The questions of definition and concept of the general principles of international criminal law

Korableva Svetlana Yur'evna PhD in Law Docent, the department of Criminal Legal Disciplines, Moscow State Linguistic University 119034, Russia, g. Moscow, ul. Ostozhenka, 38 sukorableva@gmail.com

Под принципами в российской теории права, в том числе в теории международного уголовного права, традиционно понимаются основные идеи и руководящие положения, которые определяют содержание и направления правового регулирования. Принципы права обычно подразделяются на общеправовые, т.е. свойственные праву в целом; отраслевые, т.е. отражающие специфику той или иной отрасли права; и межотраслевые, т.е. свойственные группе смежных отраслей. К специфическим принципам международного уголовного права чаще всего относят также принципы nullum crimen sine lege, nullum poena sine lege, ne bis in idem, принцип индивидуальной уголовной ответственности, недопустимости ссылок на официальный статус и приказ, а также принципы действия международного уголовного права во времени и пространстве. Подобный подход при всех его достоинствах вызывает ряд возражений.

Во-первых, с позиции практического применения. Так, если воспринимать принципы лишь как идеи для правового регулирования, то мы получаем абстрактную, декларативную конструкцию без возможности создания каких-либо механизмов для ее реализации. Например, сложно себе представить появление Нюрнбергских принципов, если бы перед Комиссией международного права поставили задачу сформулировать «положения, лежащие в основе правового регулирования», «закономерности права», «теоретико-правовые идеи», «положения, выражающие сущность права» и т. д. Безусловно, выработка правовой политики, толкование и применение норм права должны основываться на некоторых базовых для конкретного общества ценностях, учитывать существующие принципы права. Но на наш взгляд, важность принципов заключается в первую очередь в том, что это общепризнанные стандарты поведения и правоприменения, которые могут быть использованы в конкретном деле, в том числе в форме аналогии права. И лишь в связи с этим о них можно говорить как об идеях, закономерностях или оптимизаторах права. Что кстати и произошло с Нюрнбергскими принципами, ставшими фундаментом для формирования международного уголовного права и национальных кодексов.

Во-вторых, такое понимание принципов применительно к международному уголовному праву не учитывает специфики Римского статута Международного уголовного суда (далее Статут). Последний общепризнано считается универсальным документом, в котором сделана попытка объединить системы уголовного права более чем 150 государств. Поэтому толковать его статьи исключительно с точки зрения российской правовой доктрины, а тем более с использованием определений советских ученых-правоведов, которые исходили из идеологических отличий от буржуазного права, представляется не совсем корректным. Подобный подход к принципам международного уголовного права адаптирует положения Статута под специфику российской теории уголовного права. Но при этом отличается от терминологии, характерной и для самого Статута, и для зарубежной юриспруденции, имеющей длительную историю исследования вопросов международного уголовного права.

Доктрина международного права, как отечественная, так и в зарубежная, оперирует термином «общие принципы» (General Principles), а не «принципы права». При этом интерпретируются общие принципы по-разному: как принципы, общие для всех или большинства национальных правовых систем; как неотъемлемые принципы естественного права; как принципы, выведенные из правовой логики; как принципы, лежащие в основе международно-правовых норм. Такое разнообразие подходов вызвано в том числе часто критикуемой формулировкой ст. 38 (1) (c) Статута Международного Суда ООН, в соответствии с которой Суд, который обязан решать переданные ему споры на основании международного права, применяя в том числе «общие принципы права, признанные цивилизованными нациями» ^[7]. В связи с этим в международном праве возникает вопрос разграничения общих принципов международного права (General Principles of International Law) и общих принципов права (General Principles of Law).

В российской доктрине международного уголовного права он обычно вообще не поднимается, поскольку акцент смещен на разграничение отраслевых (специальных) и общих принципов. Так, в одном из учебников в рамках темы источников международного уголовного права констатируется: «Статут международного суда от 26 июня 1945 г. признает "общие принципы права, признанные цивилизованными нациями", Римский статут МУС указывает на "принципы и нормы международного права, включая общепризнанные принципы международного права вооруженных конфликтов". Таким образом, безусловным источником международного уголовного права следует признать общепризнанные принципы и нормы международного права», а также что «в Римском статуте МУС обычай не указывается в качестве "применимого права"» ^{[6, с. 27–28]}. А. Г. Кибальник, говоря о принципах отмечает взаимосвязь принципов международного права (общих принципов) и международного уголовного права (отраслевых принципов): «Поскольку отрасль международного уголовного права входит в систему международного права, то для него характерны все основополагающие принципы международного права в целом. В свою очередь, если общие принципы международного права действуют через отраслевые, то специфические отраслевые принципы являются своеобразным "преломлением" общих принципов, характерных для международного права» ^{[5, с. 79–80]}.

