The role of British War Cabinet in organization of intervention in Far East and Siberia: agreement of the terms of intervention with the United States, Japan, and Soviet authorities in December 1917 – August 1918 (based on the materials of the United Kingdom National Archive)

Mironiuk Sergei PhD in History Assistant Lecturer, Department of History, Institute of Economics and Management in Agribusiness, Russian Timiryazev State Agrarian University 127550, Russia, Moscow, ul. Timiryazevskaya, 49 privetsergey95@mail.ru Other publications by this author

По теме интервенции имеется обширная историография, однако она значительно сужается в контексте темы о роли Британии в подготовке интервенции на Дальний Восток и в Сибирь, включая непростую историю согласования ее условий с США, Японией, а также правительством В. И. Ленина и Л. Д. Троцкого. Среди затрагивающих тему роли Британии в формировании политики интервенции исследований отечественных и зарубежных авторов необходимо выделить работы Н. Е. Быстровой, Ф. Д. Волкова, Н. Г. Думовой, В. Г. Трухановского, А. И. Уткина, Дж. Кеннана и Р. Ульмана, послужившие историографической базой для настоящей работы ^[1-7]. Однако роль Британии в интервенции в Россию рассматривалась в работах этих авторов в рамках собственных, крупных тем исследований, не выделяя сферы участия и роль этой страны в организации интервенции как отдельное направление исследований.

Объектом исследования в настоящей работе является роль Военного Кабинета министров Британии в организации интервенции на Дальний Восток и в Сибирь, а предметом — действия британского правительства по согласованию условий этого вторжения с США, Японией и советским правительством в декабре 1917 – августе 1918 гг. Цель настоящей работы — оценка роли и результатов действий британского правительства в согласовании условий интервенции на Дальний Восток и в Сибирь с США, Японией и советским правительством.

Р. Ульман в работе «Интервенция и война» отмечал, что многие аспекты британской политики в отношении России «…трудно подтвердить документами без полного доступа к протоколам заседаний Кабинета министров и различных ведомственных и межведомственных комитетов, которые касались России…» ^{[7, p. 83]}. К настоящему времени протоколы заседаний Кабинета министров Британии и приложенные к ним документы рассекречены и доступны в Национальном архиве Соединенного Королевства. Научная новизна работы состоит в том, что впервые с привлечением большого количества ранее не вовлекавшихся в научный оборот документов из Национального архива исследуется недостаточно освещенная в отечественной историографии тема о роли Британии в организации интервенции на Дальний Восток и в Сибирь в части согласования условий вторжения с США, Японией и советским правительством.

Основные методы, примененные в ходе исследования: хронологический, компаративный и нарративный. По вопросам, связанным с интервенцией, в Национальном архиве хранятся сотни документов различного происхождения, формата, объема и значимости. Работа с ними предполагала изучение материалов декабря 1917 – августа 1918 гг., а также ряда более поздних обобщающих аналитических материалов о событиях этого периода с использованием хронологического и компаративного методов с целью отбора наиболее репрезентативных, взаимосвязанных и взаимодополняющих документов. С учетом того, что многие из отобранных документов ранее не исследовались в контексте темы, а некоторые значимые для ее раскрытия вообще не описаны, в работе широко использован нарративный метод.

Активное официальное обсуждение вопроса участия США и Японии в интервенции на Дальний Восток и в Сибирь в рамках Антанты было начато на конференции союзников в Париже 28 ноября – 3 декабря 1917 г. и обосновывалось необходимостью взятия под контроль Транссибирской железной дороги. По итогам обсуждения были сделаны запросы в Токио и Вашингтон относительно мер для защиты Транссибирской магистрали и поставок продовольствия в Россию ^{[8, p. 236]}.

В британском правительстве интервенцию на этом направлении начали обсуждать примерно в это же время — декабре 1917 г. Первоначально причиной возможной интервенции называлась необходимость защиты иностранцев и складов военного имущества во Владивостоке. Позже к этой аргументации добавились пункт о необходимости предотвратить захват Германией продовольствия из Сибири и Украины и, наконец, надежда на восстановление Восточного фронта против Германии, которая «…никогда не исчезала окончательно» ^{[9, p. 169-170]}.

