Library
|
Your profile |
Psychologist
Reference:
Alperovich V.
The Metaphors of 'Friends' and 'Aliens' in the Perception of People with Different Ethnocultural Appearance as Representations of Various Ethnic 'World Views'
// Psychologist.
2018. № 3.
P. 1-18.
DOI: 10.25136/2409-8701.2018.3.26751 URL: https://en.nbpublish.com/library_read_article.php?id=26751
The Metaphors of 'Friends' and 'Aliens' in the Perception of People with Different Ethnocultural Appearance as Representations of Various Ethnic 'World Views'
DOI: 10.25136/2409-8701.2018.3.26751Received: 02-07-2018Published: 13-08-2018Abstract: This study is devoted to the problem of differences in metaphorical ideas about people with a different ethnocultural appearance as representations of various ethnic “world images”. The purpose of the study was to conduct a comparative analysis of the metaphors of "friendly" and "alien" people with different ethnocultural appearance in persons with a similar ethnocultural appearance. The subject of the research was the metaphors of "friendly" and "alien" people with a "Slavic", "Caucasian" and "Asian" appearance in persons with a "Slavic" appearance. The following methods were used: content analysis of metaphors, correlation analysis. The method developed by the author for the study of the metaphors of "friendly" and "alien" people with different ethnocultural appearance is applied. It was first established that the metaphorical images of “alien” people and “enemies” with an “Asian” appearance are more positive than the metaphorical images of “alien” people and “enemies” with a “Caucasian” appearance. Respondents perceive “friendly” people with “Caucasian” appearance as having more similarity with them than “their” people with “Asian” appearance. It was concluded that the images of "friendly" people with different ethnocultural appearance in the subjective perception may have a similar structure, may be mediated by the same criteria for categorization of surrounding people in the "own" continuum - "alien", and the images of "alien" people with different ethnocultural appearance can be structurally different. Stereotypical metaphors of communication partners with different appearance indicate the impact of ethnocultural codes on ideas about other people from different ethnocultural groups.The results of the research can be applied in applied social psychology of conflict and discrimination. Keywords: metaphors, friends, aliens, ethnocultural external appearance, external appearance, ethnolookism, Slave external appearance, Caucasian external appearance, Asian external appearance, ethnic image of the worldВведение
На протяжении десятилетий ученые-психологи в разных странах мира интересуются системами субъективных значений, представлений и установок, которые регулируют социальное поведение личности. В психологии обобщающим понятием, обозначающим данные феномены относительно субъекта и группы, является термин «образ мира». В зарубежную психологию его ввел Дж. Брунер. В российской психологии разрабатываются разные подходы к пониманию феномена «образ мира» (Ю.С. Газизова, О.Ю. Демченко, Н.В. Шнайдер, 2016) [8]. Он рассматривается как сложившийся у субъекта и группы интегральный образ физической и социально-психологической реальности, совокупность представлений о мире, которая аккумулирует опыт взаимодействия личности с объектами и другими людьми. А. Н. Леонтьев, предложив понимание образа мира сквозь призму теории деятельности, рассматривал его взаимосвязи с системой деятельностей человека и процессами создания субъектом образов других людей, социальных процессов и объектов. В русле психосемантического подхода В. П. Серкина [22] «образа мира» предстает многоуровневой системой и проявляется в стратегиях взаимодействия человека с другими людьми. В. П. Серкин сформулировал трехслойную модель «образа мира», состоящую из перцептивного слоя (сенсорных образов процессов и явлений мира) как «поверхностного» слоя, семантического слоя (отношений личности с другими людьми, значений и смыслов образов, объектов) и амодальные структуры как «ядерные» слои. Г. А. Берулава, в отличие от А. Н. Леонтьева и В. П. Серкина, рассматривает «образ мира» как интегративное отношение личности к миру, основанное на иррациональных установках. Когнитивный подход к феномену «образ мира» предполагает, что это единая многоуровневая концепция представлений личности о себе, других людях и социальных объектах, система восприятия (О. Е. Баксанский, Е. Н. Кучер, 2010; В. А. Степашкина, 2016, и др.) [3, 24]. По мнению В. А. Степашкиной [24], они репрезентированы в конструктах образов «Я» и «Других». «Образ мира» личности составляют образы предметов, явлений, событий, ситуаций и других людей. В психологии жизненного пути личности «образ мира» исследуется как фактор, обусловливающий восприятие и оценку личностью окружающих субъектов и социальных объектов, жизненные события и ситуации. Отечественные психологи, изучающие феномен «образ мира», несмотря на различия подходов к его пониманию, приходят к выводам о том, что «образ мира» задает когнитивные рамки восприятия человеком социальных явлений, влияет на его стратегии взаимодействия с окружающими людьми. По мнению многих психологов, «образ мира» ― система значений, опирающаяся на ценностно-смысловую сферу ― имеет универсальные и этноспецифические составляющие, т.