Codes of the Digit: Answers to Difficult Questions

L'historien de demain sera programmeur ou il ne sera plus^[1] Emmanuel Le Roy Ladurie

Динамичное развитие научных областей требует периодического осмысления вызовов и проблем текущего момента. Требуется понять, где мы находимся, сколько прошли, куда собираемся идти. Идея движения или пути весьма традиционна для науки, потому что этимология метода как основы научного познания восходит к метафоре пути.

«Только благодаря строгой специализации человеку, работающему в науке, может быть, один-единственный раз в жизни дано ощутить во всей полноте, что вот ему удалось нечто такое, что останется надолго. Действительно, завершенная идеальная работа, – как считал Макс Вебер, – в наши дни всегда специальная работа. И поэтому кто не способен однажды надеть себе, так сказать, шоры на глаза и проникнуться мыслью, что вся его судьба зависит от того, правильно ли он делает это вот предположение в этом месте рукописи, тот пусть не касается науки»^{[2, С. 707-708]}.

Размышления, представленные в этой статье, основаны на пристальном наблюдении за развитием идей, технологий и дискуссий в бурно развивающейся области моей специализации – исторической информатики. Мысли оформлены в порядке ответов на 9 вопросов, сформулированных редакцией журнала «Историческая информатика» летом 2019 г., каждый из ответов озаглавлен и является небольшим параграфом в общем размышлении.

1. «Цифровой поворот» и выбор историка

«Цифровой поворот» провозглашен – «Цифровой поворот общества меняет и ставит под сомнение условия производства и распространения знаний» (2010 г.)^[3]. Состоялось предметное обсуждение «цифрового поворота» как одной из ключевых тем на Международном конгрессе исторических наук (2015 г.)^[4]. Но нельзя сказать, что достигнуто единодушие в понимании влияния изменений сегодняшнего дня на профессию. Спор вокруг «цифры» во многом вызван разными трактовками понятия поворот – его можно рассматривать как полное изменение в развитии, перелом, но не стоит забывать и другое определение поворота — движение, при котором, по крайней мере, одна точка пространства остаётся неподвижной. И в этом смысле кажется, что историческая наука остается весьма строго стоящей на той точке зрения, что «история пишется по документам»^{[5, p. 13]}.

Можно согласиться с точкой зрения высказанной Т.Веллер в коллективной монографии «История в цифровую эпоху»: «цифра» затрагивает всех, кто профессионально изучает историю, при этом из этого не следует, что историк обязательно должен становиться компьютерным гуру или разбираться в языках программирования, ведь важно, чтобы информационные технологии и цифровые достижения, напрямую касающиеся профессиональных нужд историков, не оставались закрытым самодостаточным полем исследований отдельных специалистов, не становились маргинальными вопросами^{[6, p. 1-7]}.

Тем не менее, эпистемологический вопрос – меняется ли структура научного знания под влиянием «цифрового поворота»? – явно недооценен. Оцифровка – очень многозначное понятие, поэтому каждый может вкладывать в него весьма различное содержание. Спектр мнений варьируется от получения изображения, образа электронной копии исторического источника до его точной виртуальной реконструкции. При этом, учитывая, что историки чаще всего работают с письменными источниками, то оцифрованные материалы могут быть очень разного качества: от расплывчатой фотографии до установленного до последнего символа текста. Вспоминается прогноз М.Таллера, сделанный 18 ноября 2017 г. в докладе на конференции «Историческая информатика: традиции и новации (к 25-летию междисциплинарного направления)»: к 2040 году успехи технологии оптического распознавания символов смогут решить проблему установления даже рукописных текстов. В таком случае изменение фокуса исторической экспертизы перейдет от эвристики и критики сразу на уровень именно интерпретаций? Кажется, что всё равно – нет.

