Sofya Aleksandrovna Yanovskaya. Life and Fate.

С фамилией «С.А. Яновская» я столкнулся впервые в начале 1970-х гг., когда заинтересовался применениями математической логики в технике. Однако только спустя почти 30 лет, услышав воспоминания проф. Б.В. Бирюкова о С.А., начал осознавать, личностью какого масштаба была эта небольшая, скромная с виду женщина. Появилось непреодолимое желание высказаться о ней и о тех принципах, которые она, как мне кажется, исповедовала всю свою жизнь.

Я начал искать необходимые материалы. Однако поиски в литературе ни к чему не привели: оказалось, что одни авторы пишут о С.А. только положительно, в то время как другие авторы – только отрицательно. Хуже того, нашлись авторы, которые сумели в пределах одной и той же публикации совместить оба этих, противоречащих друг другу, взгляда. Поэтому пришлось долго, по крупицам собирать информацию, которая позволила бы воссоздать реальный портрет С.А. Яновской.

Передо мной фото от 3 января 1955 года, на котором запечатлены участники семинара по математической логике и ее приложениям кафедры истории математики Мехмата МГУ, руководимого С.А. Яновской и П.С. Новиковым.

Среди них – уже знаменитые или ставшие знаменитыми впоследствии ученые – С.И. Адян, Д.А. Бочвар, А.С. Есенин-Вольпин, А.В. Кузнецов, В.Г. Лазарев, В.Н. Рогинский, В.И. Шестаков, С.В. Яблонский, Ю.И. Янов и др. На лицах участников мы видим научную сосредоточенность, амбициозные планы, чувство собственного достоинства, переходящие местами в самоуверенность. Ничего этого нет на лице Яновской – одни только спокойствие, скромность и простота. Кем же была на самом деле эта небольшая женщина, которую при всей ее очевидной простоте и доброжелательности, любили и уважали не только ее многочисленные ученики, что вполне естественно, но и такие выдающиеся, и отнюдь не простые люди, как А.Н. Колмогоров, А.А. Марков, И.Г. Петровский, М.А. Гаврилов? Попытаемся ответить на этот вопрос.

Софья Александровна Яновская (девичья фамилия Неймарк) родилась 31 января 1896 года в захолустном местечке Пружаны Гродненской губернии (ныне Брестской области) в семье евреев-служащих. В детстве она получила обычное для таких семей воспитание в духе библейских ценностей, понимаемых, однако, не как церковно-догматические установки на спасение души после смерти, а как призыв к установлению социальной справедливости при жизни на Земле. Это воспитание, по нашему мнению, сыграло решающую роль в становлении Софьи Яновской как человека, общественного деятеля и ученого. Когда Яновской не было еще двух лет, ее семья переехала в Одессу – четвертый по уровню культурного и экономического развития город Российской империи. Это позволило ей учиться в одной из лучших в городе, второй женской гимназии, которую она окончила в 1914 г. с золотой медалью. В гимназии преподавали не только собственные гимназические учителя, но и некоторые преподаватели Одесского (официальное название – Новороссийский) университета, в частности, известный специалист по логике и основаниям математики С.О. Шатуновский и видный историк математики И.Ю. Тимченко. Яркие учителя и замечательные гимназические подруги (достаточно сказать, что одной из них была А.М. Панкратова, будущий знаменитый историк, академик АН СССР) способствовали быстрому созреванию Сони Яновской как личности и будущего ученого.

В 1914 году сразу после окончания гимназии С.А. Яновская поступила на естественное отделение только что образованных Одесских высших женских курсов при Новороссийском университете. Она готовилась стать химиком, чтобы работать на заводе и помогать отцу. Но интерес к математике, возникший еще в гимназии, побуждает ее посещать лекции, которые читал на математическом отделении курсов профессор С.О. Шатуновский. Однажды профессор предложил слушательницам решить одну задачу. Соня оказалась единственной, кто решил задачу, причем необычным путем. Этот случай изменил ее жизнь. По настоянию Шатуновского она перевелась на математическое отделение курсов. Там преподавали многие крупные математики: специалист по матанализу Е.Л. Буницкий, геометр В.Ф. Каган, историк математики И.Ю. Тимченко и сам С.О. Шатуновский, занимавшийся логикой и основаниями математики. Под их влиянием сложился круг научных интересов С.А. Яновской: история, методика и философия математики, математическая логика и основания математики.

Октябрьская революция 1917 г. внесла существенные коррективы в жизнь Софьи Яновской. В надвигавшихся событиях она увидела возможность осуществления своей мечты об обществе социальной справедливости и с головой окунулась в них. В 1918 году, еще слушательницей женских курсов, она «стала принимать участие в работе подпольного Красного Креста. В ноябре 1918 года вступила в подпольную организацию большевиков. Перевозила инструкции обкома через фронт. Была секретарем редакции «Коммуниста» во время англо-французской интервенции. По установлении советской власти была секретарем редакции «Известий», затем была послана с группой товарищей в Елисаветград (ныне Кировоград) на ликвидацию последствий «григорьевщины». При отступлении из Елисаветграда вступила в ряды Красной Армии: была политработником на фронте, зав. информотделом в газете «Красная Армия», органе Политуправления ХII армии. С 1920 по 1923 г. работала в Одесском губкоме партии: зав. информотделом, отделом учета, статистики и распределения» ^[1].

За этими скупыми строками автобиографии С.А. Яновской, написанными спустя 40 лет после упоминаемых в них событий, скрыты смертельная опасность, тяготы подполья и военной жизни, потери товарищей по борьбе. Сама Софья Александровна из-за скромности никогда не рассказывала подробности тех далеких событий. Поэтому приведем свидетельство об одном из таких событий ближайшей подруги С.А. – Х.И. Кильберг: «Во время отступления из Одессы белые захватили в плен нескольких красноармейцев. Пленных они расстреливали на мосту, и те падали в реку. Среди них… была и Софья Александровна. Пуля прострелила высокую тулью шляпы. Софья Александровна упала в реку, сумела выплыть и потом целую ночь отсиживалась в воде в камышах» ^[2].

Это была далеко не единственная подобная история в ее революционной биографии. В этот период своей жизни – в 1918 г. С.А. Яновская вышла замуж за Исаака Ильича Яновского. Этот человек, по воспоминаниям ее подруги еще со времен Высших женских курсов М.Г. Шестопал, был «ее наставником и другом, человеком яркой индивидуальности, чистой души и глубокого, ясного ума. Вместе с ним Соня вела активную политическую деятельность в рядах партии большевиков, с ним разделяла тяготы военной жизни в гражданской войне, неоднократно подвергаясь смертельной опасности» ^[3].

Партийно-государственная работа, при всей ее важности, не могла полностью удовлетворить С.А. Яновскую, поскольку главным ее призванием была научно-педагогическая деятельность. В 1923 году она добилась согласия Одесского губкома ВКПб на ее командирование в Москву на естественное отделение Института красной профессуры (ИКП) и в 1924 г., переехав в Москву, начала учебу. Параллельно с занятиями в ИКП она посещала математические семинары Д.Ф. Егорова и В.В. Степанова. Благодаря такой интенсивной индивидуальной программе занятий она смогла в короткое время ликвидировать отставание, вызванное длительным (шестилетним!) перерывом в занятиях наукой. Более того, еще не закончив институт, в 1925 г. она организовала в МГУ семинар по истории и философии математики для студентов и аспирантов, который, в числе прочих, посещали ставшие впоследствии крупными учеными А.Н. Колмогоров, Л.А. Люстерник, А.О. Гельфонд, П.К. Рашевский, И.В. Арнольд, А.П. Юшкевич ^[4]. Кроме этого, она была одним из руководителей и активным участником собраний секции естественных наук Коммунистической академии, где обсуждались вопросы методологии математики, и участницей интересных заседаний отдела философии и истории естествознания Научно-исследовательского института им. К.А. Тимирязева. Сверх всего, параллельно с учебой в Институте, Софья Александровна с 1925 г. преподавала там же математику, а в МГУ – историю и философию математики.