В протоколе заседания Военного Кабинета от 6 декабря 1917 г. упомянут проект плана оккупации Владивостока и контроля над Сибирской железной дорогой, который было рекомендовано направить на рассмотрение в Имперский Генеральный штаб ^{[10, p. 233]}. В развитие этой темы в ходе заседания 7 декабря начальник Имперского Генерального штаба Г. Вильсон предложил: «Японцев и, возможно, американцев следует попросить направить войска во Владивосток для полицейских целей, защиты находящихся там военных складов и позже при необходимости установить контроль над Транссибирской железной дорогой и сообщение с югом России» ^{[8, p. 236]}. Проведение такой широкомасштабной операции без участия Японии, располагавшей крупным воинским контингентом для операции в России, и США, которые могли предоставить для этой операции финансовую поддержку, было неосуществимо. Однако «США опасались усиления позиций Японии на Дальнем Востоке, на Тихом океане, где назревал десятилетиями подготовлявшийся конфликт» ^{[2, с. 51]}. По существу, Соединенные Штаты были против как индивидуальной интервенции Японии, так и совместной интервенции с ней. Британское правительство начало интенсивные переговоры по согласованию позиций сторон в поддержку идеи интервенции.

10 декабря Бальфур заявил японскому послу в Лондоне Чинде Сутеми, что для охраны складов во Владивостоке предпочтительным вариантом является отправка туда исключительно американских сил, поскольку всеми признано, что США не имеют территориальных амбиций в России. Чинда ответил, что Япония не может одобрить такой план. 14 декабря британский посол в Токио К. Грин обсудил с японским министром иностранных дел И. Мотоно возможные шаги для защиты складов и при необходимости контроля над Транссибирской железной дорогой. В телеграмме от 22 декабря британский посол в США С. Спринг-Райс сообщил Бальфуру, что передал государственному секретарю Р. Лансингу предложение о совместной американо-японской экспедиции во Владивосток. Лансинг ответил, что он был полностью осведомлен об огромной опасности получения большевиками контроля над Восточной Сибирью и складами, но опасался последствий японских действий. 26 декабря Бальфур опять встретился с Чиндой. Из этой встречи Бальфур вынес впечатление, что японцы планируют высадить свои войска во Владивостоке. Он снова сказал Чинде, что независимые действия японцев были бы в высшей степени неудачными, и убеждал его в необходимости консультации с Соединенными Штатами перед тем, как предпринять любые действия ^{[7, p. 88-89]}. Таким образом, весь декабрь 1917 г. британская сторона вела напряженные переговоры с США и Японией по согласованию условий возможной интервенции, желая обеспечить ее японскими солдатами, а также лояльностью, деньгами и военным снаряжением со стороны США.

С учетом проведенных и продолжающихся переговоров вопрос о «Владивостоке» вновь обсуждался на заседании Кабинета министров 1 января 1918 г. Было решено информировать японского посла о предложении британской стороны Японии провести совместную операцию во Владивостоке с целью защиты находящихся там складов и направить в США полковнику Э. Хаусу информацию об обсужденных вопросах для передачи президенту Вильсону, акцентируясь на опасности попадания складов в руки Германии и прося сотрудничества правительства США в этом вопросе ^{[11, p. 176]}. 7 января японская сторона заявила, что озадачена предложениями англичан, поскольку только 26 декабря ими была изложена другая позиция, и японское правительство ожидает дальнейших разъяснений по поводу явного изменения британской позиции до принятия окончательного решения ^{[5, p. 320]}. На заседании Кабинета 24 января было принято решение: сделать все возможное для открытия сообщения с юго-востоком России и Владивостоком посредством Транссибирской магистрали; призвать японцев взять ее под свой контроль от Челябинска до Владивостока; направить телеграммы в Вашингтон и Париж, подробно разъясняя причины принятия этого решения и побуждая американское и французское правительства поддержать эту политику ^{[12, p. 197]}.