«История пишется по документам» – и это важный вызов «цифрового поворота», когда источник (документ) начинает как будто испаряться в дискуссиях об информации и данных, пусть и «больших» данных (полученных словно в отрыве от источников). «Цифровой поворот» объективизирует данные, они становятся самодостаточными, с ними можно работать и к ним апеллировать без уточнения из какого исторического источника, с какими допущениями и возможно искажениями, они получены. Это ли не торжество метаисточника и источнико-ориентированного подхода? Наверное, да, но девиз историка неизменен: ad fontes! Ex ipso fonte!

2. Исследовательские практики и «цифровой поворот»

Вопрос о том, насколько профессиональную ситуацию меняет «цифра» закономерен. И на него можно ответить, обратившись к наблюдениям из исследования практик ученых. Важным наблюдением, которое было сделано как на российском, так и на европейском материале, является позиция многих историков об оцифрованных материалах как о полезном, но скорее справочном подспорье. И как следствие, цифровые ресурсы большинством опрошенных исследователей не рассматриваются как основные и, тем более, единственные в профессиональном труде^[7]. При этом, не вызывает никаких сомнений и другое наблюдение, что историография (историческая профессиональна литература) почти полностью перешла в «цифру»: статьи в научных журналах доступны в различных реферативных и полнотекстовых базах, а многие исторические труды оцифрованы как силами библиотек, так и волонтерами. Активно развивающиеся новые модели поиска (например, JSTOR Labs Text Analyzer^[8]), так и связывания в тематические сети библиографических материалов (например, Zotero^[9]).

«Цифровые практики» сегодня часто объединяются в три группы: практики цифрового чтения, практики цифрового письма и практики цифрового участия. Теснота академических взаимосвязей в условиях развитых информационно-коммуникационных технологий позволяет рассматривать эти практики как в рамках привычной работы индивидуального исследователя, так и целых научных коллективов. Практики чтения в условиях «цифрового поворота» включают поиск, оценку и обобщение научных материалов, навигацию по электронным ресурсам научной информации. Практики письма включают разнообразные действия от собственно написания и редактирования текста до его кодирования и информационного дизайна. Практики участия включают обсуждение научных проектов и результатов исследований, публикацию онлайн как данных, так и самих исследовательских работ. Удачным способом классификации меняющихся в цифровую эпоху практик можно считать понятие «исследовательских примитивов», введенное Дж. Ансвортом^[10]. Относительно недавно в исследовании К.Палмер и соавторов понятие исследовательских примитивов превратилось в полноценную классификацию из двадцати стандартизированных и рекомбинантных научных видов деятельности, включающих такие категории, как поиск, сбор, чтение, письмо и сотрудничество^[11]. Из них просмотр, сбор, перечитывание, отбор, консультирование и запись были признаны особенно важными и самыми быстро «цифровизующимися» в гуманитарных науках, а связи, оценки, распространение наблюдений и взаимодействие с другими исследователями стали рассматриваться как значимые для всех научных дисциплин.

Тем не менее, бесспорно, восторгаясь масштабами и темпами оцифровки исторических книг, исторических источников и предметов историко-культурного наследия нельзя не вспомнить знаменитое рассуждение Марка Блока: «Перед лицом необъятной и хаотической действительности историк всегда вынужден наметить участок, пригодный для приложения его орудий; затем он должен в нем сделать выбор, который, очевидно, не будет совпадать с выбором биолога, а будет именно выбором историка. Это — подлинная проблема его деятельности»^{[12, С. 17]}. И когда речь идёт именно о конкретном участке, возделываемом историком, то оценки успехов оцифровки кажутся уже перестают быть оптимистическими. Многого, что нужно, не найти в цифре, и нужно искать в реальности. Конечно, часто такой порыв становится как раз поводом для создания электронной копии искомого (особенно если приходится долго искать) документа или книги. Но вместе с тем, часто складывается так, что интерес к уникальным документам и публикациям проявляют редкие специалисты, а значит уникальный документ удостоится внимания, но лишь однажды. Эта сторона «цифрового поворота» оказывается часто скрыта за лавинами новых оцифрованных материалов, часто ориентированных либо на широкий спрос, либо на похвальное любопытство публики к историческим артефактам.