е. «образ мира» личности формируется под влиянием ее социокультурных, этнических групп, с которыми она себя идентифицирует. Так, в понимании Ю. А. Гришениной [9], образ мира личности как интеграция ее представлений о реальности обусловлена ее принадлежностью к определенной культуре, влияющей на усвоение субъектом выработанных данным социумом традиций, социально-типичных позиций, образцов одобряемого поведения с другими людьми, моральных норм и т.д. Ю. А. Тушнова согласна с тем, что образ мира «оказывает регулирующее влияние на все стороны жизнедеятельности человека» [25, с. 76]. Предметный слой образа мира наполняет система значений, в частности, представления личности о семье, представления о совести [14, 25]. М. В. Рябова придерживается трактовки образа мира как «целостной многоуровневой системы представлений человека о мире, других людях, о себе и своей деятельности» [21, с. 154], которая участвует в саморегуляции поведения субъекта, его взаимодействия с другими людьми. Этноспецифические составляющие «образа мира» личности и группы отражены в понятии «этнический образ мира». О. В. Пыжова [18, 19] рассматривает этнический образ мира как совокупность знаний об окружающем мире и своем месте в нем, присущую данному этносу. Когнитивные схемы личности опосредствованы ее «образом мира». Субъект конструирует свой «образ мира» сквозь призму своей этнической культуры. Этнос как коллективный субъект мировосприятия вырабатывает систему критериев оценки, категоризации явлений окружающего мира и самого себя в нем. А. В. Лю [12] отмечает, что этническая группа формирует образ «своего» мира. М. В. Рябова [21] подчеркивает, что «образ мира» представителя данной этнокультурной группы опосредствован сложной иерархией этнокультурных кодов. Автор понимает этнический образ мира как «связное представление о бытии, присущее членам данного этноса, которое выражается через различные сферы деятельности общества (идеологию, философию, литературу и т.п.), проявляется через поступки человека и служит базой для объяснения человеком своих действий и своих намерений. Система взаимодействия человека с окружающей действительностью и характер его отношения к различным её реалиям в значительной степени определяются особенностями этнического образа мира» [там же, с. 154]. В российской психологии проводятся эмпирические сравнительные исследования «образов мира» разных этнических групп. Так, Ю. А. Гришенина делает выводы о существовании «общих и этнических особенностей смыслового компонента образа мира российских, индийских и африканских студентов» [9, с. 25]. В частности, «в иерархии личностных смыслов у российских студентов доминирует семейный, индийских – статусный, а африканских – экзистенциальный смыслы, отражающие их национально-культурные особенности» [там же, с. 26]. А. В. Лю [12] показывает этноспецифические различия образов мужчины и женщины у россиян и корейцев. А. К. Белоусова и Ю. А. Мочалова [4, 13] установили, что ценностные ориентации и типы картины мира различаются у представителей разных этнических групп: россиян, итальянцев и французов. Ю. А. Тушнова выявила различия представлений о семье членов русской и армянской этнических групп. Например, представления как компоненты образа мира различаются элементами, в частности, актуализацией элементов внешнего облика «волосы», ассоциируемых респондентами со словом «уклад» [25]. Т. А. Покоякова [17] рассматривает образ женщины как часть этнического «образа мира». А. А. Романов и О. А. Анисимова [20] проанализировали различия образов мира российских, польских и китайских студентов. В исследовании Д. Р. Базаровой [2] показано, что в поликультурном регионе с низкой напряженностью межэтнического общения «образы мира» субъектов на этапе ранней взрослости из разных этнокультурных групп (русских, бурятов и эвенков) отражают, с одной стороны, моральное и психологическое единство респондентов со своей этнической группой, с другой стороны, этноконфессиональное единство молодежи, их толерантность к традициям иных этнокультурных групп. Этнический «образ мира» содержит представления не только о «своей», но и о «чужих» группах. N.B. Salazar [27] показывает, как образ «чужого» мира как ограниченного географического и этнокультурного пространства конструируется под влиянием СМИ и кинематографа. G. Lavanco, C. Novara, F. Romano, E. di Giovanni [26] утверждают, что мультикультурализм, предполагающий этническую диверсификацию, все равно порождает социальные представления о «чужом», часто включающие предрассудки и предубеждения. Обращаясь к феномену «этнический образ мира» как к ресурсам и инструментам интерпретации и категоризации окружающих людей и явлений, психологи изучают стереотипы и ценности, составляющие его основание (А.К. Белоусова и Ю.А. Мочалова, 2010, 2013; Т.М. Никаева, 2013; О.В. Пыжова, 2010, 2011; Т.А. Сироткина, 2011) [4, 13, 15, 18, 19, 23]. Так, по мнению О.В. Пыжовой [18], этнический образ мира формируется и интегрируется средствами обыденного познания. Он содержит образцы поведения человека в житейских ситуациях. Автор согласна с утверждением о том, что этнический образ мира содержит авто- и гетеростереотипы, а его формирование и функционирование неотъемлемо опосредствованы биполярными оппозициями «Мы»-«Они», «свои»-«чужие». Этнические гетеростереотипы, предрассудки и предубеждения часто содержат негативные коннотации в отношении «чужих». Т.