В 1929 г. С.А. Яновская успешно окончила Институт красной профессуры; к этому времени она стала сложившимся ученым, с полностью определившимися научными интересами: методология, философия и история математики. Ее первые научные труды «Категория качества у Гегеля и сущность математики» ^[5], «Закон единства противоположностей» ^[6], «Идеализм в современной философии математики» ^[7] написаны с марксистских позиций. Однако в них нет догматизма и начетничества: Софья Александровна была настоящим профессионалом, для которого научная истина не может быть принесена в жертву никаким (в данном случае – марксистским) убеждениям. Важное значение в научной деятельности Яновской с самого начала имело изучение рукописей К. Маркса. Уже в 1933 г. она напечатала большую статью «О математических рукописях Маркса» ^[8], предпослав ее впервые опубликованным там же самим рукописям. Высказанные Марксом мысли о динамике развития математического анализа сыграли существенную роль в повышении внимания отечественных историков математики к истории оснований математического анализа. В последующие годы Софья Александровна вернулась к изучению математических рукописей К. Маркса и совместно с К.А. Рыбниковым подготовила полное издание рукописей с обширными комментариями, вышедшее в свет уже после ее смерти ^[9]. Работы Яновской по истории математики отличаются повышенным вниманием к базовым вопросам становления математической науки. Это не значит, что Софья Александровна не обращала внимания на факты истории математики. Тем не менее ее, например, больше интересовала не фактология появления аксиоматики Евклида, а то, почему у Евклида геометрия строится аксиоматически, а арифметика – нет (статья «Из истории аксиоматики» ^[10]); не столько конкретные факты развития математической науки и ее преподавания в Московском университете в ХIХ в., сколько принципиальные вопросы истории развития основных понятий анализа и принципов его преподавания и т.д. (статья «Из истории преподавания математики в Московском университете» ^[11]). Характерными чертами работ С.А. Яновской по истории математики были простота и глубина проработки исходных исторических материалов, требовавшие много труда и сил, из-за чего Софья Александровна, страдавшая тяжелой болезнью, не смогла завершить ряд начатых работ. В частности, не была закончена важная книга по работе Р. Декарта «Геометрия», задуманная еще до Великой Отечественной войны. Вместо этого была опубликована лишь статья «О роли математической строгости в творческом развитии математики и специально о «Геометрии» Декарта» ^[12]. В этой работе анализировался вопрос о значении строгого математического и логического уточнения понятий для развития математики и логики. Все основные труды С.А. Яновской по истории, методологии и философии математики были изданы уже после ее смерти в книге «Методологические проблемы науки» ^[13].

С.А. Яновская в 1931 г. была утверждена профессором в Московском университете, Институте красной профессуры и АН СССР. Но последняя должность не была связана с регулярными занятиями, а ИКП был вскоре расформирован. Таким образом, вся последующая жизнь Софьи Александровны оказалась связанной с Московским университетом. Здесь за свою жизнь она прочитала десятки самых разнообразных курсов, руководила семинарами и аспирантами, создала свою научную школу и осталась в памяти всех знавших ее людей как человек высшей пробы.

Первые несколько лет работы Софьи Александровны в университете пришлись на тяжелый период его истории. Советская власть пыталась поставить науку и вузы на службу «трудовому народу», дореволюционная профессура отчаянно сопротивлялась. В этих условиях власти, нуждавшиеся в старых специалистах, вели активную пропагандистскую кампанию по перевоспитанию старых и подготовке новых, «пролетарских» научно-педагогических кадров. Большие надежды при этом возлагались на «пролетарскую» прослойку студентов и на «красных профессоров» – выпускников ИКП, конечно же, членов Коммунистической партии и носителей марксистской идеологии. К этим «профессорам» принадлежала и С.А. Яновская. Возможно, некоторые «красные профессора» в своем рвении, кроме воспитательной и идеологической работы, занимались и доносительством на старых профессоров, что могло быть использовано властями при проведении репрессий против них. (Заметим, что доносительством занимались непринужденно и некоторые «простые профессора» – см. § 7 – и даже рядовые граждане). Однако сказанное не имеет никакого отношения к С.А. Яновской, которая всегда защищала науку и ученых и выступала против упрощенчества в науке, свойственного марксистам-догматикам.

С начала 1930 г. С.А. Яновская и ее коллега М.Я. Выгодский вместе стали читать в МГУ курс истории математики. В этом курсе основной упор делался на историю обоснования математики, начиная от эпохи античности до современности. В частности, здесь рассматривались вопросы обоснования понятий числа, величины, предела, бесконечно малой величины, дифференциала и интеграла. В 1933 г. С.А. Яновская вместе с М.Я. Выгодским организовала в университете семинар по истории математики. Впоследствии соруководителем этого семинара стал ее ученик А.П. Юшкевич. Этот семинар долгие годы являлся центром подготовки отечественных исследователей в области истории математики. В 1935 г. С.А. Яновской была присуждена ученая степень доктора физико-математических наук (без защиты диссертации) и присвоено ученое звание профессора математики.

Во время Великой Отечественной войны Софья Александровна проживала в эвакуации в Перми. Там она заведовала кафедрой высшей алгебры Пермского госуниверситета и читала множество новых для себя курсов, например, высшую алгебру и теорию чисел. Условия жизни и работы в Перми были очень тяжелыми, однако Софья Александровна трудилась в полную силу, не делая никаких скидок на тяготы военного времени. В частности, во время проживания в Перми она нашла там трех подающих надежды подростков, пригрела их, а впоследствии помогла перебраться в Москву и поступить в МГУ. Эти молодые люди – Е.Б. Дынкин, О.А. Олейник и М.М. Постников со временем стали крупными математиками. Вообще, она всегда посвящала много времени обучению и воспитанию научной смены, отдавала начинающим ученым все силы, любила их, а некоторым просто помогала написать диссертацию. Немудрено, что у нее было много учеников (более 20), которые высоко ценили ее. Среди ее учеников можно назвать И.Г. Башмакову, Б.В. Бирюкова, Е.К. Войшвилло, Д.П. Горского, Л.Е. Майстрова, В.Н. Молодшего, А.Е. Райк, К.А. Рыбникова, Н.И. Стяжкина и др.

У С.А. Яновской был свой неповторимый стиль преподавания. Она никогда не стремилась довести до блеска форму изложения, считая, что чем эта форма проще, тем легче донести до слушателей суть содержания излагаемой темы. Она использовала часто необычные методические приемы, чтобы выпятить эту суть, рассказывала не результаты, а процесс их получения, как бы приглашая слушателей самих поучаствовать в этом увлекательном процессе. Она также очень умело подбирала примеры, которые сразу делали понятной суть проблемы, а иногда и взвинчивали творческий настрой аудитории, незаметно подключая ее к научной работе. В то же время она была очень осторожна в своих лекциях, особенно в отношении формулировок, часто ссылалась на классиков марксизма, в первую очередь, на Ленина, делая это всегда уместно и умело. Чаще всего она ссылалась на ленинскую работу «Материализм и эмпириокритицизм», в особенности когда хотела подчеркнуть материальность происхождения основных понятий математики. Кстати, эта форма изложения материала оказалась эффективным средством защиты науки логики от отечественных философов-догматиков, пытавшихся объявить ее «буржуазной лженаукой» и запретить.

В начале 1930-х гг. С.А. Яновская впервые заинтересовалась математической логикой. Это произошло, по-видимому, под влиянием ее коллеги, видного математика, специалиста по математической логике, алгебре и теории вероятностей проф. Валерия Ивановича Гливенко. За короткое время она освоила этот новый для себя предмет и с 1936 г., впервые в СССР, начала читать его на механико-математическом факультете Московского университета. Она продолжала читать этот курс до конца жизни, непрестанно совершенствуя и пополняя его и приспосабливая к нуждам различных категорий потребителей логико-матема-тических знаний. Кроме того, в 1938 г., совместно с В.И. Гливенко она подготовила для первого издания Большой советской энциклопедии важную статью «Логика математическая», которая явилась первой в СССР обзорной статьей по данной теме ^[14]. Обычно С.А. Яновская читала минимум два курса математической логики ежегодно, однако эти курсы никогда не повторялись, поскольку она каждый год включала в программу курса новый по содержанию материал и вдобавок совершенствовала методику изложения.

Огромную роль сыграла организационная деятельность Софьи Александровны, направленная на издание логико-математической литературы в СССР, формирование новых научных структур логического профиля, защиту математической логики от нападок «марксистско-ленинских» философов, пытавшихся на матлогике поставить клеймо «буржуазной лженауки» и добиться ее запрета, подобно тому, как это уже было сделано в отношении генетики и кибернетики. Уже в 1943 г. С.А. Яновская организовала первый в СССР семинар по математической логике при МГУ, которым она руководила совместно с И.И. Жегалкиным и П.С. Новиковым (а позже – вместе с А.А. Марковым). Эту науку Софья Александровна всячески поддерживала и на руководимой ею кафедре истории математики МГУ – именно на этой кафедре в конце 1940-х гг. появились первые в СССР аспиранты по математической логике. В 1947 г. вышел в свет русский перевод книги Д. Гильберта и В. Аккермана «Основы теоретической логики». Это была первая монография по математической логике, изданная в нашей стране. Редактором перевода книги, автором вступительной статьи и комментариев была С.А. Яновская, по инициативе которой книга была издана ^[15]. За эту работу ей крепко досталось от доктринерствующих философов-марксис-тов. Однако она цепко защищалась, используя оружие самих нападавших – марксистско-ленинскую философию – и готовила к переводу новые книги западных логиков. Разумеется, все это требовало много сил и здоровья. Тем не менее, уже в 1948 г. вышел русский перевод книги А. Тарского «Введение в логику и методологию дедуктивных наук» ^[16], в 1957 г. – перевод книги С. Клини «Введение в метаматематику» ^[17], в 1960 г. – перевод книги А. Черча «Введение в математическую логику» ^[18], в 1961 г. – перевод книги Р.Л. Гудстейна «Математическая логика» ^[19]. Переводы книг А. Тарского и Р.Л. Гудстейна вышли по инициативе, под редакцией и с предисловиями С.А. Яновской, а переводы книг С. Клини и А. Черча – по ее инициативе и при ее поддержке.