Всё чаще в научной литературе исследователи обращаются к обсуждению резкого увеличения зависимости научных исследований от возможностей программного обеспечения и расчетных мощностей вычислительных машин. Действительно, значительное увеличение оцифрованных и цифровых материалов, прежде всего, в открытом сетевом доступе всё актуальнее делает вопрос о возможностях работы с ними не только с помощью классических навыков и подходов, но и при помощи разнообразных алгоритмов автоматизации: от моделей тематического моделирования вплоть до возможностей искусственного интеллекта.

3. Дискуссии об ориентирах

Если следить за актуальными дискуссиями о применении информационных технологий в гуманитарных исследованиях, то всё яснее вырисовывается три путеводные звезды методологических споров: во-первых, речь о моделировании (в самом широком смысле этого общенаучного метода), во-вторых, идёт дискуссия о «больших данных» (начиная с определения главных отличий и объемов таких данных и до рассмотрения особых техник анализа неструктурированных данных), в-третьих, возникает немало вопросов о том, возможно ли создать связанные данные (linked data) – в том числе во всей сложности диахронных отношений онтологических свойств.

Определяя ориентиры развития исторической информатики Л.И.Бородкин точно отмечает: «Инвариантной на протяжении трех десятилетий является ее главная функция (миссия) – проводить апробацию (а иногда адаптацию) информационных/цифровых технологий и формализованных методов при решении аналитических задач исторического исследования, создании цифровых ресурсов»^[13]. Накопленный опыт исторической информатики показывает, что технологические ориентиры могут меняться – компьютеризация, информатизация, цифровизация – а исследовательские цели остаются прежними: поиск нового доказанного знания.

Историческое знание реконструктивно, систематическая реконструкция требует использования большого комплекса данных, информации, знаний – в итоге получается информационная модель. Информационная модель описывает существенные для исторического рассмотрения параметры и переменные величины изучаемых объектов, связи между ними, входы и выходы объектов, позволяющие путем подачи на модель ретроспективной информации об изменениях величин моделировать возможные различные состояния объектов.

Суть «цифрового поворота» в исторической науке можно увидеть в новом понимании информационного моделирования, особого подхода к реконструкции прошлого на основе данных, что существенно влияет и на современные исследовательские практики историков. Новой чертой цифровой эпохи становится подход к изученным материалам как данным, требующим не только компьютерной обработки и визуализации, но и экспертной интерпретации с учетом возможностей современных методов управления данными.

Авторы «Исторического манифеста» Д.Гулди и Д.Армитедж, определяя причину «кризиса долгосрочного мышления», а вместе с ним и интереса к истории, информационной перегрузкой современных людей, обращаются в главе 4 своей книги к проблеме «больших данных». В частности, они отмечают: «Мы живем в новую эпоху “больших данных” – от расшифровки генома человека до миллиардов слов в официальных отчетах, которые ежегодно производят правительственные учреждения. В социальных и гуманитарных науках обращение историков и социологов к “большим данным” отражает их стремление идти в ногу со временем, использовать открывающиеся возможности для решения старых вопросов и формулирования новых. “Большие данные” стимулируют социальные науки к постановке более масштабных проблем. В истории это прежде всего события мирового масштаба и длительная институциональная динамика. В проектах, посвященных долгосрочной истории изменений климата, последствиям работорговли или разнообразию форм права собственности на Западе, использование вычислительных методов позволяет исследователям открывать новые аспекты работы с данными и связывать исторические проблемы с современными»^{[14, p. 88]}.

Тем не менее, значение «больших данных» кажется преувеличенным в истории. Даже если не обращать внимания на фактическое отсутствие в истории «больших», с точки зрения строго технического определения, данных, нельзя не отметить, что в огромном большинстве исследований историки изучают не макропроцессы, а микроявления и мезопроцессы. Данные в исторической науке не просто зарегистрированные сигналы, требующие технологической обработки. В большинстве случаев такие данные – это собранные с целью решить важную научную проблему наборы данных (или, как всё чаще называют такие коллекции данных в литературе, capta), которые будут в исторических исследованиях часто предпочтительнее пусть объективных, но излишне общих и нередко сомнительных по происхождению «больших данных».

