Translate this page:
Please select your language to translate the article


You can just close the window to don't translate
Library
Your profile

Back to contents

Law and Politics
Reference:

On the need to consider the effects of digital inequality for assessing the quality of development of e-democracy in Russia

Popova Svetlana Mikhailovna

ORCID: 0000-0002-1348-4492

PhD in Politics

Leading Research Associate, Institute for Demographic Research of the Federal Center of Theoretical and Applied Sociology of the Russian Academy of Sciences

Fotievoi Str., 6/1, Moscow, 119333, Russia

sv-2002-1@yandex.ru
Other publications by this author
 

 

DOI:

10.7256/2454-0706.2019.3.28996

Received:

18-02-2019


Published:

26-02-2019


Abstract: The subject of this research is the manifestations of digital inequality, neglect of which can lead to distortion of feedback between the state and society in the process of rapid digitalization of various mechanism of their interaction. Particularly, the structure of offline and online society in Russia, as in the rest of the world, differs by many parameters. It is demonstrated that even though the phenomenon of digital inequality is well known and actively researched throughout the world, de facto its impact is not considered in government projects aimed at stimulating political participation on the basis of platform relations. For the first time, the author raises the question on the need for better study of the phenomenon of digital inequality in Russia in the context of the impact of its effects upon the quality of establishment of e-democracy and mechanisms of feedback between the government and society. Neglecting this factor in the conditions of rapid digitalization of public policy increases the risks of discrimination of interests of various social groups, development of digital ochlocracy, as well as other negative phenomena.


Keywords:

Digital society, Digital divide, Internet democracy, Digital democracy, Digital literacy, Society, Social statistics, Internet users, Russia, Moscow


Введение

Интернет и цифровые технологии развиваются в России такими же бурными темпами, как и во всем мире. Согласно отчетам Международного союза электросвязи ООН по состоянию на конец 2018 г. число людей, пользующихся интернетом, составило более 3,9 миллиарда человек – это более 51,2 % населения Земли [1]. Российская Федерация входит в первую десятку стран мира по уровню «проникновения» интернета в жизнь (Примечание: в Северной Америке интернет-технологиями охвачено более 95 % населения, в Европейском Союзе – более 82 %).

По разным оценкам, количество интернет-пользователей в России составляет от 72,0 до 76,1 % населения [2-6]. По данным всероссийского омнибуса GfK на начало 2019 г. аудитория интернет-пользователей среди населения в возрасте старше 16 лет достигла 90 млн. человек [3]. При этом доля активной интернет-аудитории (люди, которые выходят в интернет хотя бы раз за сутки) составляет более 68% всех россиян (около 75 млн. человек) [2].

На протяжении ряда последних лет охват российской аудитории интернетом остается в целом стабильным, поскольку почти достиг предельных значений. Но при этом активно меняется структура пользователей – в зависимости от устройств, информационных предпочтений и пр. Так, например, к началу 2019 г. доля пользователей интернета с мобильных устройств выросла до 61%, тогда как в 2018 г. она составляла, по разным данным, от 56 до 59% [3, 7]. Характерен также резкий рост числа тех, кто предпочитает исключительно лишь мобильный доступ к Сети (т.н. группа «mobile only»). Согласно данным уже цитированного исследования GfK, если еще в 2018 г. доля пользователей mobile only составляла всего 18% российской интернет-аудитории, то к началу 2019 г. она выросла почти в два раза (35 %).

Россияне, как и жители других стран, активно пользуются социальными сетями. Существующие оценки степени вовлеченности российской аудитории в этот вид интернет-активности заметно различаются, что связано, по всей вероятности, с особенностями выбора соцсетей для исследования. Так, по данным онлайн-портала европейской бизнес-аналитики Statista на осень 2018 г., аккаунты в социальных сетях имели 67,8 млн. россиян, то есть более 47 % пользователей [8]. В исследовании Высшей школы экономики (опубликовано в 2019 г., данные 2017 г.) указано, что в социальных сетях зарегистрированы 78% россиян, тогда как доля вовлеченности в соцсети американских интернет-пользователей составляет всего 75% [4, 9].

Активнее всего в России используют видеохостинг YouTube (63% опрошенных) и социальные медиа: ВКонтакте — 61 % и Facebook – 35 %, соответственно [8]. При этом, согласно измерениям панели экcпертов Brand Analytics (по состоянию на октябрь 2018 г.), в России в социальных сетях генерировалось более 1,8 млрд. открытых (публичных) сообщений в месяц, авторами которых были более 46 млн. человек. В частности, в социальной сети ВКонтакте было опубликовано 1,096 млрд. сообщений в месяц, авторами которых стали 36,453 млн. человек; 56,9 % авторов были в возрасте от 18 до 34 лет, 51,2 % из них составляли женщины [10].

