The Cultural Policy in Kabardino-Balkaria in the 1920s-1930s

Tkhamokova Irina Khasanovna PhD in History Senior Research Associate, Institute of Research in the Humanities, Branch of the Kabardino-Balkaria Scientific Center of the Russian Academy of Sciences 360051, Russia, respublika Kabardino-Balkarskaya, g. Nal'chik, ul. Pushkina, 18 omarakana@mail.ru Other publications by this author     Bazieva Gulfiya Dzhamalovna PhD in Philosophy Senior Scientific Associate, Institute for Humanities Research - Branch of the Kabardino-Balkaria Scientific Center of the Russian Academy of Sciences 360051, Russia, respublika Pushkina, g. Nal'chik, ul. Pushkina, 18 gbaz@mail.ru

Sabanchieva Lyubov' Khabizhevna PhD in History Senior Research Associate, Institute for Humanities Research - Branch of the Kabardino-Balkaria Scientific Center of the Russian Academy of Sciences 360051, Russia, respublika Kabardino-Balkarskaya, g. Nal'chik, ul. Pushkina, 18 sablyu@mail.ru

В связи с процессами глобализации проблемы развития культуры приобрели особую актуальность как в современной науке, так и в реальной политике. Они являются предметом острых споров, в том числе и в Кабардино-Балкарии. Однако истоки современного состояния культуры во многом берут свое начало в 1920-1930-х гг., что заставляет вновь обратиться культурным трансформациям того периода.

Кабардино-Балкария с 1922 по 1936 г. была автономной областью, а затем – автономной республикой, что предопределило особенности проводившейся там культурной политики. В советских автономиях вопрос стоял не просто о развитии новой, социалистической культуры, как по всей стране, но о «преодолении фактической отсталости» живущих там народов, а также о развитии национальной культуры – письменности и образования на родных языках, литературы, театра, средств массовой информации на этих языках ^{[11, ч. 1, с. 559]}.

Кабардинцы и балкарцы – мусульмане, что тоже оказало влияние на культурную политику. Еще в ноябре 1917 г. советская власть пообещала мусульманам свободу и неприкосновенность их верований и обычаев, их национальных и культурных учреждений ^{[5, т. 1, с. 114]}. Период относительной терпимости к исламу продлился недолго, но его особенности требуют специального исследования. Однако долгое время этой проблеме не уделялось должное внимание.

Советские ученые многое сделали для изучения культурного строительства в Кабардино-Балкарии. В большинстве их исследований реализован один общий подход – противопоставление «вековой отсталости» народов Кабардино-Балкарии и выдающихся достижений их культуры в советский период ^{[7; 22]}. В постсоветское время акценты несколько смещаются. Историки пишут о негативных последствиях социальных и культурных трансформаций 1920-1930 гг., о нарушении культурной преемственности и этнокультурной идентичности, об утрате исторической памяти ^{[4; 8]}. Изменения культуры этого периода стали рассматриваться как разновидность процесса модернизации ^[14].

Опираясь на работы предшественников, авторы ставят перед собой цель выявить особенности культурной политики и общие тенденции в развитии системы образования, национальных языков и письменности, а также художественной культуры Кабардино-Балкарии в 1920-1930-е гг. Особое внимание уделяется отношению власти к религии и его влиянию на перечисленные процессы.

Поскольку культурная политика на протяжении указанного периода претерпела ряд существенных изменений, то выделение переломных моментов в ходе ее развития – еще одна задача исследования.

Статья основана на анализе нормативных актов и других документов, как хранящихся в архивах, так и опубликованных. Некоторые из архивных документов впервые вводятся в научный оборот.