Тем не менее, датафикация становится одним из важных процессов «цифрового поворота». Процесс датафикации заключается не только в переводе метаинформации в машиночитаемую форму, но и в создании собственно архивов данных (например, распознанных до символа исторических источников, так сказать, установленных в цифре текстов), которые могут подвергаться автоматической аналитической обработке. Поскольку современные подходы позволяют работать как со структурированными, так и со слабо структурированными или вовсе неструктурированными данными, то уместно говорить не о структурировании данных, согласно с «нормальной формой», а о гармонизации данных для целей конкретных исследовательских задач.

В качестве примера обратимся к классификации создателя Всемирной паутины и инициатора концепции и технологии «связанных данных» Тима Бернерса-Ли, предложившего условную 5‑звездочную схему развития открытых данных^[15]. По сути, это пять стадий включения данных во все более сложные задачи машинной обработки и машинного обучения. В простейшем варианте достаточно сделать доступными любые материалы в Интернете (вне зависимости от их формата и качества представления). Такой способ онлайн-публикации заслуживает одной звезды. Более сложный вариант – это публикация структурированных данных (например, файл в формате электронной таблицы вместо отсканированного изображения таблицы или же в текстовом формате с уже установленным текстом). Далее следуют технологически более сложные варианты – использование незапатентованных (непрориетарных) форматов (например, CSV, JSON или XML). Еще более высоким уровнем организации является применение URI (Universal Resource Identifier – универсальный идентификатор ресурса) для обозначения сущностей внутри каждого документа, чтобы любой желающий имел возможность ссылаться именно на них – конкретные объекты внутри электронного документа, а не документ целиком. И наконец, высший (пятизвездный) уровень связности данных предполагает построение взаимосвязей с помощью технологии RDF (Resource Description Framework – структура описания ресурса) – это разработанная консорциумом Всемирной паутины модель для универсального семантического представления данных^[16]. RDF позволяет описывать элементы документов с помощью трех правил: любой факт выражается триплетом – подлежащее, сказуемое, дополнение, подобно простому предложению на естественном языке; триплеты описывают конкретные или абстрактные имена сущностей реального мира; дополнения могут также быть текстовыми строками.

Базы данных, бесспорно, стали базовым методом и одной из ключевых технологий исторической информатики. Причем базы данных являются технологической основой таких популярных сегодня визуальных расширений исторического инструментария, как географические информационные системы и трехмерные реконструкции. Важная задача сегодняшнего момента технологического развития – сформировать повестку для активного внедрения наработанных подходов с учетом эволюции публикуемых онлайн-данных.

4. Цифровые платформы – единство ресурсов и аналитики

Новые цифровые исследовательские проекты, всё чаще представляют не статичные публикации, а динамичные цифровые платформы. Достаточно вспомнить широко обсуждавшиеся в международных изданиях исторические онлайн-проекты «Цифровой Гарлем»^[17] или «Венеция: машина времени (VTM)»^[18]. И.М.Гарскова ясно показала «взаимосвязь между проблемно- и источнико-ориентированным подходами и двумя основными компонентами в структуре исторической информатики — аналитической и информационной» и убедительно доказала, что «аналитическая компонента развивается во взаимодействии с социальными (и естественными) науками, а информационная, ориентированная на развитие инфраструктуры исследований, – отражает общие для гуманитарного знания потребности в информационном обеспечении исследований»^{[19, С. 321]}.

