DOI: 10.7256/2454-0625.2019.9.30726
Received:
06-09-2019
Published:
02-10-2019
Abstract:
The object of this research is the imperial funeral crowns of the Russian monarchy in the XVIII – early XIX century. The goal consist in determination of the artistic patterns and analysis of funeral crowns as the jewelry works of art considering the stylistic development. Reference to archival documents allowed revealing the circumstances of creating these crowns and names of the masters, role they played in funeral ceremony, as well as reconstructing the exterior of some of them. The author is first to analyze the artistic image of the imperial funeral crowns that undergone transformation throughout the XVIII – XIX century. It related to the shifts in stylistic preferences in the Russian artistic culture, as well as replacement of the court jewelers who executed the royal order. The author describes the stylistic evolution of funeral crowns – from exuberant, made out of multicolor gemstones in the early XVIII, to silver gilded silver crowns that only imitated the image of imperial crown of their deceased holder.
Keywords:
funeral crown, funeral ceremony, imperial court, regalia, Russian emperor, Samson Larionov, Dublon, the art of jewellery, imperial crown, Pierre Théremin
Художественные особенности императорских погребальных корон в России XVIII – начала XIX века
Тема императорских корон в России XVIII–XIX вв. в целом и погребальных в частности в современной научной литературе практически не разработана. Во многом это связано с тем, что до наших дней сохранилось их крайне мало. Например, из погребальных корон лишь две — императрицы Елизаветы Алексеевны (1826) и императрицы Марии Федоровны (1828), хранящиеся сейчас в Музеях Московского Кремля. И хотя в последнее время стали появляться публикации, посвященные проблемам императорского погребального церемониала в России Нового времени, тема регалий в них освящена достаточно скудно. Однако обращение к архивным документам позволяет не только проследить место регалий в погребальном церемониале, но и понять, кем они были изготовлены, в каком художественном стиле и с использованием каких материалов. Эта информация дает возможность выявить художественную эволюцию траурных инсигний, многие из которых не дошли до наших дней.
В период Российской империи существовало три основных типа императорских корон: Большая, Малая и погребальная. Следует отметить, что в научной литературе термин «погребальная корона» зачастую используется достаточно широко. В траурном императорском церемониале были задействованы следующие венцы: драгоценные короны (в основном в первой половине XVIII в., позже — без камней), которые клались возле гроба; короны, которые возлагались на голову покойного (не всегда, в разное время и по отношению к разным персонам по-разному); «бутафорские», декоративные короны (зачастую украшали гроб или катафалк); «старые короны» (царские венцы, символизирующие завоеванные Российской империей царства: Казанское, Астраханское, Сибирское, позже — Таврическое, Грузинское и Польское). Последние венцы заслуживают отдельного исследования. В данной статье будут затронуты лишь проблемы, связанные с императорскими коронами, которые были специально созданы к конкретному печальному церемониалу и которые символизировали собой государственную власть покойного монарха или члена его семьи.
Целью исследования является выявление художественных особенностей императорских погребальных корон в России XVIII — начала XIX в. и анализ их как произведений ювелирного искусства с учетом стилистического развития. Для достижения обозначенной цели данного исследования автором был применен комплексный метод, основанный на сочетании искусствоведческого и историко-культурного подхода.
Тема погребальных императорских корон в отечественной научной литературе возникла сравнительно недавно, и в основном в контексте изучения траурного императорского церемониала в России Нового времени [42],[40],[39],[77],[71],[70],[41],[43],[46]. При этом сами погребальные короны объектами исследования почти не становились. О создании некоторых из них в своих работах упоминают лишь такие исследователи, как Л. К. Кузнецова [69], С. Я. Коварская [59],[60],[61], А. И. Краевский [64],[65]. Однако обращение в этих трудах к подобным регалиям носит скорее фрагментарный характер и во многом связано с выявлением имени их создателя.
Началом изучения нами данной проблемы стала статья «Регалии в погребальном церемониале дома Романовых в первой половине XVIII века», вышедшая в 2017 г. в научном сборнике «Петровское время в лицах — 2017. Труды Государственного Эрмитажа» [53]. В ней в первую очередь рассматривалось место, которое занимали короны в траурном церемониале, который только начал складываться при российском дворе в начале XVIII в.
Таким образом, до сих пор не существует как комплексного исследования, посвященного погребальным императорским коронам в XVIII в., так и работы, где бы эти короны рассматривались как объект ювелирного искусства, требующего искусствоведческого подхода. Подобная тематика в решении этой проблемы делает данное исследование крайне актуальным.
Как использовались регалии в царских похоронах допетровской Руси доподлинно не известно. Григорий Котошихин, описывая погребальный ритуал середины XVII в., пишет: «Царя измывают теплою водою, и возложа на него срачицу и порты и все царское одеяние, и корону положат во гроб» [63, с. 16]. Однако, согласно придворному «чину» XVII в., в погребальной процессии инсигнии не участвовали, а перед телом несли гробовую крышку, обитую драгоценными тканями. Судя по современным археологическим исследованиям, с регалиями также не хоронили.
Первыми похоронами членов царской семьи в XVIII столетии было погребение в Вознесенском монастыре Московского Кремля тетки Петра I царевны Татьяны Михайловны в 1706 г., которое было совершено по старой русской традиции и, судя по «Чину погребения…», символы власти традиционно не использовались в этом печальном ритуале [58].
Корона как материальный предмет в придворном российском церемониале Нового времени впервые относится к 1710 г., когда состоялось бракосочетание племянницы Петра I царевны Анны Иоанновны с герцогом Фридрихом Вильгельмом Курляндским. Это была одна из первых свадеб, сыгранных по новому образцу, поскольку новобрачные имели различное вероисповедание, и по инициативе царя свадьба была максимально приближена к протестантским традициям. Иностранные приглашенные на это торжество описывают наряд Анны Иоанновны так: датский посланник Юль Юст пишет, что невеста была «с пышным венцом из драгоценных камней на непокрытой голове» [78, с. 35], а Фридрих Христиан Вебер — что «на голове прекрасная бриллиантами унизанная владельческая корона» [55, с. 1684–1685].
В погребальном же церемониале первое упоминание о короне восходит к похоронам царицы Марфы Матвеевны (вдовы царя Федора Алексеевича). Она умерла 31 декабря 1715 г., а была погребена в Петропавловском соборе 7 января 1716 г. По словам Ф. Х. Вебера, перед гробом царицы тайный советник П. А. Толстой нес «богатую корону, всю усеянную драгоценными камнями» [55, с. 1342–1343]. Еще один очевидец этих похорон, И. Н. Зотов, в своем письме к архиерею пишет: «…несли корону и скипетр» [39],[28].
На следующий год, при похоронах сестры царя Петра I царевны Натальи Алексеевны, которая умерла 18 июня 1716 г., а была похоронена лишь 17 ноября 1717 г., поскольку государь находился за границей и желал сам присутствовать на печальной церемонии, также использовалась корона. В официальном описании траурного шествия значится, что корону нес граф А. А. Матвеев вслед за гробом царевны [37, л. 2–6 об., 7–8 об.]. Как выглядело шествие, можно увидеть на рисунке, хранящемся сейчас в Российской национальной библиотеке [30],[39]. Изображение короны там тоже есть, и при желании в нем можно угадать схематическое изображение именно «императорского» типа. Однако доподлинно, к какому типу относились вышеперечисленные короны, пока не известно.
Тема корон (и в частности императорской) в художественной культуре России Нового времени появляется довольно рано, еще в последней четверти XVII в. В изобразительном искусстве тип «цесарской» (т.е. императорской) короны в первую очередь возник в контексте изображения герба России. Стоит вспомнить, рисунки фейерверков и триумфальных ворот, гравюры, выполненные Леонтием Тарасевичем, Питером Пикартом, и многое другое.
Все изменилось 22 октября 1721 г., когда Петр I принял титул императора Всероссийского. Уже через неделю после этого события, 1 ноября, на свадьбе князя Репнина царица Екатерина Алексеевна блистала, по словам Ф. В. Берхгольца, «в головном уборе, в котором сияла императорская корона» [44, с. 236]. Это первое упоминание о венце «цесарского типа».