Религия воспринималась советским государством как враждебная сила, с которой оно вело непримиримую борьбу. Православие, которое в Российской империи являлось государственной религией, потеряло этот статус уже после февральской революции 1917 г. В дальнейшем атеистическая идеология и политика Советского государства поставили церковь в исключительно сложное положение. В советский период в Кабардино-Балкарии абсолютное большинство православных храмов были разрушены или отданы другим организациям на нужды образования, просвещения и культуры. В немногочисленных оставшихся приходах периодически возникали проблемы, связанные с церковной деятельностью. Так, в 1920 г. имущество Михаило-Архангельской церкви станицы Пришибской было объявлено народным ^{[31, л.21]}. В 1927 г. был запрещен колокольный звон Нальчикской православной церкви под тем предлогом, что он мешает учиться курсантам расположенного неподалеку учебного городка ^{[29, л. 13]}. В 1928 г. было принято решение о переносе этой церкви, но фактически она была закрыта и разрушена, а новая появилась только в годы войны ^{[32, л.152-153]}. В 1929 г. был запрещен церковный съезд ^{[28, л.2]} и т.п.

К исламу советская власть до окончания Гражданской войны проявляла толерантность, выражением которой явилось широкое привлечение мусульманского духовенства к работе в местных органах исполнительной и судебной власти. Среди очевидных союзников советской власти на этом этапе были Н. Катханов и его сторонники, провозгласившие лозунг «Да здравствует шариат и советская власть!», и стремившиеся приспособить нормы ислама к изменяющимся социальным условиям.

Население приветствовало веротерпимость государства. В первые годы советской власти шариатские суды были поддержаны практически всеми слоями общества. Они просуществовали до 1925 г. Но в 1920 гг. нарастает тенденция к вытеснению традиционного влияния ислама. ХII съезд коммунистической партии постановил: «Принимая во внимание, что 30-миллионное мусульманское население Союза республик до сих пор почти в неприкосновенности сохранило многочисленные, связанные с религией средневековые предрассудки, используемые для контрреволюционных целей, необходимо выработать формы и методы ликвидации этих предрассудков, учитывая особенности различных национальностей» ^{[11,ч. 1, с. 744]}.

Постепенно борьба с «засильем мулл» развернулась по всем направлениям. Это выразилось в деятельности, направленной на «обессиление медресе», передаче мечетей под различные светские нужды ^{[12, т.1, с. 74, 82-83; т.2, с. 53]}, раскол мусульманского духовенства, лишение духовенства экономической базы путем передачи шариатских сборов в ведение ККОВ (Крестьянские Комитеты Общественной Взаимопомощи), ограничение рамок религиозного образования, в борьбе со знахарской деятельностью мулл, лишение их избирательных прав и т.п. В совокупности, указанные действия советской власти в значительной степени сократили полномочия служителей мусульманского культа, существенно ограничив область их влияния на общественную жизнь народов.

Религиозные притеснения явились причиной выступлений населения против власти, примером которых являются так называемые Баксанские события 1928 г. ^{[6; 13]}. После их подавления усиливаются наступление на ислам, репрессии мусульманского духовенства, в результате чего в Кабардино-Балкарии не осталось ни одной официально действующей мечети ^{[14, с. 194]}

Несмотря на антирелигиозную работу партийных органов, духовная жизнь верующих шла своим чередом. Бюро Кабардино-Балкарского обкома ВКП(б) от 15 января 1929 года установило 6 дополнительных дней отдыха для религиозных праздников, среди которых 4 были православными ^{[35, л.12]}. Поскольку документ шел под грифом «Совершенно секретно», можно предположить, что это была вынужденная мера, оправдывающая многочисленные прогулы и провал антирелигиозной пропаганды, а вовсе не забота о верующих. Параллельно разрешительным мерам шла работа по искоренению религиозных чувств. Она опиралась на нормы законов, которые к тому времени претерпели большие изменения не в пользу верующих. В 1929-1931гг. ВЦИК принял ряд антирелигиозных документов – «О религиозных объединениях», «О борьбе с контрреволюционными элементами в руководящих органах религиозных организаций» и др. Из ст.4 Конституции страны было изъято положение о праве граждан на свободу религиозной пропаганды. В республике в соответствии с ними были составлены различные планы по борьбе с «религиозными пережитками». Хотя в обширных предложениях республиканской комиссии по усилению антирелигиозной работы основной упор делался на борьбу с мусульманским духовенством, некоторые пункты касались и других конфессий. При этом предлагался дифференцированный подход, и верующие Кабардино-Балкарии в зависимости от конфессиональной принадлежности были разделены на три категории: город Нальчик и все русские районы; районы с кабардинским и балкарским населением и районы с немецким и польским населением ^{[36, л. 31-42]}.

