The State of the Russian Army's Defensive Positions at the Initial Stage of the Trench Warfare Period of the First World War

Sergushkin Sergey PhD Candidate, Section of Russian History of the 19th - Early 20th Centuries, History Department, Lomonosov Moscow State University 119192, Russia, g. Moscow, pr. Lomonosovskii, 27, korp. 4 sergs934@mail.ru Other publications by this author

В рамках изучения истории Первой мировой войны особую актуальность сохраняет проблема противоборства средств обороны и наступления. После окончания Великого отступления, осенью 1915 г., перед русской императорской армией встала проблема так называемого «позиционного тупика» ^{[17, с. 409]}. На Восточном фронте война перешла к позиционным формам. В этой ситуации русскому командованию приходилось решать две задачи: прорыва фронта противника и укрепления собственного, дабы избежать повторения катастрофического опыта кампании 1915 г. Причем последняя задача была первостепенной, так как доподлинно дальнейшие планы германского командования на Восточном фронте были неизвестны.

Отечественная историография Первой мировой войны богата исследованиями, которые посвящены отдельным оборонительным операциям ^{[1, 3–6, 8–12, 19, 20]}. Однако они описывают оборону в условиях маневренного периода войны, в то время как стабилизация фронта существенно изменила картину боя. В качестве отдельного направления выделилось военно-теоретическое, резюмировавшее, в частности, опыт позиционной обороны ^{[7, 18]}. Однако, в силу практического уклона данных работ, предназначенных для военных специалистов, исторический аспект проблемы оказался в тени. Наиболее полно оборонительные усилия русской армии в ходе позиционного периода Первой мировой войны были описаны в диссертации Ю. Н. Гордеева ^[2]. Исследователь наметил глобальные тенденции в эволюции системы обороны, однако их хронологические рамки, в связи с особенностями источниковой базы, оказались размытыми. Цель данного исследования состоит в том, чтобы проследить процесс адаптации обороны русской армии к условиям позиционной войны на начальном этапе более детально.

Оборона в целом представляет из себя сложный комплекс мероприятий, который невозможно охватить в рамках одной статьи, поэтому речь пойдет лишь об обустройстве позиций и их инженерном оборудовании. Данный аспект проблемы представляется особенно важным, так как во многом именно фортификационные мероприятия могли компенсировать слабость русской армии после Великого отступления и обеспечить устойчивость обороны.

Богатый материал для изучения этого вопроса дают отчеты генерала-от-инфантерии К. А. Кондратовича, подготовленные им по поручению главнокомандующего армиями Западного фронта А. Е. Эверта. Кондратович имел блестящее военное образование, окончив Николаевскую академию Генерального штаба. Продемонстрировав личное мужество и распорядительность в годы русско-японской войны 1904-1905 гг., генерал стремительно двигался по карьерной лестнице, получив, в конце концов, должность командира XXIII армейского корпуса в 1913 г. Однако проявить себя в качестве командира корпуса в годы Первой мировой войны генерал не сумел, начальство сочло его руководство неудачным и списало в резерв. Но Эверт не дал пропасть опыту и знаниям Кондратовича, поручив ему важное задание.

Уникальность отчетов заключается в том, что генерал объехал с ревизией все армии Западного фронта, который являлся крупнейшим среди европейских фронтов русской армии как по количеству корпусов осенью 1915 г., так и по протяженности оборонительной линии – 500 верст. Весной 1916 г. численность войск фронта колебалась в районе 1 000 000 человек ^{[13, л. 305–320; 14, л. 125–160, 272–287]}. Столь широкая выборка позволяет экстраполировать выводы, полученные при анализе этих отчетов, на русскую армию в целом. Данный источник ранее не был опубликован и впервые вводится в научный оборот.

Таким образом, обьектом исследования будет являться состояние оборонительных позиций русской армии на начальном этапе позиционной войны на Восточном фронте, предметом – положение в области укрепления оборонительных линий на Западном фронте. Хронологические рамками работы – даты написания первого и последнего отчетов, соответсвенно с декабря 1915 по февраль 1916 гг. В ходе исследования используется системный подход, метод системной реконструкции.

