Interrelation between the phenomena of social cognition, social discourse and social power

Alibegashvili Nino Merabovna Post-graduate student, the department of Psychology, North Ossetian State Pedagogical Institute 3629000, Russia, respublika Severnaya-Osetiya alaniya, g. Vladikavkaz, ul. Karla Mraksa, 36 Nino.alibegashvili@yandex.ru

Если мы прочитаем литературу по социальному познанию, мы обнаружим, что когнитивному измерению уделяется большое внимание, тогда как социальным аспектам познания, как правило, пренебрегают. Социальные психологи обнаружили когнитивную психологию в своих рассказах о знакомых проблемах и областях, таких как отношения, убеждения, атрибуция и межгрупповые процессы. Такие понятия, как схемы и аналогичные концепции из того, что можно назвать «структурным» подходом в рамках парадигмы обработки информации, стали знакомыми при анализе различных типов социальных представлений.

Данный анализ предполагает теоретические инструменты когнитивных наук, таких как когнитивная психология, искусственный интеллект, лингвистика, философия и логика. К сожалению, популярность таких термин, как «схема», не всегда была гарантией серьезных теоретических достижений в социальной психологии. Напротив, использование соответствующих терминов часто было поверхностным и небрежным. Говоря о группах-схемах или самих-схемах, между прочим, можно в общих чертах объяснить, как люди воспринимают, интерпретируют и воздействуют на других людей и их действия, но такие объяснения требуют дальнейшего анализа точных структур и задействованных стратегий. Спустя более полувека после новаторского использования Бартлеттом понятия «схема» мы можем ожидать, что социальная психология выйдет за пределы интуитивного применения этого понятия. Очень немногие исследования социального познания на самом деле излагают содержание и организацию социальных схем, и при этом они не формулируют этапы обработки, которые приводят к или из таких представлений в памяти. Другими словами, несмотря на этот когнитивный поворот в социальной психологии, изучение социального познания нуждается в более явной когнитивной структуре. [2. c 10-13]

Один из аргументов, что информация о людях, группах, действиях и общении обрабатывается так же, как информация о любом другом объекте познания, может быть правдой, но это не вся правда. Социальная психология могла бы внести вклад в более четкое понимание того, как именно знания, убеждения или другие познания приобретаются и используются, а также как систематически развиваются и действуют ментальные представления и процессы в зависимости от социальных ограничений. Более тесное взаимодействие с микро- и макросоциологиями могло бы дать новые идеи и придать импульс такой специфической роли социальной психологии. Теория социального познания должна касаться не только познания или людей как информационных процессоров, но и общества, а также людей как социальных участников.

Следует признать, что некоторые из этих принципов оказали большое влияние на европейскую социальную психологию последнего десятилетия, особенно на Теджфела и его коллег. В частности, наши знания о внутригрупповых и внутригрупповых процессах извлекли огромную пользу из этого исследования. Но даже в этой основополагающей работе основное внимание было направлено на психологические понятия, такие как категоризация, дифференциация и поляризация, в то время как изучаемые группы часто были произвольными или искусственными и редко реальными социальными группами. Важные социальные понятия, такие как власть и доминирование, институциональный контроль, классовые отношения и идеология остаются в основном не анализированными. [5. c 40-46]

Таким образом, социальная психология, так и микросоциология, не выполняют хотя бы часть их важной задачи. Они являются научными соседями, которые в значительной степени игнорируют друг друга, несмотря на обширные области общих интересов, такие как анализ социального познания, взаимодействия, общения, рассуждения и социальных ситуаций их функциональной контекстуализации.

Первый тупик для данной проблемы - это язык и дискурс. Использование языка и его различные типы дискурсивного проявления, будь то устное или письменное, обычно воплощают оба аспекта подхода социального познания. Значение, интерпретация, понимание и производство текста и разговора не могут быть серьезно проанализированы вне когнитивной структуры. Текст и разговоры во многих отношениях демонстрируют свою социальную встраиваемость, например, через социальные позиции или категоризацию пользователей языка как социальных (групповых) членов, а также через контекстуализацию использования языка в конкретных социальных ситуациях и институтах. Также эти утверждения стали очевидными, если не тривиальными. [9. c 185-189]

Однако разрыв между когнитивным и социальным здесь также не преодолен. Социально-психолингвисты редко встречаются и редко говорят друг с другом или друг о друге. В этом отношении они воспроизводят предубеждения своих «материнских» дисциплин. Когнитивные процессы использования языка редко анализируются с точки зрения того, что эти «значения» составляют с социальной точки зрения. Действительно, интерпретация, понимание, категории, здравый смысл, процедуры, стратегии и подобные структуры и процессы вовлечены, и они не только имеют социальную природу, но также являются когнитивными, и поэтому их когнитивный анализ также необходим. Таким образом, в этой статье социальная природа рассуждения рассматривается в рамках социального познания.