В 1948 г. в сборнике «Математика в СССР за тридцать лет» вышел первый большой обзор С.А. Яновской, содержавший анализ достижений отечественных логиков-математиков ^[20]. Второй ее обзор на эту тему вышел в 1959 г. в сборнике «Математика в СССР за сорок лет» ^[21]. Эти обзоры сыграли важную роль в становлении логических исследований в стране. Их особенность была в том, что вопросы теории математической логики рассматривались в них совместно с вопросами истории и методологии этой науки, аналогично тому, как это было сделано в ее ранней работе «О так называемых определениях через абстракцию» 1935 г. ^[22]. Заметим, что после смерти С.А. в 1966 году подобные обзоры больше ни разу не выходили – их было уже некому написать.

Большое значение придавала С.А. Яновская прикладным вопросам математической логики и ее применениям в технике, кибернетике и других областях. Для нее этот интерес был связан с часто повторявшейся ею мыслью Ленина о том, что истина всегда конкретна. Ее первое знакомство с применениями логики в технике относится еще к 1930-м гг., когда В.И. Шестаков, бывший тогда аспирантом ее коллеги проф. В.И. Гливенко, работал над кандидатской диссертацией по применению булевой алгебры логики для математического моделирования статики релейно-контактных схем. Спустя 10 лет, в 1948 г. Софья Александровна в своем вышеупомянутом обзоре ^[20] выступила в защиту приоритета В.И. Шестакова в открытии логического моделирования релейно-контактных схем. Причем ее авторитет в научном мире привел к тому, что данная точка зрения стала в СССР широко распространенной. За два года до этого, в 1946 г. она выступила официальным оппонентом по докторской диссертации М.А. Гаврилова – первой докторской диссертации в СССР, посвященной логическому моделированию релейно-контактных схем. И именно ее принципиальность и мастерство полемиста спасли защиту. Если бы этого не произошло, неизвестно, как развивалась бы советская кибернетика и существовала ли бы она вообще. В 1957 г. в докладе «О некоторых чертах математической логики и отношении ее к техническим приложениям» на Всесоюзном совещании по теории релейных устройств ^[23] С.А. Яновская дала анализ роли практики в развитии математической логики. В 1960 г. под ее редакцией и с ее предисловием вышел русский перевод небольшой книжки Алана Тьюринга «Может ли машина мыслить?» ^[24]. В своем предисловии С.А. Яновская проанализировала с позиций философии наиболее трудную проблему кибернетики (а впоследствии – искусственного интеллекта) о соотношении возможностей человека и машины. Близкие вопросы рассмотрены в двух других ее работах: «О философских вопросах математической логики» ^[25] и «Преодолены ли в современной науке трудности, известные под названием «апорий Зенона»?», опубликованных в 1963 году в сборнике «Проблемы логики» ^[26].

В то же время Софья Александровна разрабатывала и весьма абстрактные вопросы логики и методологии науки. Так, в 1961 г. она написала работу «Проблемы введения и исключения абстракций более высоких (чем первый) порядков», где рассмотрела вопросы введения абстрактных терминов и понятий высших порядков и их исключения при практическом применении теории, когда абстрактные термины и понятия высоких порядков заменяются терминами и понятиями более низких порядков (т.е. более простыми). Этот материал был доложен в том же году на международном коллоквиуме по методологии науки в Варшаве, где имел большой успех.

Большую роль в популяризации логико-математических знаний сыграла основанная С.А. Яновской в издательстве Физматгиз книжная серия «Математическая логика и основания математики», в рамках которой вышли многие основополагающие труды по указанной тематике как зарубежных, так и отечественных ученых. Ее личный вклад в эту популяризацию выразился также в чтении многочисленных общедоступных лекций в широкой аудитории, включавшей также и школьников. В частности, многих участников школьных математических олимпиад 1950-х – 1960-х гг. поражала ее лекция «Что значит решить задачу?», в которой давался такой, неожиданный на первый взгляд ответ на поставленный вопрос: решить задачу означает свести ее к уже решенным.

Особое значение имела деятельность С.А. Яновской по продвижению математической логики в философию. Здесь, в первую очередь, следует назвать ее работу в качестве инициатора, автора и редактора раздела «Математическая логика» 4-томной «Философской энциклопедии», изданной в 1960-е – 1970‑е гг. Из ее собственных статей в этом издании наибольший интерес вызывают «Логика высказываний» ^[27] и «Исчисление» ^[28]. Такое же, если не большее, значение имели усилия Софьи Александровны, направленные на включение математической логики в философское образование и постоянное повышение уровня логико-математической подготовки будущих философов. Так, она сыграла решающую роль в постановке преподавания математической логики на философском факультете МГУ, активно участвуя в обсуждении связанных с этим проблем и лично ведя разнообразные логико-математические курсы для философов в 1940-е – 1960-е гг. Она также явилась инициатором и научным руководителем нескольких первых диссертаций по математической логике, защищенных на философском факультете МГУ. Кстати сказать, аналогичную деятельность она вела и на мехмате МГУ, где уже в начале 1950-х гг., т.е. задолго до открытия там кафедры математической логики (1959 г.), появились первые аспиранты по математической логике (Ю.Т. Медведев, В.А. Успенский и др.), числившиеся на руководимой ею кафедре истории математики. Здесь уместно также отметить большое внимание, которое Софья Александровна уделяла вопросам математической логики, важным, в первую очередь, для философов. В этой связи упомянем ее предисловие к русскому переводу книги Р. Карнапа «Значение и необходимость (исследование по семантике и модальной логике)» ^[29], где она анализирует принципиальные трудности, возникающие в связи с попытками уточнения семантических категорий языка.

Вся эта деятельность вызывает восхищение и смело может быть названа подвигом, особенно если учесть, что ее начальный период пришелся на годы, когда в МГУ, в первую очередь, на философском факультете, была практически полностью задушена живая, творческая мысль, а математическая логика была кандидатом на объявление ее буржуазной лженаукой (подобно генетике и кибернетике) и последующее уничтожение. В этих условиях деятельность С.А. Яновской была одним из редких в те годы островков, куда могли прийти лучшие студенты, чтобы узнать, что такое настоящая наука.

С.А. Яновская была одним из немногих в мире ученых (наряду с А. Тарским, Р. Карнапом и некоторыми другими), стараниями которых математическая логика была встроена в философию, и столь успешно, что последняя из дисциплины, занимающейся «философствованием», в определенной своей части превратилась в науку, которая, подобно всем другим наукам, нацелена на получение новых знаний.

Известно высказывание А. Эйнштейна, согласно которому нравственные достижения ученого гораздо важнее его интеллектуальных достижений. С.А. Яновская отвечала этому принципу, вероятно, больше, чем кто-либо из известных нам ученых. Сохранившиеся многочисленные воспоминания ее коллег и учеников, друзей и подруг подтверждают это в полной мере, при удивительном единодушии практически всех вспоминающих.

Вот что пишет о С.А. Яновской один из ее учеников Б.А. Кушнер ^[30]: «В один прекрасный день, в начале 1960-х, в первые мои годы на мехмате, я ... услышал, как однокашник рассказывал о лекциях по математической логике профессора Яновской. Рассказчик был в крайне приподнятом настроении... и мне захотелось посмотреть самому, в чем тут дело. На следующий день... я проскользнул в одну из больших аудиторий 16 этажа главного здания МГУ. Аудитория была почти полна и мне не без труда удалось отыскать место... У доски стояла небольшого роста пожилая женщина в старомодном черном платье... Ее лицо, круглое, как полная луна, просто сияло добротою, а большие и тоже очень круглые очки были, казалось, специально созданы для этого лица. Водруженный на кафедре маленький черный, видавший виды кожаный портфель чем-то походил на свою хозяйку и гармонично дополнял сразу захватившую меня картину. Я был очарован не только этими милыми приметами хорошего человека, за которыми стояла давняя традиция, но подкупала и основательная, весьма неторопливая и глубоко интеллигентная манера, в которой С.А обращалась к аудитории... Софья Александровна произвела на меня сильное впечатление; сегодня я бы сказал, что меня очаровал ее облик интеллектуала и настоящего университетского профессора par excellence... Мне довелось близко общаться с С.А. в мои студенческие, а затем аспирантские годы. Наши научные интересы довольно сильно различались. Несмотря на это, она всегда радовалась моим достижениям и поддерживала меня всеми доступными ей способами... Положение С.А. в немыслимом математическом созвездии, сверкавшем тогда на мехмате (Колмогоров, Александров, Марков, Соболев, Тихонов, Люстерник...), могло быть не простым. В действительности ничего этого не было. Ее глубоко уважали, и я имел много случаев убедиться в этом. Вся ее личность – открытая, добрая, глубокая, – опасная и жесткая война, которую она вела против демагогов-диалектиков, – все это внушало уважение... Я думаю, что советская школа математической логики, вполне вероятно, своим выживанием обязана Софье Александровне. Война, которую вела С.А., далеко не всегда могла быть наступательной. Ей приходилось отступать, прикрываться, как щитом, «самокритикой», использовать демагогию в ответ на демагогию и идти на компромиссы, немыслимые для тех, кто не чувствует реальной ситуации того далекого времени... Ко всему сказанному следует добавить постоянную готовность С.А. помогать талантливой молодежи, особенно в трудные времена». Кушнер так завершает свои воспоминания: «Зимой 1966 г. Андрей Андреевич [Марков] пригласил меня присоединиться к группе коллег и поехать на день рождения к С.А. Она жила тогда на даче… Мы долго блуждали по пустынным в это время года улицам дачного поселка, засыпанного чистым подмосковным снегом... Наконец, нашли деревянный дом, окна которого излучали теплый, уютный свет. Этот дружеский вечер навсегда запомнился мне. Всем было хорошо за столом С.А., для каждого нашла она ласковое слово... К несчастью, этот день рождения оказался последним... Осенью она умерла...».