Развитие IT-технологий, резкое увеличение числа пользователей интернета и социальных сетей дает новые возможности для расширения «зоны контакта» [11] и систематического взаимодействия государства и граждан не только «сверху-вниз» (концепция Открытого (цифрового) правительства), но также «снизу-вверх» (идеи интернет-демократии). Цифровые технологии дают дополнительные возможности для организации эффективных механизмов обратной связи в системе управления общественным развитием. Формирование новых социальных практик, связанных цифровыми технологиями и устройствами, открыло уникальную возможность использования интернет-платформ для ускорения социальных трансформаций, институционального проектирования, создания новых условий для повышения устойчивости и жизнеспособности человеческих сообществ, в том числе вследствие расширения «среды обитания» социума, приобретения им черт «цифрового общества» (Примечание: В российской политико-правовой практике термин «цифровое общество» в настоящее время официально не используется. Действующие стратегические документы оперируют термином «информационное общество», поднимая под этим «общество, в котором информация и уровень ее применения и доступности кардинальным образом влияют на экономические и социокультурные условия жизни граждан» [12]. Информационное (цифровое) общество - сложный феномен, который является как целевой моделью развития, так и непосредственно становящейся социальной реальностью. Структурные и функциональные элементы цифрового общества также находятся в процессе становления, динамично изменяются. Очевидно, что процессы в цифровом обществе, сохраняя тесную связь с происходящим в офлайн-реальности, приобретают новые черты и, в свою очередь, влияют на социально-политические практики).

Новые технологии и цифровое неравенство

Платформенные решения все чаще становятся технологической основой для развития процессов, нацеленных на стимулирование активности граждан и их вовлечение в дела государства.

В рамках общих международных подходов структура таких платформенных решений включает в себя несколько ключевых элементов и процессов, в частности [13]:

- постоянно растущий объем открытых данных (Open data);

- простые и доступные механизмы электронного участия (E-participation) граждан в делах государства - информационно-коммуникационные технологии для расширения и углубления политического участия путем предоставления гражданам возможности общаться друг с другом и со своими представителями в органах власти;

- постоянно растущий объем цифровых государственных услуг.

Эти технологические возможности стимулируют развитие процессов интернет-демократии (цифровой демократии, электронной демократии) (internet democracy, или digital democracy, или E-democracy) (см., например, [14-17] и др.).

Сторонники идей интернет-демократии считают это явление новым этапом демократического развития общества, поскольку современные IT-технологии стимулируют самоорганизацию граждан, их непосредственные контакты с органами государственной власти, вовлекают в принятие государственных решений, обеспечивают рост эффективности обратной связи государства и общества (см., например, [18-21] и др.).

С практической точки зрения, можно проводить интернет-референдумы по любым вопросам едва ли не каждый день [22]. Однако, как представляется, интернет-демократия на сегодняшний день - это перспективная идея, для должной реализации которой требуется решить еще много проблем. Одна из ключевых – необходимость учета и преодоления эффектов «цифрового неравенства». Формально, цифровым неравенством (цифровым барьером) (digital divide [23-25] и др.) обозначают ограничение возможностей отдельных социальных групп из-за отсутствия доступа и/или сознательного отказа от использования информационных технологий.

В основе понятия цифрового неравенства лежит сложный социально-политический феномен, связанный с преобразованием современной социальной реальности под воздействием эффектов так называемой «четвертой промышленной революции» [26]. Современные информационно-коммуникационные технологии (ИКТ) обладают противоречивой природой. С одной стороны, они ключевой фактор современного экономического развития, когда интернет меняет способ ведения бизнеса и появляется так называемая «цифровая экономика» [27]. С другой стороны, возможности отдельных социальных групп могут ограничиваться из-за отсутствия доступа или даже сознательного пренебрежения ими ИКТ, например, в силу особенностей бытования. Согласно приведенным выше данным Международного союза электросвязи, чем сложнее становится деятельность, тем меньше людей стремятся ею заниматься. Более того, как отмечается, «пользователи компьютеров в развитых странах, по-видимому, обладают большими навыками ИКТ, чем пользователи в развивающихся странах, что является серьезным ограничением потенциала развития». Таким образом, возможность обретения, наличие способностей и стремление человека к компьютерной грамотности (digital literacy) превращается в новый важный критерий его социальной дифференциации в цифровом мире, выступает дополнительной ценностью, которая меняет не только персональный статус личности, но и сами основания существования демократии как политического режима, в частности, за счет нарушения принципа равного доступа и участия ([28-30] и др.).

