Translate this page:
Please select your language to translate the article


You can just close the window to don't translate
Library
Your profile

Back to contents

Man and Culture
Reference:

Montage within Russian art of the late XX century

Denisova Zarina Mukhriddinovna

PhD in Art History

Deputy Director, Yekaterinburg Children School of Art No. 2

620137, Russia, Sverdlovskaya oblast', g. Ekaterinburg, ul. Sadovaya, 18

zmdenisova.@mail.ru
Other publications by this author
 

 

DOI:

10.25136/2409-8744.2019.6.31201

Received:

29-10-2019


Published:

06-01-2020


Abstract: The object of this research is the artistic phenomenon of montage. The subject of this research is the manifestation of montage in the Russian art of the late XX century. Emphasis is made on the film editing principles in the various forms and degrees were present at all historical stages of art evolution. Vivid manifestation of film editing principles in the XX century, on the one hand, is a result of a long and gradual development of its entire history. At the same time, namely the conditions prevailing within national art of the XX century, allow it to form as an independent artistic phenomenon. The author views the manifestations of montage in different spheres: poetry, literature, music and painting. The article examines a special “comprehension of the course of time” that resulted in the formation of poly-temporal structures of film editing; the trend among artists towards multifaceted depiction of human personality; as well as the authors’ endeavor to psychologization. The author concludes that the peculiar spiritual-intellectual environment of the late XX century contributed to the extensive presentation of film editing principles. The conducted analysis reveals the attributes common to montage type of structuring an artistic composition. This is the disconnection of artistic text, syntactic isolation of montage structures, activation of inner monologue, use of reminiscences, arrangement of form “from the end”, inner unity of mosaic construct, etc. The scientific novelty is defined by the fact that the phenomenon of montage within national culture of the late XX century for the first time ever is viewed in the spectrum of the various types of arts. Based on the conducted analysis, the author formulated the general principles of its functioning.


Keywords:

installtion, artistic creation, work, scientific and technological revolution, temporary multidimensionality, text, associativity, space-time, psychologization, meaning


Анализ художественных процессов отечественного искусства второй половины XX столетия показал, что монтажные принципы широко в нем представлены, охватывают различные виды и жанры искусства, получают разнообразное воплощение. Подобная ситуация складывается благодаря научно-технической революции, повлиявшей на тип современного мышления, главным качеством которого становится ассоциативность. Актуализация монтажных принципов в отечественном искусстве этого времени также связана с процессами интеллектуализации искусства и его психологизации, которые во многом повлекли за собой повышение роли монологичности, философского высказывания.

Стоит заметить, что монтаж, став знаковым культурно-художественным феноменом в XX веке, тем не менее, не является его изобретением. Разнообразные проявления монтажности прослеживаются на всех исторических этапах эволюции искусства. Однако, если запрос на новые способы работы с художественным материалом в первые десятилетия ХХ века был связан с бурными изменениями в общественной жизни и отражал некоторые тенденции искусства тех лет: интерес к ассоциативности, эксцентрике, стилизации, то «вспышка» монтажного творчества в отечественном искусстве второй половины XX века, а точнее в 60-70-е годы, объясняется иными причинами.

Научно-техническая революция 60-70-х годов оказала существенное влияние на формирование современного мышления с его ассоциативностью и способностью к обработке значительного объема информации. Научно-технический прогресс повлек усиление интеллектуального начала не только в общественной жизни, но и в искусстве.

Эту особенность современной поэзии отметил в свое время Эдуардас Межелайтис: «Для того, чтобы выжить, — писал поэт, — поэзия все усложняется, становится «умнее», философичнее. Поэ­зия чувств, только чувств, уступает место поэзии мысли. Ничего не поделаешь, таков век» [11, 22]. Сходные наблюдения высказыва­ли и другие исследователи: Л. Зинглер [9], А. Якимович [22]. Послед­ний, в частности, выделяет такие черты изобразительного искусства указанного периода, как возросший интерес к метафоричности, иносказательности, тяготение к многоплановому содержательному подтексту [22].

