Translate this page:
Please select your language to translate the article


You can just close the window to don't translate
Library
Your profile

Back to contents

Genesis: Historical research
Reference:

Men in gender interactions in the traditional Tuvan society

Mongush Artysh Maadyr-Oolovich

Postgraduate student, the department of Word History, Katanov State University of Khakassia; Scientific Associate, Tuva Institute for Humanities and Applied Socioeconomic Studies under the Government of the Republic of Tuva

667000, Russia, respublika Tyva, g. Kyzyl, ul. Kochetova, 4

art510@mail.ru

DOI:

10.25136/2409-868X.2019.6.30122

Received:

20-06-2019


Published:

27-06-2019


Abstract: The subject of this research is the men’s gender role within the system of the traditional Tuvan society and family. The goal of this work lies in examination of the role and status of men in family, social, and economic life of the traditional Tuvan society. The author considers such aspects of the topic as the gender differences with regards to child’s gender among Tuvans, superstitious beliefs associated with gender predetermination of a future child, symbolic birth rituals, etc. Special attention is turned to the role of a father in the upbringing process of boys, fostering skills in traditional farming, as well as acquisition of masculine features. The key research method is the systemic approach, which suggests studying the traditional Tuvan society as a system with a certain social role allotted to men. The principle of historicism allowed to objectively examine the status of men in Tuvan society in historical evolution. In conclusion, the author notes that men in the traditional Tuvan society was key link in procreation, responsible for preservation and reproduction of ethnocultural traditions and customs. The author also determined the gender peculiarities with regards to men at various age stages, revealed the process of male socialization, substantiated the leading role of Tuvan men in economic life.  


Keywords:

Tuvan society, gender, man, Tuvans, nomadic society, boys, education, masculinity, traditions, Tuvan family


В современных гуманитарных и социальных науках широкое развитие получают гендерные исследования. В отечественной науке гендерная проблематика стала почти обязательной темой многих конференций, растет число публикаций по гендерной социологии, психологии, лингвистике и этнологии. На фоне многочисленных «женских» исследований обнаруживается явный недостаток исследований по «мужской проблематике». В современном тувинском обществе, характеризующемся процессом стирания социальных граней между мужчиной и женщиной, снижения значимости института семьи и брака, актуальность приобретают исследования гендерных ролей и функций мужчины в традиционном тувинском обществе.

В дореволюционный период, начиная с конца XIX - начала XX вв., в контексте общей характеристики этноса роль тувинского мужчины фрагментарно рассматривалась в различных публикациях исследователей. Ценные сведения о хозяйственных занятиях, промыслах и роли тувинского мужчины в традиционном обществе тувинцев встречаются в работах таких исследователей (историков, лингвистов, географов, этнографов) дореволюционного периода как В.В. Радлов, Г.Н. Потанин, A.B. Потанина, Н.Ф. Катанов, А.В. Адрианов, П.Е. Островских, М.И. Райков и др. Более полными сведениями отличаются работы Е.К. Яковлева, Г.Е. Грумм-Гржимайло и Ф.Я. Кона.

В современном тувинском обществе мужские идеалы кочевого общества все еще живы. Также как и в кочевом обществе, мужчина рассматривается, как главный кормилец и защитник семьи. Это связано с тем, что кочевое скотоводство, как форма хозяйства, не могло появиться без мужчины. При кочевом образе жизни именно мужчина разведывал новые пастбищные угодья, нес дозорную службу, пас скот, выполнял роль добытчика, воина и защитника племени. Высокое положение мужчины в обществе можно рассмотреть, к примеру, со скифских времен, когда на территории Тувы зародилась цивилизация ранних кочевников. Сопроводительный инвентарь скифских могильников даёт вполне ясные свидетельства о том, что в круге занятий мужчин видное место занимало участие в военных походах, а круг занятий женщин включал ведение домашнего хозяйства и воспитание малолетних детей [4].

Гендерные различия в отношении пола человека у тувинцев начинались с момента зачатия ребенка. Приметы, связанные с предопределением пола будущего ребенка, символические родильные обряды носили гендерный аспект. Например, чтобы узнать пол будущего ребенка тувинцы проводили специальное гадание на пузыре «ыйлаңгы» свежеразделанной овцы. Еще один способ определения пола ребенка описал Ф.Я. Кон: «если ребенок постоянно бьется в животе – родится девочка, если изредка, но проворно – мальчик» [10]. Интересные приметы, связанные с определением пола ребенка, отметила Е.В. Айыжы у тувинцев Монголии: «считалось, что если у женщины на лице появляются пигментные пятна, скорее всего, она носит мальчика; если же цвет кожи на лице не меняется, вероятно, будет девочка. Если беременной во сне снятся мужские принадлежности как нож, огниво, плетка и т.д., то родится мальчик, если увидеть во сне: украшения, иголку, цветные материалы, то родится девочка. Если форма плода овальная, то родится девочка, если круглая будет мальчик. Если матери хочется сладкого – будет дочь, а если кислого, соленого – сын» [1]. Таким образом, все вышеперечисленные приметы, связанные с предопределением пола ребенка (в данном случае мужского), позволяют нам говорить о том, что еще находясь в утробе матери, он уже наделялся четкой половой природой.