К 30-м годам XX в. антирелигиозная пропаганда и наступление на церковь усиливаются. В своей борьбе с церковью административные органы использовали как идеологические, так и экономические методы. Например, причиной закрытия церквей объявлялось желание самих жителей ликвидировать их или необходимость размещения в них школ или объектов культуры. В своем докладе в 1929 году благочинный С. Касимов отмечал: «Развал церкви, с одной стороны, настроения среди верующих и отчаянное положение духовенства, с другой стороны, ужасное материальное положение всех вообще, тихоновщина, монахи-гастролеры – все это наполняло горячую душу благочинного, и нужно было все это уладить, много нужно было предотвратить и испорченное исправить, а это все было делать очень трудно» ^{[28, л. 4]}. Как видно из сообщения, все эти трудности вызвали брожение в церквях и приходах благочиния. Закрытие или снос церковных зданий в Кабардино-Балкарской области продолжались вплоть до 40-х годов.

В борьбе с религией большие надежды возлагались на Союз воинствующих безбожников (СВБ). Анализ архивных материалов показал: в Кабардино-Балкарии эти надежды не оправдались. В документах отмечалось крайне неудовлетворительное состояние и даже «полный развал СВБ», конечно же, «врагами народа», проникшими в организацию с целью ее ликвидации ^{[39, л. 76, 80, 81]}. Отмечалось также, что «крайне неудовлетворительно поставлена антирелигиозная пропаганда на кабардинском, балкарском, еврейском языках» ^{[38, л. 1,8,9]}. Номинальный рост численности членов СВБ «с 1441 человека в 1938 до 11тыс. в 1939 году» не принес никаких изменений, о чем свидетельствует протокол заседания бюро КБ обкома ВКП(б) от 5 мая 1939 года «О состоянии работы республиканского Совета СВБ», откуда извлечены предыдущие сведения.

Как видно из приведенных документов, антирелигиозная пропаганда не смогла искоренить веру как духовную категорию сознания, хотя материальной базе религии был нанесен сокрушительный удар. В Кабардино-Балкарии и в 1920-30 гг. осуществляли религиозную деятельность представители различных конфессий в своих общинах. В целом здесь можно было наблюдать стабильную религиозную ситуацию.

Школьное образование привлекало постоянное внимание советского государства, издавшего множество декретов и постановлений, которые провозгласили отделение школы от церкви, право на образование на родных языках, ввели всеобщее обязательное начальное обучение и т. д. ^{[17, с. 12, 14, 105-112, 132, 145]}.

В начале XX в. на Северном Кавказе, как и по всей России, существовали светские и религиозные школы. В русских селах и станицах это были церковно-приходские школы, в кабардинских и балкарских аулах – мусульманские. В предреволюционные годы появились медресе нового типа, в которых изучались не только арабский язык и основы мусульманского вероучения, но и общеобразовательные предметы. Церковно-приходские школы еще Временным правительством были переданы министерству народного просвещения. Большевики, придя к власти, подтвердили это решение и неукоснительно выполняли его. Мусульманские школы, пользовавшиеся большой поддержкой населения, какое-то время продолжали работать параллельно с советскими школами.