Таким образом, первое же погребение члена правящей династии после 1721 г. было разработано в контексте именно имперского церемониала. Ими стали похороны царицы Прасковьи Федоровны (вдовы царя Иоанна Алексеевича), умершей в 1723 г. Во многом структура и принципы церемонии, заложенные герольдмейстером графом Ф. М. Санти в этих похоронах, легли в основу будущих траурных погребений дома Романовых. Расширены они были в 1725 г., когда скончался Петр Великий.
К похоронам царицы Прасковьи Федоровны впервые была сооружена Печальная зала, ставшая с этого времени обязательным атрибутом царских похорон. Камер-юнкер Ф. В. Берхгольц пишет: «…провели нас в большую залу, где царица стояла в открытом гробу на катафалке (Castrum doloris), устроенном как парадная постель. …С правой стороны на красной бархатной подушке лежала царская корона, украшенная довольно богато драгоценными камнями и сделанная, сколько позволила краткость времени, довольно изящно» [45, с. 159]. Еще более подробно описывается венец в документе, хранящемся в Государственном историческом музее [21],[40]. На «малом столе», укрытым алым бархатом, лежала на подушке (из такого же бархата) «императорская корона, учрежденная из алого бархату и многоценных алмазов ис росных дорогих камений» [21, л. 2об.]. Для нашего исследования крайне важно, что в этом очень подробном «Описании...», написанном русским автором, обозначено, что драгоценная корона была именно «императорская».
Кульминацией эволюции царского погребального церемониала первой четверти XVIII в. стали, несомненно, траурные торжества самого императора Петра I. Тело государя с 13 февраля 1725 г. выставили в Печальной зале Зимнего дворца. Рядом с гробом на троне находились личные и государственные регалии на девяти табуретах. Около самой головы императора (за гробом) располагалась императорская корона, а по сторонам от нее три царских венца, символизирующие три завоеванных царства: Казанское, Астраханское и Сибирское [53]. В печатном издании «Описание порядка державного погребения… Петра Великого…» (СПб., 1725) читаем: «Корона Императорская, украшена была вся из чистых бриллиантов, и из великого чистогож жемчугу, между которыми брилиантами было великое число удивителнои величины, на верху сеи короны вместо Глобуса, поставлен был лал, величиною во круглости 5 ½ дюйма. На оном глобусе крест из великих же чистых бриллиантов» [20, л. 3]. Следует заметить, что данное описание императорской короны полностью совпадает с официальным описанием венца Екатерины I, напечатанном в коронационном альбоме 1724 г. По-видимому, автор просто воспользовался предыдущим печатным изданием, так как корона Екатерины I в июне 1724 г. (спустя месяц после коронации) была полностью разобрана. На хранение в Оружейную палату был передан лишь ее серебряный корпус [48]. Алмазы, которые являлись собственностью царицы, после разбора венца попали в комнату императрицы (а после ее смерти достались ее двум дочерям) [25]. В таком виде корона среди других регалий была отправлена зимой 1725 г. из Москвы в Петербург по требованию Печальной комиссии [24, л. 240 об.–241]. Таким образом, скорее всего для траурного ритуала погребения Петра I была создана новая императорская корона (которая, вероятно, после церемонии также была разобрана).
Еще не похоронен государь, а 4 марта 1725 г. умирает его дочь цесаревна Наталья Алексеевна. Ее тело сначала находилось в ее собственных покоях, а 9 марта его переносят в Печальную залу отца, где оно было водружено на собственный трон под балдахином. «У главы Ея Высочества на Табурете, поставлена была Корона на золотоглавой подушке, украшенная драгими алмазы, и иными каменьи» [20, л. 7 об.]. А «Тело Ея Высочества убрано по высокому Ея Высочества достоинству. Глава Ея Высочества, убрана была короною со многими ж алмазами и каменьями» [20, л. 7 об.]. Таким образом, в зале находилось целых три драгоценных императорских короны: две — у тела отца и дочери (позже их же несли перед гробами во время траурной процессии в Петропавловский собор 10 марта) и одна — на главе маленькой цесаревны.
О погребении императрицы Екатерины I, умершей 6 мая 1727 г., известно немного. Царицу похоронили через неделю после смерти. Скорее всего, возле ее тела также находилась некая императорская корона, возможно, специально созданная для этого события.
Для коронации юного императора Петра II осенью 1727 г. изготавливается новая роскошная корона. Долгое время в научной литературе о короне Петра II было ничего не известно. Однако работа с архивными документами позволила как определить имена мастеров, исполнивших регалию, так и реконструировать ее внешний вид [48],[51].
В отличие от алмазной короны Екатерины I, в которой был только один красный камень, венчающий венец, корона Петра II была из «разных каменьев». Центральную дугу поочередно украшают красные камни («лалы водокшанские»), синие («яхонты лазоревые» — сапфиры) и белые (алмазы). В нижнем ободе в эту очередность вклиниваются еще и камни зеленого цвета — изумруды. Все эти цветные крупные камни разделяются между собой двумя алмазами (пара состояла либо из бриллиантов, либо из «алмазов греческих четвероугольных»). Вокруг венца по очереди сменяли друг друга восемь больших чеканных листьев (с крупными изумрудами и лалами на каждом) и восемь малых листьев (с «четвероугольными» алмазами «греческой» огранки по центру). «Пукли» (полушарии) короны были украшены розетками с бриллиантами. Семьдесят три жемчужины располагались на боковых дугах. Венчал корону крест из девяти алмазов «четвероугольных» «греческой» огранки на общую сумму 2000 рублей, закрепленный на огромном лале (красном камне) стоимостью 60 000 рублей, окруженный по ободу 26 бриллиантами (еще 2 в закрепке). Вся корона была дорогой (за счет высокого качества камней) — 122 608 рублей. Интерес для нашего исследования этот венец представляет собой тем, что, возможно, использовался при погребении Петра II в 1730 г. Кроме того, крайне важным является и его подробное описание.
Благодаря архивным документам, удалось установить, что такой же роскошной, убранной разноцветными камнями инсигнией, была погребальная корона великой княжны Натальи Алексеевны — любимой сестры Петра II, умершей 22 ноября 1728 г. [3, л. 14 об.–19 об.]. Судя по документам, корона была невероятно дорогой — 46 350 рублей (к примеру, венец к коронации Анны Иоанновны стоил лишь 29 792 рубля) в основном за счет использования крупных драгоценных камней. Так, например, «в нижнем ободе складен бралиантовый» — 1500 рублей, там же «болших розетов шесть» на 9000 рублей, «на средней ленте большой желтой розет» — 2000 рублей и т.д. Цветовая гамма инсигнии — бело-красно-синия. Красный цвет обеспечивали лалы («лал водокшанский», «лал вишневый») и рубины («яхонты красные»), синий — сапфиры («яхонты»), белый — бриллианты. В описи значится, что на двух «пуклях» (полушариях) короны располагались 4 «патрета» (три из них по 1200 рублей каждый, а один — 1800 рублей), состоящие из драгоценных камней. Трудно понять, что автор текста понимал под «патретами» и была ли использована роспись или эмаль. Весь венец был собран из различных элементов: подвески, «перо», кресты, «сережки», «короны», «тресулки», «петлички», «задвишки от креста», «петлички от складня», «звезды», «пуговицы», «перстни» и т.д. Его украшали пять бриллиантовых крестов: четыре на пуклях (900, 830, 600, 200 рублей) и один, в 21 бриллиант, стоимостью 200 рублей венчал корону.
После похорон венец поступает в Мастерскую и Оружейную палату, а в конце 1729 г. его вместе с короной Петра II и другими драгоценностями, оставшимися после смерти княгини, выдают гоф-интенданту П. И. Мошкову для подготовки к свадьбе императора [8, л. 44–45],[4, л. 66 об.],[31, л. 4–4 об.]. Стоит отметить, что в начале января 1730 г. поступает указ вице-канцлера барона А. И. Остермана «зделать к браку Его императорского величества корону из алмазных вещей которые сняты с большой и малой корон» [11, л. 3].