В тувинских семьях рождение мальчика, как и у других тюрко-монгольских народов, всегда было желаннее, нежели рождение девочки. В историко-этнографической литературе можно встретить множество примеров, подтверждающих степень важности рождения сына в тувинской семье. Сын в традиционных представлениях тувинцев воспринимался как продолжатель рода, опора, главный помощник и правая рука отца, гарант спокойной старости родителей, «в нем видели будущего охотника и кормильца» [1]. Так, Ф.Я. Кон отмечал, что «сойоты брали вторую жену и тогда, когда первая жена не рожала мальчиков» [10]. Если в семье рождались только девочки, то дедушка или близкий к семье старец мог подарить огниво главе семьи, с пожеланиями чтобы у них родился сын [9].

С рождением мальчика и девочки проявлялись гендерные различия в обрядах, сопровождающих это событие. Мужская и женская природа младенца утверждалась в специальных обрядах и ритуалах, в которых использовали соответствующие полу вещественные атрибуты и символы. Мужчины во время родов, как правило, удалялись из юрты, но при этом постоянно находились неподалеку, чтобы в случае необходимости помочь роженице. Роль мужчины (мужа) в традиционной родильной обрядности наиболее ярко выражена в сложных, критических ситуациях. Если роды были тяжелыми, женщина не могла разродиться, то мужчина производил выстрелы ружьем [9], на роженицу бросали мужской пояс [3]. При перерезании пуповины, выбор инструмента, которым она перерезалась, зависел от половой принадлежности ребенка. Пуповину мальчика, как правило, перерезали ножом, символом и орудием труда мужчин. В фольклорных материалах данный факт также отмечается. Важную роль в родильной обрядности играла одежда мужчин: отца и деда, которая обладала магической силой, служила защитой и оберегом для новорожденного ребенка. Пеленание в штаны деда должно было защитить младенца от злых духов, сделать его здоровым и крепким [9]. Хранение последа имела также гендерное различие. Как отмечает Е.В. Айыжы «пожилая женщина, принимавшая роды ребенка, выкапывала в юрте ямку глубиной с локоть, причем, для последа девочки - в женской половине юрты, а мальчика – в мужской. Выбирают такое место, где никто не мог бы ходить или наступать на него (под кроватью, сундуками, полками или под стеной)» [1]. Таким образом, данные обряды имели большое значение для мальчика, способствуя его гендерной социализации и подготовке к предстоящей жизни в обществе.

Следующим важным шагом в социализации мальчика и приобретении им маскулинных черт являлось приобщение его к физическому труду и хозяйственной деятельности. Именно отец приобщал мальчика с раннего детства к труду. Привитие навыков ведения традиционного хозяйства было жизненной необходимостью. Как отмечает С.Ч. Донгак «…особой проблемы, связанной с воспитанием детей не существовало, поскольку кочевой образ жизни, требующий мобильности и собранности в быту, не позволял в целом человеку быть ленивым. Проблемы же в воспитании возникают, как известно, при отсутствии занятости ребенка. Жизнь кочевника была полна ежедневных хлопот, к отдельным видам работ детей приучали уже с малых лет, постепенно втягивая их в полный рабочий цикл» [6].