После ликвидации Свенцянского прорыва осенью 1915 г. линия фронта застыла в западной Белоруссии, штаб находился в Минске. Несмотря на перенос основных усилий Центральных держав на Балканы для разгрома Сербии, обстановка оставалась напряженной. Противник в короткие сроки смог нанести сокрушительное поражение балканскому союзнику России, стратегическая инициатива оставалась за ним. Планы германского командования стали очевидны лишь в конце февраля 1916 г., когда началась битва за Верден. До тех пор перспектива нового крупного наступления на востоке оставалась вполне реальной, что делало проблему усиления устойчивости обороны особенно актуальной.

Кондратович начал ревизию с осмотра 2–й армии в конце декабря 1915 г. За время осмотра генерал не встретил ни одной позиции, начиная с передовой, которая была бы вполне закончена для немедленного ведения оборонительного боя. Это явление, по оценкам Кондратовича, было результатом, с одной стороны, недостатка рабочих рук, но главным образом опытных инженеров ^{[16, л. 515]}. Молодые пехотные офицеры в инженерном отношении были крайне слабо подготовлены. Специалистов в войсках было действительно весьма мало, так в 10–й армии ни в одном из корпусов не было помощников корпусных инженеров, а в XLIV, занимавшем участок в 30 верст, не было и его, а также саперного батальона ^{[15, л. 17]}. С одной стороны, данная проблема была результатом высоких потерь, война выкосила значительную часть опытных кадров. С другой, давали о себе знать просчеты военного руководства – русские дивизии до августа 1916 г. не имели штатных инженерных частей ^{[2, с. 48]}.

Наиболее укрепляемая первая линия обороны выбиралась случайным образом. Части закреплялись на тех местах, где они когда-то остановились во время боя. Абсолютно все позиции армии генерал признавал в тактическом смысле неудовлетворительными: всюду господствующие высоты занимал противник, что, помимо всего прочего, увеличивало количество талой воды в окопах. Это существенно затрудняло усовершенствование позиций и их маскировку, а также расширение сети ходов сообщения и создание мощных искусственных препятствий перед окопами. Тыл оборонительно линии практически всегда хорошо простреливался германской артиллерией, что, в свою очередь, заставляло русскую артиллерию стрелять на пределе дальности, а также затрудняло снабжение войск. Непрочным положение делал еще тот факт, что оборона не развивалась в глубину.

Кондратович констатирует, что принцип «ни пяди земли врагу» был доведен до полного абсурда, так один из полковых командиров, получив такой приказ, не решился отвести свою часть на несколько сажень за болото, разбив оборонительные линии прямо в нем.

Однако нельзя сказать, что ситуация со строительством тыловых оборонительных рубежей существенно отличалась. Линия, которая подлежала укреплению, назначалась решением высоких штабов, не считаясь с местными условиями. Причем характерно было тяготение к расположению ее за рекой, несмотря на то, что перед ней могли иметься высоты, дающие отличный обзор и удобные для артиллерии. Таким образом сковывалась наступательная инициатива, части становились пленниками собственных окопов. Выгода свободного неторопливого выбора оборонительных позиций и их строительства без противодействия противника не использовалась ^{[16, л. 510–517 об.]}.

Парадоксально, но усиление позиций и развитие ходов сообщения отставало в тех местах, где неприятель не стрелял. Генерал даже предположил, что немцы шли таким образом на военную хитрость. Зная эту особенность, противник якобы специально сохранял подобные ослабленные места с прицелом на будущее. Длительное отступление выработало у войск некоторое пренебрежение к собственным окопам. Их строительство требовало много сил, при этом существовала постоянная угроза, что возникнет необходимость покинуть обустроенные позиции.

Еще одной ахиллесовой пятой русской обороны были стыки флангов соседних частей. Даже на планах и схемах расположения войск обычно не указывались точно ближайшие соседние окопы и ходы сообщения к ним, что мешало созданию монолитной системы обороны ^{[15, л. 17–19]}.