Общая интеллектуализация искусства, связанная с усложнением его метафорического строя, свободой ассоциативных сближений, широтой и многозначностью художественных обобщений, оказалась той почвой, на которой возросло значение монтажных приемов поэтической речи.

Процесс интеллектуализации происходит и в живописи. В конце 60-х годов зарождается так называемое концептуальное искусство. Главный элемент концептуализма — визуальное клише или советский текст (например, работы Э. Булатова, С. Ковальского, В. Пивоварова). Монтажность у концептуалистов выражается в своеобразном разрушении пространства картины, в стремлении создать многоэкранную картину.

Нередко художники второй половины XX столетия опираются на идейные установки художественных течений начала века. В этом смысле, выделяется творчество мастеров Лианозовской группы (В. Нимухина, О. Рабина, Л. Кропивницкого). В их работах монтаж присутствует в форме коллажа из узнаваемых фрагментов. Также художники используют характерные для монтажа приемы: искажение перспективы, деформацию образа, нарушение пропорций.

Аналогичное расслоение можно наблюдать в творчестве И. Глазунова, в частности, в его работах «Мистерия XX века», «Вечная Россия», «Великий эксперимент», «Моя жизнь», «Закат Европы» и других.

Монтажность современного художественного творчества отвечает и особому осознанию «хода» времени, свойственному нашей эпохе. Указывая на это, литературный критик А. Бочаров пишет, что для нынешнего этапа развития искусства характерно восприятие сегодняшней нашей жизни как звена в бесконечной цепи истории, где связи с прошлым оказались прочнее, и состояние бу­дущего неотрывно от настоящего. «Вместо «будущее начинается се­годня», можно сказать — «будущее на­чинается вчера»», — продолжает литературовед [2, 232]. Неслучайно в отечественном искус­стве 60-70-х годов находят широкое воплощение и получают новую трактовку темы Великой Отечественной войны и исторического прош­лого народа.

Обращение к исторической теме позволяет художникам лучше понять сегодняшний день, заглянуть в завтрашний, сравнить идейно-нравственные установки человека прошлого и настоящего, и, тем самым, подчеркнуть неразрывную связь времен. Вспомним высказывание драматурга М. Шатрова, объясняющего причины своего интереса к теме человека и истории: «Была потребность глубоко разобраться в сегодняшнем дне, понять, что мы должны сделать, чтобы наше «завтра» было похоже на то, о чем думали «вчера». Нерасторжимая связь времен существует. Помочь современнику ощутить это сердцем и душой — значит идейно и нравственно обогатить его» [20, 8].

Таким образом, художники стремятся отобразить временные пласты не «изолированно», а в их непосредственной и неразрывной связи с современно­стью.

Многоаспектность широкого охвата исторических событий вызвала необходимость построения в современных произведе­ниях искусства монтажных полихронных структур. Временной монтаж активно осваивается в художественной практике отечественного искусства второй половины XX века.

Временная полифоничность становится своеобразным веянием в оперных спектаклях. К образцам подобного рода относятся опера-мистерия В. Рубина «Крылатый всадник», опера-оратория А. Рекашюса «Баллада света», опера М. Карминского «Иркутская история», героико-романтическая опера Г. Ставонина «Олеко Дундич», музыкальная фреска с чертами оратории С. Кортеса «Джордано Бруно», оперы Г. Вагнера «Тропою жизни», Р. Кангро «Жертва» и другие.