Ситуация получила развитие 8 февраля. Американская позиция содержалась в ноте британскому правительству от этой даты. В ней было заявлено, что США не разделяют мнение Британии по вопросу интервенции. Государственный департамент все еще не оставил надежду, что изменение к лучшему возможно и без интервенции, однако, если в будущем военная экспедиция в Сибирь или оккупация Транссибирской железной дороги станет необходимой, интервенция должна быть предпринята международными силами, а не одной страной, действующей в качестве уполномоченного представителя других. В тот же день Мотоно вызвал по отдельности британского и американского послов и сообщил им свое «личное» мнение, что пришло время принять решение по интервенции, чтобы предотвратить распространение немецкого влияния в Сибири. Он считал, что контроль над железной дорогой до Карымской не допустит распространения немецкого влияния на Дальнем Востоке. В Вашингтоне давление, которое попыталось оказать Япония, было воспринято крайне негативно ^{[7, p. 101-102]}. Резюме позиций сторон относительно интервенции на Дальний Восток и в Сибирь по состоянию на 23 февраля изложено в меморандуме Р. Сесила «О России»: «Французы сразу же согласились; итальянцы после небольшой задержки сделали то же самое. Государственный департамент Соединенных Штатов дал отрицательный ответ, но в то же время президент в частном порядке намекнул, что, если мы будем настаивать на этом, он может согласиться» ^{[13, p. 98]}. В этом же документе Сесил отмечает, что японцы сначала проявили значительное нежелание иметь какое-либо отношение к интервенции в Сибирь, однако постепенно заняли позицию, что не против некоторого вмешательства, но против сотрудничества с какой-либо иной силой в какой-либо операции такого рода и в то же время жаловались на отсутствие понимания союзников.

На заседании Кабинета 25 февраля предметно обсуждался вопрос об «японской интервенции» и ее согласовании с США. Бальфур подробно доложил содержание беседы с японским послом, проведенной 23 февраля. Посол заявил, что японское правительство хочет немедленно приступить к захвату Амурского железнодорожного узла для защиты Владивостока. Бальфур пытался обсудить захват японцами Транссиба вплоть до Урала, чтобы сделать невозможным использование железной дороги и товаров из Сибири немцами. Однако у посла не было полномочий на обсуждение этого вопроса. Затем был затронут вопрос о мандате для Японии, из которого следовало бы, что японские силы будут действовать в рамках планов и сил союзников в контексте борьбы против Германии, и Япония откажется от любых намерений в отношении аннексии. Однако японцы были категорически против добавления союзных отрядов к японским, ссылаясь на отрицательное общественное мнение. По итогам обсуждения Бальфуру было поручено направить телеграмму британскому послу в США Р. Ридингу (сменил Спринг-Райса в феврале) об одобрении правительством идеи японской интервенции в Сибирь вплоть до Челябинска и необходимости заручиться согласием США ^{[14, p. 125]}.

4 марта 1918 г. Бальфур сообщил Кабинету, что согласие США на японскую интервенцию в Сибирь получено. При этом отмечалось, что в соответствии с принятой в США обычной практикой они не подпишут совместную декларацию Антанты, но впоследствии выпустят свою собственную в поддержку политики альянса в этом вопросе. Бальфур подготовил проект телеграммы в Японию о согласии США и выразил надежду на встречные шаги японской стороны ^{[15, p. 137]}. Однако последовавшие действия японской стороны свидетельствовали о недостаточности имевшейся у нее информации по этому вопросу. На заседании 21 марта Кабинет министров был вынужден заниматься поиском ответов на четко поставленные японской стороной вопросы:

«(а.) Возможно ли получить от Правительства Его Величества заверения в том, что Япония будет пользоваться моральной и материальной поддержкой Соединенных Штатов при вмешательстве в дела России?

