Modern information technologies as a resource of translation of sociocultural knowledge

Urmina Irina Aleksandrovna Doctor of Cultural Studies Group Leader, Senior Scientific Associate, Archive of the Russian Academy of Sciences 117218, Russia, Moskva, g. Moscow, ul. Novocheremushkinskaya, 34, kab. 103 urminaia@gmail.com

Глобализация есть новый тип социокультурных преобразований, которые Джон Нейсбит обозначил как масштабную трансформацию социокультурных взаимодействий «от иерархии» к «сетям», от выбора «или-или» к выбору «и-и», формирование возможности контроля над многообразием социокультурных связей и отношений^[1]. Особое значение имеет сбережение для будущих поколений всемирного интеллектуального и культурного наследия, с чем непосредственно связан такой ключевой аспект формирования современного мироустройства как сохранение культурно-цивилизационного многообразия на планете. И здесь мы сталкиваемся с множеством нерешенных вопросов — не столько технологического характера, сколько этического, правового и мировоззренческого.

Свободный доступ к Интернету, стремительно расширяющиеся сетевые отношения разного характера (от профессиональных до социальных) и разнообразие средств для формирования их контента открывают новые возможности для обмена информацией между странами и формирования общих и динамичных предметных областей знаний. Следует подчеркнуть, однако, что Интернет предоставил миру неограниченный доступ к информации и знаниям, что, по сути, снижает степень их достоверности, а формирование сетевого взаимодействия осуществляется по определенным направлениям коммуникационной интеграции, смысл которой состоит в отсутствии национальной, и тем более личностной, ориентации. На это хотелось бы обратить особое внимание, так как глобализация воспринимается как интеграция наций и отдельных личностей в крупномасштабные сетевые коммуникационные связи. В условиях нарастания объемов информационных потоков, развития информационно-коммуникационных ресурсов сохранение общественно значимой информации, разработка эффективных норм, правил и методик ее отбора приобретают исключительную важность. Необходимость сохранения культурно-цивилизационного многообразия и сетевая интеграция ставит перед мировым сообществом множество нерешенных вопросов — не столько технологического характера, сколько этического, правового и мировоззренческого.

Понятно, что задачи построения плюралистического справедливого и инклюзивного общества, поставленные перед человечеством ЮНЕСКО, нельзя решить в одиночку. Следует учесть, что экономические, политические и социальные изменения, которые произошли в мире с начала 1990-х годов и характеризуются как явления мировой глобализации, вызвали резкий рост разнообразных проблем, особенно в молодежной среде. Они связаны с отсутствием у молодых людей навыков быстрой адаптации к социальным изменениям и самостоятельного принятия решений, способности преодолевать жизненные трудности. В основу самоопределения у молодежи сегодня заложена ориентация на взаимопонимание, а не на традиционное познание и овладение навыками его реализации на практике. Следует подчеркнуть, что при одновременной множественности возможностей наличествует их недоступность, которая лишь усложняется тем, что отсутствует отчетливый социальный образец, который стабильно поддерживается на государственном уровне, например, такими как идея неприкосновенности частной собственности, престиж людей науки и образования, толерантность, национальное достоинство и др. Следует учесть также, что относительно равный старт не является гарантией равных возможностей молодых людей на рынке труда. Как писал Маршал Маклюэн: «Реструктуризация процессов труда и ассоциации человека произошла под влиянием техники фрагментации, которая составляет суть машинной технологии. Суть технологии автоматизации противоположна. Она глубоко интеграционна и децентралистична, так же как машина была фрагментарна, централистична и поверхностна в своем расщеплении человеческих отношений»^{[2] [11, P. 3]}. Сегодня к этому добавился и феномен виртуальной реальности, ставший логическим продолжением процесса методологической эволюции визуальной коммуникации с помощью медиа. Но могут ли новые поколения людей однозначно различать сегодня информацию, сумму знаний и приобретенную человеком мудрость?