Следущая поездка состоялась с 8(21) по 18(31) января 1916 г. в район 10–й армии. Заключение Кондратовича во многом повторяло предыдущие. Передовая позиция состояла из ряда окопов, соединенных по фронту ходами сообщения. Таким образом, весь фронт армии состоял как бы из одной большой траншеи, которая прерывалась лишь реками и сплошными болотами. Перед окопами были устроены проволочные заграждения в одну, местами две полосы от 3 до 6 рядов кольев. Окопы оборудовались козырьками для защиты от шрапнелей противника и бойницами под ними.

За первой линией в 200 – 600 шагах имелась вторая, однако она не содержалась в должном порядке. Окопы были занесены снегом или залиты водой и, по заключению генерала, были непригодны к обороне. В таком же состоянии находились и ходы сообщения, которых и так было не достаточно. Благодаря пассивности неприятеля ими просто не пользовались и ходили вне укрытий.

Блиндажи против тяжелых снарядов имелись, но в очень небольшом количестве. Кое-где их не было вовсе. Нижние чины, а местами даже офицеры жили в простых землянках, защищавших от непогоды и небольших осколков. Некоторые жилища были обращены выходом прямо в сторону неприятеля, что делало пребывание в них крайне опасным. Встречались также окопы и ходы сообщения, обстреливавшиеся продольным артиллерийским огнем, что значительно увеличивало потери обороняющихся.

Кроме передовой позиции во всех корпусах строились еще 2–3 оборонительные линии, степень готовности которых была различной. Чуть лучше были готовы укрепления, построенные армейскими инженерами. Но в целом же нигде они не были закончены настолько, чтобы при необходимости отвести туда войска. Например, не было сооружено ни одной землянки, так что войскам пришлось бы ночевать зимой под открытым небом. При этом лишь в одном из корпусов тыловая линия очищалась от снега и талой воды.

Условия размещения личного состава на передовой были крайне тяжелыми. Достаточно сказать, что в 10–й армии нигде на передовой не было освещения за отсутствием необходимых припасов – керосина и свечей. В условиях короткого светового дня зимой, части большую часть времени проводили в темноте.

В конечном итоге, генерал приходит к неутешительному выводу: как передовая, так и тыловые позиции далеко еще не завершены. Неготовность оборонительных линий отчасти объяснялась им слишком широким масштабом работ. Силы и средства разбрасывались, в результате была выполнена большая работа, но ни одной вполне надежно укрепленной позиции создать не удалось. Войска, занимавшие передовые позиции, должны были выделять большое количество людей для непосредственной обороны участка. Наряд на хозяйственные надобности, в виду необходимости изготовлять многие предметы снаряжения и обмундирования своими средствами, тоже был велик. Кроме того борьба со снегом и водой в условиях отсутсвия необходимого оборудование также отнимала много сил. Привлечение же резервов для укрепления позиций Кондратович считал нежелательным, так как нахождение в резерве было единственным доступным временем для обучения войск. Также работу сильно тормозил недостаток шанцевого инструмента, особенно крупного ^{[15, л. 1–20 об.]}.

Через неделю после возвращения из 10–й армии, Кондратович отправился в 4–ю. Северный участок фронта армии располагался в болотистых долинах рек Немана и Сервеча. Позиции здесь не отличались достаточной устойчивостью, не было возможности придать им необходимую глубину. Весной, при половодье, они частично затапливались водой, но даже в этих условиях войсковое командование не считало возможным отойти назад с целью занятия более сухого района, так как таковой находился достаточно далеко от занимаемого участка. Было лишь принято решение принять меры к усилению остававшихся над водой участков оборонительной линии. Велись работы по устройству высоких бревенчатых гатей, а также активно строились лодки.

Южнее условия были значительно лучше: сухая холмистая местность благоприятствовала сооружению оборонительной линии. Наибольшая готовность передовых позиций к обороне была достигнута в Гренадерском корпусе, располагавшемся в этой полосе. Это, по всей видимости, было заслугой корпусного командования, так как соседний XV армейский корпус в этом отношении отставал.