Тувинцы с детства приучали мальчиков бережно относиться к своему скоту. Мальчикам прививали мысль, что именно скот и земля являются главными ценностями кочевника, без которых невозможна его жизнь: «Хойлуг кижи каас; инектиг кижи тодуг; аъттыг кижи – омак» - «У кого овцы – тот одет; у кого коровы – сыт; у кого конь – счастлив». Для мужчины-кочевника жизненно необ­ходимым было обретение навыков верховой езды. Уже в 3-4 года для обучения верховой езде мальчика могли посадить на мелкий рогатый скот, к примеру, на овцу, а уже затем на коня. В это время он учился присматривать за ягнятами, следить за отарой. Поскольку кочевая жизнь требовала от мужчин практических знаний ухода за скотом, мальчиков сначала учили именно этому. Главной задачей отца было обучить сына под­готавливать скот к гону и отелу, способам лечения скота от болезней, разделывать тушу скота в период забоя, знать места тебеневки, правильно выбирать пастбище, нормам кормления скота. Также он знакомил сыновей с повадками скота, ездить верхом на лошади, пра­вильно ухаживать за ней (запрягать и распрягать) В дальнейшем у них работа усложнялась. «Отцы, старшие братья брали их на более сложные формы выпаса скота, к примеру, табуна, на охоту, на обработку или орошение полей, на сооружение хозяйственных построек, на заготовку дров и т.д. Происходил постоянный процесс передачи опыта и практических знаний от старшего поколения к младшему» [12]. Таким образом, родители не только на словах, а на живом примере обучали детей труду. Чтобы дети не были ленивыми, тувинцы часто использовали пословицы и поговорки о труде: «Чалгаа кижиниң өөнде чарган ыяш чок, чазый кижиниң өөнде аъш-чем чок» - «У лентяя в доме дров не сыщешь, у скупого – еды не найдешь», «Ажылынга кызымак – амыдыралга ынак» - «Кто любит труд, тот любит жизнь», «Ажылдан дескен түрегге дүжер, билигден дескен чазыгга дүжер» – «Убегающий от работы в нужду попадет, убегающий от знаний ошибку совершит» [16]. Пословицы и поговорки для родителей являлись одним из важных средств воспитания положительных качеств детей. Лень традиционно осуждалось и порицалось в тувинском обществе. «Ленивого мужчину считали главной причиной бедности семьи. Трудолюбие же восхвалялось и о трудолюбивом человеке тувинцы говорили: «Кежээниң мурнунда – хүндү, чалгааның мурнунда - кочу» - «Трудолюбивому – почет, ленивому – насмешки» [7]. В результате процесса передачи от отца к сыну необходимых знаний, норм социального поведения, жизненного опыта, сын постепенно становился помощником отца в хозяйственных делах и его приемником. Так, например, в старину говорили: «Ада турда чон таныыр, аът турда чер көөр» - «При жизни отца людей узнавай, а имея коня, с землями знакомься».

Гендерная роль мужчины-отца в семье заключалась в том, что он должен был показать мальчику мир, ввести его в социум. Только под покровительством отца мальчик получал необходимые жизненные и ценностные установки, познавал окружающий природный и социальный мир, а самое главное становился настоящим мужчиной, живым воплощением своего отца. Во всех делах отец держал рядом с собой сыновей, приобщал их к физической работе, хозяйственной деятельности: охоте, скотоводству, многочисленным ремеслам и т.д. Отец постепенно прививал сыновьям необходимые умения, формировал у них черты мужского характера, устойчивые стереотипы мужского поведения, соответствующее отношение к членам семьи, родственникам, к природе. При общении с отцом, дети знакомятся с образами мужского ролевого поведения (в семье, обществе). Образ мужчины-отца формирует в сознании детей образ идеального мужчины. Для девочек - образец идеального мужчины (мужа), для мальчиков - пример для подражания.

Отец играл важную роль и в становлении сына в качестве хозяина семьи, поскольку именно отец занимался вопросами женитьбы сына. Он был основным сватом, договаривался о дате свадьбы и т.д. Помимо всего прочего в обязанности отца входила уплата сговорного дара при женитьбе сына и выделение приданного дочери при её замужестве.

Вступление молодого человека в брачные отношения являлось отправной точкой на пути его становления в качестве мужчины-хозяина и отца семейства. Семья и семейная жизнь являются важнейшей сферой функционирования и воспроизводства ценностей общества. Тувинский семейный мужчина был ответственен не только за ведение хозяйства, но и за сохранение традиционного жизненного уклада, и таким образом являлся важной частью социальной цепи кочевого общества.

Через создание семьи мужчина осваивал новую гендерную роль, он обретал новый социальный статус. Понятие «жениться», передающееся глаголом «өгленир», букв. обозначает «обзавестись юртой». Данное понятие использовалось еще с древнетюрских времен. Так, в древнетюркском словаре слово ebladim переводится как «одомовил» (т.е. наделил юртой, женил). Слово eb переведено как «жилище, становище, обитатели становища, семья, домочадцы» [8]. В основе тувинской семьи также лежит понятие «өг», т.е. жилище. Так, в современном тувинском языке семья обозначается как «өг-бүле». Следует сказать, что со временем меняются не только те или иные традиции, но и даже отдельные термины. Например, дореволюционные авторы отмечали, что своего мужа тувинская женщина называла – эрим. В настоящее время древнетюркское слово «эр»( «мужчина», «муж»), «эрим» («мой муж») заменилось на менее благозвучное ашак (пожилой мужчина, старик), ашаам (мой старик).