Однако свадьба не состоялась из-за смерти императора 19 января 1730 г. В описании погребения Петра II значится использование императорской короны. Однако на данный момент не известно, что это был за венец: то ли драгоценная Большая корона, созданная в 1727 г., то ли новая погребальная корона, поскольку корону Петра II уже успели разобрать.
В мае 1728 г. в г. Киле умирает старшая дочь Петра I Анна, герцогиня Гольштейн-Готторпская. Перед смертью Анна Петровна изъявила желание быть похороненной в Петербурге. Ее тело прибыло в северную столицу на корабле 23 октября. При подготовке к церемонии погребения было предложено нести перед гробом две короны: «Голстинскую» и «Императорскую Российскую» [35, л. 9 об., 11 об.–12]. Правда, в деле сохранились пометка обер-церемониймейстера барона Г. фон Габихсталя: «Российская императорская корона токмо Правительствующим Государям и Государыням следует. Голстинской же короны здесь не имеется» [35, 11об. – 12]. Однако, возможно, корону (или обе короны) все же сделали.
После своей коронации 28 апреля 1730 г. императрица Анна Иоанновна свою Большую императорскую корону не разбирает, а передает на хранение в Мастерскую и Оружейную палату Московского Кремля. Именно поэтому отпадает необходимость в специальной погребальной короне во время траурных церемоний при погребении царицы в 1740 г. Венец привозят из Москвы. Во время царствования Анны Иоанновны умирают ее родные сестры: старшая — Екатерина, герцогиня Мекленбург-Шверинская (1733), и младшая – Прасковья (1731). Первая была похоронена в Александро-Невской лавре в Петербурге, вторая — в Вознесенском монастыре в Москве. К их похоронам были созданы «российские» короны [22],[13]. В церемониале погребения Екатерины Иоанновны значится, что перед ее гробом несли две короны: корону Мекленбургскую нес генерал-майор И. Л. Люберас, а корону Российскую – вице-адмирал Т. Сандерс [36, л. 2 об.–3]. В описании же похорон царевны Прасковьи Ивановны отмечено, что у ее гроба с правой стороны стояла «карона бралиантами и другими драгоценными каменьями украшенная», а с левой — располагался орден Св. Екатерины «на пунсовой линте бралиантами украшенной…» [13, л. 7 об.]. Рядом с гробом находилась оклеенная серебряной парчой его крышка, на которой была поставлена декоративная «корона серебряная вызолочена…» [13, л. 4 об.]. Почти в первозданном виде эта корона запечатлена на фотографии 1929 г., сделанной во время вскрытия гробницы в Вознесенском монастыре [34, л. 66]. В журнале комиссии корона значится как «бутафорский венец к гробу» [53, с. 88]. Вместе с другими серебряными украшениями гроба она попала в собрание Музеев Московского Кремля [62, с. 73–75]. Искусные мастера-серебряники, используя технику чеканки и золочения, создали венец, полностью имитирующий императорскую корону, декорированную драгоценными камнями по ободам, с изящным растительным орнаментом в полушариях и крестом на яблоке-державе. По своей форме и рисунку она очень близка короне, которую можно видеть на портрете императора Священной Римской империи Маттиаса 1625 г. (Мастерская Г. фон Ахена; Рейксмюсеум, Амстердам).
Стоит остановиться на проблеме авторства этих погребальных венцов в первой трети XVIII в. Несмотря на то что документы об этом пока не найдены, с большой степенью вероятности, возможно предположить, что эти короны изготавливались в придворной ювелирной мастерской под руководством Самсона Ларионова. Поскольку именно там, как удалось установить благодаря архивным документам, были созданы различные короны для коронаций Екатерины I, Петра II и Анны Иоанновны.
Первая в истории России Большая императорская корона была сделана в 1723–1724 гг. группой мастеров, которую возглавлял Самсон Ларионов. Помимо самого Ларионова, из жалованных мастеров (то есть находящихся в «штате») были задействованы Никита Михайлович Милюков, Михаил Юрьевич Бельский и Григорий Осипов. Также в создании короны принимали участие «вольные» мастера: «золотарь» Афанасий Федоров (золотил венец), серебряник Андрей Житков (делал решетки каркаса короны), золотых дел мастера Степан Александров, Иван Индрик, Петр Самсонов и Андрей Григорьев (вставляли алмазы) [54].
Прототипом этой короны послужили, скорее всего, личные короны императоров Священной Римской империи германской нации (которые использовались ими в различных церемониях, кроме коронации), и в частности корона императора Леопольда I, изображения которой мы знаем по гравюрам 1680–1690-х гг. [47]. На одной из них (Портрет императора Леопольда I. Гравировал Хендрих Каузе. Аугсбург, 1680-е гг. ГМИИ) четко видно, что навершием короны является не камень, а металлический шар, который обрамляют ободки из камней таким образом, чтобы сымитировать императорскую державу. И уже эту «державу» венчает крест. Интересно, что первоначально корона Екатерины I также имела наверху металлический шар с бриллиантами и с крестом из этих же камней. Это (как и весь облик императорского венца) удалось установить по найденным нами архивным документам [32, л. 751–751 об.].
Корону украшали крупные жемчужины и алмазы двух видов огранки. По подсчету, где-то одну половину составляли бриллианты (1005 шт.), а вторую — «тафельштейны» (1002 шт.). «Тафельштейн» — это плоский камень, на котором вышлифована одна, возможно большая, площадка («тафель»), а вокруг нее один или два ряда «граней». Различие в огранке алмазов позволяло создавать своеобразную игру света и тени, блеска бриллиантов и матовости (и зеркальности) крупных плоских камней. Особенно хорошо, например, это было заметно на центральной дуге, где посередине располагались жемчужины, а по бокам от них чередовались крупные «тафельштейны» в обрамлении мелких бриллиантов. Самые крупные алмазы находились в нижнем ободе, где четыре больших бриллианта овальной формы чередовались с четырьмя бриллиантами «острыми» (ромбовидными). Эти восемь алмазов в свою очередь разделяли, как значится в описи, 32 бриллианта среднего размера (по 4 бриллианта в промежутке). Корону венчал крест, в котором было «девять бриалтов средних и девять тафельштейна малых» [32, л. 751–751 об.]. Особое место в декоре короны занимал жемчуг (138 шт.), который располагался на всех дугах венца: на центральной — 34 жемчужины, на боковых — 37 и 38 «зерен», а на лентах по середине каждого полушария по 14 и 15 жемчужин соответственно. В конце марта 1724 г. в Москве Ларионов вместо металлического «яблока» под крестом ставит на короне красный камень, как пишет Берхгольц — «очень дорогой и невероятной величины рубин длиною почти в палец» [45, с. 215]. В официальном описании коронации также камень описывается так: «Рубин, или Яхант весма чистои, величиною болше голубиного яица… поставлен был на верху диадима о средине Короны вместо Глобуса» [73, с. 25]. Как выглядел этот венец, можно увидеть на рисунках, исполненных в марте — июне 1724 г. [48, с. 25] и хранящихся сейчас в Российском государственном архиве древних актов [33, л. 33–35].
При создании короны Петра II также были задействованы как «штанные» мастера, так «вольные» ювелиры по договору [48],[51]. Это были мастера различных специальностей. Модель к короне делал фонарного дела десятник Василий Братищев «с двумя товарищами». Мастера «чеканной работы» Никита Васильев и Илья Григорьев изготовили «две ленты чеканной работы сквозною», а также «подзор серебреной чеканной работы». Сам каркас короны выполнил известный ювелир, с 1721 г. староста (алдерман) иностранного цеха петербургских серебряников Готфрид Гильдебранд. Золотил корону уже упоминаемый выше «золотарь» Афанасий Федоров, использовав для этого 12 казенных «червонных». Огранкой драгоценных камней для венца занимался французский «гранильщик» Бенуа Граверо (у которого в течение 7 лет учился Жереми Позье) [76, с. 56–57],[38, p. 353]. Полушария короны украшали алмазами золотых дел мастера Степан Александров, Иван Индрик, Семен Ульянов и Василий Иванов. Имена этих мастеров мы знаем благодаря тому, что с ними С. Ларионовым были заключены договоры, «штатные» же мастера в документах не упоминаются, так как они были на жаловании.
