The reflection of legal assessment of hybrid war against Syria in scientific publications

Novosel'skiy Andrei Vladimirovich PhD in Pedagogy Docent, the department of Operational Training and Flight Safety, Krasnodar Higher Military Aviation School named after Hero of the Soviet Union A. K. Serov 412303, Russia, Saratovskaya oblast', g. Balashov-3, 4 FA (D i VTA), - novoselskiy-bal@mail.ru

Многие нации чувствуют на себе негативное воздействие Запада в эпоху глобализации. Стремление некоторых государств, Сирии, в том числе, к политико-экономической независимости сопровождается расширением сопротивления этой данности со стороны определённых военно-политических кругов. Твёрдость, не допускающая возражений, с которой они предпринимают попытки развития Сирийской арабской республики (САР) по маршруту, приемлемому им, удостоверяется неприкрытым давлением на неё, получившим название «гибридная война». Автор солидарен с А. И. Горячевым, и под гибридной войной будет понимать комбинацию методов военно-силового, политико-дипломатического, финансово-экономического, информационно-психологического и технического давления, а также технологии цветных революций, терроризма, экстремизма, мероприятий спецслужб и формирований сил спецопераций, осуществляемых по единому плану органами государственного управления, военно-политического блока или транснациональных корпораций ^{[8, с. 30]}.

В таких условиях осмысление правовой оценки гибридной войны против Сирии приобретает особое значение, а актуальность её выработки характеризуется совокупностью ряда обстоятельств.

Энергетический потенциал Сирии и её географическое положение касательно возможных путей доставки углеводородов из района Персидского залива в Европу оказались с начала XXI века в эпицентре внимания мировой закулисы Запада. Согласно Е. Сатановскому, Ближний восток на долгое время стал «котлом с неприятностями» ^{[19, с. 129]}. По такой причине САР всё чаще ощущает на себе «болезненные атаки», обретающие за пределами непосредственного применения силы, что требует разработки комплекса правовых суждений.

Длительное время гибридная война против Сирии воспринималась исследователями преимущественно в границах военного и политического дискурсов. Это восприятие показано трудах А. А. Бартоша ^[4], А. Д. Цыганка ^[22] и А. Широкорада ^[23]. Позже некоторые специалисты объяснили геоэкономические и финансовые аспекты предмета исследования. Это оказалось характерным для работ С. А. Вершилова ^[6], Н. Комлевой ^[11], С. М. Небренчина ^[14] и др. Вместе с тем изложенные точки зрения учёных о гибридной войне против САР лишь отдалённо ассоциируются с её правовой регламентацией.

Рефлексия правовой оценки гибридной войны против Сирии предполагает обнаружение совокупности сведений уже имеющихся о ней. Как утверждает К. Л. Сазонова, «важно конкретизировать слабо объяснённые контексты гибридной войны, поскольку недостаточное внимание к подобному подходу в значительной степени затруднит уяснение её международно-правовой природы» ^{[18, с. 178]}. Осведомление широких масс людей с механизмом непрекращающегося воздействия ряда государств мира на САР, а также поиск правовой базы по поводу противодействия гибридной войне против неё представляются безусловными.

Распространение лживых сведений о, якобы, угрожающем бедствием для Сирии руководстве Б. Асада, оказалось любимым «развлечением» для западных творцов fake news (ложных новостей). «Оно подтверждает, – по оценке В. В. Ларченкова, – своеобразную черту зарубежного концепта, называемого “управление хаосом”: размещение на определённой территории социума, менталитет которого не мешал бы комфортному бытию власть предержащих мировых фигур» ^{[12, с. 69]}. Формирование правовой аргументации гибридной войны против Сирии важно предварить раскрытием корыстолюбивых замыслов фигур транснациональных корпораций касательно политического режима этой страны.