Обычай наделения юрты и ее убранства в часть приданого был обусловлен в первую очередь хозяйственными нуждами. Так, разделение труда в кочевнической семье состояло в том, что женщина занималась в основном домашним хозяйством, а мужчина – охотой, войной и выпасом скота (хотя скот пасли и женщины). Здесь следует отметить, что исторически, в кочевых обществах было много войн, поэтому женщине одной практически невозможно было следить и охранять свое хозяйство. Кроме этого, трудные природные условия, перекочевки, выпас скота, особенно табуна, требовало обязательного мужского участия в хозяйстве.

Поэтому, несмотря на то, что невеста полностью готовила юрту, ее внутреннее убранство, а также в полном комплекте свою одежду и украшения, она становилась «всего лишь» «өг ишти», буквально «содержимым юрты», а муж – «өг ээзи» - «хозяин юрты». Женщина была практически приложением к мужчине, что подтверждает термин ebči (тув. эшпи) - «домашняя хозяйка, жена, женщина» [8]. Таков был социальный статус мужчин в кочевом обществе. Э. Фромм отмечал: «Патриархальная культура - это такой тип культуры, в которой мужчина для того чтобы быть сильнейшим полом, несомненно должен господствовать над женщиной» [15].

Семья и семейная жизнь являлись важнейшей сферой функционирования и воспроизводства маскулинных и фемининных ценностей. Доминирующие ценностные ориентации оказывали влияние, на структуру семьи. В маскулинной системе ценностей одобряется модель традиционной патриархальной семьи, с ярко выраженной мужской доминантой. Маскулинные и фемининные ценности по-разному влияют на распределение социальных ролей по гендерному признаку, на уровень гендерной асимметрии в обществе. Общества маскулинного типа отличаются большей гендерной поляризацией [13].

Мужчина являлся хозяином вне дома и стойбища, поэтому по большей части ему не было дела до домашней кропотливости и мелочи. Круг обязанностей тувинского мужчины всегда находился за пределами юрты. Как отмечает Ш.М. Берн: «Общество поощряет мужчин за гендерно-соответствующее поведение и не устает наказывать за малейшие действия, не укладывающиеся в рамки ролевых норм» [2]. Если мужчина брался за домашнюю работу (женскую сферу), а роль добытчика отходила женщине, то от этого соответственно падал его авторитет, и происходило нарушение традиционного гендерного порядка. Разделение людей по признаку пола пронизывает все сферы человеческого знания и культуры. В прошлом мужские и женские качества считались взаимоисключающими и всякое смещение от модели поведения, которая определялась половой принадлежностью, воспринималось как вызов существующему общественному порядку [14].

Во всех семейных и хозяйственных делах мужу принадлежало решающее слово. Но, это не значило, что мужчины вели себя как деспоты. Тувинские мужчины к своим женам относились довольно мягко, он не позволял себе грубости и самоуправства в отношении к своим детям и жене. Согласно буддийским канонам муж должен: уважительно относиться к жене, обращаться с нею ласково, быть верным ей. Считается, что мужчина, который унижал и бил женщину, в следующей жизни может и не родится человеком. Так, Ф.Я. Кон отмечал, что «… к мужу, ударившему жену, все соседи относятся с пренебрежением» [10].

В традиционном тувинском обществе мужчина мог иметь несколько жен. В случаях, если жена рожала одних девочек или вовсе являлась бесплодной, а так же при согласии жены, муж мог позволить себе несколько жен [10]. Стоит отметить, что мужчина, имеющий несколько жен, обычно был богатым и состоятельным человеком.

Дети, которые рождались в браке, автоматически переходили и закреплялись за родом отца, и в случае развода они оставались с отцом. Необходимо отметить, что при рассмотрении вопроса о детях всегда имелись в виду только мальчики. «Даже при желании отец не мог передать сына матери, так как мальчики считались будущими плательщиками «албана» (натуральная подать в виде пушнины, которая делилась между членами арбана)» [10].

В представлениях тувинцев большое значение имело первенство мужчины, которое нашло свое отражение в поведенческой культуре: в быту женщина уступала первые роли и место мужчине, в доме она обязана была всегда пропускать мужчину вперед, женщина не должна была переходить мужчине дорогу, еда подавалась сначала мужчинам. Даже если муж был в отъезде, жена наливала первую порцию чая и еды в пиалу мужа.