Над Большой и Малой коронами для Анны Иоанновны весной 1730 г. снова трудились люди Ларионова. Помимо него самого, участвовали такие мастера, как алмазных дел мастер Иван Шмит (Johann Schmint(y)), «штатные» золотых дел мастера Никита Милюков и Калина Афанасьев, серебряных дел мастер Петр Семенов, золотарь Лука Федоров и переплетчики Иван Матфеев и Вадим Алексеев. Футляр к короне выполнил футлярный мастер Федор Савельев. В работе были задействованы и московские мастера [47],[49].
Таким образом, видно, что основные ювелирные заказы, касающиеся создания корон для императорских церемониалов в первой трети XVIII в., выполнялись в придворной мастерской под руководством С. Ларионова, и возможно предположить, что и погребальные короны этого времени имеют отношение к этой мастерской и имели между собой стилистическую близость.
Художественной особенностью Больших корон этого периода являлось наличие крупных драгоценных, зачастую разноцветных, камней, расположенных в определенной последовательности на изделии в крупных кастах. Значительное место в образе занимало большое пространство металлического фона – позолоченной серебряной основы (каркаса). В рисунке венца отчетливо выделяется растительный орнамент, созданный чеканщиком, — это восемь крупных листьев трилистника вокруг нижнего обода (иногда чередующихся с восьмью более мелкими листьями). Принцип декорирования этих корон относится к древнерусским традициям, в основе которых лежат дробницы (накладки), т.е. самостоятельное украшение из камней. Это заметно, например, и как в сохранившейся до наших дней короне Анны Иоанновны, так и явствует из описания погребальной короны Натальи Алексеевны, которая, как уже упоминалось выше, вся состояла из различных по форме дробниц (подвески, «сережки», «короны», «тресулки», «петлички от складня», «звезды» и т.д.). Несколько архаичным в работах С. Ларионова первой трети XVIII в. выглядит и такой традиционный для второй половины XVII в. декоративный элемент, как «алмазная дорожка» (когда касты с мелкими алмазами соединяются между собой, образуя ленточную линию). Подобный прием можно наблюдать, например, в короне Анны Иоанновны.
С приходом к власти дочери Петра I Елизаветы художественный образ императорской инсигнии несколько изменяется. Связано это, по-видимому, и как со сменой стилистических пристрастий в художественной культуре России середины XVIII столетия в сторону рококо, так и со сменой ювелиров в придворной мастерской.
Известно, что в Петербурге для ее коронации были изготовлены две императорские короны: Большая и Малая [67]. Большую корону делала команда мастеров из 21 человека во главе с Иоганном Цартом, а Малую — 11 иностранных мастеров, которыми руководил приехавший из Нюрнберга немецкий ювелир Якоб Дублон [50]. И хотя небольшая группа придворных «штатных» ювелиров под руководством Самсона Ларионова и участвовала в создании Большой короны, однако общее (и стилистическое) руководство принадлежало немецким мастерам. (Это была последняя работа Ларионова, 18 мая 1742 г. мастер скончался.) [52]
До наших дней сохранились гравюры с изображением этих корон (Большую – гравировал Х. А. Вортман и Малую — Г. А. Качалов), которые входили в состав альбома, посвященного коронации. Благодаря им появилась возможность судить о внешнем виде этих инсигний.
Сохраняя основной рисунок традиционной императорской короны, иностранные ювелиры заменяют чеканные позолоченные листы вокруг обода, которые ранее украшались несколькими крупными камнями в кастах (обычно 2–5 камня), целыми букетами цветов, усыпанными мелкими брильянтами. Таким образом, пространство, которое некогда отводилось металлу, активно занимают драгоценные камни.
Что стало с Большой императорской короной Елизаветы Петровны, пока не известно. Документы свидетельствуют лишь о том, что к коронации Екатерины II в 1762 г. она не сохранилась. Малых корон у императрицы было несколько. Из архивных документов известно о двух, сделанных Якобом Дублоном в 1742 и 1743 гг. [50]
Говоря о погребении самой императрицы Елизаветы Петровны в 1761 г., следует обратить внимание, что речь идет о двух коронах. Так, пленный немецкий офицер граф Гордт, волею случая видевший траурный катафалк в Тронном зале Зимнего дворца, пишет: «Вокруг гроба на табуретах были разложены: великолепная императорская корона, украшенная крупнейшими бриллиантами, несколько старинных корон царств: Казанскаго, Астраханскаго и Сибирскаго», а также «богатая корона украшала голову усопшей» [75].
Попробуем разобраться с коронами.
На голове императрицы находилась специально сделанная по заказу Екатерины II (она занималась организацией похорон) золотая корона. Вначале корону приказали сделать немецкому ювелиру Георгу Фридриху Экарту, активно работавшему как по заказу покойной царицы, так и малого двора (в особенности великого князя Павла Петровича). Однако корона оказалась мала [69, с. 139]. Как упоминает о ней Экарт в своей челобитной — «золотую для погребения корону ж, которую просторнее зделать следовало» [6, л. 2],[66]. За нее из казны он получил деньги, которых хватило лишь покрыть расходы за материал (золото и серебро) и за работу подмастерьев.
Тогда заказ этой короны отдали Жереми Позье. По словам Позье, Екатерина II приказала ему сделать срочно корону для погребения покойной императрицы [76, с. 85–86]. Позже «бриллиащик» присутствовал при том, как молодая царица самолично возложила корону на голову Елизаветы Петровны. Обращает на себя внимание, что в своих воспоминаниях Позье дважды назвал корону золотой, но не упоминает, что на ней были камни. В описи архивных дел, посвященных погребению дочери Петра Великого, неоднократно встречается упоминание о золотой короне весом 6 фунтов 70 золотников, а также о делании на ней специальной надписи. К сожалению, в самом архивном деле страницы, на которые указывает опись, утрачены [27, л. 12, 16, 20, 23]. Также известно, что при Печальной комиссии по погребению императрицы Елизаветы Петровны находился подполковник Александр Свечин. Ему было поручена работа по созданию рисунков, а впоследствии и гравюр с них, посвященных процессии погребения дщери Петровой. К середине 1762 г. было создано 26 рисунков, которые были переданы в Академию наук для гравирования. Среди них был рисунок «Корона какова положена на главе Ея императорскаго величества» (в половину листа) [17, л. 16 об.]. В январе 1763 г. И. И. Тауберт пишет, что рисунок под названием «Корона, которая положена на Ея императорскаго величества в гробе на пол листа» отдан в работу граверу Е. Г. Виноградову [17, л. 38–41]. К сожалению, альбом, в который входила эта гравюра, не был исполнен до конца, в 1766 г. работу по нему прекратили.
Однако в это время рядом с гробом на табурете находился драгоценный венец. Экарт называет его «Императорская траурная корона, Бралиантами украшенная и многих милионов коштующая (т.е. стоящая. – Ю. Б.)». Судя по его челобитной, он получил эту корону для переделки или реставрации, а после отдал «обратно во всей целости». При этом он сетует, что не получил денег «за бывший при сих двух коронах труд мой» [6, л. 2]. Таким образом, существовала некая корона (необязательно Большая императорская корона Елизаветы Петровны), которая сначала находилась возле гроба, а затем ее несли среди других регалий во время погребальной процессии из Зимнего дворца в Петропавловский собор. Сведения о ее дальнейшей судьбе пока не найдены.
То, что императрица Екатерина II не приказала разобрать свою Большую корону (1762, Г. Ф. Экарт, Ж. Позье; выставка «Алмазный фонд» Гохрана РФ), а ее сын сделал этот венец наследственной государственной регалией, позволило в дальнейшем не создавать к императорским траурным торжествам специальной короны, украшенной драгоценными камнями. Рядом с гробом среди регалий клали Большую корону Екатерины II, а на главу царствующих монархов возлагали корону, исполненную лишь из металла (ее же несли перед гробом во время траурной процессии).