Реализация проекта «управляемый хаос» в Сирийской арабской республике заключает в себе угрозу её легитимной власти. «Позиция сирийского дипломатического корпуса на международной арене, – по мнению А. В. Демидова, – встречает сопротивление ведущих стран Нового света» ^{[10, с. 17]}. В этой связи интенция представителей аналитического корпуса к правовому анализу структурных элементов гибридной войны против САР и их функционального предназначения должна пребывать насущной.

Необходимость интерпретации правовой оценки гибридной войны против Сирии определяется также степенью отражения её проблематики в научных произведениях. Данная проблема особо не оформлялась, правда в части трудов отечественных и зарубежных учёных детализируется совокупность положений, её касающихся. Исходные сведения о сущности правовой оценки гибридной войны против Сирии были обнаружены автором в имеющейся научной литературе, характеризующей тот или иной её аспект, которую удалось объединить, хотя и достаточно условно, в три группы (рис. 1).

Рис. 1. Группы научной литературы по проблематике темы статьи

Содержание научной литературы, положения которой объясняют степень исчерпанности проблематики правовой оценки гибридной войны против Сирии, следует рассмотреть более подробно.

Первая группа объединяет в себе методологические труды А. А. Бартоша ^[4], Б. Лиддела Гарта ^[7], А. И. Горячева ^[8], И. Н. Панарина ^{[15; 16]}. Они проанализировали современные войны с использованием непрямых действий, феномен «гибридной войны» в Сирийском конфликте, российско-американские отношения в битве за Сирию.

Так, в монографии А. А. Бартоша освещается ряд позиций, которые позволяют интерпретировать гибридную войну в качестве особой формы межгосударственных отношений. Заслуживает внимания точка зрения её автора о преобразовании данного явления в специфический механизм стратегического неядерного сдерживания по поводу противостояния мировых ведущих социумов ^[4]. В такой ситуации углубленное исследование правой регламентации гибридной войны и потенциального участия международных структур управления в процессах неустойчивого развития отдельных государств и регионов «ждёт» своего разрешения.

А. А. Бартош также проявил настойчивость в убеждении специалистов военно-политической сферы относительно предания ими забвению понятия «трение войны», которое ввёл в научный оборот немецкий теоретик Клаузевиц. Наравне с данным утверждением, российский исследователь доказывает необходимость использования понятия «износ войны», что означает невозможность достижения целей исключительно военными средствами ^[4]. Поэтому углубляющаяся опасность летального исхода для человечества от объёмного применения накопленного оружия повлекла за собой настойчивый поиск ведения противоборства посредством специфических способов, не связанных с физическим истреблением себе подобных.

Б. Лиддел Гарт обратил внимание на тот факт, что ядерное оружие способствовало появлению совершенно новых форм ведения противоборства.

Американский военный теоретик считает, что в эпоху глобализации борьба подразумевает применение концепта непрямых действий. «Доведя разрушительность до крайности “самоубийства”, – утверждает Б. Лиддел Гарт, – атомное оружие стимулирует и ускоряет возвращение непрямых действий, являющихся сущностью стратегий, так как в этом случае война ведётся разумно в отличие от грубого применения силы» ^{[7, с. 41]}. По такой причине в XXI веке достижение поставленных целей насильственным образом всё чаще стало осуществляться посредством развязывания и ведения своеобразного противоборства, получившего именование «гибридная война».

А. И. Горячев рассмотрел феномен «гибридная война» в контексте Сирийского конфликта.

Российский исследователь доказал, что в нём концентрированное внимание мировой закулисы Запада обращено на «сплетённое» использование политических, экономических, информационных и др. невоенных средств с опорой на вооружённое насилие. «Содержание подобных мер, – полагает А. И. Горячев, – состоит в достижении целей с ограниченным или даже минимальным вооружённым воздействием на противника» ^{[8, с. 28]}. Это приводит к тому, что доминирование над противоположной стороной приобретается в результате расстройства её жизнеспособности, распространения о ней ложных сведений, помощи силам оппозиции и подпитки деятельности террористических организаций. В этой связи, априорное восприятие гибридной войны представляет собой комплексный концепт, включающий в себя всевозможные формы воздействия на объект регулирования.