В первые годы советской власти многие деятели, в том числе восточноориентированного просветительства (Н. А. Цагов, П. И. Тамбиев, И. Я. Акбаев, С. О. Шахмурзаев и др.), активно включаются в процессы ликвидации безграмотности и создания учебных заведений нового типа, надеясь на сохранение мусульманских школ. Однако достаточно широкое функционирование мусульманских учебных заведений (на 1 января 1925 в Кабардино-Балкарии насчитывалось 10 медресе и около 100 низших мусульманских школ-мектебов) ^{[34, л. 18]} на фоне слабого распространения светского образования не могло устраивать новую советскую власть. Как говорил один из руководителей Кабардино-Балкарии Б. Э. Калмыков, «мы ни на одну минуту не должны забывать о том, что мы формируем нового кабардинца, нового балкарца» ^{[9, с. 193]}. С этой задачей мусульманские школы едва ли могли справиться. После того как начались гонения на мусульманское духовенство, в Кабардино-Балкарии не осталось ни одного медресе, ни одной школы арабского языка ^{[14, с. 194]}.

В то же время быстро увеличивалось количество советских школ – с 37 в 1920 г. до 68 в 1924 г. и до 212 в 1931 г. ^{[12, т.1, с. 56, 123]}. Это позволило за короткий срок добиться больших успехов в повышении уровня образования народов Кабардино-Балкарии.

В связи с развитием школьного образования встал вопрос о языке обучения. В мусульманских духовных школах это был арабский язык, но для советской власти он был неприемлем. Против него выдвигались как чисто практические, так и идеологические аргументы. Руководство области полагало, что образование на родном языке облегчает «по сравнению с арабской письменностью обучение грамоте населения области и борьбу с контрреволюционным панисламизмом» ^{[33, л. 65]}. Но оно понимало также необходимость изучения русского языка как языка межнационального общения ^{[9, с. 85]}.

С 1923 г. в школах Кабардино-Балкарии было введено изучение родного языка ^{[12, т. 1, с. 53]}. Сотни учителей (среди них были и бывшие преподаватели мусульманских школ) проходили курсы переподготовки для того, чтобы соответствовать новым требованиям. Уже в 1920 г. в Нальчике были открыты учительские курсы для кабардинцев и балкарцев. В 1923 г. курсы учителей родного языка выпустили около 50 учителей ^{[12, т. 1, с. 31, 53]}. В мае 1925 г. на курсах по переподготовке занималось 75 учителей-кабардинцев и 25 балкарцев. В программу курсов входил родной язык, русский язык, математика, естествознание и т. д. ^{[27, л. 58, 70]}. В 1926 г. работали месячные курсы ликвидаторов неграмотности для кабардинцев, балкарцев и горских евреев ^{[23, л. 190]}. Будущие учителя получали образование и за пределами Кабардино-Балкарии – во Владикавказе, в Краснодаре, Ростове, Москве, Петрограде.

В 1924 г. в Нальчике был открыт Ленинский учебный городок, главной задачей которого являлась подготовка «национальных кадров», в том числе и учителей, но также и партийных, советских и хозяйственных работников ^{[24, л. 148]}. В 1932 г. был создан Кабардино-Балкарский педагогический институт, в 1937 г. он был переведен в Нальчик. Высшее образование стало более доступным для жителей республики, но кабардинцев и балкарцев среди студентов первоначально было немного: в 1940 г. из 342 студентов было только 67 кабардинцев и балкарцев ^{[3, с. 321]}.

Для развития образования на родных языках нужна была письменность. Еще в досоветские времена неоднократно делались попытки создать письменность для кабардинского и балкарского языков на основе арабского алфавита или на основе кириллицы. Письменность на арабской графической основе использовалась для издания книг и даже газеты. Некоторое время она применялась и после революции и гражданской войны. Так, в 1921 г. было издано «400 экземпляров кабардинских букварей с арабским шрифтом» ^{[12, т. 1. с. 32]}. Одновременно делались попытки создать новую письменность ^{[12, т.1, с. 28, 30, 32]}. Советская власть была против арабской графики по той же причине, по которой она выступала против изучения арабского языка.

Оставался выбор – создавать алфавиты на основе кириллицы или латиницы. Для балкарского языка на протяжении нескольких лет использовалась кириллица: «Азбука для населения Балкарии издана в 1923 г. осенью, шрифт взят русский, что значительно облегчило работы по печатанию» ^{[12, т. 1, с. 54]}. Однако в тот период для многих языков страны создавалась латинизированная письменность. Разрабатывалась она даже для русского языка ^{[1, с. 70]}. Балкарская письменность в соответствии с господствующей тенденцией тоже перешла с кириллицы на латиницу.