Цифровизация в самом простом смысле – это переход на цифровой способ связи, записи и передачи данных с помощью цифровых устройств. При этом, в отличие от информатизации, определяемой как внедрение вычислительной техники в различные сферы деятельности общества и человека, цифровизация предполагает переход к платформам, которые становятся интерфейсами доступа ко всё более усложняющимся архивам и хранилищам данных. В прикладных исследованиях по цифровизации, сегодня выделяют первичный уровень — наличие, качество и доступность цифровой инфраструктуры, и вторичный уровень — интенсивность и навыки использования существующей инфраструктуры, характер используемых сервисов, а также наличие «цифровых компетенций»^[20]. Цифровая платформа— система алгоритмизированных взаимоотношений значимого количества участников, работающих в предметной области, объединенных единой информационной средой, приводящая к снижению транзакционных издержек, за счет применения пакета цифровых технологий и изменения системы разделения труда. Цифровые онлайн-платформы интересное явление последнего десятилетия, не только потому что привлекают обычно исправное общественное внимание и умеют заинтересовать волонтеров (за примерами далеко ходить не нужно –“Transcribe Bentham”^[21] или «Прожито»^[22]). Волей-неволей такие проекты разрабатывают принципы описания, представления, кодирования исторической информации. Надежда на объединение ресурсной и аналитической составляющих на такой технологической базе жива.

5. Источниковедение цифровых документов?

Теоретическое источниковедение часто оказывается в ситуации терминологических споров. Нужно ли источниковедению исследовать цифровые документы, выяснять особенные свойства born-digital объектов, классифицировать типы таких файлов. Конечно! Нужно ли для этого отдельное специальное источниковедение? Навряд ли. Ответ мог бы быть другим, если бы не незавидная судьба «компьютерного источниковедения». Термин «компьютерное источниковедение» появился в начале 1990-х гг. (ровесник исторической информатики), а споры о его сути, применимости, полноте и точности не утихают вот уже почти 30 лет, да и сам термин чаще всего используется в кавычках^[23]. Уместно вспомнить, что первоначально «компьютерное источниковедение», возникшее под влиянием теории информации на историческую методологию, отождествлялось с исторической информатикой. Возможно, другой ответ на вопрос об особом источниковедении цифровых документов мы сможем найти после серьезного размышления – ведем ли мы разговор о новом носителе исторической информации или же о новой «цифровой» природе исторической информации.

В общем виде, было бы уместно предположить, что современное источниковедение, вооруженное теорией информации и достижениями исторической информатики, должно основываться на идее формирования комплекса источников, обогащая новыми технологиями традицию классического комплексного источниковедческого подхода Л.В.Черепнина, С.О.Шмидта, В.Л.Янина, что позволит перейти от «иллюстративного» к «сплошному» (может быть, корпусному?) изучению исторических источников. Алгоритм применения компьютерного инструментария в источниковедении может включать несколько этапов: перевод текстов источников и метаинформации о них в электронную форму; семантическую разметку текстов и метаинформации; связывание информации в базах данных или семантических сетях; применение аналитического инструментария источниковедения и генерация новых знаний на основе автоматического вывода при творческом участии исследователя.

6. Место и роль истории и историков в DH

Нынче роль у историков в движении «цифровых гуманитарных наук» (DH) второстепенная, задача будущего – найти подходящую главную роль в этом мировом концерте академического честолюбия и цифровизации. Причина такой нынешней роли кроется в фрагментарности исторического знания – каждый исследователь изучает свой сюжет в рамках значимой исследовательской проблемы, при этом фактически не ставится задача создания крупных цифровых корпусов исторических источников. Лингвистические корпуса – подобранная и обработанная по определённым правилам совокупность текстов, используемых в качестве базы для исследования – стали основой научного цифрового прорыва в лингвистике. В истории (так складывается методологически) каждое исследование – это свой корпус источников, более того, оригинальность и уникальность собранного корпуса часто является залогом научной новизны и актуальности самого исследования. Возможно, общие подходы к цифровизации источникового наследия смогут изменить данную ситуацию, но о таком прогнозе биться об заклад я бы не стал.