М. Никаева [15] придерживается утверждения о том, что этнический «образ мира» включает в себя взаимообусловленные авто- и гетеростереотипы о значимых для межгруппового взаимодействия характеристиках «своей» и «чужой» групп. А. А. Бзезян [5] установила, что оценка выраженности определенных личностных черт партнера по бизнесу изменяется, в зависимости от его этнической принадлежности к «своей» или к «чужой» этнической группе. Автор делает выводы о том, что опыт непосредственного общения с предпринимателями дифференцированно влияет на оценку выраженности их определенных личностных черт. Автор отмечает, что оценка выраженности определенных личностных черт предпринимателей из других этнических групп, опыт непосредственного общения с которыми у респондентов практически отсутствует, соответствует транслируемым СМИ этническим стереотипам. Влияние СМИ на «образы мира» представителей разных этнических групп изучается и другими исследователями [10]. Негативные гетеростереотипы о «чужих» группах как компонент этнического «образа мира» выступают когнитивными предикторами негативных языковых и поведенческих практик дискриминации по разным критериям, в частности, по критерию «этнокультурный внешний облик», «этническая принадлежность», «национальная принадлежность». Так, Т.А. Сироткина [23] отмечает, что этнические образы представителей другого этноса фиксированы на их отдельных поведенческих характеристиках и характеристиках внешнего облика. Эти свойства в восприятии членов данной этнической группы стереотипизированы: они считаются «типичными» для представителей другого этноса. В.А. Лабунская [11], анализируя преследование людей на основе их этнического внешнего облика, сконструированного в межэтническом взаимодействии, обозначает его термином «этнолукизм». Автор подчеркивает, что социально-психологические факторы отношения к этнолукизму традиционно включают этническую идентичность субъекта, этнические стереотипы, опыт межэтнического взаимодействия. В.А. Лабунская в качестве предикторов отношения к этнолукизму рассматривает систему отношений субъекта принятия/отвержения дискриминационного поведения другого человека, обеспокоенность представителей разных этнокультурных групп типом их внешнего облика, сензитивность различных категорий людей к особенностям своего внешнего облика и внешнего облика других людей, оцениваемых по критерию «правильно-неправильно», значимость отдельных элементов в своем внешнем облике и внешнем облике другого человека, значимость другого человека как субъекта оценки внешнего облика. Сквозь призму «субъектной эмпирической модели отношения к этнолукизму», разработанной В. А. Лабунской, В. А. Лабунская, А. А. Бзезян и Д. В. Погонцева [6, 11, 16] проанализировали различия когнитивного компонента отношения (т.н. «appearance»-стереотипов) к представителям разных этнокультурных групп, обозначения внешнего облика которых сконструированы в межличностном общении («славянский», «кавказский», «азиатский»). «Appearance»-стереотипы жителей ЮФО по отношению к субъектам со «славянским» типом этнокультурного внешнего облика более позитивные, а по отношению к субъектам с «кавказским» типом этнокультурного внешнего облика ― более негативные. Этнический «образ мира» является системой персональных конструктов и установок, основанных на ценностях и жизненных смыслах личности. Он отражается, в частности, в системе значений, представленной в речевом поведении индивида. утверждает, что этнический образ мира репрезентирован в народном фольклоре (А.Р. Борова, 2014) [7], в языковых практиках, в системах значений, поддерживаемых в процессах речевого общения, которые формируются в данной этнической культуре (Т.М. Никаева, 2013) [15]. М.В. Рябова [21] отмечает, что этноспецифические категории культуры («кинесический код», «мимический код», «физический облик», «вкусовые привычки», «проявления эмоциональных состояний», «профессиональная деятельность», «взаимоотношения») репрезентированы вербально, например, в пословицах и поговорках, метафорах и т.д.. Следовательно, с нашей точки зрения, способами репрезентации этнического «образа мира» являются метафоры, в частности, метафорические представления о членах иных этнических групп. В зарубежной и отечественной психологии на протяжении десятилетий изучаются речевые и поведенческие практики, связанные с «лейбелированием» иных социальных групп, в политическом дискурсе, межэтническом и повседневном межличностном общении (например, этнические клички). В этих контекстах психологи обращаются к метафорам как к личностным и коллективным ресурсам и способам конструирования: определения, объяснения, осмысления и интерпретации, ― разных социальных субъектов и объектов, процессов и явлений. Направления психологических исследований метафор раскрыты в нашей статье (В.Д. Альперович, 2017) [1]. Мы обнаружили некоторые противоречия в исследованиях метафор как репрезентаций «образа мира» личности. С одной стороны, раскрыты составляющие феноменов «образ мира» и этнический «образ мира», описаны метафорические представления о членах разных социальных групп, в т.ч. политических противниках в данном политическом дискурсе, членах этнических групп, изучаются практики дискриминации по этническом внешнему облику, метафоры людей с разным этнокультурным внешним обликом. С другой стороны, недостаточно изучены метафорические представления о «своих» и «чужих» людях с разным этнокультурным внешним обликом как репрезентации этнического «образа мира».