Однако общие принципы права (General Principles of Law) и общие принципы международного права (General Principles of International Law) следует разграничивать хотя бы потому, что «понятие общих принципов права получило известность задолго до признания понятия основных принципов международного права» ^{[4, с. 160]}.

Как указывалось выше, существует множество концепций, касающихся определения, а следовательно, и соотношения этих терминов. Однако это скорее вопрос терминологии, чем существа, поскольку среди и западных, и российских авторов преобладающей является точка зрения, что они имеют разное содержание. Так, в зарубежной литературе общие принципы международного права чаще всего понимаются в смысле ст. 38 (1) (b) Статута Международного Суда ООН как правила, вытекающие из международных обычаев (обычных норм международного права), то есть как основной источник международного права ^{[10, с. 41]}. В российской доктрине международного публичного права в понятие «общие принципы международного права» часто вкладывается примерно тот же смысл, поскольку в своих определениях авторы акцентируют внимание на исторической обусловленности, общепризнанности и общеобязательности принципов, хотя и с большим акцентом на их целевую составляющую ^[3]. Таким образом, общие принципы международного права – это обобщенные нормы в форме обычая, которые вытекают из международных соглашений или обычных норм международного права и, как правило, касаются международных отношений (неприменение силы или угрозы силой; мирное разрешение споров; невмешательство и т. д.). Реальное использование их в международном уголовном праве даже по аналогии или «с преломлением» представляется затруднительным.

Общие принципы права в свою очередь имеют совершенно иное происхождение – это принципы, заимствованные из национальных правовых систем, разделяемые несколькими или всеми основными правовыми системами мира ^{[4, 11]}. В полном соответствии с этим общепризнанным определением в ст. 21 (1) (c) Римского статута указывается, что «Суд применяет общие принципы права, взятые им из национальных законов правовых систем мира, включая, соответственно, национальные законы государств, которые при обычных обстоятельствах осуществляли бы юрисдикцию в отношении данного преступления».

Общие принципы права в зарубежной доктрине считаются вспомогательным источником права и предполагают возможность для суда избежать non liquet («не достаточно ясно для того, чтобы постановить вердикт»). В контексте международного уголовного права это означает, что общие принципы права рассматриваются прежде всего как механизм восполнения правовых лакун, а следовательно, значительно влияют на права обвиняемого ^{[9, 10]}. Действительно, исход международного судебного разбирательства может зависеть от общего принципа права как это было в широко цитируемом деле Эрдемовича (Erdemović, Case No. IT-96-22-T). В ответ на заявление обвиняемого, что он действовал во исполнение приказа под угрозой собственной жизни, Международный уголовный трибунал для бывшей Югославии (МТБЮ) констатировал, что вопросы совершения преступления под принуждением, в состоянии крайней необходимости и при исполнении приказа не раскрыты в Уставе, но в соответствии с общими принципами права освобождение от уголовной ответственности при исполнении приказа может происходить только, если выполняется целый ряд строгих условий. Таким образом, осуждение Эрдемовича было поставлено в зависимость от критериев, которые базировались на рассуждениях об общепризнанных признаках таких правовых категорий как «принуждение» и «исполнение заведомо незаконного приказа вышестоящего должностного лица», подкрепленных ссылкой на доклад Комиссии международного права за 1996 г.

На основании этого общие принципы международного уголовного права можно определить как фундаментальные положения уголовного права, которые могут быть использованы в ситуациях отсутствия четкого правого регулирования для преодоления существующих правовых лакун, а также для толкования норм права. В уставах Международных военных трибуналов, созданных после Второй мировой войны, общим принципам, в том числе общим правилам привлечения к уголовной ответственности, внимание практически не уделялось. В Римском статуте наоборот им посвящен целый блок норм. В первую очередь это часть 3, так и озаглавленная «Общие принципы уголовного права». В ее структуре «отражена трехзвенная "римская модель" международного преступления: объективные элементы, в том числе поведение, последствия и контекстуальные "обстоятельства", субъективные элементы и обстоятельства, исключающие или смягчающие ответственность» ^{[1, с. 84]}. И в зарубежной литературе принципы международного уголовного права освещаются с включением туда темы элементов и признаков международного преступления, в том числе объективных элементов (actus reus), субъективных элементов (mens rea) и обстоятельств, исключающих ответственность ^{[2, 8]}.