А вот воспоминания ее близкой подруги Х.И. Кильберг ^[2]: «С.А. Яновская прожила жизнь, проникнутую добротой к людям. Все ее существование определялось сознанием долга, бескорыстием и самозабвенным служением делу. Скромный и открытый по натуре человек, Софья Александровна была исключительно доброжелательна по отношению к окружающим. Очень живой, жизнерадостный и общительный человек, она постоянно чувствовала потребность в общении с людьми... Она писала: «Даю тебе честное слово, что мне стыдно, что на меня наша партия истратила так много средств (она находилась в Кремлевской больнице – Х.К.), а я до сих пор не могу окончить даже книги о Декарте...». Во время эвакуации... в сентябре 1941 года она писала: «Хотя думаю о тебе и о детях более чем часто, особенно по ночам, но писать как-то не решаюсь. Мне кажется, что мне незаслуженно хорошо по сравнению с тобой, потому что... я могу, хотя и немного, но все же относительно спокойно работать...». Имя Софьи Александровны окружает атмосфера нравственной чистоты. У всех встречавшихся с ней она вызывала чувство симпатии. Софья Александровна была очень наблюдательным человеком – ничто фальшивое в людях не укрывалось от нее. Будучи очень мягким человеком, она умела остро ненавидеть подлость и стяжательство, алчность – все атрибуты мещанства. Кристальная чистота Софьи Александровны проявлялась и в обыденной жизни. Будучи в высшей степени добрым человеком, необычайно деликатным, она всегда была готова откликнуться на чужую беду, помочь доброму делу. Делалось это тихо, с присущим ей тактом. С большой готовностью она входила в положение нуждающихся студентов и аспирантов. Даже предоставленную ей квартиру она отдала другим, а сама жила с семьей в одной комнате».

Об удивительной способности С.А. Яновской помогать ближним вспоминает ее подруга с 1914 г. – со времен Высших женских курсов в Одессе В.А. Гуковская ^[31]: «Несмотря на все ее трудные жизненные обстоятельства, Софья Александровна обладала замечательным свойством – чутко и ровно относилась ко всем окружающим ее людям: друзьям, ученикам, всем, кто как-то с ней соприкасался. Если у человека, который был в поле ее зрения, случалась какая-либо серьезная неприятность и ему нужна была помощь, Софья Александровна находила время эту помощь оказать. Ее не надо было просить. Действенную помощь Софья Александровна оказала и мне. В течение 8 лет пребывания в Москве я не имела жилплощади. Жила у друзей, снимала комнату у частных лиц. Однажды я оказалась в очень тяжелом положении: в семье, где я жила, дочь заболела сыпным тифом, и мне надо было срочно оттуда выехать. И вдруг совершенно неожиданно поздним метельным вечером раздался звонок – в квартиру вошла вся в снегу Софья Александровна. Она приехала сообщить мне о возможности временно поселиться в квартире товарища, который уезжал из Москвы. А потом Софья Александровна приложила много усилий, чтобы я, наконец, получила постоянное жилье. Таких дел у Софьи Александровны было очень много. Она глубоко понимала людей, которые ее окружали, и обладала редкой способностью найти выход из беды. Если она понимала, что может что-то полезное кому-либо сделать, она бросала все свои дела, чтобы выполнить задуманное и не успокаивалась до тех пор, пока не доводила дело до конца».

А вот что пишет о С.А. Яновской как педагоге и воспитателе научной молодежи знавший ее с начала 1920-х гг. А.П. Юшкевич ^[32]: «Еще одну сторону деятельности Софьи Александровны я считаю обязательным отметить особо: сочетание ее качеств учителя и человека, ее искреннюю, сердечную привязанность, можно сказать преданность, своим ученикам. Их было много, свыше 20, большинство занималось математической логикой, и для всех них она была не только руководителем, но и очень близким, родным человеком. Эти ученики составляли как бы ее большую семью, которой она отдавала часть самой себя». Ему вторит и И.Г. Башмакова, ученица Яновской с 1940-х гг. ^[33]: «Своим ученикам она отдавала свой талант, время, силы. Софья Александровна любила молодежь, очень ценила тех, кто внес хотя бы небольшой вклад в науку. Она опекала последних с настоящей материнской заботливостью, щедро делилась с ними своими мыслями. Поэтому у Софьи Александровны так много учеников, а научных работ гораздо меньше, чем могло бы быть при ее знаниях и таланте. Многие ее мысли и исследования изложены в работах ее учеников, другие в устном виде стали достоянием ее школы и послужили основой для многих научных изысканий… Она была необыкновенно добра. Мы знали это и шли к ней со всеми нашими делами, заботами, мелкими невзгодами и тяжелыми несчастиями. Софья Александровна умела войти в положение каждого из нас, оценить ситуацию, утешить словами и помочь делом. Скольких из нас ее ум и энергия спасли от бед! Помогая человеку, Софья Александровна не жалела ни своего времени, ни своих сил. Она приводила к больным доктора, если надо было, шла к юристу, выступала в суде. А ведь Софья Александровна была очень занятой человек». Близкого мнения придерживается и Б.В. Бирюков, работавший под руководством Яновской в 1950-е – 1960-е гг. ^[34]: «Работа Софьи Александровны с научной молодежью составляла органическую часть ее собственного научного развития. Вместе со своими аспирантами она разрабатывала конкретные логико-методо-логические и историко-логические проблемы, вливавшиеся в общее русло развиваемых ею идей. Иные ее ученики месяцами жили летом на даче, которую снимала Софья Александровна под Москвой, работая под ее руководством. Быть в курсе последних достижений в своей области… переосмысливать и в переосмысленном виде доносить до учеников..., до широких кругов математиков и философов – в этом для нее был главный смысл педагогической деятельности». Знавший С.А. Яновскую долгие годы Д.П. Горский вспоминает ^[35]: «Софья Александровна была замечательным педагогом – заботливым, щедрым, никогда не отказывающим в помощи своим ученикам. А учениками были не только те, кто выполнил под ее руководством свои дипломные работы и диссертации. К ней за помощью, за советом, за консультациями обращались и те, кто уже защитил не только кандидатские, но и докторские диссертации. И она никому не отказывала в помощи, со всеми щедро делилась своими идеями. Она не щадила своего здоровья и времени для других, нередко в ущерб своей собственной работе».

Невозможно привести все воспоминания о С.А. Яновской, в которых отдается должное Софье Александровне не только как ученому и педагогу, но и как удивительному человеку. Потому в заключение ограничимся отзывами о ней двух ее учеников, ставших видными учеными: «В моей судьбе Софья Александровна сыграла исключительно большую роль: она помогла мне выбрать специальность, руководила мной в моих занятиях по истории математики, не раз оказывала мне помощь в наиболее тяжелые минуты жизни. Эту маленькую, хрупкую и такую энергичную женщину, богато одаренную и умом, и сердцем, мне никогда не забыть» (И.Г. Башмакова ^[33]); «Две женщины сыграли в моей жизни решающую роль. Одной была мама – она воспитала меня. Другой – Софья Александровна. Благодаря ей я стал тем, кто я есть» (Б.В. Бирюков ^[34]).