В соответствии с классическими определениями, информация есть отражение любого рода событий, которые влияют на состояние динамической системы; знания есть опыт и навыки, приобретенные человеком в процессе обучения или методом проб и ошибок; мудрость есть умение правильно применять приобретенные знания. В процессе взаимодействия и коммуникаций поколение за поколением передавало в нарративной форме успешный социальный и культурный опыт. Следует подчеркнуть, что опыт предыдущих поколений осваивается индивидом в трансформированном им самим виде в соответствии с представлениями (идеалы, идеи, парадигмы), которые задавались текущей социокультурной ситуацией. В новых поколениях воспроизводился именно такой опыт, но в форме нарратива — последовательного и упорядоченного освоения социальных и культурных образцов.

В результате интенсивной стратификации современного общества разные социальные слои, общности, группы населения находят в наследии «свои» культурные истоки, и, соответственно, формируют «свою» традицию. Такое расслоение традиций по-новому ставит вопросы наследия и преемственности. Модель наследия оказывается величиной непостоянной и реально существует как выбор разными поколениями разных частей наследия. Выбор же зависит от социокультурной компетентности человека, как совокупности знаний и навыков, которые позволяют отбирать, понимать, организовать информацию, представленную в знаковой форме, и успешно ее использовать при решении личных и общественно значимых групповых задач и проблем. Сегодня это осуществляется, как правило, в информационном пространстве по ключевым словам, но сама информация является лишь иллюстративным материалом к реальным событиям прошлого и настоящего. Это «познание в образах» дает возможность по-разному трактовать содержание объекта наследия. Более того, допускается смешение разных культурных контекстов и стилей, создание новых конструкций наследия из артефактов разных уровней сложности и перемешанных классификаций. В условиях высокого динамизма обновления среды обитания, повышения ее комфортности, быстрой смены деталей и предметов материальной культуры индивиду сложно адаптироваться в «обществе риска», ведь его мировоззрение не может меняться с такой же скоростью.

Следует также отметить, что в современных условиях глобализации происходит процесс интеграции культур в мировом сообществе в таких формах как мега-общества, супер-этносы, мега-культуры и т.д. В результате внедрения современных информационных технологий меняется характер социально-экономических систем, национальных государств, которые, по сути, перестают быть автохтонными закрытыми системами, а трансформация «информационных сетей осуществляется по определенным направлениям коммуникационной социокультурной интеграции, смысл которой состоит в том, что отсутствует ориентация на каждую страну, каждую нацию, и тем более каждую личность»^{[3] [3, С. 357]}. В отношении науки можно сказать, что в соответствии с гидродинамической метафорой Джозефа Нидэма «научные традиции различных культур предстают в виде отдельных ручейков, стекающихся в единую реку познания»^{[4] [4, С. 126-130]}. Возникает, однако, сомнение относительно однородности, систематизированности этой реки мега-знания, а также возможности единообразия в трактовке его содержания. Вовлекаясь в процесс слияния, локальные культуры, в том числе и в сфере науки, становятся неравноценными, поскольку культурные паттерны более высоких уровней становятся базовыми для менее развитых и подчиненных стран, трансформируясь по образу глобальных. Если нет сложившихся и устойчивых систем культурных ценностей и приоритетов для индивидуально-личностного самоопределения, начинают, например, преобладать усредненные стереотипы массовой культуры. В этой ситуации возникает проблема актуализации культурного наследия, поскольку именно оно составляет фонд самобытной (национальной) культуры.