Екатерина II, процарствовав 34 года, умерла 6 ноября 1796 г. Ее сын и наследник Павел I решил в контексте траурных мероприятий, связанных со смертью матери, перенести тело отца из Александро-Невской лавры в Петропавловский собор. Заказ на создание двух погребальных золотых императорских корон получили ювелиры-«художники» братья Термен (Пьер Этьен и Франсуа Клод). За их изготовление они получили 5200 рублей (это включая материал и работу). В счете от 26 ноября 1796 г., который они подали в Кабинет, значится, что корона для Петра III обошлась в 2760 рублей (за работу взяли 950 рублей), а для Екатерины II («pareille», т.е. подобная же, но «petite» – маленькая) — 2440 рублей (за работу 900 рублей) [16, л. 78–79]. По уже установившемуся церемониалу при перенесении тела покойной императрицы в траурную залу корону на ее голову возложила Мария Федоровна. А на гроб Петра III, вынутый из земли в Александро-Невском монастыре, корону положил Павел I (перед этим надев ее на себя) [71, с. 147].
Для нашего исследования важна еще одна церемония погребения. Речь идет о похоронах польского короля Станислава Августа Понятовского, умершего в Санкт-Петербурге 12 февраля 1798 г. Сразу после его смерти по указу Павла I была создана Печальная комиссия. В первый же день ее работы (1 февраля по старому стилю) было решено поручить Якобу Дювалю (как главному придворному ювелиру) «с крайнем поспешением зделать две короны, одну золотую для наложения на Его Величество короля, а другую серебреную вызолоченную, которая будет несена в процессии» [10, л. 233]. Однако в реальности заказ был выполнен Пьером Терменом (который с 1794 г. был женат на родной сестре Якоба Дюваля Марианне Жаклин Рене). Среди документов комиссии сохранился подлинный счет от Термена на французском языке (и его официальный перевод) [10, л. 183–184]. В нем отмечено создание двух корон: золотой — весом 3 фунта 64 золотника (1760 рублей), за ее работу мастер получил 700 рублей; и серебряной позолоченной — весом 3 фунта 60 золотников (97 рублей 40 копеек), на позолоту ушло 35 золотых червоных (4 рубля 10 копеек) и за работу — 500 рублей. Всего по счету — 3199 рублей 50 копеек. Выплатить «золотых дел мастеру Петру Теремину» за две короны по его счеты Печальная комиссия приняла решение 28 февраля (по старому стилю) [10, л. 290 об.].
К сожалению, в научный оборот исследователем А. И. Краевским было ошибочно введено имя ювелира Ивана Кристофа Клейна как автора этих двух корон [64],[65]. В своих работах Краевский делает сноску на архивный документ, в котором нет сведений об авторе, а только лишь общая сумма расходов в 3199 рублей 50 копеек [19].
В проекте церемониала отмечалось, что при переносе тела короля из обыкновенной спальни в парадную — «регалии возложутся, приватно, на разставленные около того места где стоять телу табуреты на подушках, а корона которую возлагать на Королевскую главу, то ж на подушке, на особо приуготовленном столе» [7, л. 3]. Предполагалось, что, когда польская свита Станислава Понятовского переложит короля на парадную кровать, облачив его в мантию, тогда император Павел I самолично возложит на голову короля золотую корону, поднесенную ему вице-канцлером [7, л. 3, 22].
По католическому обычаю (и в частности польских правителей) короля похоронили с золотой короной. Серебряная же корона использовалась для несения ее среди других регалий в траурной процессии при переносе тела из Мраморного дворца (где жил король и где была воздвигнута Каструм Долорес) в католический храм Св. Екатерины на Невском проспекте. После похорон польские регалии (корона, скипетр, орден Белого орла и шпага короля) решено было передать на хранение в Мастерскую и Оружейную палату. Туда корона поступила 14 марта 1798 г. [5, л. 589–592]. В 1826 г. она в качестве короны Царства Польского участвовала в траурной процессии при въезде и выезде из Москвы тела императора Александра I. После революции польские власти потребовали вернуть все исторические ценности, связанные с польской историей (в особенности, вывезенные после подавления польского восстания 1830–1831 гг.), и 30 января 1922 г. корона была отправлена в Варшаву в Королевский замок, где пропала в годы Второй мировой войны.
Как выглядела серебряная погребальная корона польского короля, можно увидеть на фотографии конца XIX в. Она восходила по своей форме к типу королевской короны и имела восемь дуг, на которых с помощью чеканки были сымитированы крупные камни. Среди погребальных корон рубежа XVIII–XIX вв., большинство из которых были созданы Терменом, польский венец единственный, чье изображение дошло до наших дней. К короне Станислава Понятовского по своему рисунку и технике исполнения очень близка и сохранившаяся в Оружейной палате серебряная Мальтийская корона. Возможно предположить, что ее также изготовил П. Термен. (В современную ее атрибуцию, данную крупным исследователем и хранителем Л. А. Гавриловой, к сожалению, закралась ошибка. Л. А. Гаврилова со ссылкой на архивный документ пишет, что корона была изготовлена в 1799 г. Луи Давидом Дювалем [56, с. 238]. Однако в документе речь идет о золотой короне за 2500 рублей, в то время как в Оружейной палате находится серебряная корона, оцененная в XIX в. в 100 рублей [74, с. 41].)
Два погребальных венца для похорон Павла I также были заказаны Пьеру Термену. За золотую корону, «возложенную на главу» императора, весом 5 фунтов 68 золотников он получил 3014 рублей за золото и 1500 рублей — за работу, а за другую «бронзовую вызолоченную, несенную в числе императорских регалий во время печальной процессии» — 400 рублей. Всего из Кабинета ему выдали 4914 рублей [9, л. 31–31 об.],[12, л. 19 об., 49].
Таким образом, во второй половине XVIII в. устанавливается традиция создания недорогих (обычно серебряных позолоченных) корон без драгоценных камней, которая переходит в XIX столетие.
В Музеях Московского Кремля хранятся предметы, связанные с императорскими погребениями 1820-х гг. Это накладка от погребальной короны Александра I и погребальные короны: его супруги Елизаветы Алексеевны (1826) и его матери Марии Федоровны (1828). Изучению этих регалий посвящены работы С. Я. Коварской [61],[59] [60].
Император Александр I скончался 19 ноября 1825 г. в Таганроге. Сообщил об этом в Петербург генерал-адъютант П. М. Волконский, принявший на себя ответственность по организации необходимых приготовлений. Он просил сделать в Петербурге корону и прислать ему [72]. Тело императора было размещено в траурной зале в доме, где умер Александр I. 11 декабря тело усопшего перевезли в Троицкий собор Александровского монастыря и «установили в порфире и золоченой короне на высоком о 12 ступенях катафалке под балдахином» [72, с. 165]. По мнению, С. Я. Коварской, эту золотую корону сделал золотых дел мастер А. Г. Ремплер и получил за нее 2710 рублей [60]. (Он же после окончания всех траурных церемоний реставрировал в Петербурге перед отправкой в Москву Казанскую шапку, из которой выпал большой овальный изумруд, две крупные жемчужины и один серебряный штифт [72, с. 179].)
29 декабря (на 40-й день кончины царя) назначено было шествие из Таганрога по направлению к Москве, в которой активно готовились к сретению (т.е. встрече тела). Князь А. Б. Куракин, возглавлявший Печальную комиссию, пишет из Петербурга 13 января 1826 г. главе Мастерской и Оружейной палаты князю Н. Б. Юсупову, что отправил в Москву необходимые для погребальной церемонии вещи: «…в числе которых находится и серебреная вызолоченная императорская корона, посылаемая мною для несения там с прочими регалиями. Имея в виду извещение князя Петра Михайловича Долгорукова, что из Таганрога с кортежем следует золотая корона, изготовленная там для возложения на главу в Бозе почившего императора…» [1, л. 27].
В Музеях Московского Кремля сохранилась серебряная накладка от погребальной короны императора Александра I c гравированной памятной надписью. Сама серебряная корона поступила в Оружейную палату в 1826 г. и была записана за номером 13. Как пишет Коварская, изучив переписку Московской дворцовой конторы и музея Оружейная палата, корона императора Александра I в 1855 г. была исключена из собрания музея и передана в Зимний дворец [60]. Было принято решение «Корону за № 13 серебряную, вызолоченную императора Александра I от ныне и впредь, всегда употреблять при погребении тел императорских величеств, вместо настоящей, хранящейся в бриллиантовой комнате зимнего дворца» [23, л. 30–31],[26, л. 4, 6],[2, л. 13].