С точки зрения российского юриста при таком подходе происходит смешение собственно принципов уголовного права и остальных положений Общей части уголовного права. С другой стороны, свойственное российской теории жесткое разделение первых и второй также следует признать искусственным, поскольку принципы права (идеи) неразрывно связаны с правилами Общей части. Так, учение о составе и понятие преступления необходимы для реализации принципа законности, а учение о субъективной стороне преступления – это продолжение принципа вины.

К принципам международного уголовного права (общим правилам привлечения к уголовной ответственности), закрепленным частью 3 Статута можно отнести:

– принцип индивидуальной уголовной ответственности (ст. 25 Статута), который является краеугольным камнем Римского статута. Международные преступления характеризуются участием большого количества лиц, вклад каждого из которых в массовое насилие установить достаточно сложно. Однако это не освобождает Суд от необходимости привлекать к индивидуальной ответственности лиц, которые пытались совершить, соучаствовали в совершении или совершили непосредственно преступление, подпадающие под его юрисдикцию. Как часть индивидуальной уголовной ответственности можно рассматривать чрезвычайно сложную и столь же необходимую для международного уголовного права концепцию ответственности вышестоящих лиц, которые не предотвратили совершение преступления их подчиненными, т.е. бездействовали (ст. 28 Статута);

– принцип законности (nullum crimen, nulla poena sine lege) (ст. 22–24 Статута), в соответствии с которым можно привлечь к уголовной ответственности и назначить наказание только за поведение, которое в момент его совершения было четко и недвусмысленно признано преступлением, причем определение преступления по аналогии недопустимо. Как составную часть принципа законности (как в общем-то и принципа индивидуальной уголовной ответственности) следует рассматривать положения об элементах преступлений, образующих понятие конкретного преступления, подсудного Международному уголовному суду (ст. 25 (3), ст. ст. 28, 30 Статута);

– правила юрисдикции суда, куда относятся положения о несовершеннолетних (ст. 26 Статута), иммунитетах (ст. 27 Статута) и сроках давности (ст. 29 Статута);

– правила об обстоятельствах, исключающих уголовную ответственность или преступность деяния, например, добровольный отказ, психическое заболевание или расстройство, состояние интоксикации, самообороны, устранения угрозы, принуждения, а также ошибка в факте, ошибка в праве и действия по приказу (ст. 25 (3) (f), ст. ст. 31, 32, 33 Статута).

Принципами международного уголовного права в собственном смысле этого слова считаются такие основополагающие положения как ne bis in idem (ст. 20 Статута) и применимое право (ст. 21 Статута). Хотя содержатся они в другой части Статута. Также следует отметить, что за пределами части 3 Статута оказались и статьи о назначении наказания, которые являются важной составляющей Общей части уголовного права. Некоторые положения, которые с точки зрения многих авторов также являются общими принципами уголовного права как в понимании правил, применимых ко всем преступлениям, так и в строгом смысле этого слова, вообще не вошли в Статут. Например, положения о возможности непосредственного совершения преступления путем бездействия, о множественности преступлений, которая предполагается ст. 78 (3) Статута, фундаментальные принципы nulla poena sine culpa, презумпция невиновности и т. д.

Итак, в Римском статуте Международного уголовного суда – базовом источнике международного уголовного права, значительно более подробно и тщательно, чем в статутах трибуналов, сформулированы общие принципы международного уголовного права. В свете этих положений Статута под общими принципами международного уголовного права следует понимать фундаментальные положения уголовного права, которые могут быть использованы в ситуациях отсутствия четкого правого регулирования для преодоления существующих правовых лакун, а также для толкования норм права. Такая дефиниция в гораздо большей степени соответствует реалиям современного международного уголовного права и обеспечивает правильное толкование статей, непосредственно запрещающих конкретные международные преступления. Однако использование подобного определения в контексте российского уголовного права возможно только с оговоркой о синонимичности между принципами права и положениями Общей части. Ведь учение о составе преступления, концепция обстоятельств, исключающих преступность или наказуемость деяний и т. д. могут быть охарактеризованы именно как совокупность фундаментальных правил привлечения к уголовной ответственности, используемых при применении и толковании статей Особенной части Уголовного кодекса.