Наука есть совокупность накопленных человечеством систематизированных объективных знаний, с помощью которых человек безопасно осваивает окружение, извлекая смысл из своих объективных восприятий. В нашей знаковой культуре система смыслов (понятий) является дискретной комбинаторной системой, понятия как дискретные элементы могут сильно отличаться друг от друга, при их комбинации образуются новые понятия, которые существенным образом могут отличаться от составляющих ее элементов. Однако в целом система научных знаний как часть общечеловеческой культуры сохраняет базовые смыслы за счет параметров-значений используемых профессиональных слов-знаков, поскольку они включены в устойчивый и надежный смысловой контекст. Как указывает К. Леви-Стросс: «Наука всецело строится на различении случайного и необходимого, что представляет собой также различение события и структуры. Качества, которые она при своем рождении отстаивала как ей принадлежащие, не входя в переживаемый опыт, оставались внешними и как бы чужеродными относительно событий — вот смысл понятия первичных качеств»^{[5] [4]}. В современном информационном обществе интерпретация смыслов и, более того, их трансмутация (по М. К. Петрову^{[6] [5, С.72-87]}), то есть изменение смысла, которое усваивается всем человеческим сообществом в процессах коммуникаций и трансляций, стали повсеместными, результируясь в ложные толкования и их практическое применение. Ихаб Хассан указывает на тот факт, что в ситуации множественности смыслов, неопределенности их применения «Имманентность… позволяет человеку в условиях децентрированности соотносить всю реальность с собой… Религия и наука, миф и технология, интуиция и разум, популярная и высокая культура, мужские и женские архетипы... начинают модифицировать и информационно насыщать друг друга… Зарождается новый тип сознания»^{[7] [8, P. 27-28]}.

В обществе, где утеряны культурные, а преобладающей является массовая и поп-культура, усиливается интерес к прошлому, поскольку в нем можно найти опорные точки для социокультурной интеграции, которая является одним из основных механизмов актуализации процессов культурного наследования. Русский философ Николай Бердяев объяснял, что переходный социум нуждается в идеально-типических моделях, где все устойчиво, соразмерно и гармонично. Соответственно, механизмы отбора и наделение объектов прошлого статусом наследия осуществляется по этому основанию. И, наоборот, когда общество стабильно, обращаются к критическому пересмотру системных моделей. Культурное наследие может выполнять в этом случае «психотерапевтическую функцию» снятия напряжения и отрицательных аффектов в период крутых социальных сдвигов. Хотелось бы отметить в этом плане, что роль науки, как части культурного наследия, сегодня значительно изменилась. Именно в науке концентрируется рациональное, то есть обоснованное, достоверное, надежное знание людей об окружении и самих себе. Это знание интерсубъективно, может разделяться и транслироваться людьми в коммуникативных процессах.

Как уже упоминалось ранее, значимость наследия, в том числе научного, которое хранится в архивах, в том числе в Архиве РАН, не всегда понятна молодому поколению и является лишь иллюстративной информацией, не связанной с текущей жизнью и требующей актуализации, то есть рационального освоения с целью использования в решении жизненно важных для индивида задач. Несмотря на активное использование этим поколением культурной среды, сформированной средствами массовой информации из безграничных информационных ресурсов и цифровых технологий, индивиды могут отобрать в информационном поле только то, что соответствует их ограниченному жизненному опыту. Не владея условностями языка СМИ, дети, подростки, молодежь, да и среднее поколение не могут эффективно использовать для решения жизненно важных для них задач большую часть информации об историко-культурном наследии, в том числе и в глобальном его значении.