Также обращаю внимание на некоторые механизмы того, как социальная власть проявляется, вводится в действие, представляется или узаконивается с помощью текста и разговора. Способность говорящих, являющихся членами доминирующих групп или классов, или занимающих институциональные должности, изучалась в терминах конкретных форм использования языка, таких как конкретные речевые акты, доминирование по очереди в разговоре или контроль темы и стиль. Таким важным способом понимание также способствует микроактивации и организации социальной власти, а не только языковой или дискурсивной вариативности и функциональности использования языка.

Социальное познание позволяет языковым пользователям формировать и использовать свои представления о социальных группах, классах, институтах и их отношениях, а также о доминировании и власти. Это не сама власть, а ее общие или оспариваемые представления в социальных представлениях членов группы, которые обеспечивают связь, которая связывает социальную власть с социальным дискурсом. С точки зрения когнитивной социологии это снова может быть тривиальным. Мы намереваемся выяснить взаимосвязь между властью и дискурсом через существенную связь социального познания (см. Также van Dijk, 1988). Подобные междисциплинарные исследования плодотворны только тогда, когда они избегают улиц с односторонним движением между дисциплинами. Следует серьезно попытаться интегрировать соответствующие сложные понятия в последовательную и независимую теоретическую структуру. Только таким образом такие исследования могут способствовать, а не просто следовать, пониманию важнейших явлений, таких как когнитивные процессы и сила, которые традиционно изучаются исключительно в их соответствующих материнских дисциплинах. [6. c 50-55]

Анализ социальных познаний может иметь два взаимосвязанных, но разных направления. Одно направление было бы универсальным и утверждало бы, что все познания (также) являются социальными, и поэтому нет смысла говорить о конкретных социальных познаниях, которые следует отличать от других, несоциальных (личных, индивидуальных) Познаний. Обоснованность такого утверждения довольно убедительны: все концепции, категории, сложные представления, а также процессы их манипуляции приобретаются и используются в основном в социальных контекстах восприятия, интерпретации и взаимодействия. Вторая точка зрения более специфична и рассматривает социальные познания скорее в терминах конкретных видов познания, а именно, связанных с социальным миром. Это направление исследований, чаще всего связанное с изучением социального познания (Fiske and Taylor, 1984; Wyer and Srull, 1984). В этом случае основное внимание уделяется групповым представлениям, социальным установкам и убеждениям, стратегиям самопрезентации или социальным атрибутам различных видов. Такие познания анализируются во многом так же, как познания тогда-социальных явлений физического или ментального мира, таких как объекты, цвета, формы или отношения.

Даже когда этот аргумент может быть принят, другие в этой же перспективе могут утверждать, что, несмотря на общий умственный аппарат социальных и несоциальных познаний, нам также необходим автономный анализ социальных познаний как конкретных познаний о социальных явлениях, таких как взаимодействие, группы, учреждения и их процессы и отношения. То есть мы хотим знать не только то, как люди воспринимают или думают о деревьях и таблицах, но и о мужчинах и женщинах, о группах и внешних группах, власти и угнетении, и, в основном, о том, как люди планируют и выполняют свои (меж) действия на основе таких представлений. Можно предположить, что такие процессы специфичны из-за центральной роли социального я в этих интерпретациях и представлениях. Этот вариант второго подхода, который частично совпадает с первым из-за его особого интереса к социальным аспектам познания, способствует особой трактовке социальных познаний.

С одной стороны, вероятно, существуют когнитивные основы, частично вытекающие из структуры человеческого мозга, которые предполагают архитектуру памяти, а также основные свойства и ограничения любого типа обработки информации. С другой стороны, на другом уровне анализа также верно, что познания приобретаются и в основном используются в социальных контекстах, и разумно предположить, что это повлияет на их содержание и даже их структуру и обработку. Следовательно, социальное восприятие и взаимодействие требуют особого внимания и анализа, то есть теоретических инструментов, в которых отсутствует чисто когнитивный подход. Вопрос в том, как такие разные взгляды на сложный «интерфейс» между познанием и обществом могут быть интегрированы в единую теорию.[8. c 42-44]

Исходя из вышесказанного можно изложить несколько основных моментов:

1. Понимание и запоминание событий, (взаимодействия) или дискурса включает в себя стратегические процессы восприятия, анализа и интерпретации. Это означает, что такие процессы работают «в режиме онлайн», на разных уровнях анализа и с использованием как внешней (управляемой данными), так и внутренней (управляемой знаниями) информации. Другими словами, такие процессы нацелены на быстрые, эффективные, контекстно-зависимые, целенаправленные, субъективные и гибкие формы интерпретации.