Траурные торжества проходили и в Варшаве. В храмах различных конфессий (иудейской, католической, лютеранской и т.д.) были устроены катафалки с гробом умершего российского императора и «короля польского» (на гробе обычно находился бюст Александра I).
В 1826 г. в Варшаве к печальной церемонии погребения императора Александра I, состоявшейся 13 апреля, были изготовлены бронзовые вызолоченные инсигнии: корона, держава, скипетр и меч. По данным исследователя А. И. Краевского, их создал А. Ж. К. Норблин. Для работы над ними 15 марта ювелир просил у комиссии 3000 злотых аванса [64, с. 297]. Корону «королевского» типа украшали цветные стекла и стразы. Регалии поступили в Оружейную палату из Главного Варшавского казначейства в 1832 г. Документы архива Оружейной палаты фиксируют, что бронзовую корону за № 16, сделанную в Варшаве, «употреблять как корону польскую во время торжественных встречь» [14, л. 6]. В 1830-х гг. ее среди других «древностей» зарисовал Ф. Г. Солнцев. Как и корона короля Станислава Понятовкого, она была передана в Варшавский замок, и по официальной версии погибла в годы разрушения замка во время войны.
Вслед за мужем в Белеве, 4 мая 1826 г. скончалась и императрица Елизавета Алексеевна. В Москве была изготовлена серебряная погребальная корона, за которую золотых дел мастеру Ивану Никитину Сахарову «за сделанную им серебряную, вызолоченную корону» сначала заплатили триста рублей [29, л. 3]. Так как чуть позже выяснилось, что корона получилась несколько тяжелее, то мастеру еще доплатили 120 рублей [18, л. 24–26]. После траурных торжеств корона находилась в Зимнем дворце, а в июле 1826 г. вместе с погребальной короной Александра I была передана на хранение в Мастерскую и Оружейную палату [15].
От похорон императрицы Марии Федоровны, скончавшейся 24 октября 1828 г., сохранилась также серебряная позолоченная погребальная корона. Позднее корона использовалась при погребениях императриц Александры Федоровны (супруга Николая I, умерла в 1860 г.) и Марии Александровны (супруга Александра II, умерла в 1880 г.) [2, л. 18, 21].
При некоторой видимой схожести этих двух позолоченных серебряных корон, которые как бы имитируют Малую корону своих владелиц, и их почти одинаковом размере наблюдаются и значительные различия, и в первую очередь в рисунке корон.
Погребальная корона императрицы Елизаветы Алексеевны имеет несколько конусообразную форму. Примечательно, что венчает ее крест не на драгоценном камне, а на шаре – символической державе, характерной для «цесарских» корон Священной Римской империи германской нации. В России XVIII в. такой шар в виде «державного яблока» всегда использовался при символическом изображении именно императорской короны (в графике, живописи, скульптуре и т.д.). В то время как на реальных Больших и Малых коронах всегда использовался камень. По-видимому, при создании погребальной короны в 1826 г. московский мастер Сахаров, не видевший подлинную Малую корону Елизаветы Алексеевны, использовал некий изобразительный материал. Например, сама конусообразная форма короны, как считает С. Я. Коварская, близка по силуэту венцу на портрете супруги Александра I работы Ж. А. Беннера 1817 г. из собрания Государственного Эрмитажа [59, с. 164].
Гораздо более искусной и детализированной является работа ювелира, исполнившего погребальную корону Марии Федоровны в 1828 г. Поскольку вдовствующая императрица скончалась в Петербурге, мастер, скорее всего, имел перед глазами в качестве образца либо саму Малую корону покойной, либо детальный рисунок с нее. Об этом говорит невероятная схожесть погребальной короны Марии Федоровны 1826 г. с Малой короны императрицы Марии Александровны, которую создал придворный ювелир Леопольд Зефтиген в 1855 г. для будущей коронации. Это единственная сохранившаяся Малая императорская корона, которая сейчас находится на выставке «Алмазный фонд» Гохрана России. Интересно, что раньше (до выхода в 2002 г. в свет статьи Р. Гафифуллина) [57] в научной литературе ошибочно считалось, что в Алмазном фонде хранится Малая корона императрицы Елизаветы Алексеевны, исполненная в 1801 г. ювелиром Якобом Дювалем.
Сходство между этими двумя коронами не только в общем абрисе и форме венца, но и в малейшей деталировке: имитации формы и расположении камней, орнаментального узора на дугах и т.д. Это говорит о том, что Леопольд Зефтиген при создании нового венца для императрицы Марии Александровны в 1855 г. имел перед глазами образец. Однако Малая корона императрицы Марии Федоровны была разобрана в 1840 г. (а императрицы Елизаветы Алексеевны еще ранее — в 1838 г.). Тогда логично предположить, что образцом послужила Малая корона императрицы Александры Федоровны, супруги Николая I, которая в 1826 г. была создана придворным ювелиром И. В. Кейбелем [57, с. 25],[68, с. 130–132]. (Этот венец был разобран в 1865 г.) Так, на коронационном портрете императрицы Александры Федоровны кисти Д. Доу (оригинал находится в частном владении герцогов Девонширских в усадьбе Чатсуорт, Англия) отчетливо видна корона, очень близкая по форме и своему рисунку к венцу из Алмазного фонда. Отсюда следует, что три Малых короны XIX в. — Марии Федоровны (1797), Александры Федоровны (1826) и Марии Александровны (1855) — были почти идентичны.
Таким образом, исследование показало, что в XVIII столетии в России сформировался совершенно новый по своей форме погребальный церемониал, ориентированный на западноевропейские традиции, в котором значимую роль играли императорские короны. Поскольку зачастую траурные венцы разбирались и уничтожались после печальных мероприятий, то к каждым следующим похоронам создавались новые короны. Их художественный образ изменялся на протяжении XVIII–XIX вв. Это было связано и с изменением стилистических пристрастий в художественной культуре России, и со сменой придворных ювелиров, которые исполняли царский заказ. От пышных, дорогих, исполненных из разноцветных роскошных драгоценных камней погребальных корон постепенно к началу XIX в. перешли к серебряным позолоченным венцам, которые лишь имитировали образ императорской короны своего покойного владельца.
References
1. Vkhodyashchie bumagi po pechal'nomu komitetu 1825 i 1826 g. — RGADA. F. 1239. Op. 3. Ch.
2. D. 5692. 2.Vkhodyashchie bumagi po pechal'nym tseremoniyam pogrebeniya tel v Boze pochivshikh imperatorov i imperatrits 1855 g., 1860 g., 1880 g., 1881 g. — ORPGF MMK. F. 20. Op. 1. D. 193.
3. Dve knigi s opisaniem veshchei, postupivshikh v Masterskuyu i Oruzheinuyu Palatu v techenii 1728–1742 godov — RGADA. F. 396. Op. 2. Ch. 3. D. 1230.
4. Dela i dokumenty ob otpuske veshchei iz Masterskoi i Oruzheinoi palaty za 1730 g. — RGADA. F. 396. Op. 2. Ch. 3. D. 1461.
5. Dela po opisaniyu Masterskoi i Oruzheinoi palaty, a takzhe po priemu i otpusku iz neya raznykh veshchei, 1775–1801 g. — RGADA. F. 396. Op. 2. Ch. 3. D. 1490.
6. Dela s 1764 po 1773 g. po Almaznoi masterskoi — RGIA. F. 467. Op. 2. D. 104.
7. Delo o pogrebenii Korolya Pol'skago. 1798 g. — RGIA. F. 473. Op. 1. D. 203.
8. Delo ob uchrezhdenii komissii i prigotovlenii dlya koronatsii dragotsennostei, odezhdy baldakhinov i dr. veshchei. 1742 g. — RGADA. F. 248. Op. 110. D. 315.