Сегодня и в зарубежной литературе все чаще встречается точка зрения, что, например, «цифровая история» (digital history) имеет важные отличительные черты, которые нежелательно смешивать с общими для гуманитарных наук трендами «дигитализации». Ярко эту мысль выразил С.Робертсон (директор Центра истории и новых медиа имени Р. Розенцвейга): рассматривая объединенные общей методологической платформой «цифровые гуманитарные науки» нельзя не заметить, что «источники, исследовательские вопросы и подходы, которые они используют в своих проектах, дисциплинарны, равно как дисциплинами определяется выбор цифровых инструментов»^[24].

Интерес к диахронной информации бесспорен. Более того, излишняя инструментализация результатов исследований, полученных с помощью информационных технологий, не раз подвергалась критике^[25]. Актуальный вопрос в том, насколько конкретно-исторические исследования, равно как и успехи исторической информатики способны сделать вклад, скажем так, в теорию исторической информации, предложить устойчивые механизмы связывания исторической информации (например, наподобие знаменитого подхода “record linkage”), а также рассмотреть особенности накопления, сохранения и современного описания исторических источников информации.

7. «Историческая информатика» AND/OR/NOT «цифровая история»?

С момента появления термина «историческая информатика»^[26] прошло уже почти три десятка лет, и за это время данному явлению в отечественной историографии давались разные определения. Бесспорно, что понятие «историческая информатика» является устоявшимся понятием, вошедшим в словари^[27] и энциклопедии^[28].

Находится ли «историческая информатика» в конфликте интересов с «цифровой историей» и требуется ли какая-то специальная демаркация исследовательского поля – вопросы спорные. Возможным ответом на этот вопрос станет самоопределение исследователей, применяющих информационные технологии. Очевидно и легко доказуемо, что историческая информатика является главной национальной традицией компьютеризации и информатизации исторической науки. Однако, с историографической точки зрения, верно заметить, что “digital history” в США появляется в 1990-е гг. (как и историческая информатика в России), однако это не значит, что возможен механический перенос зарубежных традиций на отечественную почву, прежде всего, учитывая тот факт, что становление как квантитативной истории, а вслед за ней и исторического компьютинга в СССР и США проходили параллельно .

Обращаясь к вопросу о терминах, стоит вспомнить интересное противоборство «цифрового» и «дигитального», того самого главное эпитета, характеризующего обсуждаемый сегодня поворот. «Поединок» в нашем лексиконе русско-арабской «оцифровки» и англо-латинской «дигитализации» весьма любопытен, потому что «цифра» усиливает семантику закрытости, специфичности, шифруемости данных, тогда как «дигитальность» обращает мысль в направлении демонстрации инструментальных возможностей, счетности, измеримости, а главное — даже и этимологически обеспечивает язык более точной локализацией смысла перехода от аналогового сигнала к дигитальному или логическому («цифра» восходит к арабскому «нуль», тогда как «digits» — это 0-1, от латинского «digitus» — палец)^[29]. Историческая информатика удачным образом объединяет и измерительную стратегию квантитативной истории и источниковедческую стратегию в отношении специфичности и конкретности информации исторического источника.

С другой стороны, нельзя не отметить, например, успехи цифровой публичной истории (digital public history). «В той области, которая называется “digital history” (по-французски — “l’histoire numérique”), – отмечает С.Нуарэ, – речь идет о том, чтобы способствовать предоставлению оригинального контента в виде комментариев, первоисточников и устных свидетельств, т.е. той наиболее новаторской деятельности эпохи Web 2.0, которая выводит историка и гуманитария за рамки своей профессии»^[30].

Уместно вспомнить мудрое наблюдение Ю.М.Лотмана: «Историк с самого начала попадает в странное положение: в других науках исследователь начинает с фактов, историк получает факты как итог определённого анализа, а не в качестве его исходной точки»^[31]. При том, что «извлечение из текста факта, из рассказа о событии - события представляет собой операцию дешифровки». В этом смысле взаимосвязность и неразрывность ресурсной и аналитической компонентов исторической информатики бесспорна. Недаром в развитии применения информационных технологий замечено движение по спирали^[32].

8. «Цифровой поворот» в преподавании истории?