(b.) Желает ли Правительство Его Величества недвусмысленного заявления со стороны Японии о том, что она готова отправиться до Челябинска или, по крайней мере, до Омска?» ^{[16, p. 173]}.

По первому вопросу Кабинет министров не счел возможным подтвердить японцам, что американцы действительно окажут им «моральную и материальную поддержку». Было сочтено, что единственное, что можно сделать, — еще раз попытаться убедить президента Вильсона в необходимости интервенции. По второму вопросу общее мнение Кабинета сводилось к тому, что японское вмешательство не принесет никакой реальной пользы, если оно не распространится достаточно далеко, чтобы лишить немцев ресурсов Западной Сибири, включая продовольствие.

Настойчивое стремление Британии поддержать японскую интервенцию продолжало вызывать в Вашингтоне противодействие. «Американцы вовсе не желали континентального закрепления их тихоокеанского соперника. Президент Вильсон видел во всем этом откровенный дележ русского наследства» ^{[4, с. 445]}. Он предпочитал обратиться за поддержкой действий альянса на Дальнем Востоке и в Сибири непосредственно «…к центральному русскому правительству, какой бы ни была его политическая ориентация» ^{[4, с. 445]}. Британскому правительству приходилось учитывать эту позицию, поскольку, как уже отмечалось, оно было заинтересовано в поддержке операции со стороны США. Разработка компромиссных вариантов интервенции продолжилась. В британском докладе «Дальний Восток: вопрос об интервенции» от 27 марта отмечается противоречивость информации о желательности интервенции на этом направлении и традиционно подчеркивается, что любое вмешательство должно быть направлено исключительно против немецкой агрессии и не связано с поддержкой каких-либо партий внутри России. Однако в нем есть существенная особенность: тезис о том, что интервенция на Дальний Восток должна предпочтительно основываться на каком-либо российском мандате, что соответствовало упомянутой выше позиции президента Вильсона ^{[17, p. 107]}. Получение такого мандата было непростым делом, однако, как вспоминал У. Черчилль, «Вскоре союзники получили поддержку оттуда, откуда они менее всего ее ожидали» ^{[18, с. 80]}. 28 марта народный комиссар по военным делам Троцкий информировал руководителя специальной британской миссии в Москве Б. Локкарта, что он не возражает против пребывания японских сил на Дальнем Востоке для противодействия Германии, но только совместно с другими союзниками, которые дадут гарантии невмешательства во внутренние дела России ^{[18, с. 80-81]}.

Хотя британское правительство продолжало прилагать усилия с целью добиться смягчения позиции президента Вильсона, в апреле, как отмечал Н. Керзон, «…внимание Правительства Его Величества было в основном отвлечено на задачу попытаться получить приглашение от Троцкого или, по крайней мере, получить его согласие на японское вмешательство, и какое-то время казалось, что это может быть осуществлено» ^{[9, p. 170]}. 15 апреля Локкарт телеграммой сообщил Бальфуру, что, имея в виду просьбу Троцкого сделать четкое заявление относительно условий, на которых союзная интервенция могла бы состояться по приглашению советского правительства, 14 апреля в Москве состоялась встреча военных представителей союзников. На этой встрече было решено, что были бы желательны следующие меры: возобновление союза с Россией; гарантия ее территориальной целостности и невмешательства во внутренние дела; постоянное сотрудничество с правительством советов; заявление о том, что оперативные силы будут пересекать Сибирь исключительно, чтобы добраться до зоны боевых действий; ввод союзных, а не только японских войск; оказание помощи России на Мурманской и Архангельской железных дорогах; содействие Армении против турок, если оно потребуется ^{[19, p. 51]}.