Устройство второй линии обороны командующий армией генерал-от-инфантерии Е. А. Радкевич стремился передать армейским инженерам. Укрепления, выполненные ими, выгодно отличались от тех, которые возводились под руководством корпусных инженеров. Кондратович даже высказывал сожаление, что такое количество работ выполнено в глубоком тылу, а не в полосе укрепления, занятой войсками.

Корпусное же начальство наоборот стремилось в первую очередь решать насущные проблемы, бросая основные силы для обустройства передовой. Кроме того, как ни странно, для укрепления переднего края обороны отпускалось меньше ресурсов. В то время как на передовой не хватало проволоки, тяжелого шанцевого инструмента и т.п., лишь для укрепления одного из участков второй линии обороны было получено 200 000 пудов проволоки и 12 000 тяжелых кирко-мотыг. Ревизор признавал такое положение дел неправильным, ходатайствую перед главнокомандующим фронтом о более рациональном распределении ресурсов.

Вообще, отсутсвие единоначалия и размытые полномочия начальствующих лиц нередко мешали делу укрепления обороны. Помимо противоречий с армейскими структурами, корпусным инженерам приходилось выстраивать рабочие отношения также с начальниками боевых участков и командиром саперного батальона. К сожалению, это не всегда удавалось ^{[15, 23–39 об.]}.

Эти трения не были уникальным явлением, в 3–й армии, которую Кондратович объезжал с 10(23) по 29 февраля (13 марта), генерал встретил схожую картину. В некоторых корпусах инженеры были вовсе оттеснены от работы над укреплением передовой позиции, получив задачу руководить постройкой второй линии. Кондратович выступал за то, чтобы разграничить сферу ответственности: войска, под руководством корпусного инженера, должны укреплять только позиции, находящиеся в пределах действительного огня противника, а армейские организации – все тыловые позиции, начиная со второй полосы обороны.

В целом же увиденное в 3-й армии произвело на ревизора хорошее впечатление. Он бы доволен той колоссальной работой по укреплению позиций, которую проделали войска. Конечно, местами встречались недостатки и некоторые участки не были доведены до такой степени совершенства, которую можно было ожидать увидеть после почти полугодовой работы над ней. Причиной тому, по мнению Кондратовича, служил в первую очередь недостаток тяжелого шанцевого инструмента и кадровый голод. Однако здесь речь идет только о передовой позиции, укрепления второй линии местами были закончены всего на 15% ^{[15, л. 85–96 об.]}.

Анализируя материал всех 4 ревизий, можно заключить, что русская армия в начале 1916 г. не смогла полностью адаптироваться к новым реалиям позиционной войны. Несмотря на длительную передышку, которую противник дал ей, войскам не удалось в достаточной мере укрепиться на занятых позициях. Только в одной из четырех армий фронта первая линия обороны была практически закончена. Что касается тыловых оборонительных рубежей, то лишь в 10–й армии обустройству второй оборонительной полосы уделялось должное внимание, причем в ущерб передовой.

Картина состояния позиций фронта, составленная в результате тщательной ревизии Кондратовича, позволяет сделать вывод, что расположение оборонительной линии Западного фронта было случайным, войска укреплялись там, где остановились в ходе последнего боя. Командование не считалось даже с самыми тяжелыми условиями, предпочитая строить окопы в болоте, нежели отвести свои войска назад на более благоприятный участок.

Организация оборонительных работ также часто находилась не на высоте. Без того скудные ресурсы, прежде всего кадровые, разбрасывались, задачи не ранжировались по степени важности. Не соблюдался принцип единоначалия, корпусные и армейские инженеры конкурировали между собой за материалы, необходимые для фортификации. Даже на уровне корпуса не была выработана единая система управления. Подобное положение не могло дать командованию русской армии уверенности в собственных оборонительных рубежах, приковывая крупный силы и средства, ограничивая наступательную инициативу.