2. Эти процессы происходят в кратковременной памяти, которая имеет ограниченный объем памяти, а именно горстку значимых или структурированных единиц (букв, слов, предложений). Основная задача кратковременной памяти состоит в том, чтобы интерпретировать, то есть присваивать значение входящим носителям информации (сигналам), интерпретацию, которая стратегически взаимодействует с формальным анализом такой информации. Для дискурса это обычно означает комбинированный формальный анализ предложений или предложений и их интерпретацию в терминах суждений. Однако то же самое верно для интерпретации (взаимодействия) действий, событий, людей и целых ситуаций.

3. Информация, проанализированная и интерпретированная, постепенно сохраняется в долгосрочной памяти, а именно, как конкретные формы представления, такие как текстовое представление для дискурса. Однако, интерпретируя дискурс, люди в первую очередь стремятся не к представлению самого дискурса, а скорее к представлению того, о чем дискурс был «о», то есть некоторого события или ситуации. Эти представления называются моделями (см. Также Джонсон-Лэрд, 1983; van Dijk, 1987e). Таким образом, понимание означает, что люди способны построить возможную модель ситуации. Зачастую построение такой модели включает обновление «старых» моделей, например, когда мы читаем газету о политических событиях, о которых мы читали ранее. Модели воплощают наши личные, субъективные знания о ситуации, и, следовательно, не только показывают субъективно интерпретированную новую информацию, но также знания и убеждения, полученные из нашего более раннего опыта, включая оценочные убеждения (мнения).

4. Люди строят не только модели ситуаций, которые они воспринимают, участвуют или читают и слышат о них, но и сами коммуникативные ситуации. То есть в диалоговом взаимодействии люди активируют, строят или обновляют модели о себе и других речевых участниках, об их реальных целях и интересах, о социальных нормах, ценностях и правилах, которые применяются в коммуникативной ситуации, и так далее. Эта коммуникативная модель, которая постоянно пополняется новой контекстной информацией, отслеживает понимание и процесс вербального взаимодействия. Он играет центральную роль в стратегиях предвзятых разговоров, которые мы рассмотрим ниже.

5.Общие взгляды, которые в основном основаны на группах, могут, в свою очередь, быть организованы идеологиями Эти идеологии определяют внутренние структуры (например, релевантности) и взаимную согласованность социальных установок и показывают основные нормы, ценности, цели и интересы, используемые членами группы.

6. Все процессы, упомянутые выше, отслеживаются на более высоком уровне с помощью динамической постоянно меняющейся системы управления. Эта система отслеживает текущие сценарии и отношения, текущие модели общения, текущие темы и текущие речевые акты, в которых они участвуют. Она регулирует распределение внимания и поток информации между различными хранилищами памяти, (де) активирует модели и сценарии, когда это необходимо, и вызывает местные стратегические операции понимания или производства.

Исходя из вышесказанного можно выявить связи между познанием и дискурсом. Понимание дискурса - это стратегический процесс, в котором данные о структуре поверхности анализируются и интерпретируются, сохраняются в эпизодической памяти в виде текстовых представлений, которые связаны с новыми или старыми моделями ситуаций. Эти процессы нуждаются в огромном количестве общеизвестных знаний и убеждений, а именно убеждений определенной группы или культуры. По сути, научный дискурс создает, конструирует мир по правилам познания, языка и социальных норм и структур, как бы «набрасывая сетку» из понятий, законов, методов, речевых форм и форм социального взаимодействия на всю научную реальность. Понятие научного дискурса является условием осмысления науки как особого рода знания, социального института и культурно-исторического проявления человеческой духовности в неразрывном единстве этих трех аспектов. По сути, научный дискурс создает, конструирует мир по правилам познания, языка и социальных норм и структур, как бы «набрасывая сетку» из понятий, законов, методов, речевых форм и форм социального взаимодействия на всю научную реальность.

Здесь появляется первое социальное измерение обработки дискурса. Значения, приписываемые дискурсу, или любые ссылки, связанные с моделями, которые люди «понимают в мираже» во время понимания, в решающей степени зависят от того, что предполагается истинным или возможным в данной культуре. В этом отношении знание также является формой социального познания.