Эти предложения обсуждались на заседании Кабинета 22 апреля, где был одобрен проект ответа с изменениями и дополнениями политико-дипломатического и редакционного характера ^{[20, p. 50]}. В частности, из существенного формулировка «постоянное сотрудничество с правительством советов» была заменена на «лояльное сотрудничество с российскими властями против общего врага», а формулировка «оперативные силы будут пересекать Сибирь исключительно, чтобы добраться до зоны боевых действий» — на «оперативные силы будут пресекать Сибирь исключительно с целью проведения военных операций против врага» ^{[21, p. 51]}. Внесенные изменения подчеркивали готовность сотрудничать с государством Россия против общего врага без ориентации на конкретное правительство. О переговорах с российской стороной были информированы союзники в Токио, Париже, Риме и Вашингтоне. В мемуарах Черчилля отмечается: «Англичане приложили все усилия, чтобы получить формальное приглашение от большевистских вождей» ^{[18, с. 81]}.

Российская сторона, не отказываясь от сотрудничества, не торопилась подписывать обязывающие документы. Переговоры с Локкартом вел Троцкий, который «…был убежден, что продолжение войны с Германией неизбежно», и допускал возможность сотрудничества с Антантой в контексте ее интервенции на Дальний Восток и в Сибирь ^{[3, с. 48]}. Иного мнения придерживался Ленин. «Отнюдь не отказываясь вообще от военных соглашений с одной из империалистских коалиций против другой в таких случаях, когда это соглашение, не нарушая основ Советской власти, могло бы укрепить ее положение и парализовать натиск на нее какой-либо империалистской державы, мы в данный момент не можем пойти на военное соглашение с англо-французской коалицией. Ибо реальную важность для нее имеет отвлечение войск Германии с Запада, т. е. продвижение многих японских корпусов внутрь Европейской России, а это условие неприемлемо, как полный крах Советской власти», — писал он в «Тезисах о современном политическом положении», утвержденных ЦК РКП(б) 13 мая после обсуждения возможности интервенции с согласия советского правительства ^[22]. В этом же документе в отношении внешней политики советской власти Ленин писал: «Наша военная подготовка еще не закончена, и потому общим лозунгом остается по-прежнему: лавировать, отступать, выжидать, продолжая эту подготовку изо всех сил» ^[22]. Понимание этой политики присутствовало в Лондоне. Характеризуя перипетии согласования «приглашения», лорд Керзон отмечал: «Все усилия были бесполезными; советское правительство просто играло с идеей вмешательства для своих собственных целей <…>.

Так прошли четыре месяца, в течение которых и Япония, и Америка попеременно давали и отзывали свое согласие на различные предложения, выдвинутые западными державами» ^{[9, p. 170]}.

Таким образом, вследствие твердой позиции Ленина не допустить японские войска вглубь территории России «приглашение» из России так и не было получено. Одновременно упорное противодействие США и лично президента Вильсона возможности усиления Японии в тихоокеанском регионе, в том числе ее континентальных позиций на территории бывшей Российской империи, сорвало весной 1918 г. идею вторжения Японии.

Однако в мае 1918 г. новый мощный импульс к подготовке интервенции придало восстание Чехословацкого корпуса, который «…стал своеобразным инструментом международной политики» ^{[1, с. 106]}. Восстание и последовавший рост влияния Чехословацкого корпуса на ситуацию в России способствовали смягчению позиции США в вопросе вмешательства на Дальнем Востоке и в Сибири. На фоне этого переговоры об условиях интервенции активизировались. В архиве Кабинета министров имеются копия телеграммы японского министра иностранных дел Гото (сменил Мотоно в апреле) послу в Лондоне от 19 мая и докладная записка о беседе Сесила и Чинды от 22 мая ^{[23, p. 45-46]}. В телеграмме Гото сообщал вопросы, которые японская сторона желала обсудить с британской. В основном они касались сотрудничества Антанты с правительством Ленина по продвижению планов «интервенции по приглашению», которые оценивались японской стороной негативно, и необходимости продолжить поддержку Г. М. Семенова. В беседе с послом Сесил заявил, что вопросы, затронутые японской стороной, настолько важны, что требуют дальнейшей проработки, и пока он может сообщить только личное мнение: «…вопрос об интервенции чрезвычайно срочен. Что касается меня, то я однозначно хотел бы, чтобы Семенову была оказана помощь, если таково желание японских военных. Точно так же правительство желает воспользоваться силами чехословаков, которые в настоящее время сосредоточиваются во Владивостоке, и мы уже связались по этому вопросу с французским правительством» ^{[23, p. 45]}. Однако эти силы могли бы быть эффективными только в случае существенной поддержки Японией. В этом случае было бы желательно, чтобы Япония взяла на себя управление всей экспедицией, но при условии, что японцы «…идут в Сибирь не с целью получения какой-либо территориальной выгоды, а для того, чтобы помочь делу России и альянса в целом; и при условии, что японцы готовы продвинуть свою экспедицию на запад до Челябинска или недалеко от него» ^{[23, p. 45]}. Относительно состояния дел по согласованию «интервенции по приглашению» Сесил сказал, что Локкарт верил, что переговоры с советским правительством в Москве будут успешными, но сейчас он пришел к заключению, что вопрос об интервенции настолько срочный, что следует действовать независимо от того, будет ли получено приглашение советского правительства или нет. В ходе беседы был задан вопрос о текущей позиции Вашингтона. Сесил уклонился от прямого ответа, отметив, что британское правительство не пожалеет усилий, чтобы получить американское одобрение интервенции. Японский посол потребовал скорого официального ответа.