А. И. Панарин представил многовековую историю России сквозь призму геополитики и гибридной войны.

Ценность его работы отличается не только новшеством: обнаружением, системным составлением и объяснением целей гибридной войны, но и своеобразной практической плоскостью ^[16]. Исследовав тайные операции гибридной войны мировой закулисы Запада против России, автор предлагает отечественным военно-политическим фигурам проявить активность в упреждении и опережении зловещих сил противоборствующей стороны. Эти обстоятельства диктуют потребность в создании новых структур, среди которых могут быть сформированы: Координационный экспертно-аналитический Совет при Президенте России, Фонд «Аналитика безопасности», Ведомство по компьютерным инцидентам («информационный Генштаб») и т.д.

Вторая группа включает в себя научные произведения Э. Н. Анашкина ^[1], Э. С-М. Ахьядова ^[2], К. Баннелиера-Кристакиса ^[3], И. Ю. Белого ^[5], М. Н. Лысенко ^[13], С. Л. Рыкова ^[17]. Данные специалисты рассмотрели некоторые аспекты международного гуманитарного права в условиях ведения гибридной войны против Сирии.

Э. Н. Анашкин и Э. С-М. Ахьядов осмыслили случаи нарушения международного гуманитарного права в разных уголках мира, в частности, на Донбассе и Сирии ^{[1; 2]}. Они исследовали специфические военные преступления, доказали важность осуществления дальнейшей работы по их выявлению и регистрации. Подобная деятельность в последующем может стать основой для привлечения преступников к уголовной ответственности за несоблюдение законов и обычаев войны, послужить позитивным толчком совершенствования Международного гуманитарного права.

К. Баннелиер-Кристакис поддержал международно-правовую теорию «интервенция по согласию», положения которой аргументируют правомерность вмешательства во внутренние дела другого государства и использование вооружённых сил за пределами своей страны в определённых условиях ^[3].

Французский специалист международного права привёл сравнительно-правовую характеристику участия России и США в Сирийском вооружённом конфликте. Боевые действия авиационной группировки России на территории САР правомерны, а военные операции коалиции, возглавляемой США, не соответствуют положениям целевого подхода, называемого «интервенция по приглашению». Изложенное подтверждается тем обстоятельством, что коалиция не получала от правительства Сирии предложение об участии в вооружённом конфликте, поэтому она находится на территории данного арабского государства незаконно. Россия, напротив, применяет ограниченный воинский контингент в САР согласно пунктам Устава ООН в порядке коллективной самообороны по просьбе легитимной власти данного государства.

И. Ю. Белый попытался обосновать возможность создания Специального международного уголовного трибунала по Сирии ^[5].

Мировое сообщество неоднократно заявляло о том, что инициаторов конфликта в САР и их пособников следует заставить дать отчёт по поводу совершённых ими преступлений на её территории. В современных условиях сделать это не представляется возможным. Во-первых, Сирия не имеет договора с ООН относительно создания судов по военным преступлениям. Во-вторых, вытекающего из первого, САР в состав своих уголовных судов, намеренных вести дела об ответственности за нарушение законов и обычаев войны, не имеет права привлекать международных судей. В-третьих, Международный уголовный трибунал не может начать расследовать преступления в Сирии, так как она не является участником Римского статута.

Пути выхода из сложившегося положения могут быть следующими:

– признание Сирией юрисдикции Международного уголовного суда;

– принятие Советом Безопасности ООН соответствующей резолюции по Сирийскому досье.

В этой связи формирование Международного уголовного трибунала по Сирии окажется реальностью при наличии определённых соглашений между ООН и правительством данного государства, на что необходима политическая воля обеих сторон.