Анализируя цифровое неравенство, которое существует не только между разными странами, но и внутри каждого общества, британский исследователь Маркус Лининг выделяет три основных источника этого феномена. Первый связан с возможностями доступа пользователя к компьютерам и Интернету. При этом речь идет не только о возможностях физического доступа к компьютеру с поддержкой интернета, но и о наличии финансовых средств - для оплаты постоянного подключения к интернету, для расходов на различные подписки и необходимые периферийные устройства и т.д. Второй касается наличия у людей навыков, необходимых для пользования интернетом (цифровая грамотность, интернет-грамотность). Третья причина цифрового неравенства кроется в специфике использования цифровых медиа и особенностях конечных устройств, на которых они установлены [31].

Различия в структуре офлайн- и онлайн-общества

Анализ истоков цифрового неравенства и путей его преодоления является специфической и активно развивающейся сферой научных исследований (см. например, [32-34] и мн. др.). Для целей настоящей работы значение имеет то обстоятельство, что характеристики интернет-аудитории (онлайн-общества) по многим показателям отличаются от структуры реального общества (офлайн-общества), и, следовательно, возможности цифровой демократии доступны лишь части социума.

Многие причины такого положения дел вполне очевидны. Так, несмотря на постоянный рост числа пользователей, интернетом не охвачено более четверти (27%) населения России в возрасте старше 12 лет [35]. Реальные пропорции социальных групп (в первую очередь, по возрасту и полу) в «цифровом мире» существенно искажены. Так, по данным глобальных наблюдений Международного союза электросвязи, доля молодежи в возрасте 15-24 лет, пользующейся интернетом (более 71 %), значительно превышает долю всего населения, пользующегося интернетом (менее 48 %) [6]. В России, согласно исследованиям GfK, проникновение интернета в молодежную среду и средние возрастные группы практически достигло предельных значений (16-29 лет – 99%, 30-54 года – 88 %), тогда как представительство в Сети аудитории в возрасте свыше 55 лет составляет лишь 36,0 % [36].

Существуют заметные различия в глобальном интернет-представительстве мужской и женской аудитории. За последние 5 лет разрыв сократился, но по-прежнему глобальный показатель проникновения интернета для женщин на 6 % меньше, чем для мужчин (44,9% против 50,9%) [6]. При этом, в Северной и Южной Америке число пользующихся интернетом женщин выше, чем мужчин, а в государствах Южной и Юго-Восточной Азии или Африки может быть существенно ниже, в зависимости от типа культуры, исповедуемой основной религии, а также доступности высшего образования [37]. В среднем разрыв между представительством женщин и мужчин в интернете на 2017 г. составлял для развитых стран – 2,8%, для развивающихся – 16,1 %, для наименее развитых стран – 32,9 % [6].

Согласно обследованиям Международного союза электросвязи, в России пользуются интернетом 76,5 % мужчин и 75,6 % женщин [6]. Что касается населения в возрасте от 15 до 74 лет, то интернет-охват мужчин и женщин составляет, согласно данным Росстата, 84,4 % и 83,0 % соответственно [38].

Результаты глобальных наблюдений показывают, что основными пользователями интернета является молодежь в возрасте от 15 до 24 лет (как уже отмечалось выше, в России – почти 100% возрастной когорты). Молодые люди этой группы образуют примерно четверть (23,4 %) всего числа пользователей интернета во всем мире, хотя доля молодежи в возрасте 15-24 лет составляет только 15,9 % всей популяции жителей Земли. В Европе этот разрыв ожидаемо меньше (13,8 % и 11,5 %, соответственно), а в Африке существенно выше - 37,3% и 20,1 %, соответственно. В свою очередь, что касается интернет-представительства людей в возрасте старше 65 лет, то оно является крайне низким (в целом, около 20% от возрастной когорты).

Рис. 1 показывает, насколько существенны различия между возрастной структурой реального населения России и его «цифровым представительством».

_1_01

Рисунок 1 Сравнение возрастной структуры населения России и представительства соответствующих когорт в интернете*)

*) По данным Росстата, Internet World Stats и ICT.

Помимо половозрастных искажений, существует территориальное неравенство в общем доступе к интернету (см., например, Таблицы 1 и 2 - данные исследований Фонда «Общественное мнение» о динамике проникновения интернета по федеральным округам и различным типам населенных пунктов России).