Обсуждение заданных японским послом вопросов происходило на заседаниях Кабинета министров 24 и 30 мая ^[24-25]. Ответы на них требовали согласования внутри Антанты, которое было инициировано британской стороной. На заседании Кабинета 5 июня констатировалось, что там было принято к сведению достигнутое главами внешнеполитических ведомств Франции, Британии и Италии соглашение об обращении к японскому правительству о действиях в Сибири, в котором от него требовалось обещание уважать территориальную целостность России, не принимать чью-либо сторону в ее внутренней политике и продвинуться насколько возможно дальше на Запад, чтобы противостоять немцам ^{[26, p. 153]}. Ответ японского правительства от 24 июня был резким. В нем предельно ясно заявлялось: правительство не может принять никакого решения, пока не достигнуто понимание между упомянутыми тремя западными державами и Соединенными Штатами; Япония не сможет расширить свою деятельность за пределы Восточной Сибири; в случае совместных действий с другими странами японская сторона рассчитывает, что единое командование будет передано Японии ^{[9, p. 171]}.

27 июня британский посол в США Ридинг доложил в Лондон, что позиция Вильсона несколько смягчилась, но он еще не был убежден в желательности чисто военного и главным образом японского вмешательства ^{[27, p. 21]}. 2 июля состоялось заседание Верховного военного совета Антанты. Союзники обратились к президенту Вильсону с просьбой поддержать Чехословацкий корпус. В американском правительстве активизировалась работа по оценке произошедших событий и политики США на Дальнем Востоке и в Сибири в связи с последствиями восстания Чехословацкого корпуса, который нуждался в помощи союзников. В меморандуме Лансинга о сибирском вопросе от 5 июля отмечалась ответственность американской стороны за оказание помощи. Госсекретарь предложил, чтобы для поддержки корпусу во Владивостоке было отправлено оружие, а также войска для охраны железной дороги, разоружения и рассосредоточения австрийских и немецких военнопленных, которые, как он понимал, противодействовали ему ^{[6, p. 395]}. Переговоры с США по вопросу интервенции на Дальний Восток и в Сибирь велись британской стороной не только по «официальной» линии Форин офиса послом Ридингом, но и известным британским разведчиком У. Вайсманом, имевшим прямые контакты с президентом Вильсоном. 10 июля Вайсман сообщил в Лондон: «Мне представляется, что президент в настоящее время готов к интервенции в незначительном масштабе и что это в конечном итоге приведет к желаемому нами результату. Сейчас мы должны довести дело до того, чтобы он сам взял на себя обязательства окончательно и бесповоротно, тогда вопрос в целом разрешится в полном соответствии с нашими желаниями» ^{[7, p. 191]}.

