Петроградского педагога» куда более значима, чем может показаться на первый взгляд. С одной стороны, N. как традиционное обозначение анонимности понятно любому читателю. Несмотря на всю серьезность обсуждаемого в письме вопроса, автору достает сил на ироническое и даже саркастическое изображение того, как сохраняет свой профессионализм учитель в условиях идеологического диктата. Вот как описана организация нового – комплексного – преподавания в советской школе: «<…> лектора преподавали совершенно независимо и вкладывали в официальную программу свои мысли и свое содержание, далекое от натаскивания в коммунистической азбуке. Было произведено, по молчаливому соглашению, как бы разделение труда; все предметы были предоставлены настоящим педагогам, некоммунистам, которые разработали все программы самостоятельно без вмешательства коммунистов. Коммун<истическая> азбука, советская конституция и т. п. предметы, напротив, были сосредоточены в руках коммунистов и преподавались в отдельные часы вне связи с остальным курсом» ^{[35, с. 126]}. С другой стороны, псевдоним N. N. для посвященных во внутриредакционные дела связан с известным специалистом по советской школе, соавтором С. И. Гессена по ряду обзоров ее состояния Н. Ф. Новожиловым, обладателем псевдонима Н. Н. Он вполне мог быть адресатом и публикатором данного письма.

Если приведенные выше псевдонимы носили по преимуществу технический характер и избавляли редакцию от необходимости демонстрировать читателю ограниченный набор авторов (за исключением двух последних случаев), то возникающие в научно-педагогическом дискурсе «полноценные» псевдонимы имели четко обозначенную авторскую интенцию. К примеру, акцентированная обезличенность характерна для псевдонима Участник съезда: по предположению М. Шрубы, подписанная так заметка о Пражском съезде славянских филологов-классиков принадлежит А. Л. Бему ^{[31, с. 397]}; а псевдоним Старый Педагог в заметке «Национальная традиция и школа» должен был символизировать единую позицию педагогов старшего поколения по отношению к денационализации молодежи и выбору средств сохранения ее национальной, культурной и языковой идентичности ^[29].

Но не менее говорящим оказывается и отсутствие в педагогической периодике псевдонимов, используемых в других изданиях, что, по-видимому, следует рассматривать как свидетельство повышенной серьезности в отношении авторов к собственно педагогическим текстам. Так, С. И. Гессен не использует в «Русской школе за рубежом» свой псевдоним Sergius, который часто приводит в «Современных записках», «Новой русской книге», «Воле России», «Руле» ^{[31, с. 463]}. Ограничивается использованием инициалов и П. М. Бицилли, обладатель большого числа разнообразных литературных имен [см.: 26, с. 126-136]. Впрочем, Д. И. Чижевский подписывал публикации в «Русской школе за рубежом» и инициалами Д. Ч. и Ч., и традиционным псевдонимом П. Прокофьев, регулярным в журналах «Современные записки» и «Путь». Составители указателя не атрибутировали все пять публикаций как принадлежащие Д. И. Чижевскому и привели этот псевдоним как имя реального автора ^{[27, с. 81]}.

Установление реального авторства публикаций, подписанных псевдонимом, нельзя считать лишь мелкой деталью к картине педагогического пространства российского зарубежья. Отметим, что псевдонимы не только скрывали подлинное лицо автора, но и создавали определенные трудности для не знавших подлинных имен сотрудников других изданий. Так, С. И. Гессен, целеустремленно добивавшийся расширения авторского состава «Русской школы за рубежом», обращается к В. В. Рудневу с просьбой дать координаты постоянного автора «Современных записок», чья статья о проблемах советского учительства произвела на него большое впечатление. «И кто такой “Талин”? Его статья о “Шкрабе” превосходна, и я хочу просить его написать для “Рус[ской] школы за руб[ежом]” одну и серию статей о фактическом состоянии школы в России. Пожалуйста, передайте ему эту мою просьбу или сообщите мне его имя, отчество и адрес» ^{[28, т. 3, с. 108]}, – пишет он 20 марта 1925 года. В неменьшей степени его интересует Ст. Иванович, чьи острые и злободневные статьи – предмет особой гордости «Современных записок». 26 декабря 1925 года в письме М. В. Вишняку С. И. Гессен делает примечательную приписку: «Кстати, не откажите мне сообщить адреса Ст. Ивановича и А. П. Маркова. Мне надо им написать от “Рус[ской] школы за руб[ежом]”» ^{[28, т. 3, с. 111]}. Несмотря на относительную замкнутость интеллектуального пространства русской эмиграции, где, казалось бы, все знали всех, С. И. Гессен не догадывался, что пишет редакторам «Современных записок» о псевдонимах одного и того же человека – известного еще с дореволюционных времени публициста, социал-демократа С. О. Португейса. Вероятно, в силу перегруженности С. О. Португейса и его небольшой заинтересованности в школьной проблематике их сотрудничество так и не состоялось.

Работа с разнообразными документами российского зарубежья позволяет дополнить уже известный ряд псевдонимов новыми, еще не введенными в научный оборот. К зафиксированным псевдонимам Н. А. Ганца – активного участника общественно-педагогического движения русской эмиграции и автора «Бюллетеня Педагогического бюро», «Русской школы за рубежом» и «Русской школы», впоследствии основателя современной английской педагогической компаративистики – Н. Г., нг, (нг) [см.: 31, с. 538; 9, с. 183, 184, 186] следует добавить его англоязычные инициалы NH, использованные, в частности, в ряде публикаций в лондонском «Педагогическом ежегоднике» [см.: 9, c. 163-175]. Предложенное М. Шрубой толкование псевдонима как вымышленного имени, оказавшегося в публичном пространстве, дает основания добавить к репертуару псевдонимов и те, что образуются в процессе литературной или интеллектуальной игры, в мире тех или иных сообществ, в т. ч. возникающих волею обстоятельств. Так, во время пребывания Н. А. Ганца на острове Принкипо (Принцевы острова, Турция) в ожидании английской визы он выпускает несколько номеров юмористического рукописного журнала «Харифбейский шутник» для соседей – беженцев из Одессы, размещенных английской военной администрацией в гостинице «Харифбей». Выступая автором и ответственным редактором издания, он фигурирует под псевдонимами Alter Ego и Дядя Ко, например: «Дозволено воен<ной> ценз<урой>. Ответств<енный> ред<актор> изд<ания> Дядя Ко» ^{[30, № 1, л. 9]}. Механизм их порождения прозрачен: Alter Ego, которым подписаны шутливые стихи, – это откровенная пародия на псевдоромантические устремления «дурной поэзии» постсимволистской эпохи, а Дядя Ко образован от домашнего имени Н. А. Ганца – Коля [см.: 15, c. 119].

В заключении отметим, что ограниченный объем статьи не позволяет расширить список примеров, но уже рассмотренные нами случаи наглядно подтверждают необходимость привлечения данных и инструментария псевдономастики к процессу изучения школы, образования и педагогической мысли российской эмиграции. Пополнение списка псевдонимов, их атрибуция и корректировка могут сыграть важную роль при составлении новых и переиздании уже существующих библиографических и биобиблиографических указателей и справочников, комментированных изданий архивных материалов, при уточнении авторства тех или иных публикаций, что в свою очередь серьезно расширяет современные представления о культурно-образовательном пространстве эмиграции. Развитие педагогической псевдономастики как междисциплинарной отрасли гуманитарного знания должно сыграть важнейшую роль при создании словаря псевдонимов русского педагогического зарубежья и – шире – словаря псевдонимов русских педагогов XVIII–XX века.