Использование наплывов-воспоминаний чрезвычайно характерно для оперного жанра. Подобные эпизоды имеют место в операх «А зо­ри здесь тихие», «Неизвестный солдат» К. Молчанова, «12 серия» А. Холминова, «Мадонна и солдат» Н. Пайнберга. Некоторые оперные произведения драматургически строятся как цепь подобно трактованных воспоминаний. Таковы «Шинель» А. Холминова, где действие начинается с показа умирающего Башмачкина, а все дальнейшее видится герою в бреду, проносится картинами из прошлого; «Лебединая песнь» В. Кобекина, герой которой в опья­нении после бенефиса просыпается глубокой ночью и вспоминает, оценивает события всей своей жизни. Начало драматургического действия «с конца» свойственно и «Судьбе солдата» О. Тактакишвили, открывающейся и завершающейся сценой расстрела Георгия, в результате чего все происходящее на сцене становится лишь воспоминаниями, мелькнувшими в последнюю минуту жизни героя. Та же драматургическая находка лежит в основе «Пассажир­ки» М. Вайнберга, в которой встреча двух женщин служит поводом для развертывания их судеб в смене сцен, эпизодов прошлого.

Композиционные сдвиги во времени, наплывы, свободная стыковка событий прошлого и настоящего свойственны пьесам М. Шатрова («Шестое июля», «Синие кони на красной траве»), произведениям Н. Салинского («Барабанщица», «Камешки на ладони»), А. Арбузова («Иркутская история», «Годы странствий»), И. Друце («Птицы нашей молодости», «Дойна»), трилогии А. Штейна «Художник и революция».

Временная многоплановость отличает и живописные полотна рассматриваемого периода. А. Каменский, отмечая глубокие изменения, происходившие в живописи этих лет, указывает, что единство времени и места, свято и непреклонно соблюдавшееся до сих пор, нарушено, и художники стремятся развернуть повествование по времени. Сделать его многоаспектным, преодолевая «одномоментность живописи». В результате, традиционная статичность и бесфабульность живописных полотен все интенсивнее вытесняется сложно построенным действием, развитием во времени [10, 26]. Назовем лишь некоторые работы отечественных живописцев, в которых присутствует соотнесение нескольких времен­ных и плоскостных пространств: Э. Аплдроос «Студенты», В. Моисенко «Память», Т. Назаренко «Московский вечер», Р. Валнере «Память об отце», Н. Ливенцова «Отцу и матери — партизанам Белоруссии — посвящается», А. Савицкюс «Литва войны», М. Лейс «Красные кони».

Пространственно-временной монтаж широко осваивается и в современной литературе. Сцепление многочисленных временных плас­тов можно обнаружить в повестях и романах Ч. Айтматова («Мате­ринское поле», «Прощай, Гульсары», «Буранный полустанок»), городских повестях Ю. Трифонова, трилогии А. Ананьева «Годы без войны», романах И. Дубова «Колесо Фортуны» и В. Орлова «Альтист Данилов».

Композиция литературного произведения также нередко строит­ся как цепь воспоминаний, а форма подачи материала организуется «с конца». В целом, это ведет к усложнению образного строя произведения, что справедливо отме­чается рядом критиков. Возрастает значение ассоциативных связей, которые нарушают линейный ход повествовательного времени и приводят к рождению «ассоциативной композиции», в которой повествование осуществляется не плавным переходом от одной картины к другой, не непосредственным их продолжением, а методом контрастного сопоставления мыслей, впечатлений, воспоминаний.

Так выстраивается мозаичная конструкция последних романов В. Катаева, повестей В. Астафьева, романа Н. Шундика «Белый шаман».

В 60-е годы отчетливо проявляется тенденция более глубокого и многостороннего раскрытия человеческой личности. Показ челове­ка с широких историко-философских позиций — одно из твор­ческих кредо художников того времени. На это указывают многочислен­ные исследователи. Так, Б. Бугров отмечает, что своеобразной чертой театра последних десятилетий является показ судьбы личнос­ти в связи с живыми процессами истории, в результате чего сфе­ра личного необыкновенно расширилась и, в конечном счете, слилась со сферой общественного бытия человека [5]. А. Бочаров видит основное преиму­щество нынешней прозы в осознании человека как лич­ности всемирной, отчего повествование приобретает некий всеохват­ный, общечеловеческий, космический смысл. Он предлагает рассматри­вать современную прозу «в аспекте ее «космовоззрения», так как объек­том ее отражения становится судьба и жизнь человека в человечест­ве» [3, 32].