Для кабардинского языка изначально предпочли латиницу: «Зимой 1924 г. была разработана кабардинская азбука на латинском шрифте» ^{[12, т. 1, с. 53]}. Началось издание книг (прежде всего – учебников) на кабардинском и балкарском языках ^{[25, л. 419]}, которое в последующие годы непрерывно расширялось ^{[12, т. 2, с. 166, 174]}.

Языки народов области стали использоваться и в периодической печати. В газете «Карахалк» печатались статьи на русском, кабардинском, балкарском и татском языках, затем появились отдельные газеты на кабардинском и балкарском языках. ^{[12, т. 2, с. 166-167, 173]}.

Не только кабардинцы и балкарцы, но и другие народы республики должны были получать образование на родном языке. В 1926 г. в Нальчике состоялся краевой съезд горских евреев, участники которого отмечали, что «вопрос об издании учебников и литературы на татском языке необходимо поставить ребром». В то же время они считали «необходимым введение русского языка во все татские школы» и «в принципе необходимым и целесообразным переход с еврейского алфавита на общепринятый латинский алфавит» ^{[26, л. 178-179]}. Учителя, которые должны были преподавать родной язык в горско-еврейской школе, получали образование в Дагестане ^{[30, л. 41]}.

В середине 1930-х гг. в культурной политике СССР происходит еще один поворот, отмеченный многими исследователями ^{[1, с. 87; 21, с. 241]} . Непосредственной целью партии и государства в этот период становится построение социализма в одной стране, т.е. СССР ^{[11, с. 746]}. По этой причине письменность на основе латинского алфавита, которая должна была сблизить народы Советского Союза и зарубежных стран, теряет свою актуальность и заменяется во многих случаях кириллицей ^{[1, с. 87]}. В 1936 г. Кабардино-Балкарский обком ВКП(б) инициировал перевод кабардинской письменности на кириллическую основу. Аргументировали это тем, что созданный на латинской графической основе кабардинский алфавит имел ряд недостатков, а главное – затруднял «усвоение кабардинским народом русского языка и культуры, и обратно – русским населением кабардинского языка и культуры» ^{[12, т. 2, с. 179]}. Балкарская письменность тоже вернулась к кириллице ^{[12, т. 2, с. 182]}. Власти объясняли это теми же причинами, что и в случае с кабардинским языком ^{[33, л. 64]}. Некоторые ученые отмечали, что эта реформа способствовала развитию социальных функций языков в образовании, культуре, науке ^{[21, с. 243]}. Но в то же время многим жителям республики пришлось заново учиться читать и писать, учебники пришлось заново издавать. Затем выяснилось, что и в новой письменности есть ряд недостатков, неоднократно поднимался вопрос о ее реформировании, но это не мешает ей сохраняться и в настоящее время.

В 1938 г. было принято постановление об обязательном изучении русского языка в школах союзных и автономных республик. В Кабардино-Балкарии его изучали и раньше, но теперь его преподавание должно было подняться на более высокий уровень. Русский язык должен был стать языком межнационального общения в СССР, способствовать экономическому и культурному развитию народов страны, приобщению «национальных кадров» к специальным и научным знаниям. Он был необходим для успешной службы в Красной армии ^{[15, с. 627]}. Но главное – русский язык, по мнению власти, был нужен для освоения советской идеологии, для чтения в оригинале трудов Ленина и Сталина ^{[33, л. 64]}. Если на протяжении 1920 – начала 1930 гг. власти уделяли особое внимание образованию школьников Кабардино-Балкарии на родных языках, то теперь роль родных языков постепенно начинает снижаться, а роль русского языка – возрастать. Интерес к русскому языку среди кабардинцев и балкарцев усиливался в связи с тем, что он открывал дорогу к высшему образованию и к успешной карьере.