Судя по воспоминаниям знавших ее людей (см. п. 6), С.А. Яновская была идеальным человеком (конечно, если предположить, что идеальные люди существуют). Тем не менее, некоторые исследователи, оценивая ее деятельность в конце 1920-х – 1930-е гг., обвиняют ее (с той или иной степенью определенности) в том, что она в указанный период участвовала в «погромах» ученых старой формации, не разделявших марксистско-ленинскую идеологию – эти погромы устраивались новой властью с целью обеспечить свой контроль над наукой и высшей школой. Вот что пишут, например, историки науки И.Г. Башмакова и С.С. Демидов и математик В.А. Успенский (кстати, первая и третий – ученики С.А. Яновской) ^[4]: «Новая власть ставила под свой контроль науку и высшую школу, одной из главных задач была борьба с реакционной профессурой, утверждение пролетарского студенчества, внедрение в студенческую и профессорскую среду единственно верной марксистско-ленинской идеологии. Все это сопровождалось шумными пропагандистскими кампаниями, чистками и поисками врагов. Борьба с «егоровщиной» и «дело академика Н.Н. Лузина» – это лишь отдельные, хотя и наиболее известные, мрачные события в жизни московского математического сообщества конца 20-х – 30-х гг. Особая роль в этих мероприятиях отводилась так называемым «красным профессорам» (т.е. выпускникам Института красной профессуры – В.Л.) – членам большевистской партии, носителям новой марксистской идеологии. Они должны были выступать не только рупором новой идеологии и политики, но и быть зоркими стражами, не допускающими идеологической крамолы, выявляющими и обличающими ее, в каком бы виде – даже самом невинном – она ни появлялась. Эта «борьба» нередко заканчивалась в застенках ОГПУ. К числу «красных профессоров» в Московском университете относилась и С.А. Яновская. Многие ее поступки в эти годы кажутся нам непонятными. Ведь она вместе с Э. Кольманом – одной из наиболее одиозных фигур в советской науке тех лет – громила «реакционную профессуру» и в той или иной мере способствовала, мягко говоря, созданию тяжелой атмосферы вокруг ряда известных математиков (например, Д.Ф. Егорова, арест которого последовал в 1930 г.). Правда, и в то время была большая разница в поведении С.А. Яновской и таких людей, как Кольман и К^о. Так, она никогда не писала доносов, ни прямых, ни идеологических. И все же те, кто знал Софью Александровну в послевоенные годы, не могут представить ее в роли гонительницы. Они помнят ее совсем другой – доброй, отзывчивой, готовой открыто защищать научные ценности, отстаивать с большим риском для себя и математику, и математиков... Когда и как произошел в ней этот перелом?... Можно считать, что после войны он уже совершился». Еще дальше идет философ В.А. Бажанов ^[36]: «Российские журналы... никак не откликнулись на юбилей человека, который очень много сделал для пробуждения советской философии и логики от летаргического сна марксистско-ленинского примитивизма. Однако и [появившиеся] статьи... почти обходят стороной весьма драматический и достаточно характерный для отечественной гуманитарной науки период жизни С.А. Яновской. Говорится лишь кратко, в общих словах, что Яновская относилась в МГУ к числу «красных профессоров», что в этот период борьбы с «егоровщиной» и «дела академика Н.Н. Лузина» многие ее поступки (какие?) кажутся «непонятными», что, наконец, в отличие от Э. Кольмана – соавтора Яновской того времени – «она никогда не писала доносов, ни прямых, ни идеологических» ^[4]. Даже в список литературы, завершающий статью ^[4], почему-то не включены публикации, которые могут относиться к непонятным поступкам и пролить свет на их суть... Беспристрастный подход к истории науки требует прямого обозначения ситуаций и фактов «непонятности», не только перечисления заслуг ученого, а описания... творческой эволюции во всем многообразии красок – как белых, так и черных, свидетельствующих о сути... эпохи, о силе и интеллектуальном мужестве тех, кто смог подняться над нею и создать предпосылки для прорыва в иную эпоху. Ныне, когда прошло уже более века со дня рождения С.А. Яновской, резонно задаться вопросами: как произошло, что ученый, придерживавшийся в достаточно зрелом возрасте (в сорок лет!) марксистско-ленинской идеологии в ее более чем ортодоксальном, воинственном варианте, сурово клеймивший в 1930-х гг. своих идеологических противников и рассматривавший их фактически как врагов, тесно сотрудничавший с Э. Кольманом – фигурой в математике и логике, по своей зловещей роли... аналогичной... роли Т.Д. Лысенко в биологии, – как этот ученый смог стать человеком, сознательно, последовательно и энергично возрождавшим то, что только что им разрушалось. Что послужило... основой такого мировоззренческого переворота, своего рода концептуального прозрения, интеллектуальной революции?... Сформировавшись как партийный функционер, вращающийся в академических кругах, С.А. Яновская весьма внимательно следит [в 1930-е гг.] за чистотой помыслов и идеологическими ориентациями коллег. С преследования профессоров «Московской школы» начался ««год великого перелома» на фронте математики» и решение соответствующих кадровых вопросов. «Революция докатилась, наконец, и до Института математики и механики, руководство и методы которого были коренным образом изменены» [Яновская, 1930, с. 91]. Статья Яновской вышла в майской книжке журнала «Под знаменем марксизма», а осенью этого года глава «Московской школы» академик Д.В. Егоров был сослан в Казань, где через год скончался».

Как мы видим, С.А. Яновской инкриминируются, в первую очередь, борьба с крамолой, погромы «старых» профессоров, даже пособничество их физическому истреблению, ее называют «партийным функционером» и утверждают, что после войны у нее случился «перелом», «мировоззренческий переворот», в результате чего она стала другой – «доброй, отзывчивой, готовой открыто защищать научные ценности,... математику и математиков». Думается, что все эти обвинения и объяснения лишены всяких оснований. С.А. Яновская прошла революцию и Гражданскую войну по зову сердца, воодушевленная идеей социальной справедливости; она многократно рисковала жизнью и уже к 25 годам была человеком с раз и навсегда сложившимися убеждениями. С такими людьми не случаются мировоззренческие переломы, и они не меняют своего мировоззрения. Это лишь означает, что ее активная, окрашенная в красный цвет общественно-политиче-ская деятельность конца 1920-х – середины 1930-х годов и ее же не менее активная научная, педагогическая, организационная и гуманитарная деятельность, которую она вела в 1940-х – 1960-х годах – это две стороны одной и той же, цельной и последовательной в своих действиях человеческой личности. Как же совмещается первая со второй? Чтобы понять это, проанализируем несколько отрывков из работ С.А. Яновской 1930-х годов.

Например, в 1930 году в своей статье «Очередные задачи математиков-марк-систов» ^[37] С.А. Яновская писала: «Естественников-марксистов у нас ничтожный процент, среди математиков этот процент особенно низок. Старые профессора «Московской школы», авторитет которых среди математиков был несокрушимым, прилагали все усилия к тому, чтобы спасти математику от злостных покушений на нее со стороны материалистической философии, не стесняющейся открыто заявлять о своей партийности и классовом пролетарском характере. Даже слово «товарищ» не имело право гражданства ни в Институте математики и механики, ни в Математическом обществе... Ни московские, ни ленинградские математики не употребляют понятие «диалектики», и поэтому, если бы не год в протоколе, то заседания Математического общества в 1929 году ничем ни отличались бы от заседаний в 1909 году. На математическом отделении физико-механического факультета 1 МГУ в начале 1930 года было только 2 члена партии, 1 кандидат и 3 комсомольца». О чем здесь речь? Очевидно, о том, что новое, социалистическое государство, построенное на основе марксистского мировоззрения, должно заботиться о подготовке новых, придерживающихся этого мировоззрения, научных кадров, в частности, кадров математиков. При этом основную работу по подготовке таких кадров должны взять на себя сложившиеся ученые-марксисты. Никакого призыва к принудительному поголовному перевоспитанию в марксистском духе старых профессоров и аналогичному воспитанию научной молодежи здесь нет и в помине. Тем более, здесь нет призывов к вытеснению или истреблению старых кадров. Так что речь идет об обычной идеологической работе партийцев (в данном случае – ученых-партийцев) среди беспартийных, в чем, конечно, нет никакого криминала. Более того, Яновская проявляет здесь явную заботу о том, чтобы в науку пришла молодежь с новым мировоззрением, что должно, с ее точки зрения, помочь построить общество социальной справедливости. А вот отрывок из другой публикации Софьи Александровны. В 1936 году на собрании сотрудников МГУ в связи с так называемым «делом академика Н.Н. Лузина» С.А. Яновская в своем выступлении сказала ^[38]: «Присутствующие на собрании могли бы... многое прибавить к тому, что писалось в «Правде» о деятельности и личности Н.Н. Лузина. Печатая все свои оригинальные работы за границей и помещая в советские издания лишь малоценные статьи, издеваясь при этом над собственными похвальными отзывами и работами, помещенными в советских журналах, лицемерно льстя в глаза советской научной молодежи и сообщая «по секрету» друзьям, что время этой молодежи подходит к концу, – Лузин думал, что ему удастся долго одурачивать нашу научную общественность. Он действовал бесцеремонно, нечистоплотно, вредительски, рассчитывая на полную свою безнаказанность. Нечистоплотное отношение Лузина к чужим работам выразилось, в частности, в плагиате у своих учеников (у т. Новикова). Возмутительное его вредительство сказалось в переработке известного учебника Гренвиля по математике: переработка свелась к тому, что текст подлинника в 450 стр. вырос до 750-800 стр. В первой части был еще сохранен до некоторой степени систематический порядок, который имелся в учебнике Гренвиля, но во второй части изложение ведется таким образом, что оно может дезориентировать читателя. Вся переработка книги пестрит дефектами и ошибками. Характерный штрих: в 1930 году Н.Н. Лузин председательствовал на заседании ученых, которое приняло обращение к французским коллегам – протест против интервентов – в связи с делом Промпартии. Но Лузин уклонился от того, чтобы собственноручно подписаться под этим воззванием. Напрасно тогда молодой аспирант стучался в двери Лузина. Узнав, что он пришел из Института математики за подписью, Лузин заявил, что болен, что ни принять, ни подписать Обращение не может. Вот эта манера – демонстрировать «советское лицо» перед советской общественностью и сохранять свое подлинное лицо перед заграницей – весьма характерна для Лузина. Это двурушничество так откровенно выпячивалось, что странно было его не замечать. Лузин тогда же под первым попавшимся предлогом уходит с математического факультета... и, как из рога изобилия, посыпались похвалы, расточаемые им всяческим ничтожествам математической науки, похвалы, граничащие с издевательством и вредительством...». Совершенно очевидно, что в приведенной речи Яновская критикует Н.Н. Лузина не за то, что у него «несоветское лицо», а за то, что он не соблюдает нормы этики, обязательные для любого ученого – и советского, и западного. И делает это предметно, на хорошо известных слушателям фактах. Например, для нее плагиат – это нечистоплотное поведение, удвоение объема учебника – это вредительство по отношению к науке и образованию, как и хвалебный отзыв на ничтожную работу, и т.д. Она хочет, чтобы в университете работали морально чистые люди. Ее беспокоит не столько Лузин, сколько его возможное негативное влияние на научную молодежь. Именно поэтому статья ^[38] с информацией о собрании сотрудников МГУ названа Яновской «Против Лузина и лузиновщины». Существенно, что в выступлении С.А. Яновской нет ни слова о необходимости принятия в отношении Лузина каких-либо конкретных мер дисциплинарного или репрессивного характера. Те, кто организовал и провел погром Лузина, говорили (и, конечно, действовали) совсем иначе. Вот «Резолюция по поводу статей «Правды» «Ответ академику Н. Лузину» и «О врагах в советской маске», принятая в 1936 году на общем собрании Математического института АН СССР ^[39]: «1. Математическая общественность знала в течение ряда лет факты «деятельности» Н. Лузина... 2. Однако... общественность не разглядела в этих фактах лицо врага, прикрывшегося маской советского академика, объясняя их «странностями» характера Н. Лузина. 3. В этой связи мы должны открыто признать, что такая позиция в отношении к Н. Лузину была позицией гнилого либерализма, способствования гнусной антисоветской деятельности Н. Лузина. 4. Великолепная большевистская бдительность помогла «Правде» вскрыть врага, пробравшегося в ряды советских ученых, что послужит нам в дальнейшей нашей деятельности предметным уроком в борьбе за советскую социалистическую науку. 5. Мы призываем всю научную общественность нашей страны к непримиримой борьбе с врагами народа, под какой бы маской они не скрывались... 6. Собрание обращается в Президиум АН с предложением немедленно снять Н. Лузина с постов председателя группы математики АН и председателя математической квалификационной комиссии. 7. Собрание просит Президиум АН рассмотреть в соответствии с п. 24 Устава АН вопрос о дальнейшем пребывании Н. Лузина в числе действительных членов АН. 8. Собрание считает, что в целях обеспечения руководства математической жизнью страны необходимо усилить группу математики, пополнив ее новыми действительными членами и членами-корреспондентами». В этом «замечательном» документе о «происках врага» главное – это, конечно, пп. 6, 7, предусматривающие полный «разгром врага», т.е. освобождение важных постов, и п. 8, позволяющий организаторам разгрома занять позиции «разгромленного врага», т.е. эти посты.