Тенденции нового осмысления личности сопутствовал общий процесс психологизации в театре, жи­вописи, прозе и музыке. Проникновение в глубины души, исследование внутреннего, духовного мира человека становится важнейшей задачей худо­жника. На это указывают Э. Эльчин [22], Б. Бугров [5], А. Каменский [10]. Последний, делая критический обзор всесоюзной портретной выставки, замечает: «…по сути дела на наших глазах складывается новый жанр живописи. Раньше стремились запечатлеть облик. Теперь душу, как и в чем бы она ни являла себя» [10, 33].

Психологизация повлекла за собой повышение значимости планов ин­тимных переживаний, эпизодов размышления, философского осмысления. Одним из проявлений общей психологизации в современном театре и литературе стал расцвет формы внутреннего монолога, раскрывающего глубинные противоречия внутреннего мира героя и современного времени.

Анализ музыкального искусства второй половины XX столетия выявляет важную роль монтажных принципов в творчестве А. Шнитке, С. Слонимского, Я. Ряэтса, Г. Канчели, Р. Щедрина. Нередко композиторы используют их лишь как частность, не подчиняя им все свое творчество или отдельно взятое музыкальное произведение. Подобные процессы обнаруживаются в творчестве С. Губайдулиной, А. Пярта, В. Сильвестрова, А. Тертеряна, А. Эшпая, Б. Чайковского, Ю. Буцко, В. Екимовского, А. Вустина, Н. Корндорфа и других.

Во второй половине XX столетия не угасает и стремление авторов к активизации восприятия. Монтажные приемы предоставля­ют для этого большие возможности. Денатурализуя изображаемое явление, они способны интенсифицировать мышление, сделать характер восприятия действенным. Монтаж привлекает авторов как средство сильнейшего воздействия на слушателей, зрителей, читателей.

Художественные искания 60-70-х годов, устремленные к осмыслению современности в ее исторической связи с прошлым и будущим, величайшей эпохи социальных потрясений, технических и культур­ных завоеваний, к выяснению ответов на общечеловеческие вопросы бытия, к постижению духовно-нравственной сути челове­ка во всей ее сложности и глубине, к воплощению богатейшего мира человеческих жизней, не разрывая связей с традицией, следуют по пути многостороннего освоения новых средств выразительности. Предоставив художникам неограниченную свободу реализации творческого замысла, монтаж оказался наиболее эффективным средством его воплощения.