Программа, методы и процедура исследования
В этой связи, проблемой нашего исследования являются различия метафорических представлений о других людях с разным этнокультурным внешним обликом как репрезентации разных этнических «образов мира». Эти обозначения внешнего облика сконструированы в межличностном общении («славянский», «кавказский», «азиатский»). Цель нашего исследования заключалась в том, чтобы провести сравнительный анализ метафор «своих» и «чужих» людей с разным этнокультурным внешним обликом у представителей данной этнокультурной группы. Предметом нашего исследования выступили метафоры «своих» и «чужих» людей со «славянским», «кавказским» и «азиатским» этнокультурным внешним обликом у лиц со «славянским» этнокультурным внешним обликом. Мы сформулировали гипотезу исследования о том, что метафоры «своих» и «чужих» людей со «славянским» этнокультурным внешним обликом отличаются от метафор «своих» и «чужих» людей с «кавказским» и «азиатским» этнокультурным внешним обликом у лиц со «славянским» этнокультурным внешним обликом. В исследовании применены следующие методы: контент-анализ метафор, корреляционный анализ. Применена авторская методика «Метафоры «своих» и «чужих», Врага и Друга как членов иных этнокультурных групп» (В. Д. Альперович, 2017) [1]. Эмпирическим объектом исследования стали 160 человек в возрасте 19-53 лет (студенты вузов, сотрудники различных предприятий г. Ростова-на-Дону): это жители г. Ростова-на-Дону и Ростовской области, которые при заполнении методики «Метафоры «своих» и «чужих», Врага и Друга как членов иных этнокультурных групп» отметили, что у них «славянский» этнокультурный внешний облик. Достоверность полученных результатов обеспечивалась использованием в исследовании методов математической статистики и стандартного программного пакета для статистической обработки данных IBM SPSS Statistics 20.0. На первом этапе нашего эмпирического исследования мы провели контент-анализ метафор и составили их классификатор. Все группы метафор были ранее представлены в наших статьях (Альперович В.Д., 2017). С помощью классификатора мы определили виды метафор, названные каждым респондентом. Далее был проведен корреляционный анализ метафор «своих» людей со «славянским», «кавказским» и «азиатским» этнокультурным внешним обликом. В таблице 1 представлены результаты корреляционного анализа метафор «своих» людей со «славянским» внешним обликом и «своих» людей с «кавказским» внешним обликом.
Таблица 1
Корреляции метафор «своего» человека со «славянским» этнокультурным внешним обликом и метафор «своего» человека с «кавказским» этнокультурным внешним обликом
Согласно полученным данным, представленным в таблице 1, респонденты отмечают сходство со «своими» людьми, как со «славянским», так и с «кавказским» этнокультурным внешним обликом, воспринимают взаимодействие людей со «славянским» и с «кавказским» этнокультурным внешним обликом как кооперативное. Участники исследования наделяют «своих» людей с этим внешним обликом положительными социально-психологическими характеристиками, выраженными в позитивных антропоморфных, атрибутивных, абстрактных, зооморфных метафорах и метафорах-прецедентных именах. Тем не менее, респонденты метафорически конструируют амбивалентные образы данных партнеров по общению, приписывая «своим» людям не только положительные, но и отрицательные характеристики, выраженные в негативных атрибутивных, зооморфных, и природоморфных метафорах, нейтральных и амбивалентных антропоморфных, зооморфных метафорах и метафорах-прецедентных именах. В таблице 2 представлены результаты корреляционного анализа метафор «своих» людей со «славянским» внешним обликом и «своих» людей с «азиатским» внешним обликом.