Таблица 1. Динамика проникновения интернета по федеральным округам, недельная интернет-аудитория,
в % от населения округа *)

Период

Население в целом

Централь-
ный ФО

Северо-Западный ФО

Южный и Северо-Кавказский ФО

Приволж-
ский ФО

Уральский ФО

Сибирский ФО

Дальне-восточный ФО

Зима 2016–2017

68

68

76

68

65

69

67

64

Зима 2017–2018

70

70

76

69

66

68

70

73

*) Источник: ФОМ. Интернет в России: динамика проникновения. Зима 2017–2018 гг. [2]

Таблица 2. Динамика проникновения интернета в населенных пунктах разного типа, недельная интернет-аудитория,
в % от населения *)

Период

Население в целом

Москва

Санкт-Петербург

Города

Села

1 млн и более

Oт 500 тыс. до 1 млн. чел.

От 100 тыс. до 500 тыс. чел.

Менее 100 тыс. чел., ПГТ

Зима 2016–2017

68

79

81

71

72

73

68

57

Зима 2017–2018

70

81

80

72

73

74

69

60

*) Источник: ФОМ. Интернет в России: динамика проникновения. Зима 2017–2018 гг. [2]

Данные показывают, что жители сел пользуются интернетом ожидаемо реже, чем население России в среднем, и тем более - в сравнении с Москвой и Санкт-Петербургом. По данным Департамента информационных технологий города Москвы, этот разрыв еще значительнее: активными пользователями интернета являются более 90% москвичей, которые выходят в Сеть несколько раз в день [39]. Характерно, что средние показатели по стране практически равны показателям охваченностью интернетом городов с населением до 100 тыс. человек.

В качестве еще одного примера можно продемонстрировать различия в возрастной структуре аудитории активных интернет-пользователей в среднем по России и в Москве (см. Таблица 3).

Таблица 3. Распределение населения (от 15 лет), являющегося активными пользователями сети Интернет, по возрастным группам, Российская Федерация и Москва, в процентах *)

2017

Население в возрасте 15+

в том числе в возрасте, лет

15 - 19

20 - 24

25 - 29

30 - 34

35 - 39

40 - 44

45 - 49

50 - 54

55 - 59

60 - 69

70 - 79

80+

Россия

100

7,7

9,6

14,1

13,5

11,7

10,3

8,7

8,6

7,5

7,0

1,1

0,2

Москва

100

5.9

7.4

13.5

13.6

12.3

10.8

9.8

9.7

8.7

7.3

0.9

0.1


*) Источник:
Росстат

Согласно данным Таблицы 3, москвичи в возрасте от 15 до 24 лет меньше представлены в структуре активной интернет-аудитории столицы, чем аналогичная когорта в среднем по России (разница в 2 %). Но этот результат связан не с тем, что московская молодежь менее активна в интернете, а с отличием возрастной структуры постоянного населения Москвы с общероссийской усредненной картиной (см. Таблица 4).

Таблица 4. Распределение численности населения РОссийской Феерации и гор. Москва
по возрастным группам, в % *)

Возраст (лет)

в % от общей численности

Российская Федерация

город Москва**)

2017

2016

2015

Всего

100

100

100

0-9

12,4

12,1

9,4

10-19

9,6

9,5

7,7

20-29

13,4

14,2

14,5

30-39

16,2

15,9

17,3

40-49

13,4

13,2

14,4

50-59

14,3

14,6

15,1

60-69

11,7

11,4

11,1

70 и старше

9,0

8,9

10,5

*) Источники: Демографический ежегодник России, 2017; Труд и занятость населения Москвы, 2015.

**) Оценка распределения постоянного населения по возрастным группам

Необходимость учета цифрового неравенства

В целом, последствия экспансии IT-технологий в сферу социально-политического носят амбивалентный характер. Наряду с явно позитивными процессами (рост открытости органов власти, становление «цифрового гражданского общества» и пр.) возникают и негативные эффекты.

Очевидно, что фактор цифрового неравенства в условиях, когда государство активно стимулирует процессы развития интернет-демократии и перехода к «платформенным отношениям» с обществом (идея «государство-как-платформа» [40]), означает возрастание риска дискриминации интересов части населения, не владеющей IT-технологиями, либо, в силу объективных причин, не имеющей доступа к интернету и не обладающей цифровой грамотностью. Усугубляет это обстоятельство тот факт, что сегодня органы власти стали быстрее реагировать на запросы интернет-активных граждан, чем на обращения, получаемые по «традиционным» каналам коммуникации. Вдобавок, известны ситуации, когда интернет-активность стимулируется путем введения балльных систем, позволяющих гражданам обменивать свои голоса на товары и услуги.

В качестве примера можно привести интернет-сервис «Активный гражданин» и портал «Наш город - Москва». Интернет-проект «Активный гражданин» был запущен в 2014 году и используется правительством города Москвы для проведения различных интернет-голосований по вопросам нововведений городской жизни. После прохождения процедуры регистрации пользователь получает статус активного гражданина, а участие в конкретных голосованиях дает ему возможность получать некоторое количество бонусных баллов, которые затем можно обменять в специальном интернет-магазине на билеты в музеи, сувениры или определенные часы на парковочных пространствах города. В настоящее время на сайте зарегистрировано более 2 млн. активных граждан.