9. Delo po pogrebeniyu Pavla I. 1801 g. — RGIA. F. 469. Op. 2. D. 1422.
10. Delo po pogrebeniyu pol'skogo korolya Stanislava Avgusta. 1798 g. — RGIA. F. 469. Op. 2. D. 1421.
11. Dokladnaya zapiska gof-intendanta Moshkova po raznym predmetam. 1730 g. — RGADA. F. 1239. Op. 3. Ch. 79. D. 35071.
12. Zhurnal zasedanii komissii po pogrebeniyu Pavla I. 1801 g. — RGIA. F. 469. Op. 2. D. 1423.
13. Zhurnal i opisanie tseremonii, byvshei pri pogrebenii tsarevny Praskov'i Ioannovny. 1731 g. — RGADA. F. 156. Op. 1. D. 52.
14. Zhurnal registratsii vkhodyashchikh bumag. 1855 g. — ORPGF MMK. F. 20. D. 57.
15. Zhurnaly zasedanii Masterskoi i Oruzheinoi palaty za 1826 g. — RGADA. F. 396. Op. 2. D. 1439.
16. Imennye i ob''yavlennye vysochaishie ukazy s 6 noyabrya po 8 dekabrya 1796 g. — RGIA. F. 468. Op. 1. D. 3912.
17. Naryad o risunkakh otnosyashchimsya do pechal'noi komissii v boze pochivsheisya imperatritsy Elizavety Petrovny na 71 listakh. 1762 g. — RGADA. F. 248. Op. 90. D. 7456.
18. O komandirovanii po vysochaishemu poveleniyu prisutstvuyushchago Ekspeditsii Kremlevskago stroeniya Gedeonova v gorod Belev s imperatorskoyu koronoyu dlya protsessii pri soprovozhdenii tela v Boze pochivshei gosudaryni Elizavety Alekseevny — RGADA. F. 1239. Op. 3. Ch. 63. D. 30466.
19. O pogrebenii v Peterburge korolya pol'skogo Stanislava. 1798 g. — RGADA. F. 12. Op. 1. D. 249.
20. Opisanie (pechatnoe) poryadka pri pogrebenii v S.Peterburge imp. Petra I i ego docheri tsesarevny Natal'i Petrovny. 10 marta 1725 g. — RGADA. F. 156. Op. 1. D. 44.
21. Opisanie pogrebeniya blagovernoi i velikoi knyagini Peraskevy Feodorovny kotoroe sovershilos' v sankt piterburkhe oktyabrya v 22 sego 1723 godu — OPI GIM. F. 180. D. 7.
22. Opisanie tseremonii byvshei v S.-Peterburge pri pogrebenii tsesarevny i gertsogini Meklenburgskoi Ekateriny Ioannovny. 1733 g. — RGADA. F. 156. Op. 1. D. 53.
23. Opis' veshcham Moskovskoi Oruzheinoi palaty, sostavlennoi v 1835 g. — ORPGF MMK. F. 1. D. 2.
24. Opis' veshchei Masterskoi Palaty sostoit iz 13-ti glav, sostavlena po osmotru 1727 goda knyazem Odoevskim i stol'nikom A. Savelovym — RGADA. F. 396. Op. 2. Ch. 3. D. 1226.
25. Perepiska komissii uchrezhdennoi dlya razdela ostavshegosya posle Ekateriny I dvizhimogo imushchestva mezhdu tsesarevnami. Ch. I, II. 1727 g. — RGADA. F. 14. Op. 1. D. 23.
26. Perepiska po muzeinym voprosam. 1855 g. — ORPGF MMK. F. 20. D. 53.
27. Pechal'naya komissiya o pogrebenii Elizavety Petrovny. Reestr protokolam i zhurnalam i predlozheniyam. 1761–1762 g. — RGADA. F. 248. Op. 90. D. 7452.
28. Pis'mo Ivana Zotova arkhiereyu s opisaniem pogrebeniya tsaritsy Marfy Matveevny. 1716 g. — RGADA. F. 2. Op. 1. D. 181.
29. Po Pechal'noi tseremonii imperatritsy Elizavety Alekseevny. 1826 g. — RGADA. F. 1239. Op. 3 D. 11372.
30. Pokhorony tsaritsy Marfy (1715). Risunok. — OR RNB. F. 713. D. 1220.
31. Protokoly Masterskoi i Oruzheinoi palaty za 1730 g. — RGADA. F. 396. Op. 2. Ch. 2. D. 1348.
32. Reestr knige vkhodyashchim v Kabinet iz prisutstvennykh mest i ot drugikh person, soobshcheniyam, pis'mam i protchim delam 1724 goda — RGADA. F. 9. Otd. II. Op. 4. Kn. № 67.
33. Risunki i nadpisi k triumfal'nym vorotam po sluchayu koronatsii Petra II. 1728 g. — RGADA. F. 156. Op. 1. D. 246.
34. Fotofiksatsiya vskrytiya grobnits v Voznesenskom monastyre. 1929 g. — ORPGF MMK. F. 60. Op. 1. D. 51.
35. Tseremonial o pogrebenii velikoi knyazhny Anny Pavlovny. 1728 g. — RGIA. F. 473. Op. 1. D. 182.
36. Tseremonial o pogrebenii tsarevny Ekateriny Ioannovny, gertsogini Meklenburg-Shverinskoi. 1733 g. — RGIA. F. 473. Op. 1. D. 188.
37. Tseremoniya, byvshaya v S.Peterburge pri vynose i pogrebenii tsarevny Natal'i Alekseevny. Noyabr' 1717 g. — RGADA. F. 156. Op. 1. D. 39. Literatura
38. Anne Mézin, Vladislav s. Ržéuckij. Projet d’un dictionnaire des Français en Russie au XVIII siècle // Cahiers du monde russe, 43 / 2 et 3, avril-septembre 2002.
39. Ageeva O. G. K istorii traurnogo tseremoniala Romanovykh petrovskogo vremeni: redkii risunok pogrebeniya predstavitel'nitsy tsarskoi sem'i (iz OR RNB) // Petrovskoe vremya v litsakh – 2007: Materialy nauchnoi konferentsii. SPb., 2007. S. 5–13.
40. Ageeva O. G. Peterburgskii traurnyi tseremonial doma Romanovykh v nachale XVIII v. // Fenomen Peterburga: Trudy Vtoroi Mezhdunarodnoi konferentsii, sostoyavsheisya 27–30 noyabrya 2000 g. vo Vserossiiskom muzee A. S. Pushkina. SPb., 2001. Vyp. 2. S. 491–505.
41. Ageeva O. G. Tseremonial pogrebeniya tsaritsy Praskov'i Fedorovny: redkii dokument po istorii russkogo dvora nachala XVIII veka // Petrovskoe vremya v litsakh — 2015: Materialy nauchnoi konferentsii. SPb., 2015. S. 5–11.
42. Alekseeva M. A. Izobrazheniya koronatsionnykh i pogrebal'nykh tseremonii XVIII v.: izdannye i neizdannye al'bomy // Vspomogatel'nye istoricheskie distsipliny. T. 26. SPb., 1998. S. 232–240.
43. Aronova A. A. Poslednee torzhestvo imperatritsy Elizavety Petrovny // Iskusstvoznanie. Vyp. 3. M., 2016. S 98–135.
44. Berkhgol'ts F. V. Dnevnik kamer-yunkera Fridrikha-Val'gel'ma Berkhgol'tsa. 1721–1725. Ch. 1 // Neistovyi reformator. M., 2000.
45. Berkhgol'ts F. V. Dnevnik kamer-yunkera Fridrikha-Val'gel'ma Berkhgol'tsa. 1721–1725. Ch. 3–5 // Yunost' derzhavy. M., 2000.
46. Bolotina N. Yu. Poslednii put' tsarevny Praskov'i Ivanovny: tseremonial pokhoron chlena imperatorskoi familii Romanovykh // Romanovy v doroge. Puteshestviya i poezdki chlenov tsarskoi sem'i po Rossii i za granitsu. Sb. st. SPb., 2016. S. 23–32.
47. Bykova Yu. I. K voprosu ob avtorstve koronatsionnykh regalii imperatritsy Anny Ioannovny // Petrovskoe vremya v litsakh – 2013. Sbornik statei. Gos. Ermitazha. S. 102–114.