Таблица 2
Корреляции метафор «своего» человека со «славянским» этнокультурным внешним обликом и метафор «своего» человека с «азиатским» этнокультурным внешним обликом
Данные, представленные в таблице 2, свидетельствуют в пользу того, что респонденты воспринимают «своих» людей с «кавказским» внешним обликом как более «сходных» с ними, чем «своих» людей с «азиатским» внешним обликом. Участники исследования отмечают различия со «своими» людьми с «азиатским» внешним обликом, приписывают этим партнерам по общению как позитивную роль в их жизни, так и негативную роль, отсутствие роли, предполагают отсутствие взаимодействия в повседневном общении между «своими» людьми со «славянским» и с «азиатским» внешним обликом. Однако респонденты наделяют «своих» людей с «азиатским» внешним обликом положительными социально-психологическими характеристиками, выраженными в позитивных антропоморфных, атрибутивных, абстрактных, зооморфных метафорах и метафорах-прецедентных именах. Образы данных партнеров по общению амбивалентны: «своим» людям с «азиатским» внешним обликом приписываются не только положительные, но и отрицательные характеристики, выраженные в негативных атрибутивных, зооморфных, и природоморфных метафорах, в нейтральных и амбивалентных антропоморфных, зооморфных метафорах и метафорах-прецедентных именах. В таблице 3 представлены результаты корреляционного анализа метафор «своих» людей со «славянским» внешним обликом и «чужих» людей с «кавказским» внешним обликом.
Таблица 3
Корреляции метафор «своего» человека со «славянским» этнокультурным внешним обликом и метафор «чужого» человека с «кавказским» этнокультурным внешним обликом
Согласно данным в таблице 3, респонденты приписывают «чужим» людям с «кавказским» внешним обликом, имеющим статусы «противников», «врагов», отрицательные социально-психологические характеристики, выраженные в негативных антропоморфных, атрибутивных, зооморфных метафорах, негативную роль в общении, предполагают отсутствие сходства с ними. Участники исследования воспринимают амбивалентно образы «чужих» людей с «кавказским» внешним обликом, не имеющих статусы «противников», «врагов», являющихся «незнакомыми», «неизвестными»: они наделяют их положительными характеристиками, описывая их посредством нейтральных и амбивалентных антропоморфных, зооморфных метафор и метафор-прецедентных имен, позитивных природоморфных метафор. Результаты корреляционного анализа (см. таблицы 1-3) позволяют сделать вывод о том, что метафоры данного вида в образах «своих» со «славянским» внешним обликом связаны с метафорами аналогичного вида в образах «своих» людей с «кавказским» и с «азиатским» внешним обликом. Это свидетельствует в пользу сходства структур образов «своих» людей с разным этнокультурным внешним обликом в восприятии респондентов в данной выборке, их опосредованности одними и теми же критериями категоризации окружающих людей в континууме «свой»-«чужой». В таблице 4 представлены результаты корреляционного анализа метафор «своих» людей со «славянским» внешним обликом и «чужих» людей с «азиатским» внешним обликом.
Таблица 4
Корреляции метафор «своего» человека со «славянским» этнокультурным внешним обликом и метафор «чужого» человека с «азиатским» этнокультурным внешним обликом
Согласно полученным данным, представленным в таблице 4, респонденты приписывают «чужим» людям с «азиатским» внешним обликом, имеющим статусы «противников», «врагов», отрицательные социально-психологические характеристики, выраженные в негативных атрибутивных, зооморфных, природоморфных метафорах и метафорах-прецедентных именах, предполагают отсутствие сходства с ними. Участники исследования воспринимают амбивалентно образы «чужих» людей с «азиатским» внешним обликом, не имеющих статусы «противников», «врагов», являющихся «незнакомыми», «неизвестными»: они наделяют их не только отрицательными, но и положительными характеристиками, описывая их посредством нейтральных и амбивалентных антропоморфных, атрибутивных метафор и метафор-прецедентных имен. Респонденты воспринимают роль «чужих» людей с «азиатским» внешним обликом в их жизни как позитивную или предполагают, что эти партнеры по общению не играют роли в их жизни. Отметим, что интерес представляет употребление респондентами артефактных метафор для описания образов «чужих» людей. Эти метафоры, т.е. сравнение партнеров по общению с предметами, сделанными людьми, с одной стороны, отражают рациональное восприятие взаимодействия с ними как управляемого, с другой стороны, их «овеществление», психологическое дистанцирование от них. Следует оговориться, что никто из респондентов не сравнивает «своих» и «чужих» людей со «славянским» этнокультурным внешним обликом с пищевыми продуктами и оружием. Наоборот, большинство респондентов стереотипно сравнивают «своих» и «чужих» людей с «кавказским» и «азиатским» внешним обликом с блюдами из кухонь этих этнокультурных групп («харчо», «шашлык», «фунчоза», «суши»), «своих» людей со «славянским» внешним обликом ― с положительными персонажами из русских сказок («Иван-царевич», «Василиса Прекрасная»), а «врагов» с «кавказским» и с «азиатским» внешним обликом ― с холодным оружием, имеющим символическое значение («кинжал», «катана»), и с отрицательными персонажами (например, «Соловей-разбойник»). В этой связи, далее был проведен корреляционный анализ артефактных метафор «чужих» людей с разным этнокультурным внешним обликом. В таблице 5 представлены результаты корреляционного анализа артефактных метафор «чужих» людей со «славянским» внешним обликом и «чужих» людей с «кавказским» и «азиатским» внешним обликом. Таблица 5