Итак, и в 1920-е – 30-е, и в 1940-е – 60-е гг. С.А. Яновская занималась по существу, одним и тем же – защитой науки, обучением, воспитанием и поддержкой молодых ученых, хотя формы этой работы несколько различались – если в первый период значительный процент времени она уделяла общественно-поли-тической работе, то во второй период этот процент был сведен до минимума.

Кроме главного обвинения в погромах «старых» профессоров, с которым мы, надеюсь, уже разобрались, в вышеприведенных отрывках ^[4],[36] Софье Александровне ставится также в вину то, что, будучи «красным профессором», она своими публикациями «способствовала... созданию тяжелой атмосферы вокруг ряда известных математиков (например, Д.Ф. Егорова...)», что даже «статья С.А. Яновской вышла в майской книжке журнала..., а осенью... Д.Ф. Егоров был сослан в Казань, где через год скончался», что вообще С.А. Яновская «сформировалась как партийный функционер, вращающийся в академических кругах». Думаю, что обвинение в «способствовании созданию тяжелой атмосферы» нелепо не только с точки зрения юриспруденции: хорошо известно, что хозяин страны – Сталин принимал свои решения по одному ему известным причинам, не ориентируясь на степень тяжести атмосферы, созданную усилиями активных трудящихся, а также «красных» и «обычных» профессоров. (Хороший пример: в начале августа 1936 года, когда «дело Лузина» достигло апогея и несчастного академика должны были вот-вот репрессировать, Сталин дал «отбой» и Лузина отпустили, зато вскоре арестовали ведшего его дело главного ученого секретаря АН СССР академика Горбунова и в 1938 году расстреляли как «врага народа». Кстати сказать, в группе молодых ученых, инициировавших «дело Н.Н. Лузина», не было ни одного «красного профессора» – только «простые профессора»: П.С. Александров, А.Н. Колмогоров, С.Л. Соболев, Л.А. Люстерник и др.). Так что Яновская не имела никакого отношения к репрессиям против Д.Ф. Егорова (Д.Ф., кстати сказать, в 1920-е гг. руководил математическим семинаром, который она посещала, т.е. был ее учителем, что для нее было важным). А обвинять ее за статью, через полгода после которой Егорова сослали, и вовсе нелогично, поскольку «после этого» не означает «вследствие этого». Ну, а на вопрос, была ли С.А. «партийным функционером, вращающимся в академических кругах», или «ученым, пользующимся доверием других ученых и принимаемым в партийных кругах», отвечает следующая подлинная история. В 1938 г. Э.Я. Кольман был снят со своего официального поста завотделом науки Московского Горкома ВКПб и с неофициального поста представителя математического сообщества Москвы в партийных кругах... И тогда по взаимному согласию указанных сообщества и кругов новым представителем единодушно назвали Софью Александровну Яновскую. Это было ее профессиональное и человеческое признание обеими сторонами – математиками и партией.

Приведенные выше публиковавшиеся в прошлые годы работы, посвященные С.А. Яновской и содержавшие направленные против нее обвинения в соучастии в «погромах» ученых дореволюционной формации, не разделявших марксистскую идеологию, так никогда и не были подтверждены конкретными фактами. Несмотря на это, поток подобных ни на чем не основанных работ продолжается до сих пор.

Итак, передо мной «Рецензия на статью В.И. Лeвина «С.А. Яновская – человек, педагог, ученый»». Эту рецензию автор получил осенью 2007 года из журнала «Вопросы истории естествознания и техники», куда была представлена указанная статья. Рецензент утверждает, что «Ничего нового эта статья не содержит, за исключением критики некоторых авторов (И.Г. Башмаковой, В.А. Успенского, С.С. Демидова, В.А. Бажанова) за высказанную ими точку зрения об участии С.А. в 1930-е годы в погромах ученых старой формации. Критика эта выглядит очень наивной. Представляя Софью Александровну «идеальным человеком», автор странным образом трактует ее позицию в «деле Лузина» как позицию человека, проводившего «обычную идеологическую работу партийцев... среди беспартийных». На самом же деле, Софья Александровна, выступая против Н.Н. Лузина с обвинениями, внешне носившими характер критики недостойных действий Лузина, не могла не понимать (она была умным человеком), какую грозную силу несут ее обвинения. Да, деятельность Софьи Александровны в целом носила безусловно положительный для развития нашей науки характер. Но, живя и действуя в это страшное время, она не избежала участия в творившихся тогда несправедливых делах. Она была живым человеком и тоже боялась, и, когда чувствовала, что почва под ней начинала гореть, могла прибегнуть и к неблаговидным действиям, даже и к доносу. Предлагаемая автором интерпретация позиции С.А. в 1930-е годы не имеет под собой никаких оснований. Считаю, что печатать эту статью не следует. РЕЦЕНЗЕНТ».

Вот такой отзыв анонимного рецензента! В нем, по существу, С.А. Яновская обвиняется в том, что она сознательно выступила с публичной критикой Н.Н. Лузина, зная, что эта критика может нанести ему большой вред. Это серьезное обвинение, и рецензент должен был его соответствующим образом обосновать, приведя либо факты, свидетельствующие о том, что выступление С.А. было именно сознательной попыткой нанести вред Лузину, а не критикой недостойного, по ее мнению, поведения ученого, либо заменяющее такие факты логическое обоснование. Однако в рецензии нет ни того, ни другого. (Фраза рецензента «С.А., выступая против Лузина с обвинениями, внешне носившими характер критики недостойных действий Лузина, не могла не понимать (она была умным человеком), какую грозную силу несут ее обвинения» не может быть логическим обоснованием, поскольку она исходит из предположения, что умный человек может понять все. На самом деле умный человек может понять только то, что разыгрывается по правилам, которых придерживается он сам либо которые он точно знает. Однако Сталин «играл» совсем по другим правилам, чем Яновская, и вдобавок никому не сообщал эти правила. Поэтому тогда – в июле 1936 года, т.е. за год до начала Большого Террора, у С.А. Яновской не было никакой информации, чтобы предсказать возможные отрицательные последствия своего выступления с критикой Лузина). Еще серьезнее выглядит второе обвинение против С.А. Яновской, выдвинутое в указанной рецензии – что «она была живым человеком и тоже боялась, и когда чувствовала, что почва под ней начинала гореть, могла прибегнуть к неблаговидным действиям, даже и к доносу». Однако обоснования опять никакого – ни фактологического, ни логического. Ссылку на страх как причину доносительства всякого «живого человека» нельзя принимать всерьез, поскольку боятся все, но доносят только слабые и аморальные люди, а С.А., судя по отзывам близких и друзей (см. п. 6), никак не относилась к ним.