48. Bykova Yu. I. Koronatsionnye ventsy Ekateriny I i Petra II. Skhodstvo i razlichiya // Petrovskoe vremya v litsakh – 2014. Sbornik statei. Gos. Ermitazha. SPb., 2014. S. 91–104.
49. Bykova Yu. I. Koronatsionnye regalii imperatritsy Anny Ioannovny. K voprosu ob avtorstve i obstoyatel'stvakh sozdaniya // Materialy i issledovaniya / FGBUK «Gos. ist.-kul't. muzei "Moskovskii Kreml'"». Vyp. 23. M. 2015. S. 118–141.
50. Bykova Yu. I. Novye svedeniya o tvorchestve pridvornogo yuvelira Yakoba Dublona (1702–1768) i ego rol' v sozdanii Malykh imperatorskikh koron // Kul'tura i iskusstvo. – 2018. – № 12. S. 29–44. – elektronnaya publikatsiya – https:// nbpublish.com/library_read_article.php?id=28356.
51. Bykova Yu. I. Novye svedeniya ob avtorstve korony imperatora Petra II // Petrovskoe vremya v litsakh – 2015. Trudy Gosudarstvennogo Ermitazha. T. 78. SPb., 2015. S.99–108.
52. Bykova Yu. I. Pridvornyi yuvelir Samson Larionov i imperatorskie korony pervoi poloviny XVIII veka // Materialy i issledovaniya / FGBUK «Gos. ist.-kul't. muzei "Moskovskii Kreml'"». Vyp. 27. M., 2016. S. 195–221.
53. Bykova Yu. I. Regalii v pogrebal'nom tseremoniale doma Romanovykh v pervoi polovine XVIII veka // Petrovskoe vremya v litsakh – 2017. Trudy Gosudarstvennogo Ermitazha. Vyp. XC. SPb., 2017. S. 81–92.
54. Bykova Yu. I. Yuvelirnaya masterskaya pri russkom imperatorskom dvore v XVIII veke // Materialy i issledovaniya / FGBUK «Gos. ist.-kul't. muzei "Moskovskii Kreml'"». Vyp. 29. M., 2019. S. 244–267.
55. Veber F. Kh. Zapiski Fridrikha Vebera o Petre Velikom i ego preobrazovaniyakh // Russkii arkhiv. 1872. Vyp. 7. S. 1334–1457.
56. Gavrilova L. M. Rossiiskaya imperiya i Orden Svyatogo Ioanna Ierusalimskogo. Regalii Ordena v Muzeyakh Moskovskogo Kremlya // Sokrovishcha Mal'tiiskogo ordena. Devyat' vekov sluzheniya vere i miloserdiyu. Katalog vystavki. M., 2012. S. 216–241.
57. Gafifullin R. R. Korona russkikh imperatrits // Russkii antikvar'': Al'manakh dlya lyubitelei iskusstva i stariny. Vyp. 1. M.-SPb., 2002. S. 21–28.
58. Drevnyaya rossiiskaya vivliofika, soderzhashchaya v sebe sobranie drevnostei rossiiskikh, do istorii, geografii i genealogii rossiiskiya kasayushchikhsya, izdannaya Nikolaem Novikovym. Izd. 2-e. Ch. XIV. M., 1790. S. 111–122.
59. Kovarskaya S. Ya. Proizvedeniya masterov Moskvy pervoi poloviny XIX veka: katalog sobraniya / Gos. istoriko-kul'turnyi muzei-zapovednik «Moskovskii Kreml'». M., 2017.
60. Kovarskaya S. Ya. Pogrebal'nye tseremonial i regalii pri Rossiiskom imperatorskom dvore pervoi poloviny XIX veka // Materialy i issledovaniya / Muzei Moskovskogo Kremlya. Vyp. 30. (v pechati).
61. Kovarskaya S. Ya. Pogrebal'nye tseremonial i regalii pri Rossiiskom imperatorskom dvore pervoi poloviny XIX v. // Verkhovnaya vlast', elita i obshchestvo v Rossii XIV – pervoi poloviny XIX v.: Rossiiskaya monarkhiya v kontekste evropeiskikh i aziatskikh monarkhii i imperii: Vt. mezhdunar. nauch. konf.: Tezisy dokladov. M., 2009. S. 79–81.
62. Kostina I. D. Proizvedeniya moskovskikh serebryanikov pervoi poloviny XVIII veka. M., 2003.
63. Kotoshikhin G. K. O Rossii, v tsarstvovanie Alekseya Mikhailovicha. Sovremennoe sochinenie Grigoriya Kotoshikhina. Izdanie arkheograficheskoi komissii. SPb., 1859.
64. Kraevskii A. I. Pol'skie korony rossiiskikh imperatorov. Analiz i atributsiya koron korolevskogo i imperatorskogo tipov // Rossiya – Pol'sha. Dva aspekta evropeiskoi kul'tury. Sbornik statei 18 Tsarskosel'skoi konferentsii. SPb., 2012. S. 294–301.
65. Kraevskii A. I. Pol'skie korony Moskovskogo Kremlya // Yuvelirnoe iskusstvo i material'naya kul'tura: tezisy dokladov uchastnikov XVII kollokviuma (14–18 aprelya 2009, Gosudarstvennyi Ermitazh). SPb., 2009. S 61–65.
66. Kuznetsova L. K. Georg-Fridrikh Ekart i Almaznaya masterskaya. Ego otnosheniya s Poz'e i rabota nad koronoi Ekateriny II // Pamyatniki kul'tury. Novye otkrytiya: Pis'mennost'. Iskusstvo. Arkheologiya. Ezhegodnik 1989. M., 1990. S. 379–391.
67. Kuznetsova L. K. Izgotovlenie regalii imperatritsy Elizavety Petrovny // Yuvelirnoe iskusstvo i material'naya kul'tura. Tezisy dokladov. SPb., 2007. S. 41–46.
68. Kuznetsova L. K. Peterburgskie yuveliry XIX – nachala XX v. Dinastii znamenitykh masterov imperatorskoi Rossii. O shedevrakh, ikh sozdatelyakh, vladel'tsakh i neprostykh sud'bakh v uvlekatel'nom izlozhenii neprevzoidennogo znatoka yuvelirnogo iskusstva. M., 2017. S. 130–132.
69. Kuznetsova L. K. Peterburgskie yuveliry. Vek vosemnadtsatyi, brilliantovyi…M., 2009.
70. Logunova M. O. Konchina i pokhorony Stanislava Avgusta Ponyatovskogo // Rossiya – Pol'sha. Dva aspekta evropeiskoi kul'tury. Sbornik statei 18 Tsarskosel'skoi konferentsii. SPb., 2012. S. 362–374.
71. Logunova M. O. Pechal'nyi ritual imperatorskoi Rossii. M., 2011.
72. Mirolyubova G. A. Poslednii put' // Aleksandr I. «Sfinks, ne razgadannyi do groba». Katalog vystavki. SPb, 2005. S. 160–181.
73. Opisanie koronatsii eya velichestva imperatritsy Ekateriny Alekseevny, torzhestvenno otpravlennoi v tsarstvuyushchem grade Moskve 7 maya 1724 godu. SPb, 1724.
74. Opis' Moskovskoi Oruzheinoi palaty. Ch. 1. M., 1884.
75. Plen grafa Gordta v Rossii (1759–1762 gg.) // Russkii arkhiv. 1877. T. 2. Vyp. 7. S. 294–326.
76. Poz'e I. Zapiski pridvornogo brillianshchika Poz'e o prebyvanii ego v Rossii. S 1729 po 1764 g. / Soobshch. i per. A.A. Kunika // Russkaya starina, 1870. T. 1. Izd. 2-e. SPb., 1871. S. 42–127.
77. Prokop'ev A. Yu. Pogrebenie Petra Velikogo: protestantskii standart v pravoslavnoi Rossii // Severnaya voina, Sankt-Peterburg i Evropa v pervoi chetverti XVIII v. Materialy mezhdunarodnoi konferentsii. SPb., 2007. S. 46–67.
78. Yul' Yu. Zapiski Yusta Yulya datskogo poslannika pri russkom dvore (1709–1711) / Per. Yu.N. Shcherbacheva // Russkii arkhiv, 1892. Vyp. 9. S. 5–48.
|