В 1920-1930-х гг. в Кабардино-Балкарии была создана советская система образования, включавшая учебные заведения разного уровня – от начальных школ до педагогического института.

Художественная культура также привлекала постоянное внимание советской власти. В 1921 году Х съезд РКП (б) принял резолюцию «Об очередных задачах партии в национальном вопросе». Развитие культуры и образования рассматривалось в данной резолюции как важнейшее звено в строительстве нового социалистического строя ^{[11, ч. 1, с. 559]}. В 1920-е гг. проходят различные совещания по вопросам культурного строительства: по литературе (1925), театру (1927), кинематографии (1928) и др. В резолюциях и рекомендациях данных совещаний, помимо общих целей культурной революции и основных задач партии в области искусства и литературы, выдвигались также задачи культурно-просветительной работы в национальных республиках и областях, предусматривались меры помощи в ускорении культурного развития. В 1927 году на XV съезде ВКП (б) было обращено особое внимание на необходимость повышения культурного уровня населения, развития национальных культур в СССР и рекомендовано увязать план культурного строительства с индустриализацией страны ^{[11, ч. 2, с. 345]}.

В мусульманских регионах СССР организовываются новые виды и формы художественной деятельности, направленные на формирование национальной творческой интеллигенции. В 1933 г. были созданы Кабардино-Балкарский ансамбль песни и танца, оргкомитет Союза советских писателей Кабарды и Балкарии, а также областная студия национального искусства, целью которой была подготовка кадров для будущего театра.

В 30-е гг. начинает активно развиваться массово-зрелищная культура, нацеленная на прославление идей социализма, провозглашение идей равенства и братства всех народов СССР. Во Всесоюзной олимпиаде 1932 г. участвовало 2500 человек, объединенных в 102 самодеятельных коллектива, выступления участников прозвучали на 25 языках народов СССР ^{[10, с. 197]}.

После успешного выступления коллективов Кабардино-Балкарии в олимпиадах 1931-1932 гг. Кабардино-Балкарский областной комитет ВКП(б) принял решение о создании новых профессиональных коллективов и обучении талантливой молодежи профессиональному искусству. С этой целью в Ленинском учебном городке (ЛУГ) были открыты кружки: танцевальный, хоровой, драматический, изокружок и театр рабочей молодежи (ТРАМ).

В 1935 г. в ГИТИСе им. Луначарского были созданы кабардинская и балкарская студия, что позволило в дальнейшем открыть государственный Кабардинский театр (1936 г.), а также в 1937 г. – Балкарский передвижной театр ^{[12, т. 2, с. 121, 123]}. В творческой деятельности театров ведущую роль занимали агитпьесы и пьесы русских авторов, переведенные на родной язык, так как национальная драматургия была слабо развита.

1 февраля 1939 года состоялось торжественное открытие Кабардинского государственного хора, а 3 августа 1940 года Балкарского хора. В 1940 году оба хора были объединены в единый Кабардино-Балкарский государственный хор. «С первых же дней своего существования хор активно включился в общественно-политическую и культурную жизнь города и республики. Почти ни одного важного мероприятия в республике не проходило в Нальчике, в котором бы он не принял участия» ^{[16, с. 20]}.

В январе 1939 г. бюро Кабардино-Балкарского обкома партии специально обсудило вопрос о развитии профессионального и самодеятельного искусства в республике, в ходе обсуждения было принято решение о том, что «развитие культуры должно идти по линии широкого приобщения трудящихся к русской и мировой культуре» ^{[37, л. 83]}.

Историческим событием стало издание в 1935 г. сборника «Поэзия горцев Кавказа» (под редакцией А. А. Суркова). После выхода книги М. Е. Талпа писал: «Самый факт выхода в свет такого сборника – исторический этап в развитии литературы народов Кабардино-Балкарии. Всего 10-11 лет существует у них письменность, и вот писатели области уже создали ряд вещей, заслуженно признанных достойными ознакомления с ними читателей всего Советского Союза» ^{[18, с. 205]}.