Понимание дискурса также включает в себя мнения и отношения - два классических понятия из социальной психологии. В наших рамках они проявляются двумя способами, чтобы избежать общеизвестных теоретических проблем традиционной теории отношений. Особые мнения об отдельных событиях являются частью способа, которым люди строят ситуации. Такие мнения могут быть смесью или комбинацией сугубо личных мнений, основанных на личном опыте (старые модели), но чаще всего они отражают более общие мнения, сохраняемые в социально общих взглядах (под) групп социальных членов. Отношения основаны на группе. Они постепенно создаются через общение и другие формы взаимодействия с другими членами группы. Они выражаются, обсуждаются, оспариваются, отстаиваются, защищаются, подвергаются нападкам и в целом нормализуются многими способами в различных формах дискурсивного общения. Взаимодействие между общими, социально общими мнениями, поскольку они организованы в отношении, с одной стороны, и конкретных, зависимых от контекста, мнений, с другой стороны, обеспечивает необходимую стратегическую гибкость, часто наблюдаемую в мнениях людей. То есть люди могут использовать свои общие мнения (и их основные идеологии, нормы и ценности) таким образом, чтобы в их дискурсивном выражении мнений возникали явные противоречия. Во время оценки событий люди могут строить разные модели, демонстрирующие разные перспективы и разные мнения об одном и том же событии, даже если их общие мнения, как и общие знания, могут оставаться довольно постоянными в разных контекстах. [7. c 12-18]

Исходя из анализа общих когнитивных процессов понимания и производства дискурса мы обнаружили, что на всех уровнях эти процессы пронизаны социальным познанием. Чтобы воспроизвести социальную власть, необходимо совершить много ежедневных действий, которые определяют, выражают или узаконивают эти властные отношения. Эти действия сами должны быть запланированы, выполнены и поняты. То есть им нужна когнитивная основа, состоящая из моделей, сценариев, установок и их организующих идеологий. Это более косвенная, связь между силой и познанием.

Дискурсивное представление власти имеет много измерений. Несмотря на свою косвенность, он может быть наиболее распространенным. Сильным не обязательно говорить самим, хотя их можно цитировать преимущественно. У них есть люди, которые говорят или пишут для них. У них есть бюрократические или профессиональные организации, такие как агенты прессы или «спикеры», которые формулируют свои пожелания, планы, политику и решения. Принятие, выражение или представление власти в дискурсе не ограничиваются уровнями самого дискурса. Власть может также проявляться в контроле самого доступа к дискурсу. Мы видели, что сильные могут контролировать, с кем они хотят поговорить, в то время как бессильные могут быть вызваны, чтобы поговорить, например, с врачом, учителем, сотрудником службы социального обеспечения, сотрудником полиции или судьей. Точно так же сильные контролируют диапазон и размах своих дискурсивных жанров. Помимо повседневной беседы, они управляют формальным диалогом и письменностью, публичным общением и беседой. Это те, кто участвует в решающих правительственных дискуссиях, парламентских дебатах и заседаниях совета директоров или пишет (или написал) политические отчеты, законы, нормативные акты, учебники и сообщения средств массовой информации. Это те, кто организует и контролирует свой преференциальный доступ к средствам массовой информации, либо напрямую через декларации, либо косвенно через репрезентации в новостях. Это те, кому принадлежат газеты, телеканалы, издательства, технологии и кто контролирует бизнес массовой коммуникации. Новостные ценности идеологически формируются таким образом, что элиты и их действия имеют актуальное предпочтение, и это также означает, что они наиболее заметны как источники новостей, таким образом контролируя как доступ, так и контент.[4. c 164-168]

Заключение

Очевидно, что отношения между социальной властью и дискурсом сложны и что на всех уровнях производства и структурного дискурса будет показана не только мощная (или бессильная) позиция говорящего или слушателя, но также, посредством доступа и представления, власть структуры общества. Однако мы подчеркивали, что этот процесс опосредован социальным познанием, а модели ситуации или коммуникации вытекают из них. Толкование, признание и легитимация власти не являются непосредственным свойством власти, но идеологически опосредованы.

Посредничество власти социальным познанием не только воспроизводит и обуславливает власть, но также допускает личные вариации, отклонения, протесты и сопротивление. Даже при ограниченном доступе, ограниченном контроле и незначительном (или даже негативном) представительстве в средствах массовой информации существуют ситуации, когда оппозиционные группы могут восстановить некоторый контроль над общественным достоянием. Феминистские движения и движения за гражданские права являются яркими примерами. Сначала через неформальные дискуссии в небольших группах, затем через публичные демонстрации (лозунги, освещение), затем через ограниченные печатные коммуникации (брошюры, радикальные книги и небольшие газеты), или через организацию пресс-конференций и рассылку пресс-релизов, они могут наконец достичь общественное внимание в средствах массовой информации. Таким образом, сила сопротивления принимает некоторые свойства силы в целом. В соответствующем социально-экономическом и политическом контексте эффективность такой власти также является дискурсивной. Следовательно, как при осуществлении власти, так и при росте и усилении сопротивления и противодействия, социальный контроль предполагает когнитивный контроль, который, в свою очередь, требует общения, текста и разговоров. В этой статье была предпринята попытка показать некоторые теоретические способы, которыми можно проанализировать эти множественные и взаимные значения дискурса, познания и власти.