Что касается портала «Наш город – Москва», то этот ресурс дает гражданину возможность подать жалобу по 27 категориям (например, на деятельность ярмарок выходного дня, поликлиник, или продовольственных магазинов) и получить ответ о разрешении ситуации в течение 8 дней. Для подачи жалоб требуется зарегистрироваться, выбрать тему, написать сам текст жалобы и загрузить фото- и видеоматериалы. Модерация жалобы происходит в течении одних суток. В городе Санкт-Петербург существует аналогичный проект – портал «Наш Петербург».

Очевидно, что использование указанных сервисов требует наличия соответствующих навыков (которыми обладает, по оценкам Международного союза электросвязи, менее 40 % населения) и специфических интересов в качестве стимулов. Например, москвичам пенсионного возраста, имеющим право бесплатного проезда в городском транспорте, вряд ли есть необходимость проявлять активность в обмен на поощрительные баллы, позволяющие получать скидку на проездные билеты (карта «Тройка»).

В середине 2018 года было объявлено о начале запуска программы отслеживания реакции властей всех субъектов Российской Федерации на жалобы граждан. В основе лежит система мониторинга «Инцидент менеджмент» (разработка ООО «Медиология») информационных поводов и реакции региональных органов власти на инициативы интернет-сообществ в социальных сетях: «ВКонтакте», Facebook, Instagram, Twitter и «Одноклассники» [41].

Дальнейшее развитие процессов платформенного взаимодействия государства и общества (включая механизмы интернет-демократии) без учета фактора цифрового неравенства может вести к серьезным искажениям в системе общественного управления в целом. Например, известно, что в условиях анонимности интернет-голосований объективно снижается уровень гражданской и политической ответственности их участников [42]. А привлекательная идея проведения интернет-референдумов по любым вопросам жизни города, региона или государства содержит риски эскалации популизма, усиления охлократических тенденций в управлении, а также манипулирования общественным мнением. Например, по оценкам ряда экспертов, московский портал «Активный гражданин» и аналогичные муниципальные площадки для голосований являются не столько инструментом интернет-демократии (народовластия), сколько «по большей части превратились в инструмент рекламы деятельности властей» [43, с. 37-38].

Хотя эксперты Организации экономического сотрудничества и развития (ОЭСР) считают, что для вовлечения граждан в управление делами государства не существует технологических барьеров, а только культурные, организационные и конституциональные [44, с. 9], на деле IT-технологии не дают гарантий от манипулирования мнением участников опросов и результатами интернет-голосований. Напротив, известны случаи, когда при электронном голосовании использовались боты и другие кибернетические технологии для получения запланированного результата [43, с. 37–38]. Манипулирование голосованием и факты «подкупа» интернет-избирателей (например, уже отмеченное выше предложение услуг и товаров в обмен на бонусные баллы, начисляемые за активность в опросах) [45] снижают доверие к создаваемым по инициативе органов власти механизмам взаимодействия с общественностью. Вдобавок, по мнению экспертов, совершенствование цифровых технологий пока не способно изменить прежний принцип коммуникации между гражданами и государством: органы власти манипулируют информацией до того, как сделать ее публичной, а граждане, желающие выразить свое мнение, проходят через официальные каналы и ждут ответа [46].

Примером влияния эффектов цифрового неравенства и двойственности результатов внедрения механизмов интернет-демократии может служить проект «Российская общественная инициатива». Как известно, этот портал был создан в 2013 году в соответствии с Указом Президента Российской Федерации от 4 марта 2013 г. № 183 «О рассмотрении общественных инициатив, направленных гражданами Российской Федерации с использованием интернет-ресурса “Российская общественная инициатива”» [47].

За 5 лет существования платформы граждане подали более 14,3 тыс. инициатив (счетчик статистики постоянно обновляется на главной странице портала) [48]. По состоянию на начало февраля 2019 г. на портале зарегистрированы 2 292 «активных» инициативы, из них 2194 – федерального уровня, 72 – регионального, 26 – муниципального. Свыше 100 тыс. голосов «за» не набрала ни одна.

За все время функционирования проекта только 17 инициатив федерального уровня набрали свыше 100 тыс. голосов, но при этом 15 из них оказались не приняты (по состоянию на февраль 2019 г.) [49].