А вот другая, значительно большая по объему работа на эту же тему – монография Б.В. Бирюкова «Трудные времена философии. С.А. Яновская» ^[40]. Автор книги – ученик Яновской, сделавший под ее руководством в 1950-е годы кандидатскую, а в 1960-е – докторскую диссертацию, специалист по истории логики и философским вопросам кибернетики. Этот ученик С.А. Яновской, который, по его собственным словам (см. п. 6), «благодаря С.А. стал тем, кто он есть», пишет о своей учительнице: «В октябре 1930 года Д.Ф. Егоров (выдающийся математик, глава «Московской математической школы» – В.Л.) был арестован по сфабрикованному делу № 200256 «О центре всесоюзной контрреволюционной организации «Истинно православная церковь»»... Егорова приговорили к пяти годам заключения, но затем этот приговор был заменен высылкой в Казань на пять лет. Там в следующем году Д.Ф. скончался в больнице... Не существует никаких документов, говорящих о каком-либо участии С.А. Яновской в «деле Егорова». Трудно, однако, предположить, что она в нем не участвовала. Косвенно это подтверждается ее словами, сказанными в Харькове на Всесоюзном съезде математиков (в 1930 году – В.Л.)... Объяснение же тому, почему никаких документальных свидетельств ее участия в гонениях на Д.Ф. не обнаружено, я вижу в том, что свидетельства эти уничтожены». Итак, в приведенном фрагменте Бирюков с полной определенностью обвиняет С.А. Яновскую в соучастии в убийстве Д.Ф. Егорова, не представляя при этом никаких доказательств своего обвинения. Более того, фактически утверждается – опять-таки без всяких доказательств – что существовали документы, свидетельствующие об участии С.А. в гонениях на Д.Ф., однако они были уничтожены. Данная цепочка рассуждений человека, называющего себя специалистом по логике, удивительна тем, что в ней трижды нарушен основной закон логики – закон достаточного основания. Конечно, такие рассуждения не имеют никакой доказательной силы, и с их помощью ничего доказать нельзя. Обращает на себя внимание фраза из приведенного фрагмента «Трудно предположить, что она (Яновская) в нем («деле Егорова») не участвовала». На самом деле, наоборот, трудно предположить, что она могла участвовать в таком деле. Действительно, С.А. Яновская воспитывалась в традиционной еврейской семье, где традиция исполнения библейских заповедей, в частности, почитания родителей, неукоснительно соблюдалась и передавалась детям. Д.Ф. Егоров был руководителем математического семинара, который в 1920-е годы посещала С.А. Яновская, при этом он отмечал ее большие способности к математике. Между ними были нормальные отношения учителя и ученика, которые близки отношениям между родителями и детьми. В этих условиях С.А. в силу своего воспитания и глубоких внутренних убеждений (см. п. 6) просто не могла участвовать в каких-либо акциях, направленных на гонения, а тем более – физическое устранение своего учителя, которому она была многим обязана.

Еще один фрагмент из той же книги ^[40], в котором Б.В. Бирюков снова негативно характеризует свою учительницу С.А. Яновскую. «Вполне понятна позиция С.А. Яновской, занятая ею в деле Лузина в 1936 г. В томе «Дело академика Ник. Ник. Лузина» ^[41] мы находим приложение – «Против Лузина и лузиновщины (собрание математиков МГУ)». Оно начинается со слов о том, что представители московской математической общественности, профессора и преподаватели, научные работники и аспиранты НИИ математики, механики и астрономии МГУ собрались на механико-математическом факультете университета, чтобы обсудить статьи в «Правде» о деятельности Н.Н. Лузина. Что же в этой деятельности было сочтено заслуживающим осуждения? Об этом мы узнаем из резолютивной части данной публикации, где о вредительской деятельности Лузина говорится следующее: разгромленный и разбитый враг не сложил, однако, оружия. Лишенный возможности открытого выступления, он применяет все более и более разнообразные приемы маскировки, все искуснее пряча свое действительное лицо. Ярким примером этого является разоблаченная «Правдой» в статьях «Ответ академику Н. Лузину» и «О врагах в советской маске» деятельность Н. Лузина. Давая заведомо ложные похвальные отзывы, выдвигая малоспособных математиков и затирая талантливую научную молодежь, печатая все свои хорошие работы за границей и помещая в советских изданиях лишь малоценные статьи, издеваясь при этом над собственными похвальными отзывами и работами, помещенными в советских журналах, лицемерно льстя в глаза советской научной молодежи и сообщая по секрету друзьям, что время молодежи подходит к концу, Лузин думал, что одурачивает нашу научную общественность. Явствующая из всех этих фактов вредительская деятельность этого господина нашла, однако, должную оценку на страницах «Правды», сорвавшей с него советскую маску.

С.А. Яновская выступала на этом собрании с главным докладом. Она повторила те обвинения, которые мы привели выше».

Итак, в данном фрагменте Бирюков обвиняет С.А. Яновскую в соучастии в гонениях и клевете на Н.Н. Лузина. Однако эти обвинения основаны на очевидном подлоге. Действительно, два последних предложения приведенного фрагмента означают, что Яновская, выступавшая на собрании первой, якобы повторила те обвинения против Лузина, которые нашли отражение в итоговой резолюции собрания, составленной после его окончания на основании всех прозвучавших на нем выступлений. Однако такое физически невозможно. Стало быть, здесь С.А. пытаются приписать то, чего она не могла говорить. А говорила она на самом деле о том, что Лузин не соблюдает нормы этики, обязательные для любого ученого: занимается плагиатом, недобросовестно относится к подготовке учебников, двурушничает и т.д. (подробнее см. п. 7). В сказанном ею не было ничего такого, что было бы неизвестно сотрудникам МГУ. И другие выступавшие на собрании подтвердили это ^[41]. Так, проф. Понтрягин сказал, что «в течение многих лет в кулуарах математического факультета МГУ говорили о многих подлостях Лузина. Как могло случиться, что с таким авторитетом мог процветать такой человек, как Лузин? Наша математическая общественность находится под воздействием авторитетов. Это понятно в том случае, если авторитетами являются вполне достойные люди. Но плохо то, что такой человек, как Лузин, который утратил свой авторитет в кругу математиков факультета, продолжает пользоваться большим весом в кругах АН, в ряде инстанций и в математической печати». Проф. Бухгольц указал на «совершенную ненормальность такого положения, что Лузин со своей подмоченной репутацией оказывался царем и богом в математических кругах. Если Лузин не захочет, то и через квалификационную комиссию не пройдешь, и в «Математическом сборнике», и в «Известиях АН» не напечатают, и в заграничную печать не попадешь. Словом, если какой-нибудь начинающий работник не понравится Лузину, то ему конец». Проф. Колмогоров напомнил, что «в свое время Лузин сделал многое для развития математики, перед ним были перспективы крупного советского ученого, но началось его моральное и политическое падение. В этом ответственен не только Лузин. Многие знали о крайне непорядочном отношении Лузина к делу и лицам и все же находились с ним в прекрасных отношениях».