М. Н. Лысенко рассматривает вмешательство западной коалиции во главе с США в Сирийский конфликт, обнаруживая при этом устойчивое стремление мировой закулисы к несоблюдению международного права, проявляющемуся в применении неоправданного силового воздействия ^[13].

Правовой анализ военно-политической обстановки в САР отражает справедливое беспокойство. Если до недавнего времени западные партнёры, для оправдания своих неправомерных акций, хотя бы малой толикой руководствовались расплывчатыми формулировками решений СБ ООН, то сегодня подобное их действие – отсутствует. Уже не время от времени, а постоянно наблюдаются намеренно пренебрежительные проявления США касательно существующего международного права. Даже в такой ситуации Россия ратует за дипломатический диалог на мировой арене, ставя перед собой цель по восстановлению правоотношений, в том числе и по поводу справедливого разрешения Сирийского конфликта. Имеется и отправная точка для этого: Совместное заявление президентов России и США от 11 ноября 2017 г. по итогам их встречи на саммите АТЭС во Вьетнаме относительно базовых правил при движении к мирному урегулированию конфликта в Сирии.

С. Л. Рыков обосновал законность присутствия ограниченного контингента войск России на территории САР ^[17]. Некоторые страны Запада, в первую очередь США, продолжают настаивать на том, что нахождение нашей группировки в данном государстве носит неправомерный характер. По этой причине осведомление общественности о легитимности наших действий в Сирии имеет смысл и в контексте восстановления конституционного порядка в ней на перспективу, и в плане продвижения гуманитарного права при прекращении вооружённого противоборства на Ближнем Востоке.

Третья группа ограничена научными работами Д. А. Данилова ^[9], В. И. Тымчика, О. А. Булгаковой ^[20], М. С. Ходынской-Голенищевой, М. А. Сапроновой ^[21]. Исследователи объяснили цели и мотивы негативного отношения мировой закулисы Запада к судьбе легитимного режима / граждан Сирии сквозь призму проводимой против неё гибридной войны.

А. Д. Данилов в работе «Сирия: геополитическая алхимия» вскрыл основополагающую побудительную силу ракетных ударов, организованных и осуществлённых США и некоторыми её союзниками в апреле 2018 года ^[9]. Поводом послужило использование, по мнению представителей коалиции, Сирийскими военными химического оружия против гражданского населения. Усилия России по недопущению этой военной атаки оказались тщетными, поскольку в Вашингтоне, Лондоне и Париже просчитали риски относительно возможных обвинений и принятия мер со стороны мировой общественности, которые, в конечном итоге, действительно оказались ничтожными.

Базовые мотивы США касательно спланированных и реализованных ими действий были продиктованы рядом обстоятельств. Во-первых, их интенцией к укреплению Европы под бдительным оком одного лидера с жандармскими замашками. Во-вторых, проверкой в боевой обстановке собственного вооружения, военной и специальной техники. В-третьих, уяснением возможностей взаимодействия размещённой российской группировки на территории САР с ПВО её армии. В-четвёртых, устрашением гражданского населения Сирии.

В. И. Тымчик и О. А. Булгакова интерпретировали гибридную войну, проводимую рядом Западных стран против САР, в контексте её согласованности с положениями международного права ^[20]. Они также исследовали активность Российской Федерации в конструировании новой модели отношений на Ближнем Востоке с использованием правовой регламентации и учётом продолжающегося вооружённого конфликта в Сирии. В этой связи соприкосновение позиций представителей противоположных (Запада и России) сторон к установлению порядка в данном регионе отразилось в их борьбе с террористической организацией ИГИЛ.

Ограниченный контингент Вооружённых Сил России своё предназначение в Сирии вполне оправдал. Террористическая активность сил зла имеет тенденцию к снижению. К сожалению, некоторые необузданные головы, обладающие больной фантазией, продолжают вынашивать планы привлечения России к ответственности за несоблюдение, якобы, ею законов и обычаев ведения войны. Представляется логичным, что правомерность / неправомерность её действий может и должна оцениваться исключительно посредством правил международного права.