В результате после ряда дополнительных обсуждений и согласований 3 августа британское правительство вместе со союзниками приняло решение оказать военную помощь чехословакам в Сибири. Вслед за этим 5 августа правительство США опубликовало заявление об ограниченной интервенции в Сибирь для защиты чехословаков от немецких и австрийских заключенных, а также с целью «“активизировать любые усилия по самоуправлению или самообороне, в которых сами русские могут быть готовы принять помощь”» ^{[9, p. 171]}. Таким образом, вследствие вовлечения в операцию третьей силы — Чехословацкого корпуса — усилия британского правительства увенчались успехом.

Исследование протоколов заседаний британского Военного Кабинета министров декабря 1917 – августа 1918 гг., приложенных к ним документов и других материалов по теме позволяет сделать заключение, что его роль в организации интервенции на Дальний Восток и в Сибирь была очень значительной, а как переговорщика и арбитра— главной.

Используя свое политическое влияние, правительство Британии не просто активно участвовало в переговорах с Японией, США и советским правительством, но и, по существу, формировало повестку дня таких переговоров, настойчиво стремясь вынудить партнеров следовать своим установкам.

Переговорный процесс с использованием возможностей Форин офиса, Имперского Генерального штаба, разведки шел одновременно по нескольким направлениям, включавшим двусторонние международные контакты как официального, так и неофициального характера, а также работу в рамках Верховного военного совета Антанты.

Имея целью преодолеть, казалось бы, непреодолимые противоречия США, Японии и советского правительства по вопросу интервенции на Дальний Восток и в Сибирь, британскому правительству все же удалось добиться ее начала на приемлемых для себя условиях, использовав события, связанные с Чехословацким корпусом, для вовлечения в операцию США.

Хотя участие США в интервенции на Дальнем Востоке и в Сибири не подлежит сомнению, однако «…они не играли ведущей роли в этих событиях, а наоборот, медлили, оказывали сильное сопротивление идее интервенции…» ^{[28, с. 441]}. По факту, США в период декабря 1917 – августа 1918 гг. оказывали давление «…на почти все союзные правительства и, наконец, с нескрываемым неудовольствием, вынуждены были присоединиться к предприятию, в которое они не верили» ^{[28, с. 441]}. Американское правительство предпочитало иметь дело с «центральным правительством» России, которое, однако, не пошло на сотрудничество с интервентами, поскольку это было политически и стратегически неприемлемо, особенно в части одобрения присутствия японских войск на территории России.

Заинтересованность Японии в присутствии на российских территориях подтверждается как исследованными документами, так и фактическим ходом интервенции в России. Японские войска дольше других интервентов задержались на ее территории. «Окончательно японские войска оставили континентальное побережье России 1 ноября 1922 г., а на российской части Сахалина оккупационные войска оставались еще несколько лет» ^{[29, с. 43]}.

Объем работы, проделанный в рассматриваемый период правительством Британии, настолько велик, что заставляет задуматься о тех целях, которые преследовала Британия, предпринимая столь грандиозные усилия для оккупации порта Владивосток и Транссибирской железной дороги, основными бенефициарами которых в случае успеха стали бы Япония или США. Получение преимущества одной из этих стран на Дальнем Востоке и в Сибири могло бы спровоцировать развитие «войны после войны» в России и дальнейшее обострение отношений США и Японии в тихоокеанском регионе. Была ли военная угроза союзникам со стороны Германии на этом направлении столь велика, чтобы идти на такой риск? Дальнейшее развитие событий показало, что нет: Компьенское перемирие со всеми вытекающими тяжелейшими последствиями для Германии было заключено уже в ноябре 1918 г.

Оценивая в целом итоги вторжения, нельзя не согласиться с мнением бывшего посола Британии в России Дж. Бьюкенена, который отмечал: «…наша интервенция на практике оказалась настолько неудачной, что была в принципе осуждена всеми как ошибочная политика. Осуществленная без особого энтузиазма, она, несомненно, оказалась ошибочной, и затраченные на нее деньги были выброшены на ветер» ^{[30, c. 400-401]}.