Всего на текущий момент приняты 12 инициатив федерального уровня. Но только две из них набрали свыше 100 тыс. голосов. В поддержку 5 принятых инициатив проголосовали в свое время от 10 тыс. до 80 тыс. человек, а еще за 5 – от одного до 500 человек (см. Табл. 6). На региональном уровне принята одна инициатива, за которую проголосовали «за» 5 человек. На муниципальном уровне принято 4 инициативы, за которые проголосовали, соответственно, 1 226, 87, 16 и 2 человека (сводные данные – см. Таблица 5).

Таблица 5. Распределение принятых инициатив разного уровня
в рамках проекта «Российская общественная инициатива» по числу голосов
*)

Уровень

Свыше 100 тыс. чел.

50-100 тыс. чел

30-50 тыс. чел.

10-30 тыс. чел.

1-10 тыс. чел.

500-1000 чел.

100-500 чел.

1-100 чел.

Федеральный

2

1

2

2

4

1

Региональный

1

Муниципальный

1

3

Всего

2

1

2

3

4

5

*) Источник: Официальный портал «Российская общественная инициатива».

Анализ показывает, что набравшие свыше 100 тыс. голосов, но так не принятые гражданские инициативы принадлежали главным образом, оппозиции, которая смогла организовать единомышленников для активного голосования. При этом 40 % принятых на федеральном уровне решений получили на сайте поддержку менее чем от 500 человек. Как представляется, сложившиеся на текущий момент способы использования ресурса «Российская общественная инициатива» позиционируют этот проект не как инструмент интернет-демократии, а, скорее, как инструмент канализации в управляемое русло критических настроений отдельных групп граждан и одновременно – источник творческих идей, полезных для публичной активности органов власти всех уровней.

Выводы

Несмотря на противоречивость текущих результатов использования цифровых технологий для активизации политического участия в Российской Федерации, эти механизмы стимулируют масштабное развитие различных форм обратной связи между обществом и государством, что в идеальном варианте должно способствовать оперативному выявлению наиболее актуальных общественных проблем, нахождению социально приемлемых решений и их легитимации. Однако сами по себе технологии и алгоритмы не способны исключить риски дискриминации интересов различных групп граждан в условиях ускоренной цифровизации публичной политики, исключить манипулирование голосованием в интернете или предотвратить превращение интернет-демократии в цифровую охлократию. Необходимо системное исследование влияния эффектов цифрового неравенства на состояние и функционирование цифрового социума и, как следствие, на качество становления интернет-демократии в России.