Антитеррористическая деятельность приводит к положительным результатам только тогда, когда она организуется коллективно. Важно, чтобы все участники подобной работы проявляли озабоченность, ответственность и солидарные усилия в данном направлении приложения усилий. В свою очередь, США не удалось сфокусировать своё внимание на главном. Одновременное желание противостоять вооружённым силам Сирии и террористическим отрядам ИГИЛ продиктовало низкую продуктивность действий созданной ими коалиции и привело к напрасным жертвам среди мирного населения арабской страны.

М. А. Ходынская-Голенищева и М. А. Сапронова продемонстрировали причины беспощадных нападок на правящий режим Б. Асада, противостоящего их воздействию, со стороны военно-политических фигур Запада ^[21].

В начале XXI столетия задачи, вставшие перед Сирией, Ираном и Турцией, стали содействовать налаживанию их дружеской связи и согласованности совместных усилий по поддержанию порядка в регионе. Это позволило ряду экспертов заявить о перспективах зарождения так называемой «оси восточного треугольника», влияние которой сказалось бы на своеобразном раскладе ближневосточных военно-политических игроков. Тройственный союз Сирии, Ирана и Турции приобрёл бы возможность осуществлять относительно самостоятельную политику и эффективно обеспечивать стабильность территории Ближнего Востока, что, соответственно, мешает претворению в жизнь правила США и её союзников: мы – умы, а вы – увы. Мог ли мировой «жандарм» допустить подобное складывание военно-политической обстановки в стратегически важном регионе? Вопрос риторический.

Анализ отражения правовой оценки гибридной войны против Сирии в научных публикациях позволяет сделать ряд выводов.

Первый. Выработка правовой оценки гибридной войны против Сирии имеет особый смысл, так как способствует сбережению её существующего режима и предоставляет ей позитивные условия для позиционирования на Ближнем Востоке.

Второй. Решение совокупности проблем по поводу правовой оценки гибридной войны против САР остаётся приоритетным для корпуса научных работников и международных военно-политических игроков.

Третий. Противодействие гибридной войне против Сирии отражается недостаточной теоретической разработанностью его правовых форм и характеризуется отсутствием необходимых юридических документов, которые можно было бы применить на практике.

Четвёртый. Поскольку имеет место непреклонная стойкость легитимного режима Сирии по отношению к непрерывным проискам мировой закулисы Запада, постольку последняя продолжает находиться в состоянии озлобленного возбуждения.

Пятый. Завершение гибридной войны против Сирии без разрешения противоречий между военно-политическими движущими силами, прямо или опосредовано действующими на Ближнем Востоке, невыполнимо. Окончание противоправных актов может быть осуществлено только после организации / проведения переговоров и нахождения общих точек соприкосновения заинтересованными сторонами. Международное объединение властно сформулировать юридическим языком понятие «гибридная война», ввести его в правовое поле и признать её (гибридную войну) таким же преступлением перед человечеством, как это заявлено в отношении обычной войны.

Шестой. Справедливое окончание гибридной войны против Сирии, в первую очередь, подчинено политическим волям российской и американской элит, их потенциальному согласию сотрудничать друг с другом по этому поводу в правовом пространстве. Ряд обстоятельств удостоверяет о том, что на данном этапе их отношений подобное вряд ли реализуемо. Однако возможность того, что противостоящие военно-политические фигуры справятся с существующей между ними неприязнью, продолжает оставаться в качестве реального шанса.

Седьмой. Формализованное оформление понятия «гибридная война», его введение в правовое поле международного сообщества будут способствовать обеспечению безопасности России, повышению её авторитета на мировой арене и привлекательности к себе со стороны союзников / партнёров.