Основной задачей тогда становится то, какими методами и визуальными технологиями разъяснить, расшифровать социальный и культурный смысл наследия с точки зрения созидания будущего. Коммуникационный потенциал электронных и цифровых технологий открыл перед современным обществом новые перспективы их использования в ходе социального взаимодействия. Ханс Магнус Энценсбергер более сорока лет назад писал следующее (авторский перевод): «Новые СМИ ориентированы на действие, а не на созерцание; навстречу настоящему, а не традиции. Их отношение ко времени полностью противоположно буржуазной культуре, которая стремится к обладанию, продолженному во времени, и, лучше всего, вечному. А ведь СМИ не производят никаких материальных объектов, которые можно скопить и продать на аукционе.<...> Это не означает, что у них нет истории или что они способствуют нанесению урона историческому сознанию. Напротив, СМИ впервые дают возможность так записать исторический материал, чтобы его можно было воспроизводить по желанию. Делая этот материал доступным для современных целей, они с очевидностью показывают любому, что написание истории - всегда манипуляция. Но этот объем памяти, который СМИ сохраняют, не является прерогативой научной касты. Он принадлежит обществу»^{[8] [9, P.104-105]}. К этому можно добавить и следующие слова Билла Нихолса: «Вместо представления социальных практик, перекодированных в условные соглашения и знаки другого языка или знаковой системы, как в кино, мы сталкиваемся с симулякрами, которые представляют собой новую форму социальной практики со своими собственными порядками, но ничего не представляют»^{[9] [11, P. 128]}.

Феномен гипертрофированной модели реальности Жан Бодрияр сформулировал в своем концепте симулякра, ставшем репрезентационной моделью современной культуры: «Это больше вопрос не имитации, не редупликации, не даже пародии. Это вопрос подстановки знаков реальности вместо реальности как таковой <...> Гиперреальность отныне изолирована от воображения, а также от любого различия между реальным и образным, оставив пространство только для бесконечного воспроизводства моделей и симулированного генерирования разницы»^{[10] [7, P. 181]}.

В Конвенции ЮНЕСКО об охране нематериального культурного наследия (17.10.2003 г.) в ст. 2 указано: «… нематериальное культурное наследие, передаваемое от поколения к поколению, постоянно воссоздается сообществами и группами в зависимости от окружающей их среды, их взаимодействия с природой и их истории и формирует у них чувство самобытности и преемственности, содействуя тем самым уважению культурного разнообразия и творчеству человека»^[11]. В условиях социокультурной неопределенности в нашей знаковой культуре существует то, о чем говорил Жак Деррида^{[12] [2]} — такая деконструкция культурных текстов, которая направлена не на свободную их интерпретацию, а на выявление «слоя метафор», запечатлевших в них следы предыдущих культурных эпох и исходных намерений авторов. Тогда тексты, зафиксированные в знаковой форме (письмо), представляют собой способ дистанцирования от реальности, ее объективации и презентации в знаковой форме, позволяющий абстрагировать какие-то ее черты, ее образ от контекста непосредственного существования в первую очередь социально-институционального. Появляется возможность выяснения проблем «назначения», «послания», «корреспонденции», то есть исходных интенций, лежащих в основе построения культурного текста. Следует подчеркнуть, что в коммуникативной цепочке «автор — культурный текст — читатель» константой является только текст, закодированный в том виде, в каком он был завершен. Когнитивная же система читателя (слушателя, зрителя) меняется во времени, метатексты как прецедентные становятся более привлекательными в медиадискурсе и становятся «текстами влияния». Более того, семантически воспринимается сегодня та их часть, которая стереотипизирована и узнаваема, не требует интерпретации или многомерной расшифровки смыслов. По сути, «экранное» восприятие переносится и на знак — текст документа. Но, повторяюсь, система социокультурных знаний сохраняет базовые смыслы за счет параметров-значений используемых профессиональных слов-знаков, поскольку они включены в устойчивый и надежный смысловой контекст. Понятно, что контекст требует для новых поколений расшифровки многомерных образных представлений, сопровождавших авторский процесс творческого познания, не свободной интерпретации этого процесса, а выяснения исходных интенций, лежащих в основе построения культурного текста. Динамично развивающиеся информационные технологии не должны заменять нарративные способы передачи социокультурного наследия, а его освоение должно учитывать тот факт, что, например, первичные и неизменные качества классической науки до XXI века в современной науке стали дополняться вторичными, что повлекло переоценку количественных методов и классификаций. И это тоже надо объяснять молодому поколению.