Корреляции артефактных метафор «своего» человека со «славянским» этнокультурным внешним обликом и метафор «чужого» человека с «кавказским» и «азиатским» этнокультурным внешним обликом
Согласно полученным данным (см. таблицу 5), позитивные артефактные метафоры в образах «чужих» людей с разным этнокультурным внешним обликом взаимосвязаны. Также взаимосвязаны нейтральные и амбивалентные артефактные метафоры в образах данных партнеров по общению. Кроме того, амбивалентные артефактные метафоры «чужих» людей со «славянским» внешним обликом положительно коррелируют с негативными артефактными метафорами «чужих» людей с «кавказским» внешним обликом. Насколько позитивны / негативны / амбивалентны артефактные метафоры в образах «чужих» людей с «кавказским» внешним обликом, настолько же они позитивны / негативны / амбивалентны в образах «чужих» людей с «азиатским» внешним обликом. Негативные артефактные метафоры «чужих» людей и «врагов» со «славянским» внешним обликом не коррелируют с артефактными метафорами «чужих» людей и «врагов» с «кавказским» и «азиатским» внешним обликом. Это может свидетельствовать о том, что в восприятии субъекта метафорические негативные представления о «чужих» людях с аналогичным этнокультурным внешним обликом отличаются от негативных метафорических представлений о «чужих» людях с иным этнокультурным внешним обликом. В отличие от образов «своих» людей с разным этнокультурным внешним обликом, образы «чужих» людей с разным этнокультурным внешним обликом, могут структурно различаться.
Обсуждение результатов исследования и выводы
Результаты исследования позволяют сделать следующие выводы. 1. Образы «чужих» людей и «врагов» с «азиатским» внешним обликом представлены метафорически как более позитивные, чем образы «чужих» людей и «врагов» с «кавказским» внешним обликом; «чужим» людям с «азиатским» внешним обликом приписывается не только отрицательная, но и положительная роль в общении. 2. «Свои» люди и «друзья» с «азиатским» внешним обликом в меньшей степени наделены положительными характеристиками, чем «свои» люди и «друзья» с «кавказским» внешним обликом. «Своим» людям и «друзьям» с «азиатским» внешним обликом приписывается как позитивная, так и негативная роль в общении, отсутствие роли в общении, вплоть до отсутствия взаимодействия в повседневном общении между «своими» людьми со «славянским» и с «азиатским» внешним обликом. 3. Отмечено сходство со «своими» людьми, как со «славянским», так и с «кавказским» этнокультурным внешним обликом; взаимодействие людей со «славянским» и с «кавказским» этнокультурным внешним обликом респондентами в данной выборке воспринимается как кооперативное. 4. Респонденты воспринимают «своих» людей с «кавказским» внешним обликом как имеющих большее сходство с ними, чем «своих» людей с «азиатским» внешним обликом: участники исследования отмечают различия со «своими» людьми с «азиатским» внешним обликом. 5. «Свои» и «чужие» люди со «славянским» внешним обликом не сравниваются с блюдами национальной кухни и холодным оружием, в отличие от «своих» и «чужих» людей с «кавказским» и с «азиатским» внешним обликом. 6. Насколько позитивны / негативны / амбивалентны артефактные метафоры в образах «чужих» людей с «кавказским» внешним обликом, настолько же они позитивны / негативны / амбивалентны в образах «чужих» людей с «азиатским» внешним обликом. 7. Негативные социально-психологические характеристики в метафорических представлениях о «чужих» людях с аналогичным этнокультурным внешним обликом отличаются от характеристик в метафорических представлениях о «чужих» людях с иным этнокультурным внешним обликом. 8. Метафоры данного вида в образах «своих» со «славянским» внешним обликом связаны с метафорами аналогичного вида в образах «своих» людей с «кавказским» и с «азиатским» внешним обликом. Полученные данные можно интерпретировать следующим образом. В восприятии респондентов в данной выборке образы «своих» людей с разным этнокультурным внешним обликом могут иметь сходную структуру, быть опосредствованными одними и теми же критериями категоризации окружающих людей в континууме «свой»-«чужой». Если субъект стремится психологически дистанцироваться от «чужих» людей и «врагов» с аналогичным этнокультурным внешним обликом, то он так же стремится психологически дистанцироваться от «чужих» людей и «врагов» с иным этнокультурным внешним обликом. Однако участники исследования воспринимают «своих» людей с «кавказским» внешним обликом как партнеров по общению, находящихся на меньшей психологической дистанции, чем «своих» людей с «азиатским» внешним обликом. В отличие от образов «своих» людей с разным этнокультурным внешним обликом, образы «чужих» людей с разным этнокультурным внешним обликом могут структурно различаться. Представители разных этнокультурных групп воспринимаются стереотипно: участники исследования сравнивают «своих» и «чужих» людей с иным, «кавказским» и «азиатским», внешним обликом с блюдами национальных кухонь и холодным оружием, а других людей со «славянским», аналогичным собственному, внешним обликом ― с персонажами из русских сказок. Это говорит о воздействии этнокультурных кодов на представления о других людях из разных этнокультурных групп. Таким образом, результаты проведенного исследования свидетельствуют в пользу выдвинутой гипотезы и иллюстрируют теоретические положения об этноспецифических аспектах «образов мира» личности и группы.