Где уж точно произошёл «цифровой поворот», так это в преподавании истории. Большая часть оцифрованного историко-культурного наследия – это счастье для преподавателя, потому что негодная для исследовательских задач оцифровка вполне может пригодиться в процессе обучения.

Сегодня очевидным процессом изменений в высшем образовании является быстрое развитие электронного образования. Как показывают актуальные прогнозы, рост как тематических электронных курсов, так и различных полноценных программ (бакалаврского и магистерского уровня) будет устойчивым и позволит получить как доступ к знаниям, так и сертификаты о качестве полученных знаний студентам по всему миру^{[33, С. 10-52]}.

Главный прорыв глобализации исторического образования — возможность изучать уникальные курсы, спрос на которые в конкретном вузе может оказаться невелик, а в мире желающих найдется – и не мало. Именно по этой причине образование оказывается одним из самых ярких примеров торжества микротрендов^[34]. Микротренды — это крохотные изменения в желаниях, предпочтениях людей, которые могут меняться чуть ли не каждую минуту. Разнообразие предложения на образовательном рынке оказывается весьма отзывчивым к подобным флуктуациям предпочтений. Причем в мировом масштабе спрос на конкретные, проверенные и оригинальные знания может оказаться очень велик – главным препятствием в этом вопросе скорее окажется язык обучения, а не предмет изучения.

При этом, программа цифровизации образования может ошибочно сконцентрироваться не на содержании образовательного процесса, модульности образовательных программ и возможностей индивидуальных траекторий обучения, а лишь на технической стороне вопроса – доступности серверов, программного обеспечения, безопасности передачи информации. Признавая важность технической стороны, всё-таки хотелось бы обратить внимание на главное – цифровизация должна приводить к использованию данных, которые бы благоприятно сказывались на усвоении учебного материала, рекомендации необходимого дополнительного обучения, оптимизации индивидуальных образовательных траекторий.

9. Специфика информационных ресурсов исторической информатики

Принципиальным моментов в обсуждении специфики информационных ресурсов исторической информатики должен стать вопрос о возможности оценки научных результатов «цифровых» исследований, отличных от привычного для исторической науки пространного текста (например, как именно оценить качество созданной ГИС или трехмерной реконструкции). Крайне серьезным кажется вопрос именно о статусе и самостоятельности (самобытности) созданного в различных электронных форматах «цифрового исследования». В качестве примера можно привести интересный опыт подготовки «Методических рекомендаций по профессиональной оценке цифровых исследований историками»^[35]. Рекомендации были разработаны специальной комиссией Американской ассоциации историков (AHA) под руководством Эдварда Айерса (одного из авторов понятия ‘digital history’^[36], создателя первого центра с таким названием в Вирджинии, а ныне ведущего научного сотрудника Центра цифровых исследований в Ричмонде^[37]). «Историческая наука, - пишут авторы “Методических рекомендаций” в преамбуле, – конечно, уже во многом цифровая. Историки проводят исследования в электронных библиотеках, используют цифровые инструменты в обучении и участвуют в сетевых обсуждениях. Многие колледжи и университеты создали центры и лаборатории для содействия цифровым инновациям в разных исторических дисциплинах. В настоящее время формируются новые формы исследования и обучения, которые способствуют нашему пониманию прошлого. Такие новые формы исследования, по мнению Ассоциации, не менее заслуживают профессиональной оценки, чем привычные печатные труды».