Связь с внешним миром традиционной тувинской семьи осуществлялась только через мужчину. Он участвовал во всех сферах общественной жизни (экономической, политической) как представитель всей семьи. Решающая роль мужчины в хозяйственной сфере обеспечивала ему власть не только в патриархальной семье, но и давала «голос» в обществе, где мужчина выступал от лица семьи.

В традиционном тувинском обществе понятие «власть» ассоциировалось с мужским началом. Как писал Майкл Киммел, доминирующая маскулинность - это маскулинность тех мужчин, которым принадлежит власть. Модель доминантной маскулинности отображает представления о мужской гендерной роли. Данная форма маскулинности считается наиболее правильной и желаемой (например, маскулинность известных спортсменов, политических деятелей), вместе с тем, она также является наиболее жестко структурированной моделью. Однако это не означает, что большинство мужчин, поддерживающих идеологическую основу доминирующей формы маскулинности, обязательно соответствуют характеристикам данной модели. Эта модель скорее представляется неким идеалом, лучшим образцом. Данная модель маскулинности обладает в патриархатном обществе статусом эталона, одновременно она нормативна, то есть стремление соответствовать ей всегда поощряется [11].

Таким образом, в условиях господства патриархальных устоев в социально-историческом и бытовом аспектах, фигура мужчины занимала центральное место. На плечи мужчины ложилась забота о содержании семьи, управление хозяйством. Как отец выполнял главную роль в воспитании мальчиков, в прививании им навыков ведения традиционного хозяйства. Мужчина в традиционном обществе тувинцев являлся главным звеном в продлении рода, обеспечивающим сохранение и воспроизводство этнокультурных традиций и обычаев.

References
1. Aiyzhy E.V. Kategoriya "vozrast" i otnoshenie k nemu v traditsionnoi kul'ture tuvintsev // Kazanskii pedagogicheskii zhurnal. 2015. № 5-2 (112). S. 415-421.
2. Bern Sh. Gendernaya psikhologiya-M.: Praim-Evroznak, 2004.-320 s.
3. Butanaev V.Ya. Vospitanie malen'kikh detei u khakasov // Sbornik: Traditsionnoe vospitanie detei u narodov Sibiri Leningrad, 1988. S. 206-221.
4. Grach A.D. Drevnie kochevniki v tsentre Azii.-M.: GRVL. 1980. 256 s.
5. Grumm-Grzhimailo G.E. Zapadnaya Mongoliya i Uryankhaiskii krai.– L., 1926. Vyp. I.Tom. III.
6. Dongak S.Ch. Traditsionnoe vospitanie detei u tuvintsev v sem'e [Elektronnyi resurs] // http://tigpi.ru/index.php/263-123.
7. Dongak S.Ch. Tyva kizhizidilgeniң chaңchyldary. – Kyzyl, 2017.-44 s.
8. Drevnetyurkskii slovar'. – L., 1969. – S. 310.
9. Kenin-Lopsan M.B. Traditsionnaya kul'tura tuvintsev. – Kyzyl, 2016. 232 s.
10. Kon F.Ya. Za pyat'desyat let.-2-e izd. — M.: Sovetskii pisatel', 1936. — 93 s.
11. Malkina-Pykh I. G. Gendernaya terapiya-M.: Eksmo, 2004.
12. Mongush A.M.O. O nekotorykh aspektakh polozheniya muzhchiny v traditsionnom tuvinskom obshchestve // V sbornike: IV Tsentral'noaziatskie istoricheskie chteniya. Prostranstvo kul'tur: cherez prizmu edinstva i mnogoobraziya Tuvinskii gosudarstvennyi universitet. 2018. S. 88-91.
13. Sevelova M.A. Maskulinnost' i feminnost' kak novyi kriterii analiza tsennostei. // Istoricheskie, filosofskie, politicheskie i yuridicheskie nauki, kul'turologiya i iskusstvovedenie. Voprosy teorii i praktiki. Tambov: Gramota, 2012. № 6 (20): v 2-kh ch. 4. II. S. 169-170.
14. Startseva L., Kazakova L. Muzhskie problemy / L. Startseva // Zhenskaya solidarnost': posobie dlya zhenshchin i muzhchin: Sbornik statei / Pod red. Eleny Gapovoi i Natal'i Sirosh.-Mn.: Propilei, 2002.-S.61.
15. Fromm E. Muzhchina i zhenshchina.-M.: OOO «Firma «Izdatel'stvo ACT», 1998.-S. 116.
16. Chonnuң checheni – Mudrost' naroda. Tuvinskie poslovitsy i pogovorki (sos. O.K. Sagan-ool, M.A. Khadakhane). – Kyzyl: TyvNҮCh, 1976-78 c.