Литература Кабардино-Балкарии, как и культура других младописьменных народов СССР, призвана была продемонстрировать лучшие достижения советской национальной политики. Критический период перестройки национального сознания на советскую (русскую) культуру привел к тому, что восточно-ориентированная культура (Б. М. Пачев, К. Б. Мечиев, Т. М. Борукаев, П. Д. Шекихачев) вступает в явный или скрытый конфликт с русской (европейской) культурной моделью. Как пишет Ю. М. Тхагазитов: «Уже в 20-е годы намечается несколько путей формирования письменной национальной литературы с разными типами фольклорной ориентации, с разными типами взаимодействия с русской культурой, с разными уровнями освоения восточной (арабоязычной) культуры» ^{[20, с. 117]}.

В поэзии влияние восточного стихосложения очевидно в творчестве классиков национальных литератур (Б. М. Пачев, К. Б. Мечиев, С. О. Шахмурзаев, К. Ш. Кулиев и др.). Однако, в связи с тем, что формирование национальной письменной литературы происходило под большим влиянием арабского языка и восточной поэтики, стихи на тематику, распространенную в мусульманском мире (обездоленность простого человека, бедность, просьбы и обращения к справедливости и т. д.) подвергались строгой редакции.

К примеру, в книгу классика балкарской поэзии К. Мечиева (1859-1945) «Мени сёзюм» («Мое слово») (1939) вошли стихи, прославляющие советскую власть. Между тем, в творчестве поэта политические стихи занимали незначительное место и по сути являлись продолжением размышлений автора на тему социального неравенства, а также поиска лучшей «доли» для родного народа. Наиболее глубокие произведения поэта, которые были написаны в период паломничества в Мекку (1903, 1910), а также в годы скитаний по странам Востока и учебы в Дамаске и Каире (1900-1917), были изъяты. Сборник редактировался, – как отмечает А. М. Теппеев, – «соответственно требованиям социально-экономических, политических и культурных задач текущего десятилетия. Ни в предисловии К. Отарова, ни в самом составе сборника нет и намека на то, что автор – зрелый поэт, мудрый и трагический певец народных бед и страданий, человек, прошедший путь сложных религиозных и нравственных исканий» ^{[19, с. 98]}.

Советская идеология была направлена на стирание и нивелирование этнических и особенно конфессиональных различий, данные процессы не могли не повлиять на развитие художественной культуры региона, постепенно влияние восточного культурного канала заметно ослабевает и проявляется скорее в опосредованном воздействии ^{[2, с. 133]}.

Процессы развития художественной культуры Кабардино-Балкарии в 20-30 гг. могут быть рассмотрены как с позитивной, так и с негативной стороны. Итогом национально-культурной политики 1920-1930 гг. в Кабардино-Балкарии являлось внедрение системы светского образования, развитие профессиональной литературы, музыки, театра, открытие культурно-просветительских и научных учреждений. Достижения культуры этого периода несомненны. Однако наряду с этими положительными тенденциями наблюдается внедрение большого пласта инонациональных феноменов, чуждых национальному самосознанию и вызывающих отторжение.

Можно выделить два резких поворота в культурной политике в Кабардино-Балкарии в 1920-1930-е гг. Первый (в середине 1920-х гг.) выразился в отказе властей от относительной терпимости к исламу. С этого времени трансформация культуры народов Кабардино-Балкарии сводилась, главным образом, к насаждению атеизма и модернизационным процессам в области образования и культуры. Несмотря на то, что большая часть населения республики сохраняла религиозное сознание, влияние религии на образование или художественную культуру было в значительной степени устранено. Были закрыты не только все мечети, но и мусульманские школы, значительно уменьшилось влияние «восточного культурного канала».

Второй поворот происходит в середине 1930 гг. Он характеризуется, прежде всего, переводом письменности кабардинцев и балкарцев с латинизированной графической основы на кириллическую, а также усилением роли русского языка в образовании. Преобразование культуры народов Кабардино-Балкарии 1920-1930-х гг. оказало влияние на всю ее последующую историю.