«Американское историческое обозрение» (American Historical Review) сделало несколько экспериментальных публикаций со статьями, содержащими ссылки на цифровые компоненты, и стало публиковать обзоры цифровых исследований, а на ежегодных встречах Американской ассоциации историков стали на постоянной основе представлять места для презентации и обсуждения цифровых проектов. В данных рекомендациях особенно отмечается, что многие цифровые исторические публикации мало чем отличаются от исследований, публикуемых на бумаге: файл с научной статьей, прошедшей все привычные стадии рецензирования, мало чем отличается от привычной журнальной публикации. Но есть и другие цифровые публикации, которые, напротив, используют методологию, аргументацию и архивные практики, отличающиеся от привычных форм печатной эпохи. Для этих историков интерес к цифровым средствам передачи информации и онлайн-инструментам часто связан с более существенным изменением методологии, которую они используют для работы с архивными документами, устными свидетельствами или другими историческими источниками. Они могут обратиться к цифровым медиа, в первую очередь, из-за тех возможностей коммуникативной трансформации, которая открывает всё новые пути для объединения профессиональной экспертной работы в исторической науке с привычными для широкой общественности медиа-средствами вовлечения в историю, ей сохранения и представления. «Цифровая история в различных формах часто представляет собой стремление расширить то, чем наука история является и что может сделать, а также увеличить аудиторию, к которой история обращается. Историки, которые проявляют большой интерес к цифровым медиа и информационным технологиям или даже предпочитают работать исключительно в цифровой среде, должны оцениваться с точки зрения их общей способности использовать устойчивые, выразительные, содержательные и институциональные инновации для развития исторической науки. Это обязательство, которое является в одних случаях научным, в других – педагогическим, и представляет собой коллегиальную приверженность науке истории».

Важно отметить, что историческая информатика, находясь на передовой технологического освоения новых средств изучения и представления истории, должна способствовать выработке принципов и критериев научно-значимых достижений цифровой эпохи – исторических электронных ресурсов, исторических геоинформационных систем, исторических трехмерных реконструкций и т.д. Заметим, что в отечественной практике также встречаются публикации о «цифровых» проектах в ведущих исторических журналах^[38]. Нормы, выработанные технологическим авангардом исторической науки, смогут стать важным этапом в развитии отечественной историографии, а «цифровой» поворот принесет качественные самодостаточные проекты, открывающие новые исследовательские рубежи.

Важным аспектом оценки качества исторических электронных ресурсов является давняя, но пока так и нерешенная проблема повторного использования исторических информационных ресурсов, создающихся уже для многочисленных исследований (как в исторической информатике, так и в истории в целом). Задача документирования, каталогизации и систематизации уже оцифрованного и доступного историко-культурного наследия сегодня кажется первоочередной. В качестве примера можно привести указатель-справочник «Газеты в сети и вне её»^[39] или коллекцию «Музеи мира в Интернете»^[40]. В какой мере такая систематизация информационных богатств исторической науки возможна, что из этого можно сделать автоматически, а какие аспекты требуют живого экспертного участия – вопросы, на которые может и должна ответить историческая информатика.

***

Метафора поворота очень важна для верного следующего шага в эпистемологическом лабиринте. У.Эко утверждал, что существует три типа лабиринта: уникурсальный, замковый и сетевой. К первому типу лабиринтов относится классический лабиринт в Кноссе, войдя в него нельзя не достичь центра, а из центра нельзя не найти выхода, хотя для уверенности могут пригодиться нить Ариадны и нас ждёт сражение с Минотавром. Замковый лабиринт устроен иначе: все пути, кроме одного, ведут в тупик, и если мы выбираем неверный путь, то оказавшись в тупике, должны вернуться по собственным следам. Третий тип лабиринта – это сеть, когда каждая точка может быть связана с другими точками. «Сеть невозможно развернуть, ведь в то время как лабиринты двух первых типов имеют внутреннюю часть (собственно узел) и часть внешнюю – то есть точки входа и выхода, – уходящий в бесконечность лабиринт третьего типа не имеет ни внешней, ни внутренней части»^{[41, С. 53-55]}. Сам Эко избрал ризому в качестве метафоры модели-сети, ведь любая точка ризомы может быть связана со всякой другой, ризому можно разорвать и соединить в любой точке, потому что ризома антигенеалогична. И раз так, то важно понять, что значит же на самом деле значит повернуть? Особенно если признать, что данные описания типов лабиринтов не столько метафоры пути или метода, сколько метафоры организации научного знания в сетях «цифрового поворота».