References
1. Akopyan, L. O. Analiz glubinnoi struktury muzykal'nogo teksta [Tekst] / L.O. Akopyan. – M. : Praktika, 1995. – 225 s.
2. Bocharov, A. Rozhdeno sovremennost'yu [Tekst] / A. Bocharov // Novyi mir. – 1981. – № 8. – C. 227–246.
3. Bocharov, A. Epos povsednevnosti [Tekst] / A. Bocharov // Literaturnoe obozrenie. – 1981. – № 3. – S. 8–35.
4. Bychkov, V. V. Estetika: Uchebnik. [Tekst] / Bychkov V.V. – M.: Gardariki, 2004. – 556 s.
5. Bugrov B.C. Russkaya sovetskaya dramaturgiya [Tekst] / B.S. Bugrov. – M.: Vysshaya shkola,1981. – 232 s.
6. Gornykh A.A. Montazh kak istoricheskaya forma [Tekst] / A.A. Gornykh // Vizual'naya antropologiya: novye vzglyady na sotsial'nuyu real'nost' / red. E. R. Yarskoi-Smirnovoi, P. V. Romanova, V. L. Krutkina. Saratov: Nauchnaya kniga, 2007. – S. 348–367.
7. Demchenko, A.I. Kollazh i polistilistika: ot eksperimentov avangarda v obshchekhudozhestvennoe prostranstvo. [Tekst] A.I. Demchenko // Russkii avangard 1910–1920-kh godov: problema kollazha, otv. red. Kovalenko G.F.; gos. In-t iskusstvoznaniya Ministerstva kul'tury i massovykh kommunikatsii RF – M. : Nauka, 2005. — 430 s.
8. Dolinskaya, E. O russkoi muzyke poslednei treti XX veka: ucheb. posobie po kursu «Istoriya sovrem. otechestv. muzyki» dlya studentov muz. vuzov [Tekst] / E. Dolinskaya; Magnitogor. gos. konservatoriya, Mosk. gos. konservatoriya im. P. I. Chaikovskogo. – Magnitogorsk: Izd-vo Magnitogor. gos. konservatorii, 2000. – 157 s.
9. Zingler, JI. Nekotorye tendentsii razvitiya obraza sovremennika v portretnoi zhivopisi kontsa 60-nachala 70-kh godov [Tekst] / L. Zingler // Sovetskaya zhi¬vopis'. – M. : Sovetskii khudozhnik, 1976. – Vyp. 74. – S. 140–152.
10. Kamenskii, A. Vsesoyuznaya vystavka portreta. Paradoksy portretnogo obraza [Tekst] / A. Kamenskii // Sovetskaya zhivopis' – M. : Sovetskii khudozhnik, 1976. – Vyp. 74. – S. 25–35.
11. Mikhailov, A.A. Poety i poeziya [Tekst] / A.A. Mikhailov. – M.: Prosveshchenie, 1978. – 228 s.
12. Montazh: Literatura. Iskusstvo. Teatr. Kino [Tekst] / Otv. red. B.V. Raushenbakh. – M. : Nauka, 1988. – 240 s.
13. Nikitina, I.P. Khudozhestvennoe prostranstvo kak predmet filosofsko-esteticheskogo analiza: avtoreferat dissertatsii dok-ra filosofskikh nauk / I. P. Nikitina. – M. : 2003. – 36 s. – Rezhim dostupa: https://search.rsl.ru/ru/record/01002654258. – Zagl. s ekrana.
14. Ptushko, L. Istoriya otechestvennoi muzyki XX veka: Uchebnoe posobie. – N. Novgorod: NNGK im. M.I. Glinki, 2010. – 112 s.
15. Raushenbakh, B. V. Prostranstvennye postroeniya v zhivopisi [Tekst] / B.V. Raushenbakh.– M.: Nauka,1980. – S. 140.
16. Rudnev, V.P. Proch' ot real'nosti: issledovaniya po filosofii teksta [Tekst] / V.P. Rudnev. – M. : Agraf, 2000. – 428 s.
17. Florenskii, P.A. «Analiz prostranstvennosti i vremeni v khudozhestvenno-izobrazitel'nykh proizvedeniyakh» [Tekst] / P.A. Florenskii. – M.: Progress, 1993. – 324 s.
18. Funtikova, S. A. Transformatsiya montazha kak vyrazitel'nogo sredstva v kinematografe // avtoref. ... kand. filos. nauk. – M.: 2011. –23 s.
19. Khalizev E. V. Teoriya literatury [Teks] / E.V. Khalizev – M.: Vysshaya shkola, 2000. –398 s.
20. Shatrov, M. Leniniana prodolzhaetsya [Tekst] /M.Shatrov// Literaturnaya gazeta,1980. – № 42.
21. Eizenshtein, S.M. Izbrannye proizvedeniya: v 6-ti tomakh [Tekst] / S.M. Eizenshtein, T.2. – M.: Iskusstvo, 1964. – 778 s.
22. El'chin, E. Vechnoe vremya poseva [Tekst] / E. El'chin// Literaturnoe obozrenie. – 1981. – №5.
23. Yakimovich. A, Syuzhety i obrazy pritchi [Tekst] / A. Yakimovich. – V kn.: Sovetskaya zhi¬vopis' 79. – M.: 1981.