References
1. Measuring the Information Society Report. Geneva: International Telecommunication Union, 2018. – Vol. 1. 189 p.
2. FOM: Internet v Rossii: dinamika proniknoveniya. Zima 2017–2018 gg. URL: https://fom.ru/posts/13999 (data obrashcheniya: 09.02.2019).
3. Issledovanie GfK: Proniknovenie Interneta v Rossii. 15 yanvarya 2019 g. URL: https://www.gfk.com/ru/insaity/press-release/issledovanie-gfk-proniknovenie-interneta-v-rossii-1/ (data obrashcheniya: 09.02.2019).
4. Tsifrovaya ekonomika: 2019: kratkii statisticheskii sbornik / G. I. Abdrakhmanova, K. O. Vishnevskii, L. M. Gokhberg i dr. – M. : NIU VShE, 2019. – 96 s.
5. Vosstanovlenie urovnya loyal'nosti k reklame v Internete. Mediapotreblenie v Rossii – 2018. M.: Issledovatel'skii tsentr kompanii «Deloit» v SNG, 2018. URL: https://www2.deloitte.com/content/dam/Deloitte/ru/Documents/research-center/media-consumption-in-russia-2018-ru.pdf (data obrashcheniya: 08.02.2019).
6. ICT Facts & Figures 2017. ITU World Telecommunication/ICT Indicators Database. URL: https://www.itu.int/en/ITU-D/Statistics/Pages/stat/default.aspx (data obrashcheniya: 09.02.2019).
7. Auditoriya interneta v Rossii vyrosla na 4 %. URL: https://2018.rif.ru/news/auditoriya-interneta-v-rossii-virosla-na-4 (data obrashcheniya: 09.02.2019).
8. Sergeeva Yu. Sotsial'nye seti v 2018 godu: Global'noe issledovanie. 20.03.2018. URL: https://www.web-canape.ru/business/socialnye-seti-v-2018-godu-globalnoe-issledovanie/ (data obrashcheniya: 09.02.2019).
9. Issledovanie: Rossiya obognala SShA po vovlechennosti naseleniya v sotsseti // TASS. 6 fevralya 2019 g. URL: https://tass.ru/obschestvo/6086060 (data obrashcheniya: 09.02.2019).
10. Sotsial'nye seti v Rossii: osen' 2018. Brand Analytics. URL: https://br-analytics.ru/blog/wp-content/uploads/2018/12/Sotsseti-Rossiya-osen-2018.pdf (data obrashcheniya: 09.02.2019).
11. Popova S.M., Yanik A.A. Rasshirenie «kontaktnoi zony» gosudarstva i obshchestva kak aktual'nyi trend v razvitii sotsial'no-politicheskoi sistemy Rossii // Sotsiodinamika. 2015. № 12. S. 1-22.
12. Ukaz Prezidenta Rossiiskoi Federatsii ot 9 maya 2017 g. № 203 "O Strategii razvitiya informatsionnogo obshchestva v Rossiiskoi Federatsii na 2017 - 2030 gody". URL: http://www.kremlin.ru/acts/bank/41919 (data obrashcheniya: 09.02.2019).
13. Benchmark Global e-Government Development - 2018 UN e-Government Survey. United Nation Department of Economic and Social Affairs. Public Administration Programme. URL: http://workspace.unpan.org/sites/Internet/Documents/UNPAN97854.pdf (data obrashcheniya 09.02.2019).
14. Weare C. The Internet and Democracy: the Causal Links between Technology and Politics // International Journal of Public Administration. 2002. Vol. 25. № 5. P. 659-691.
15. Persily N. Can Democracy Survive the Internet? // Journal of Democracy. 2017. Vol. 28. № 2. P. 63-76.
16. Coleman S., Norris D. A New Agenda for E-Democracy. Forum Discussion Paper. № 4. Oxford: Oxford Internet Institute, 2005. – 36 r.
17. Lavrik N.V. Elektronnaya demokratiya: mirovoi opyt // Vestnik ZabGU. 2017. № 2. S. 67-75.
18. Jafarkarimi H., Sim A., Saadatdoost R., Hee J.M. The Impact of ICT on Reinforcing Citizens’ Role in Government Decision Making // International Journal of Emerging Technology and Advanced Engineering. 2014. Vol. 4. № 1. P. 642-646.
19. Margetts H. The Internet and Democracy // The Oxford Handbook of Internet Studies / Ed. W.H. Dutton. Oxford, UK: Oxford University Press, 2013. – 617 p.
20. Golubeva A.A. Ishmatova D.R. Elektronnaya demokratiya v Rossii: formirovanie traditsii politicheskoi osvedomlennosti i uchastiya // Voprosy gosudarstvennogo i munitsipal'nogo upravleniya. 2012. № 4. S. 50-65.
21. Kuryachaya M.M. Grazhdanin, obshchestvo, gosudarstvo, innovatsii: sovremennye mekhanizmy vzaimodeistviya. M.: Krasnodar: Izd-vo «Prosveshchenie – Yug», 2017. -167 s.
22. Shakhrai S.M. Tsifrovaya Konstitutsiya. Osnovnye prava i svobody lichnosti v total'no informatsionnom obshchestve // Vestnik Rossiiskoi akademii nauk. 2018. T. 88. № 12. S. 1075-1082.
23. Compaine B.M. The digital divide: Facing a crisis or creating a myth? Cambridge, Massachusetts: MIT Press, 2001. – 357 r.
24. Peroni M., Bartolo M. The Digital Divide // Multidisciplinary Teleconsultation in Developing Countries / eds. M. Bartolo, F. Ferrari. Cham : Springer, 2018. P. 101–109.
25. Bondarenko S. «Tsifrovoe neravenstvo» // Nauka i zhizn'. 2001. № 6. URL: https://www.nkj.ru/archive/articles/6053/ (data obrashcheniya 09.02.2019).