Вот еще одна большая недавняя работа, значительная часть которой посвящена С.А. Яновской, – книга философа В.А. Бажанова «История логики в России и СССР» ^[42]. Эта книга, в отличие от предыдущей книги того же автора ^[36], претендует на роль университетского учебника. По своему содержанию материал о С.А. Яновской в новой книге аналогичен материалу в предшествующей, который уже разбирался выше (см. п. 7). Отличие, однако, заключается в том, что в работе ^[42] делается очень своеобразная попытка объяснить бесконечную преданность и самоотдачу С.А. по отношению к своим ученикам. Бажанов пишет: «Ее внимание и бескорыстная помощь молодежи, вступающей в науку, были формой покаяния, причем покаяния не словом, а делом». Разумеется, такое предположение о покаянии С.А. означает наличие ее вины перед кем-то. Аналогичный взгляд можно встретить иногда и у других исследователей. Так, по свидетельству Б.В. Бирюкова ^[40] «ученик Яновской Д.П. Горский высказал взгляд, что полное самопожертвования поведение Яновской было своего рода формой ее покаяния; евреи не знают покаяния в христианском его понимании, и Софья Александровна нашла способ загладить ту вину, которая на ней несомненно лежала, – добрыми поступками». Но подобные объяснения поведения С.А. Яновской нелогичны и потому не могут быть приняты. Действительно, С.А. была неверующим, тем более нерелигиозным человеком, так что понятия греха, покаяния и т.д. были ей глубоко чужды. И, если бы она в самом деле признала и решила загладить свою вину перед кем-то, она, как светский и здравомыслящий человек, встретилась бы с тем, перед кем виновата, и попросила бы у него прощения. Например, с Н.Н. Лузиным, перед которым, согласно ^{[4, 36, 40]}, она была виновата своим участием в так называемом «деле Лузина» и который после указанного дела благополучно прожил еще четырнадцать лет. На самом деле ничего подобного не произошло. Поэтому единственное, что остается предположить, если следовать объяснениям Бажанова и Горского, – это то, что Яновская решила загладить свою вину перед одними людьми – своими коллегами-математиками – совершением добрых дел по отношению к другим людям – ее ученикам и близким. Однако такое объяснение поведения С.А. Яновской не только нелогично, но и абсурдно, особенно если учесть, что, по воспоминаниям учеников и близких, по отношению к ним она всегда совершала только добрые дела (см. п. 6). Так что и это объяснение поведения Яновской не может быть принято. Возникает естественный вопрос: чем же на самом деле объясняется бесконечная преданность и самоотдача С.А. Яновской к своим ученикам и близким? Ответ, на наш взгляд, лежит на поверхности: тем, что С.А. была по-настоящему хорошим и добрым человеком, для которого совершать добрые дела по отношению к близким столь же естественно, как и дышать. К сожалению, историки науки, изучавшие ее научную биографию, не заметили этого самого простого и естественного объяснения (или не захотели заметить).

По прочтении предыдущего и настоящего разделов у некоторых читателей могут появиться вопросы о том, каким же человеком Софья Александровна была на самом деле. Этим читателям рекомендуем просмотреть следующую подборку работ о С.А., принадлежащих людям различных поколений, профессий и взглядов: [2–4, 30–35, 43–48]. Думаем, что после этого все их сомнения рассеются.

Целый ряд исследователей творческой деятельности Софьи Александровны Яновской, включая и ее бывших учеников, высказываются в том смысле, что эта деятельность не была собственно научной деятельностью в области математики и логики, а лишь способствовала таковой у других лиц. Так, И.Г. Башмакова и др. пишут ^[4]: «Марков был первым заведующим кафедрой с момента ее создания весной 1959 г. Тогда она называлась просто кафедрой математической логики. Колмогоров руководил кафедрой после смерти Маркова, с начала 1980 года. Яновская никогда не заведовала данной кафедрой. Однако она сделала, может быть, больше, чем кто-либо, чтобы само существование математической логики в МГУ – а тем самым и существование кафедры – стало реальностью. В частности, заведуя кафедрой истории математики, она «пригревала» на ней математическую логику, и едва ли не первые аспиранты МГУ по этой тематике – Ю.Т. Медведев и В.А. Успенский – числились аспирантами этой кафедры. Софья Александровна не вела собственной исследовательской работы в области математической логики, но приложила немало усилий, чтобы такую работу могли вести другие». Еще конкретнее высказывается Б.А. Кушнер ^[30]: «Будучи одним из старейших профессоров университета, С.А. все же находилась на мехмате в несколько необычной и не очень простой ситуации. Проблема состояла в том, что Софья Александровна была не исследователем, а экзегетом. Она не доказывала теорем, лемм и т.д. Она была мыслителем, историком, философом и защитником математики (что и от кого приходилось защищать... – читателям старшего поколения разъяснения не нужны)».

Здесь считаем необходимым высказаться с полной определенностью. Математик – это не только человек, который доказывает теоремы. К числу математиков должны быть отнесены и все те, кто объясняют теоремы, доказанные другими; изучают историю математических открытий; занимаются обоснованием (философией) математики и т.д. – ведь все эти виды исследовательской деятельности, которыми занималась и С.А. Яновская, способствуют развитию математики, формированию в ней новых научных направлений, доказательству новых теорем и т.п. Поэтому Софья Александровна, вне всякого сомнения, является ученым-мате-матиком. Формально этот ее статус был признан еще в 1935 году, когда Математическая квалификационная комиссия АН СССР присудила ей ученую степень доктора физико-математических наук и присвоила ученое звание профессора математики. Несомненно, что С.А. могла вести собственные чисто математические исследования, создавать теории, доказывать теоремы – ее выдающиеся математические способности были отмечены еще в 1916 г. С.О. Шатуновским (см. § 2) и в середине 1920-х гг. – Д.Ф. Егоровым. Однако она предпочла другой путь – делиться своими идеями с научной молодежью, помогать ей вести свои математические исследования, доказывать теоремы, писать статьи и книги (§ 4). Так что многие научные идеи и результаты, которые могли принадлежать С.А. Яновской лично, оказались рассыпаны по публикациям ее многочисленных учеников.

Уровень научных работ С.А. Яновской очень высок. Это связано, в первую очередь, с содержанием этих работ, характеризующимся «стремлением дойти до сути вещей..., удивительным даром проникать внутренним взором в глубь явления, доискиваясь до его причины» ^[33]. Так, занимаясь историей математики, она интересовалась, прежде всего, не фактологией развития математических знаний (хотя и этой стороной истории математики она занималась весьма обстоятельно), а узловыми проблемами становления математики как аксиоматической науки, в чем весьма преуспела. Например, ей удалось объяснить, почему одни разделы математики быстро принимают форму аксиоматических теорий, а другие – нет ^[4],[10]. Занимаясь же философией (основаниями) математики и математической логикой, она строго сформулировала проблему соотношения содержательного и формального в научном знании (в первую очередь, математическом знании, строящемся на дедуктивной основе) и сыграла ведущую роль в поиске путей ее разрешения ^[34]. Что касается формы научных работ С.А. Яновской, то она подстать их содержанию и характеризуется исключительно скрупулезной и добросовестной работой над источниками, логически безупречным изложением материала, точным и ясным языком. Важно отметить, что С.А. Яновской удалось то, что не удается большинству ученых даже с высоким уровнем научных работ: она стала основателем двух крупных научных школ: советской школы истории математики и советской школы математической логики.

Мы видим, что у С.А. Яновской имеются очень большие заслуги перед наукой и высшей школой страны. Почему же страна не воздала ей должное – не присвоила ей никаких почетных научных и педагогических званий, не наградила премиями, не избрала в Академию наук? Ответ очень прост: Софья Александровна была исключительно скромным человеком и никогда не только не предпринимала каких бы то ни было усилий, чтобы такие звания и премии получить, но даже не заикалась об этом (в отличие от большинства современников своего круга, активно, а иногда и агрессивно – см. пп. 7, 8 – занимавшихся такой деятельностью). В этих условиях для ее заслуженного награждения требовалось лишь вмешательство одного-двух авторитетных ученых-математиков, осознающих важность сделанного этим человеком и готовых совершить Поступок. К сожалению, таких людей не нашлось, хотя многие крупные ученые-математики (П.С. Александров, А.Н. Колмогоров, А.А. Марков, П.С. Новиков, С.Л. Соболев, И.Г. Петровский и др.) высоко ценили ее профессиональные достижения и относились к ней с глубоким уважением. В связи с этим заметим, что, когда в какой-либо области науки такие люди находились, подобные вопросы решались достаточно просто даже в эпоху Сталина. Например, когда в 1946 г. на Общем собрании Академии наук СССР, обсуждавшем прием новых членов АН, Президент АН академик-физик С.И. Вавилов заявил с трибуны, что ему стыдно, что он – академик, а Л.Д. Ландау – нет, вопрос о членстве Ландау в АН СССР был решен в течение считанных минут.

Софья Александровна Яновская прожила большую, яркую и очень непростую жизнь. Воспитанная в духе идей социальной справедливости, защищая их потом на фронтах гражданской войны, она осталась верна им до конца своих дней, перенеся со временем центр тяжести своей борьбы на научно-педагогическую деятельность и сделав все, чтобы десятки молодых людей – ее учеников – стали настоящими учеными и настоящими людьми и заняли подобающее им место в обществе. Ей было нелегко: она сталкивалась с сопротивлением, испытывала страх, постоянно боролась с тяжелой болезнью, ее преследовало (и преследует до сих пор) непонимание. Но она ни разу не свернула со своего пути. Она была несчастлива в личной жизни, хотя вышла замуж по любви, за товарища по борьбе и единомышленника. Но и это не остановило ее. Что же поддерживало ее, давало силы жить и работать? Сама Софья Александровна, выступая в 1966 году на торжественном заседании в МГУ по поводу ее 70-летия, объяснила все тем, что всегда трудилась, сознавая свой долг ученого перед народом, что ее окружали хорошие люди, которых она беспредельно любила: коммунисты, вместе с которыми она сражалась на фронтах гражданской войны; ученые, вместе с которыми работала; ее близкие и ученики. Что ей повезло – она встретила на своем пути выдающихся людей – руководителей одесского подполья в годы гражданской войны, своего мужа И.И. Яновского, известного математика А.Я. Хинчина и др.

С.А. Яновская и в 70 лет осталась верна идеалам и убеждениям молодости. Мало кому удается такое. Она была счастливым человеком…