References
1. Al'perovich V.D. Metafory «svoikh» i «chuzhikh» lyudei s raznym etnokul'turnym vneshnim oblikom v svyazi so stratifikatsionnymi kharakteristikami vzrosloi lichnosti // Psikholog. 2017. № 3. S.88-104. DOI: 10.25136/2409-8701.2017.3.22570. [Elektronnyi resurs] URL: https://elibrary.ru/item.asp?id=29424201
2. Bazarova D.R. Obraz mira sovremennoi molodezhi i ego strukturno-soderzhatel'nye kharakteristiki (na primere Baikal'skogo regiona) // Vestnik Buryatskogo gosudarstvennogo universiteta. 2011. № 5. S. 27-30. 3. Baksanskii O.E., Kucher E.N. Kognitivnyi obraz mira. M.: Kanon+, 2010. 224 s. 4. Belousova A.K., Mochalova Yu.A. Osobennosti obraza mira i tsennostnykh orientatsii u predstavitelei razlichnykh etnicheskikh grupp // Izvestiya Yuzhnogo federal'nogo universiteta. Pedagogicheskie nauki. 2013. № 1. S. 99-106. 5. Bzezyan A.A. Osobennosti predstavlenii russkikh predprinimatelei o partnerakh po malomu biznesu, prinadlezhashchikh k «svoei» i «chuzhoi» etnicheskoi gruppe // Severo-Kavkazskii psikhologicheskii vestnik. 2011. T. 9. № 3. S. 10-14. 6. Bzezyan A.A. Osobennosti etnicheskoi identichnosti kak prediktor prinyatiya diskriminatsionnogo otnosheniya k etnokul'turnym gruppam // Natsional'naya bezopasnost' / nota bene. 2014. № 3. S. 454-464. 7. Borova A.R. Iskhodnye formy russko-kavkazskogo kul'turnogo vzaimodeistviya. K probleme formirovaniya etiko-etnicheskikh dominant adygskogo obraza mira // Vestnik Severo-Osetinskogo gosudarstvennogo universiteta imeni Kosta Levanovicha Khetagurova. 2014. № 3. S. 200-205. 8. Gazizova Yu.S., Demchenko O.Yu., Shnaider N.V. Spetsifika issledovaniya obraza mira v psikhologicheskoi nauke // Problemy sovremennogo pedagogicheskogo obrazovaniya. 2016. № 53-6. S. 356-365. 9. Grishenina Yu.A. Etnicheskie osobennosti sistemy smyslov kak komponenta obraza mira rossiiskikh, indiiskikh i afrikanskikh studentov // Izvestiya Rossiiskogo gosudarstvennogo pedagogicheskogo universiteta im. A.I. Gertsena. 2009. № 91. S. 22-26. 10. Kuzin T.S. Obraz mira predstavitelei etnicheskoi obshchnosti kak ob''ekt vozdeistviya sredstv massovoi informatsii // Yuridicheskaya psikhologiya. 2015. № 4. S. 22-25. 11. Labunskaya V.A. Teoretiko-empiricheskie podkhody k issledovaniyu otnosheniya k etnolukizmu // Sotsial'naya psikhologiya i obshchestvo. 2016. T. 7. № 4. S. 19-33. doi: 10.17759/sps.2016070402 12. Lyu A.V. Predstavleniya o meste muzhchiny i zhenshchiny v obraze «svoego» mira lyudei, prinadlezhashchikh k raznym etnicheskim kul'turam (na primere Rossii i Yuzhnoi Korei) // Vestnik Pyatigorskogo gosudarstvennogo lingvisticheskogo universiteta. 2010. № 4. S. 307-311. 13. Mochalova Yu.A. Osobennosti obraza mira u predstavitelei razlichnykh etnicheskikh grupp // Chelovek v mire. Mir v cheloveke: aktual'nye problemy filosofii, sotsiologii, politologii i psikhologii: materialy XII Mezhdunarodnoi nauchno-prakticheskoi konferentsii molodykh uchenykh / Redkollegiya: A.Yu. Vnutskikh, A.Yu. Bergfel'd, E.V. Levchenko, S.A. Shchebetenko, A.G. Antip'ev, O.K. Yakovleva i dr. Perm': Izd-vo Permskogo gosudarstvennogo natsional'nogo issledovatel'skogo universiteta, 2010. S. 296-301. 