26. Shvab K., Devis N. Tekhnologii Chetvertoi promyshlennoi revolyutsii. - M.: Eksmo. 2018. – 320 s.
27. Tapscott D. The Digital Economy: Promise and Peril in the Age of Networked Intelligence. - New York: McGraw-Hill, 1997. – 342 p.
28. Anttiroiko A-V. Castells’ network concept and its connections to social, economic and political network analyses // Journal of Social Structure. 2015. Vol. 16. № 11. P. 1-18.
29. Castells M. End of Millennium. The Information Age: Economy, Society and Culture Vol. III. - Cambridge, MA; Oxford, UK: Blackwell, 1998. – 418 p.
30. Castells M., Himanen P. The Information Society and the Welfare State: The Finnish Model. - Oxford, UK: Oxford University Press, 2004. - 200 p.
31. Leaning M. Digital Divides: Access, Skills and Participation // Media and Information Literacy: An Integrated Approach for the 21st Century. Chandos Publishing, 2017. Pp. 101-114.
32. Seckin G. Digital Diversity or Digital Divide // International Journal of Diversity in Organisations, 2010. No 10 (1). Pp. 99-116.
33. Luthar B., Kropivnik S. Class, Cultural Capital, and the Mobile Phone // Czech sociological review. 2011. No 47 (6). Pp.1091-1118.
34. Pick J. B., Sarkar A. The Global Digital Divides: Explaining Change. Springer, 2015. – 386 p.; James, J. Are changes in the digital divide consistent with global equality or inequality? // The Information Society. 2011. No 27. Pp. 121–128.
35. Mediascope: internetom ne okhvachena chetvert' rossiyan // Sostav. 19 aprelya 2018 g. URL: https://www.sostav.ru/publication/mediascope-internetom-ne-okhvachena-chetvert-rossiyan-31282.html (data obrashcheniya: 09.02.2019).
36. Internet-dostup. Rynok Rossii i SNG // TADVISER. Gosudarstvo. Biznes. IT. 16 yanvarya 2019 g. URL: http://www.tadviser.ru/index.php/Stat'ya:Internet-dostup_%28rynok_Rossii%29 (data obrashcheniya: 09.02.2019).
37. Women’s Rights Online: Translating Access into Empowerment. World Wide Web Foundation, 2015. – 50 p.
38. Tablitsa 3.2b. Ispol'zovanie seti Internet naseleniem v vozraste 15-74 let po tipam poseleniya i polu v Rossiiskoi Federatsii (v protsentakh ot obshchei chislennosti naseleniya v vozraste 15-74 let) // Itogi federal'nogo statisticheskogo nablyudeniya po voprosam ispol'zovaniya naseleniem informatsionnykh tekhnologii i informatsionno-telekommunikatsionnykh setei (obnovleno 28.03.2018). URL : http://www.gks.ru/free_doc/new_site/business/it/fed_nabl-croc/index.html (data obrashcheniya: 09.02.2019).
39. Bolee 90 protsentov moskvichei pol'zuyutsya internetom // Ofitsial'nyi sait Mera Moskvy. 15 yanvarya 2018 g. URL: https://www.mos.ru/news/item/35164073/ (data obrashcheniya: 09.02.2019).
40. Petrov M., Burov V., Shklyaruk M., Sharov A. Gosudarstvo kak platforma. (Kiber) gosudarstvo dlya tsifrovoi ekonomiki: tsifrovaya transformatsiya. M.: Tsentr strategicheskikh razrabotok, 2018. – 51 s.
41. Kak Kreml' budet reagirovat' na zhaloby v sotssetyakh. Rosbiznes konsalting. 2018. 23 iyulya. URL: https://www.rbc.ru/politics/23/07/2018/5b50d1579a7947c62c195e8b (data obrashcheniya: 09.02.2019).
42. Abramova D.S. Elektronnaya demokratiya v Rossii: Problemy politicheskoi kommunikatsii // Gumanitarnye nauchnye issledovaniya. 2013. № 1 [Elektronnyi resurs]. URL: http://human.snauka.ru/2013/01/2145 (data obrashcheniya: 09.02.2019).
43. Protasov V.I., Slavin B.B. Sovershenstvovanie instrumentov elektronnoi demokratii s ispol'zovaniem tekhnologii kollektivnogo intellekta // Informatsionnoe obshchestvo. 2017. № 2. C. 37-44.
44. Promise and Problems of E-Democracy: Challenges of Online Citizen Engagement. OECD, 2003. – 162 p.
45. Magazin pooshchrenii «Aktivnyi grazhdanin». URL: https://shop.ag.mos.ru/catalog/ (data obrashcheniya: 09.02.2019).
46. Martin J. We, the people (online): e-democracy and the future of government and governance // Quantumrun. Feb. 22, 2017. URL: https://www.quantumrun.com/article/we-people-online-e-democracy-and-future-government-and-governance (data obrashcheniya: 09.02.2019).
47. Ukaz Prezidenta Rossiiskoi Federatsii ot 4 marta 2013 g. № 183 «O rassmotrenii obshchestvennykh initsiativ, napravlennykh grazhdanami Rossiiskoi Federatsii s ispol'zovaniem internet-resursa “Rossiiskaya obshchestvennaya initsiativa”» (red. ot 23.06.2014) // Sobranie zakonodatel'stva Rossiiskoi Federatsii. 2013. № 10. St. 1019.
48. Rossiiskaya obshchestvennaya initsiativa. URL: https://www.roi.ru (data obrashcheniya: 09.02.2019).
49. Prinyato reshenie // Rossiiskaya obshchestvennaya initsiativa. URL: https://www.roi.ru/complete/(data obrashcheniya: 09.02.2019).