14. Mustafina L.Sh. Dinamika sotsial'nykh predstavlenii o sovesti kak indikator nravstvenno-psikhologicheskogo sostoyaniya sovremennoi molodezhi // Vestnik Kostromskogo gosudarstvennogo universiteta. Seriya: Pedagogika. Psikhologiya. Sotsiokinetika. 2015. T. 21. № 1. S. 50-52. 15. Nikaeva T.M. Etnicheskie stereotipy v obraze mira russkikh, yakutov, evenkov i evenov // Vestnik Severo-Vostochnogo federal'nogo universiteta im. M.K. Ammosova. 2013. T. 10. № 3. S. 75-81. 16. Pogontseva D.V. K voprosu o diskriminatsii yunoshei i devushek so slavyanskim, kavkazskim i aziatskim oblikom // Zdravookhranenie, obrazovanie i bezopasnost'. 2016. № 2 (6). S. 36-40. 17. Pokoyakova K.A. Reprezentatsiya obraza zhenshchiny v etnicheskoi kartine mira // Novaya nauka: istoriya stanovleniya, sovremennoe sostoyanie, perspektivy razvitiya: sb. st. mezhdunarodnoi nauchno-prakticheskoi konferentsii. 2017. S. 105-107. 18. Pyzhova O.V. Obydennoe soznanie kak sfera funktsionirovaniya etnicheskogo obraza mira v kul'ture sotsiuma // Istoricheskie, filosofskie, politicheskie i yuridicheskie nauki, kul'turologiya i iskusstvovedenie. Voprosy teorii i praktiki. 2011. № 3 (9): v 3-kh ch. Ch. III. C. 136-139. 19. Pyzhova O.V. Filosofsko-kul'turologicheskie aspekty etnicheskogo obraza mira // Nauchnye vedomosti Belgorodskogo gosudarstvennogo universiteta. Ser. Filosofiya. Sotsiologiya. Pravo. 2010. Vyp. 14. № 20 (91). S. 276-282. 20. Romanov A.A., Anisimova O.A. Krosskul'turnyi analiz obraza mira u sovremennykh studentov // Molodezh' i nauka: aktual'nye problemy pedagogiki i psikhologii. 2016. № 1. S. 154-157. 21. Ryabova M.V. Etnicheskie obrazy mira v protsesse khudozhestvennogo perevoda // Al'manakh sovremennoi nauki i obrazovaniya. 2013. № 10 (77). S. 154-156. 22. Serkin V.P. Professional'naya spetsifika obraza mira i obraza zhizni // Psikhologicheskii zhurnal. 2012. T. 33. № 4. S. 78-90. 23. Sirotkina T.A. Obraz cheloveka etnicheskogo v regional'noi kartine mira // Vestnik Chuvashskogo universiteta. 2011. № 4. S. 284-286. 24. Stepashkina V.A. Sootnoshenie kontseptov «mental'naya reprezentatsiya» i «obraz mira» v psikhologii // Obshchestvo: sotsiologiya, psikhologiya, pedagogika. 2016. № 12. S. 86-88. 25. Tushnova Yu.A. Obraz sem'i v sisteme obraza mira yunoshei russkoi i armyanskoi etnicheskikh grupp // Ekonomicheskie, pravovye, sotsial'no-politicheskie i psikhologicheskie problemy razvitiya sovremennogo obshchestva. Materialy II mezhvuzovskoi nauchno-prakticheskoi konferentsii nauchno-pedagogicheskikh rabotnikov, aspirantov, prakticheskikh rabotnikov. 2016. S. 75-81. 26. Lavanco G., Novara C., Romano F., di Giovanni E. Cohabiting in multiethnic community: forms, representations and images of the diversity // World Academy of Science, Engineering and Technology, 2009, volume 40, pp. 417-419. 27. Salazar N.B. Imaged or imagined? Cultural representations and the «tourismification» of peoples and places // Cahiers d'Etudes Africaines, 2009, volume 49, issue 1-2, pp. 49-71. |